Пустой Трон (ЛП)

Я улыбнулся в ответ - мой отец отдал мне ферму к северу от Сиренсестра, сказав, что я должен научиться вести хозяйство. "Нужно знать столько же об урожае, пастбище и скоте, сколько и управляющий, - проворчал мне отец, - в противном случае этот ублюдок будет обманывать тебя, как слепца". Он был доволен тем числом дней, что я провел на ферме, хотя, признаюсь, об урожае, пастбищах или скоте, я не узнал почти ничего, но многое узнал о молодой вдове, которой отдал самый большой дом на ферме.

- Сейчас в Уитшеф, - подтвердил я и направил Чуткого вниз по улице. А завтра, подумал я, отправлюсь к вдовушке.

Вывеска в таверне представляла собой великолепно вырезанный из дерева сноп пшеницы, и я проехал под ним в мокрый двор и позволил слуге взять лошадь. Отец Фраомар был прав. Лорд Этельред имел законное право забрать всё, что принадлежало его жене, потому что ей не принадлежало ничего, что не принадлежало бы ему, но всё же действия Эрдвульфа удивили меня. Этельред и Этельфлед в течение многих лет находились в состоянии войны, хотя то была война без битв. Он обладал в Мерсии законной властью, а она - любовью мерсийцев. Он легко мог бы арестовать и поместить жену под стражу, но ее брат был королем Уэссекса, а Мерсия выжила лишь потому, что западные саксы приходили на помощь всякий раз, когда враги давили слишком сильно. И потому муж и жена ненавидели друг друга, терпели друг друга и делали вид, что никакой вражды не существует, и именно поэтому Этельфлед так заботилась о том, чтобы нести знамя мужа.

Я мечтал отыграться на Эрдвульфе, ныряя в дверь таверны. Мечтал выпотрошить его или обезглавить, или слушать мольбы о пощаде, пока я держу Воронов Клюв у его глотки. Ублюдок, думал я, хныкающий, напыщенный, высокомерный ублюдок с сальными волосами.

- Эрслинг, - грубый голос окликнул меня со стороны очага "Снопа пшеницы". - Что за паскудный демон привел тебя сюда, чтобы испортить мне день?

Я посмотрел. И вытаращил глаза. Потому что на меня глядел последний человек, которого я ожидал увидеть в оплоте Этельреда в Глевекестре.

- Ну что же ты, эрслинг? - требовательно спросил он, - что ты здесь делаешь?

Это был мой отец.

Часть первая: Умирающий лорд

Глава первая

Мой сын выглядел усталым и злым. Он весь промок, был заляпан грязью, его волосы походили на влажную копну соломы после порядочной случки, а сапог порезан. Кожа покрылась бурыми пятнами в том месте, где ее пробил клинок, но он не хромал, так что я мог о нем не беспокоиться, разве что уставился он на меня как слабоумный.

- Да не глазей ты на меня, придурок, - прикрикнул я на него, - купи мне эля. И скажи девчонке, чтобы нацедила его из черного бочонка. Ситрик, рад тебя видеть.

- Я тоже, рад тебя видеть, господин, - ответил Ситрик.

- Отец! - воскликнул сын, всё еще глазея на меня.

- А за кого ты меня принял? - спросил я. - За святого духа? - я освободил место на скамье. - Сядь рядом, - попросил я Ситрика, - и расскажи новости. Перестань глазеть на меня, - велел я Утреду, - и заставь одну из девчонок принести нам эля. Из черного бочонка!

- Почему из черного, господин? - спросил Ситрик, усевшись.

- Пиво сварено из нашего ячменя, - пояснил я, - хозяин таверны приберегает его для тех, к кому расположен.

Я прислонился к стене. Мне было трудно было наклоняться вперед, боль тревожила меня, даже когда я сидел прямо, было больно дышать. Все болело, но всё же я чудом остался в живых. Кнут Длинный Меч едва не прикончил меня своим клинком, Ледяной Злобой, и меня едва ли утешал тот факт, что Вздох Змея перерезал ему глотку в то самое мгновение, когда его меч сломал мне ребро и пронзил легкое.

- Иисусе, - обратился ко мне Финан, - да вся трава была скользкой от крови. Выглядело это как забой свиней на Самайн.

Но трава была скользкой от крови Кнута, Кнут был мертв, а его армия разбита. Датчан отбросили из большей части Северной Мерсии, и саксы благодарили за освобождение своего пригвожденного бога. Некоторые из них, несомненно, молили бога избавить их и от меня, но я выжил. Они были христианами, в отличие от меня, хотя пошли слухи о том, что меня спас христианский священник. Этельфлед в своей повозке отвезла меня в свой дом в Сирренсестре, и священник, известный знахарь и костоправ, ухаживал за мной. Этельфлед сказала, что он вставил мне меж ребер тростинку, и из раны вырвался зловонный дух.

