Третья

Она вспомнила свой последний разговор с Эркюлем Пуаро, его настойчивое предупреждение. Чушь! Почему бы ей и не принять активное участие в решении этой загадки, к которой она имеет такое же отношение, как и Пуаро? Он пусть сидит в кресле, складывает кончики пальцев и запускает на полную мощность серые клеточки мозга, пока его тело наслаждается комфортом в четырех стенах. Но Ариадне Оливер это не подходит. Она громко и категорически объявила, что возьмется за дело сама. Узнает побольше про эту таинственную девочку. Где сейчас Норма Рестарик? Чем занимается? Что еще она, Ариадна Оливер, может выяснить про нее?

Миссис Оливер рыскала по квартире, погружаясь во все большее уныние. Что предпринять? Решить было не так просто. Отправиться куда-нибудь и порасспрашивать? В Лонг-Бейсинг? Но Пуаро уже побывал там и, надо думать, узнал все, что можно было там узнать. Да и под каким предлогом удалось бы ей получить доступ в дом сэра Родрика Хорсфилда?

Или еще раз навестить Бородин-Меншенс? Вдруг там удастся раскопать еще что-то? Для такого визита необходимо придумать какой-то повод. Но вот какой? С другой стороны, только там еще есть надежда узнать что-то новое. Который час? Десять утра. А почему бы и нет?..

По дороге она состряпала повод. Не слишком оригинальный. По правде говоря, миссис Оливер предпочла бы что-нибудь поэкзотичнее, но, пожалуй, благоразумно решила она, даже лучше не выходить из границ правдоподобия и будничности. Она добралась до величественных, хотя и угрюмых корпусов Бородин-Меншенс и медленно обошла двор, внимательно оглядываясь.

Швейцар беседовал с водителем мебельного фургона. Молочник, толкая перед собой тележку с бутылками, остановился перед грузовым лифтом возле миссис Оливер. Он позвякивал бутылками и бодро насвистывал, а миссис Оливер рассеянно смотрела на мебельный фургон.

– Номер семьдесят шестой съезжает, – объяснил молочник, ошибочно решив, что миссис Оливер интересует фургон, и, ухватив ящик с бутылками, перенес его в лифт. – Хотя она, так сказать, уже съехала, – добавил он, вновь направляясь к тележке. Это был веселый молочник. Он ткнул большим пальцем вверх. – Выбросилась из окна – с седьмого этажа – всего неделю назад. В пять утра. Время какое смешное выбрала.

Миссис Оливер ничего смешного тут не нашла.

– Но почему?

– Почему бросилась? Никто не знает. Нарушение психического равновесия или что-то такое.

– Она была… молодой?

– Не-а. Грымза старая. Пятьдесят, не меньше.

Двое грузчиков засовывали в фургон комод красного дерева. Он накренился, два ящика вывалились на землю. Листок бумаги спланировал в сторону миссис Оливер, и она поймала его на лету.

– Эй, Чарли, смотри не переломай всего! – назидательно сказал веселый молочник и скрылся в лифте со своими бутылками.

Грузчики сердито пререкались. Миссис Оливер протянула им листок, но они только отмахнулись.

Миссис Оливер решилась, вошла в подъезд и через минуту уже стояла перед дверью с номером 67. Изнутри донесся металлический звук, и секунду спустя дверь открыла пожилая женщина со шваброй в руке, явно занимавшаяся уборкой квартиры.

– О! – сказала миссис Оливер, употребив свое любимое междометие. – Доброе утро. Я… э… кто-нибудь дома?

– Боюсь, что нет, сударыня. Их никого нет. На работу ушли.

– Да, конечно… Дело в том, что я, когда была тут в последний раз, оставила записную книжечку. Очень досадно. Она где-нибудь в гостиной.

– Ничего такого я вроде бы не подбирала. А может, просто не знала, что она ваша. Вы не зайдете? – Она гостеприимно распахнула дверь, поставила в угол швабру, которой терла пол на кухне, и проводила миссис Оливер в гостиную.

– А-а! – сказала миссис Оливер, твердо решив завязать дружеские отношения. – Вот книга, которую я оставила для мисс Рестарик, для мисс Нормы. А она уже вернулась в город?

– По-моему, она тут сейчас не живет. Кровать как стояла застеленная, так и стоит. Может, еще гостит у своих в деревне. Она в ту пятницу к ним собиралась.

– Наверное, так оно и есть, – согласилась миссис Оливер. – А эта книга, которую я ей завезла, одна из моих книг.

Одна из книг миссис Оливер не пробудила в уборщице ни малейшего интереса.

– Я сидела вот тут, – продолжала миссис Оливер, похлопывая по спинке кресла. – То есть так мне кажется. А потом перешла к окну, а потом, если не ошибаюсь, села на диван.

Она просунула ладонь между сиденьем и спинкой. Уборщица любезно принялась шарить между диванными подушками.

– Вы представить себе не можете, какой это ужас – потерять записную книжку, – словоохотливо продолжала миссис Оливер. – Там ведь записано, с кем ты встречаешься, когда и где. Я вот ясно помню, что сегодня завтракаю с кем-то очень важным, а вот с кем и где, не знаю. Хотя, конечно, может быть, не сегодня, а завтра. Но в таком случае завтракаю совсем не с тем. Ужасно.

– Да, сударыня, неудачно у вас получилось, – с сочувствием сказала уборщица.

– А квартиры тут очень симпатичные, – заметила миссис Оливер, осматриваясь.

– Высоковато только.

– Зато вид прекрасный, верно?

– Так-то так, но если окна на восток выходят, зимой ветром их насквозь продувает. Рамы-то металлические. Некоторые вторые рамы вставляют. Нет уж, зимой в такой квартире жить я не хотела бы! Ничего лучше первого этажа нет. А уж с детьми куда удобнее. Коляски там и прочее. Нет, я всегда за первый этаж. Про пожар и говорить нечего.

– Да, конечно, пожар на верхних этажах – это ужасно, – согласилась миссис Оливер. – Но ведь, наверное, есть пожарные лестницы?

– Так на них же не всегда выберешься! Я пожаров до смерти боюсь. С самого детства. Ну, и они очень дорогие, квартиры эти то есть. Вы не поверите, какую плату за них берут! Вот почему мисс Холленд подселила к себе еще двоих.

– Да-да. По-моему, я с ними обеими знакома. Мисс Кэри – художница, ведь верно?

– Работает в картинной галерее. Только не очень надрывается. Немножко сама рисует: коровы там, деревья, только вот ни за что не разобрать, что это такое. И неряха порядочная. Вы не поверите, в каком виде у нее комната! А вот у мисс Холленд всегда все в порядке, все аккуратно. Одно время она была секретаршей в Угольном управлении, а теперь личная секретарша в Сити. Говорит, это ей больше по вкусу. Она секретарша у очень богатого джентльмена, совсем недавно приехал из Южной Америки или откуда-то там. Он отец мисс Нормы и попросил мисс Холленд взять ее в жилицы, когда предыдущая барышня переехала, потому что вышла замуж, и она упомянула, что подыскивает кого-нибудь на ее комнату. Ну, ей неудобно было отказаться, верно ведь? Раз он ее хозяин.

– А она хотела бы отказаться?

Уборщица хмыкнула.

– Уж наверное, если бы заранее знала.

– Что знала?

Вопрос был слишком в лоб.

– Не люблю я этого, в чужие дела нос совать.

Миссис Оливер продолжала смотреть на нее с кротким любопытством, и миссис Швабра не устояла.