- Оттуда пошел воздух, - сказала она мне, - и поднялась вонь, как из выгребной ямы.

- Это дьявол его покидает, - пояснил священник, а, может, это сказала она, а потом он замазал рану коровьим навозом.

Дерьмо подсохло, образовав корку, и священник сказал, что оно не даст дьяволу вновь пробраться внутрь. Неужели это правда? Не знаю. Я знаю лишь, что прошло много недель, полных боли, недель, когда я ожидал смерти, и что спустя некоторое время, в новом году, я сумел с трудом подняться на ноги. Теперь, почти два месяца спустя, я мог сидеть верхом и проехать с милю или больше, хотя и не обрел свою прежнюю силу: мне еще тяжело было держать в руке Вздох Змея. И боль никуда не отступала, иногда мучительная, иногда терпимая, и весь день, каждый день, из раны выходил грязный зловонный гной. Христианский чародей, наверное, запечатал рану прежде, чем вышло всё зло, и временами я думал, что сделал он это нарочно, ведь христиане меня ненавидят, по крайней мере, большинство. Они улыбаются и распевают свои псалмы, но только заикнись, что веруешь в другого бога, как сразу же брызгами полетит слюна и злоба. Так что большую часть дней я чувствовал себя старым, немощным и бесполезным, а в некоторые дни не был даже уверен, что хочу жить.

- Как ты добрался сюда, господин? - спросил меня Ситрик.

- А ты как думаешь? Верхом, конечно же.

Это было не совсем правдой. От Сирренсестра до Глевекестра было недалеко, так что часть пути я проехал верхом, но в нескольких милях от города взобрался в повозку и прилег на соломенное ложе. Господи, до чего же больно было карабкаться в повозку. Потом я позволил отвезти себя в город, и когда Эрдвульф меня увидел, я застонал и притворился слишком слабым, чтобы его признать. Прилизанный ублюдок ехал рядом с повозкой, сладкоречиво плетя ложь.

- Для меня большая печаль видеть тебя в таком положении, лорд Утред, - сказал он, а на самом деле это значило, что он рад видеть меня немощным и, возможно, умирающим. - Ты пример для подражания всем нам! - заявил он, очень медленно и громко произнося слова, словно я был слабоумным. Вместо ответа я лишь застонал. - Мы никогда бы не подумали, что ты прибудешь, - продолжил он, - но вот ты здесь.

Ублюдок.

Витан назначили на день Святого Кутберта. Вызов на него был скреплен печатью Этельреда с изображением лошади и требовал присутствия в Глевекестре всех значительных людей Мерсии - олдерменов и епископов, аббатов и танов. Вызов гласил, что людей этих созвали, чтобы помочь советом лорду Мерсийскому, но слухи утверждали, что лорд Мерсийский превратился в безумного калеку, пускавшего струйки мочи между ног, и, скорее всего, витан созвали, чтобы утвердить какую-то гнусную затею, задуманную Эрдвульфом. Я не ожидал вызова, но к моему удивлению гонец принес мне увесистый пергамент с большой печатью Этельреда. Зачем я ему там понадобился? Я был главной опорой его жены, и всё же он пригласил меня. Больше не пригласили ни одного знатного человека, поддерживавшего Этельфлед, но призвали меня. Почему?

- Он хочет убить тебя, господин, - предположил Финан.

- Я и так почти мертвец. Зачем ему марать руки?

- Ему нужно твое присутствие, - медленно произнес Финан, - потому что они собираются облить дерьмом Этельфлед, и если ты там будешь, то не смогут утверждать, что никто не высказался в ее защиту.

Мне это показалось неубедительным, но ничего другого я придумать не мог.

- Возможно.

- И они знают, что ты не до конца оправился. Ты не доставишь им неприятностей.

- Возможно, - повторил я. Было ясно, что витан созвали, чтобы определить будущее Мерсии, и так же очевидно, что Этельред сделает всё возможное, дабы убедиться, что отдаленная им жена не будет играть никакой роли в этом будущем, так зачем же приглашать меня? Я мог высказаться в ее защиту, они знали это, но знали также и то, что я был ослаблен раной. Так служило ли мое присутствие доказательством, что все мнения озвучены? Мне казалось это странным, но если они надеялись на мою слабость, чтобы убедиться, что мои советы проигнорируют, тогда я хотел, чтобы они утвердились в подобном мнении, вот почему приложил столько усилий, чтобы показать свою немощь перед Эрдвульфом. Пусть ублюдок считает меня беспомощным.

Каковым я почти и был. Разве что я выжил.

Сын принес эль и подвинул стул, сев рядом со мной. Он беспокоился за меня, но я отмахнулся от его вопросов и задал свои. Он поведал мне о битве с Хаки и пожаловался, что Эрдвульф присвоил себе рабов и добычу.