– Ну, не то чтобы она какая-нибудь не такая. Ветер в голове, так они, нынешние, все такие. Но только, по-моему, ей бы доктору показаться. Бывает, она как будто толком не понимает, где она и что делает. Даже жуть берет. И вид у нее прямо как у мужниного племянника после припадка (а припадки у него страшные, вы не поверите!). Только за ней я никаких припадков не замечала. Может, принимает что, у них это в ходу.

– Кажется, есть какой-то молодой человек, которого ее родители не одобряют?

– Я тоже слышала. Он сюда раза два к ней приходил, правда, я-то его не видела. Из этих, из длинноволосых, говорят. Мисс Холленд он не нравится, только чего вы хотите? Девушки нынче все по-своему вытворяют.

– Из-за нынешних девушек иногда просто в ужас приходишь, – сказала миссис Оливер, стараясь придать себе солидный и ответственный вид.

– Плохо их воспитывали, вот что я скажу.

– Боюсь, что так. Боюсь. Девушкам вроде Нормы лучше бы остаться дома, а не переезжать в Лондон, чтобы жить одной и работать в бюро интерьеров.

– Дома ей не нравится.

– Неужели?

– Мачеха у нее. А девушки с мачехами не уживаются. Мачеха, как я слышала, делала для нее, что могла: старалась привести ее в себя, старалась не допускать в дом этих ряженых молодчиков, ну, и еще всякое. Она знает, свяжется девушка с таким вот, и дело кончится бедой. Иногда… (голос уборщицы обрел торжественность)… иногда я Бога благодарю, что дочки у меня так и не родилось.

– У вас есть сыновья?

– Двое мальчиков. Один в школе, и у него там все хорошо идет, а другой в типографии, и у него тоже все хорошо. Да, неплохие они оба. Хотя, что говорить, и с мальчиками забот хватает. Только с девочками, по-моему, их больше. Так вот и кажется, что надо бы их в чувство привести, помочь им.

– Да, – задумчиво произнесла миссис Оливер, – действительно.

Она заметила, что уборщице не терпится вернуться к уборке.

– Жаль, что моя книжечка не нашлась, – сказала она. – Во всяком случае, большое спасибо и извините, что отняла у вас столько времени.

– Ну, да, может, она все-таки отыщется, – сочувственно ответила ее собеседница.

Миссис Оливер вышла из квартиры, прикидывая, что ей следует предпринять дальше. Но на ближайшее время ничего не придумала, зато в голове у нее уже складывался план на завтра.

Вернувшись домой, миссис Оливер с важностью достала записную книжку и занесла в нее всякие разности под заголовком «Установленные мною факты». В целом фактов набралось негусто, но миссис Оливер, верная своему призванию, сумела извлечь из них все возможное и даже больше. Пожалуй, наиболее многообещающим был тот факт, что Клодия Риис-Холленд служила у отца Нормы. Этого она не знала и была убеждена, что Пуаро тоже пребывает в неведении. Она совсем уж собралась позвонить ему и сообщить, что ей удалось узнать, но передумала из-за своего плана на завтра. По правде говоря, миссис Оливер чувствовала себя не столько автором детективных романов, сколько идущей по следу усердной ищейкой – нос прижат к земле, ноздри чутко ловят воздух, и завтра утром… Вот завтра утром и увидим!