- Как я мог остановить его? - посетовал он.

- От тебя и не требовалось его останавливать, - ответил я и, когда он удивленно на меня взглянул, пояснил: - Этельфлед знала, что должно было произойти. Иначе зачем было посылать тебя в Глевекестр?

- Ей нужны деньги!

- Поддержка Мерсии ей нужна больше, - возразил я, но он всё еще глазел на меня озадаченно. - Послав тебя сюда, - продолжил я, - она показывает, что сражается. Если бы ей действительно нужны были деньги, она отправила бы рабов в Лунден.

- Так значит, она считает, что горстка рабов и две нагруженные ржавыми кольчугами повозки произведут впечатление на витан?

- Ты видел кого-нибудь из людей Этельреда в Честере?

- Конечно, нет.

- А какова главная обязанность правителя?

Он задумался на одно мгновение.

- Защищать свои земли?

- Так что если Мерсии придется искать себе нового правителя? - спросил я.

- Им потребуется человек, - медленно сказал он, - который может сражаться.

- Человек, способный сражаться, - подтвердил я, - вести за собой и воодушевлять.

- Ты? - предположил он.

Я едва не ударил его за глупость, но ведь он уже не ребенок.

- Не я, - ответил я взамен.

Раздумывая, мой сын ухмыльнулся. Он знал нужный мне ответ, но упрямо не желал произнести его.

- Эрдвульф? - предположил он. Я промолчал, а он еще немного подумал. - Он сражался с валлийцами, - продолжил он, - говорят, что он неплох.

- Он сражался с голозадыми угонщиками скота, - презрительно фыркнул я, - только и всего. Когда в последний раз войско валлийцев вторгалось в Мерсию? И вообще, Эрдвульф не принадлежит к знати.

- Но если он не может возглавить Мерсию, - медленно протянул мой сын, - то кто же сможет?

- Ты знаешь, кто сможет, - ответил я, и когда он всё равно отказался произнести ее имя, это сделал я. - Этельфлед.

- Этельфлед, - повторил он и лишь покачал головой. Я знал, что он относится к ней настороженно и, возможно, даже побаивается, знал, что она его презирает, как и собственную дочь. В этом она была похожа на отца - ей не нравились легкомысленные и беспечные люди, она ценила тех, кто смотрел на жизнь, как на суровый долг. Она терпела меня, потому что знала - в битве я так же серьезен и суров, как и любой из ее мрачных священников.

- Почему бы не Этельфлед? - спросил я.

- Потому что она женщина, - ответил он.

- И что с того?

- Она женщина!

- Это я знаю, я видел её сиськи.

- Витан никогда не выберет правителем женщину, - решительно заявил он.

- Так и есть, - поддержал Ситрик.

- А кого еще они могут выбрать? - спросил я.

- Ее брата? - высказал догадку мой сын, и возможно, был прав. Эдуард, король Уэссекса, желал трона Мерсии, но не хотел просто его забрать. Он желал получить приглашение. Может, именно на это и решил согласиться витан? Я не мог придумать другой причины, ради которой созвали всю знать и высшее духовенство. Разумно было выбрать наследника Этельреда сейчас, не дожидаясь его смерти, чтобы избежать распрей и даже открытой войны, что обычно следует за смертью правителя. И я был уверен, что сам Этельред жаждал удостовериться в том, что его жена не унаследует власть.

Он скорее позволит бешеным псам отгрызть себе яйца, чем допустит такое. Так кто же станет наследником? Точно не Эрдвульф, в этом я был уверен. Он был способным человеком, в достаточной мере храбрым, отнюдь не глупцом, но витану требовался человек знатного происхождения, а Эрдвульф был хоть и не подлого рода, но всё же не олдерменом. Как и не было среди олдерменов Мерсии никого, кто бы на целую голову выделялся среди прочих, разве что за исключением Этельфрита, правившего большей частью земель к северу от Лундена. После Этельреда богатейшим среди знати Мерсии был именно Этельфрит, но он держался в стороне от Глевекестра с его распрями, вступив в союз с западными саксами, и насколько я знал, даже не потрудился прибыть на витан. И, возможно, решение витана не имело значения, потому что, в конечном счете, именно западные саксы решат, кто или что будет лучше для Мерсии.

По крайней мере, так я думал.

А думать мне стоило получше.

Витан начался. Конечно же, он начался с томительной службы в церкви Святого Освальда, являвшейся частью построенного Этельредом аббатства. Я прибыл на костылях, в которых не нуждался, но намеревался выглядеть намного хуже, чем на самом деле себя чувствовал. Аббат Риксиг льстиво приветствовал меня, даже попытался склониться в поклоне, что не выглядело легкой задачей, учитывая его брюхо, как у беременной свиньи.

- Прискорбно видеть тебя в столь болезненном состоянии, лорд Утред, - сказал он, имея в виду, что запрыгал бы от радости, если бы только не был таким жирдяем. - Благослови тебя Господь, - добавил он, перекрестив меня пухлой рукой, в душе тайно молясь, чтобы его бог поразил меня молнией. Я отблагодарил его так же неискренне, как и он меня благословил, и уселся на каменную скамью в задних рядах церкви, прислонившись к стене, а с боков меня поддерживали Финан и Осферт.

Риксиг переступал с ноги на ногу, словно утка, приветствуя прибывавших, я услышал лязг брошенного снаружи оружия. Я оставил там сына и Ситрика, чтобы убедиться, что ни один ублюдок не посягнет на мой Вздох Змея. Я прислонил голову к стене и попытался определить стоимость серебряных подсвечников, стоявших с обеих сторон алтаря. Они были внушительного размера, увесистые, как боевые топоры, по ним стекал ароматный воск, свет дюжины свечей отражался от серебряных реликвий и разложенных на алтаре золотых чаш.

Христианская церковь умна. Когда лорд богатеет, он строит церковь или монастырь. Этельфлед настояла на строительстве церкви в Честере даже прежде, чем начала осматривать стены и углублять ров. Я сказал ей, что это пустая трата денег и она лишь создаст место, где будут жиреть люди, подобные Риксигу, но она всё равно настояла на своем. Сотни людей, кормящихся с церквей, аббатств и монастырей, построенных лордами, ничего не делают, только жрут, пьют и бормочут время от времени молитвы. Монахи, конечно же, работают. Они вспахивают поля, пропалывают сорняки, колют дрова, таскают воду и переписывают манускрипты только ради того, чтобы главные церковники жили не хуже знати. Ловкая система - заставить других оплачивать твою роскошь. Я издал приглушенный рёв.

- Церемония скоро закончится, - участливо сказал Финан, подумав, что мое ворчание вызвано болью.

- Попросить медовухи, господин? - спросил меня обеспокоенный Осферт. Он был одним из бастардов короля Альфреда и самым порядочным человеком, когда-либо жившим на этой земле. Я всегда гадал, каким королем стал бы Осферт, если бы родился от законной жены, а не от какой-то перепуганной служанки, задравшей юбку перед королевскими причиндалами. Из него вышел бы прекрасный король, справедливый, мудрый и честный, но Осферт был навсегда заклеймен низким рождением. Его отец пытался сделать из него священника, но сын упрямо выбрал путь воина, и мне посчастливилось иметь его в числе своих друзей.

Я закрыл глаза. Монахи распевали, а один из колдунов размахивал цепью с чашей из металла на конце, распространяя дымок по всей церкви. Я чихнул, и меня пронзила боль, затем у дверей послышалась неожиданная суматоха, и я подумал, что, должно быть, прибыл Этельред, но когда приоткрыл один глаз, то увидел, что это был епископ Вульфхед с кучкой вилявших у его ног хвостами священников.

- Если где-либо затевается недоброе, - сказал я, - то ищи там этого ублюдочного любителя сисек.

- Не так громко, господин, - пристыдил меня Осферт.

- Любитель сисек? - спросил Финан.

Я кивнул в ответ.

- Так мне сказали в "Снопе пшеницы".

- О, нет! Нет! - вымолвил потрясенный Осферт. - Это не может быть правдой. Он женат!

Я рассмеялся и вновь закрыл глаза.

- Тебе не следует так говорить, - сказал я Осферту.

- Почему, господин? Это всего лишь пустые сплетни! Епископ женат.

- Тебе не стоит так говорить, - объяснил я, - потому что мне ужасно больно смеяться.

Вульфхед был епископом Херефорда, но проводил большую часть времени в Глевекестре, потому что именно там находилась обширная казна Этельреда. Вульфхед ненавидел меня и сжег мои амбары в Фагранфорде, попытавшись изгнать меня из Мерсии. Он был не из числа жирных священников, напротив, тощ как острие клинка, с суровым лицом, на коем изобразил улыбку, когда заметил меня.

- Мой дорогой лорд Утред, - приветствовал он меня.

- Вульфхед, - неприветливо отозвался я.

- Мне доставляет удовольствие видеть тебя в церкви, - сказал он.

- Но только не вид вот этого, - сплюнул один из сопровождавших его священников, и открыв глаза, я заметил, что он указывает на молот, что я носил на шее. Амулет Тора.

- Осторожней, священник, - предупредил я его, хотя и был слишком слаб, чтобы ответить на его наглость.

- Отец Пенда, - предложил Вульфхед, - давай помолимся, чтобы Господь убедил лорда Утреда выбросить свои языческие погремушки. Господь внемлет нашим молитвам, - обратился он ко мне.

- Неужели?