Строго придерживаясь этого плана, миссис Оливер встала рано, откушала две чашки чая с яйцом всмятку и отправилась выполнять возложенную на себя миссию. Вновь она направила свой путь к Бородин-Меншенс, но, решив, что могла уже там примелькаться, во двор не вошла, а затаивалась то возле одного входа в него, то возле другого, впиваясь глазами в жильцов, выходивших под утреннюю изморось и припускавших рысью. По большей части это были девушки, и выглядели они обманчиво одинаковыми. До чего же удивительными и странными кажутся люди, когда они вот так деловито выходят из этих огромных домов – вылитых муравейников, решила миссис Оливер. «Но что мы знаем о муравейниках?» – спросила она себя. Ковырнешь его ногой или палкой, и начинается словно бы бессмысленная суета. Мурашки мечутся, таща травинки, движутся целыми потоками хлопотливо, взбудораженно, беспокойно, и впечатление такое, будто они бесцельно кружат, хотя на деле они, наверное, организованы не хуже всех этих людей. Вот, скажем, мужчина, который проскочил мимо нее, что-то бормоча себе под нос. «Хотела бы я знать, что тревожит тебя!» – подумала миссис Оливер. Она еще раз прошлась по тротуару и внезапно попятилась. Из подъезда энергичной деловой походкой вышла Клодия Риис-Холленд, выглядя, как всегда, подтянутой и элегантной. Миссис Оливер поспешно стала к ней спиной, опасаясь быть узнанной. Дав время Клодии отойти на достаточное расстояние, она быстро повернулась и пошла следом.

На углу Клодия Риис-Холленд свернула вправо на магистраль, дошла до автобусной остановки и присоединилась к ожидающим. Миссис Оливер, продолжая ее преследовать, встревожилась. А что, если Клодия обернется, увидит ее, узнает? Миссис Оливер не придумала ничего лучше, как несколько раз хлопнуть себя по носу, бесшумно, но чувствительно. Впрочем, Клодия Риис-Холленд, казалось, была полностью поглощена своими мыслями. Она не удостоила ни единым взглядом соожидателей автобуса. Миссис Оливер встала за ней в очередь четвертой. Наконец подошел нужный автобус, и очередь рванулась к нему. Клодия немедленно поднялась наверх. Миссис Оливер удалось сесть внизу возле двери, хотя не слишком удобно – третьей на сиденье. Когда подошел кондуктор, миссис Оливер, не скупясь, вложила ему в руку полтора шиллинга. Ведь она понятия не имела ни о маршруте автобуса, ни о расстоянии до «одного из этих новых домин возле Святого Павла», как несколько неопределенно выразилась уборщица. Когда впереди наконец замаячил осененный веками купол, миссис Оливер была начеку и в полной готовности. «Вот сейчас, сейчас!» – думала она, внимательно вглядываясь в спускающихся по крутой лесенке. А-а, вот и Клодия, такая элегантная и представительная в своем строгом дорогом костюме. Она сошла. Миссис Оливер, пропустив вперед себя несколько человек, тоже сошла и последовала за ней на точно рассчитанном расстоянии.

«До чего интересно! – думала миссис Оливер. – Я на самом деле веду слежку! Прямо как в моих книгах. И, видимо, получается это у меня очень недурно: ведь она ничего не заметила».

Клодия Риис-Холленд действительно, казалось, была поглощена своими мыслями. «Очень энергичная и практичная девушка, судя по виду, – подумала миссис Оливер не в первый раз. – Если бы я взялась отгадывать, кто убийца, практичный, деловитый убийца, я выбрала бы кого-нибудь вроде нее».

К несчастью, пока еще никто не был убит – разве что Норма не ошиблась в своем предположении, что она кого-то убила.

Этот район Лондона за последние годы, казалось, сильно пострадал – или очень выиграл – из-за новостроек. К небу тянулись гигантские небоскребы, на взгляд миссис Оливер, удивительно уродливые, точно поставленные стоймя спичечные коробки.

Клодия вошла в подъезд. «Вот теперь я все узнаю точно», – подумала миссис Оливер, следуя за ней. Четыре лифта с бешеной скоростью взмывали вверх или спускались вниз. «Все, оказывается, не так просто!» – подумала миссис Оливер. Однако лифты были огромными, и, в последнюю минуту юркнув в тот, в который вошла Клодия, миссис Оливер укрылась от нее за стеной из высоких мужчин. Как тут же выяснилось, целью Клодии был пятый этаж. Она пошла по коридору, а миссис Оливер, прячась за двумя высокими мужчинами, заметила, в какую дверь она свернула. Четвертую от конца коридора. Миссис Оливер, выждав необходимое время, достигла этой двери и получила возможность прочесть надпись на табличке: «Джошуа Рестарик лимитед».

Совершив все это, миссис Оливер почувствовала, что не знает, чем заняться дальше. Она обнаружила контору отца Нормы, место, где работала Клодия, но теперь с легким разочарованием спросила себя, так ли уж велико это открытие. Откровенно говоря, есть ли от него толк? Скорее всего – ни малейшего. Она выждала несколько минут, прохаживаясь из конца в конец коридора, поглядывая, не войдет ли кто-нибудь еще в дверь, где вершились дела фирмы «Джошуа Рестарик», – кто-нибудь, представляющий собой хоть какой-то интерес. Вошли две-три девушки, но ничего интересного они собой не представляли. Миссис Оливер спустилась в лифте и, заметно поупав духом, вышла из подъезда. Она попросту не знала, что предпринять дальше, и, бредя по улице, взвешивала, не зайти ли в собор Св. Павла.

«Можно подняться в галерею Шепота и пошептать, – думала миссис Оливер. – Интересно, подошла бы галерея Шепота для убийства?

Нет, – решила она затем. – Боюсь, отдает кощунством. Что-то не совсем пристойное». Она задумчиво направилась к театру «Русалка», который, пожалуй, предлагал больше возможностей.

Затем повернула обратно в сторону различных новых зданий. И тут, ощутив потребность в более солидном завтраке, чем чай и яйцо всмятку, зашла в скромное кафе, где многие столики были в этот час заняты людьми, которые либо поздно завтракали, либо рано полдничали. Миссис Оливер, рассеянно высматривая место, вдруг ахнула: за столиком у стены сидела Норма, а напротив нее – молодой человек с пышными каштановыми локонами до лопаток и в алом бархатном жилете под чем-то слишком уж фантастичным, чтобы скромно называться пиджаком.

– Дэвид! – прошептала миссис Оливер. – Конечно, Дэвид!

Молодой человек и Норма что-то возбужденно обсуждали.

Миссис Оливер обдумала план кампании, выбрала стратегию, удовлетворенно кивнула и прошла через кафе к скромной двери с табличкой «Дамы».

Решить, узнает ли ее Норма или нет, было трудно: отнюдь не всегда рассеянные на вид люди оказываются рассеянными на деле. Правда, в эту минуту Норма как будто была способна видеть только одного Дэвида, но где гарантия?

«Но, наверное, я сумею сделать что-нибудь такое», – подумала миссис Оливер, смотрясь в засиженное мухами зеркало, которое администрация кафе повесила тут из угождения клиентам, и сосредотачивая внимание на том, что, по ее мнению, определяло внешность женщины, – на волосах. И кому было это знать, как не миссис Оливер с ее манерой без конца менять прическу, так что даже близкие друзья не всегда ее узнавали. Оглядев свою голову придирчивым взглядом, она принялась за дело – вытаскивала шпильки, снимала локон за локоном и заворачивала их в носовой платок, который затем засунула в сумочку, а оставшиеся волосы расчесала на прямой пробор и затянула в скромный узел на затылке. Затем достала очки и водрузила их на нос. Вид у нее теперь был очень серьезный – «почти интеллектуальный», – одобрительно подумала миссис Оливер. С помощью губной помады она изменила форму рта и вернулась в зал, двигаясь очень осторожно, поскольку очки предназначались для чтения и все вокруг выглядело неясным и зыбким. Она прошла через кафе к пустому столику рядом со столиком Нормы и Дэвида. Села она так, чтобы быть лицом к Дэвиду и видеть спину Нормы, которая в такой позиции могла бы заметить ее, только повернув голову на сто восемьдесят градусов.

К миссис Оливер подплыла официантка, она заказала кофе со сдобной булочкой и постаралась стать как можно незаметнее.

Ни Дэвид, ни Норма не обратили на нее ни малейшего внимания; они были поглощены своим разговором. Миссис Оливер понадобилась минута-другая, чтобы настроиться на них.

– …Все это тебе только мерещится, – говорил Дэвид. – Одно воображение. Чистейшая, чистейшая чепуха, дорогая моя.

– Не знаю. Не могу разобраться. – Голос Нормы был странно беззвучным. А миссис Оливер и так с трудом разбирала ее слова, потому что девушка сидела к ней спиной, но этот глуховатый монотонный голос неприятно ее поразил. «Что-то тут не так, – подумала она. – Очень и очень не так». Ей вспомнились слова Пуаро, когда он рассказывал ей о своей странной посетительнице: ей кажется, что она совершила убийство. Что с этой девочкой? Галлюцинации? Действительно ли у нее неладно с психикой или это была чистая правда? Глубоко ее травмировавшая?

– Если хочешь знать мое мнение, то во всем виновата Мэри с ее вздорными выдумками. Она на редкость глупая женщина и так носится со своим здоровьем, что постоянно придумывает себе болезни.

– Ей правда было плохо.

– Ну, ладно, ей было плохо. Любая разумная женщина обратилась бы к врачу, чтобы он выписал ей какой-нибудь антибиотик, а не подняла бы бучу.

– Она думает, что это я подстроила. И отец тоже так думает.

– Повторяю, Норма: ты все это сочиняешь.

– Это ты говоришь, Дэвид. Говоришь, чтобы меня подбодрить. А если я и правда подлила ей что-то?

– Как это «а если и правда»? Ты ведь должна знать, подливала или не подливала. Норма, это же идиотизм.

– Но я не знаю.

– Только это ты и говоришь. Возвращаешься к теме и повторяешь «я не знаю», «я не знаю».

– Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что такое ненависть. Я ее возненавидела с первого взгляда.

– Я знаю. Ты мне это уже говорила.

– В том-то и дело. Я тебе уже это говорила, но совершенно ничего не помню. Понимаешь? Довольно часто я… я что-то говорю людям. О том, что хочу сделать, или уже сделала, или собираюсь сделать. Но я не помню, когда я это говорила и говорила ли вообще. Как будто я держу все это в уме, и вдруг оно вырывается наружу, и я что-то кому-то говорю. Тебе же сказала, ведь так?

– Ну… то есть… знаешь, может быть, хватит?

– Но я же говорила тебе это? Говорила?

– Ладно, пусть говорила. Бывает, с языка срывается: «Я ее ненавижу и хочу убить. Я ее отравлю!» Но это просто детская злость, понимаешь, о чем я? Словно ты еще маленькая девочка. Дети постоянно грозятся: «Ненавижу его. Я отрублю ему голову!» И в школе то же самое: невзлюбят учителя или учительницу и шепчут что-нибудь такое.

– Только и всего, по-твоему? Но… но получается, будто я и не повзрослела вовсе.

– В некоторых отношениях так оно и есть. Возьми себя в руки, пойми, как это глупо. Ну, ты ее ненавидишь, так что? Ты уехала из дома и не живешь с ней.

– Но почему я не должна жить в своем родном доме, с моим отцом? – сказала Норма. – Это нечестно! Нечестно! Сначала он уехал, бросил маму, а теперь, когда решил вернуться ко мне, взял и женился на Мэри. Конечно, я ее ненавижу, а она ненавидит меня. Я думала о том, чтобы убить ее. Придумывала всякие способы, как это сделать. И мне нравилось строить такие планы. Но потом… когда ей правда стало плохо…

– Уж не воображаешь ли ты себя ведьмой? – с некоторой тревогой спросил Дэвид. – Ты случайно не лепила восковые фигурки и не втыкала в них булавки?

– Конечно, нет. Это же глупо. То, что я делала, было реальным. Абсолютно реальным.

– Послушай, Норма, что значит – реальным?