Помоги проекту - поделись книгой:
Пуаро задумался на несколько секунд. Потом набрал номер и сказал:
– Мистер Гоби? Говорит Эркюль Пуаро. Вы сейчас очень заняты?
– Порядком, – ответил мистер Гоби. – Порядком-таки. Но для вас, мосье Пуаро, если вы торопитесь, как всегда… Ну, не стану утверждать, будто мои молодые люди не сумеют самостоятельно справиться с большинством дел, которые у нас в текущее время на руках. Хотя, конечно, хороших ребят подбирать теперь стало куда труднее, чем бывало. Слишком много они о себе понимать начали. Воображают, будто все уже умеют, ничему не поучившись толком. Но что поделать! Старую голову к молодым плечам не приставишь. Буду рад услужить вам, мосье Пуаро. Может быть, кое-что удастся поручить двум-трем ребятам из лучших. Наверное, как всегда, информация?
Пока Пуаро подробно излагал, что именно ему требуется, мистер Гоби слушал и кивал. Кончив разговаривать с мистером Гоби, Пуаро позвонил в Скотленд-Ярд и после положенных переключений услышал голос своего друга, который, в свою очередь выслушав Пуаро, заметил:
– Сущий пустяк, верно? Любое убийство, в любом месте. Время, место, жертва неизвестны. Если хотите знать мое мнение, старина, чистое гадание на кофейной гуще. – И добавил с неодобрением: – Ведь вы же ничего не знаете. Ну совершенно ничего!
III
В тот же день в 4 часа 15 минут дня Пуаро сидел в гостиной миссис Оливер и с удовольствием прихлебывал шоколад из большой чашки, увенчанной воздушной шапкой взбитых сливок, которую его хозяйка минуту назад поставила на столик у него под рукой, вместе с вазочкой, полной печенья langues de chats.
– Chère мадам, вы так любезны!
Над краем чашки он с легким удивлением посматривал на прическу миссис Оливер, а также на обои. И то и другое он созерцал впервые. В последний раз, когда он видел миссис Оливер, она была причесана просто и строго. А нынче ее волосы были уложены пышными буклями и локонами от затылка до лба. Пышность эта, он подозревал, была во многом заимствованной. И задумался над тем, сколько этих буклей и локонов может вдруг отвалиться, если миссис Оливер придет в возбуждение, что с ней случалось часто. Ну а обои…
– Эти вишни, они ведь новые? – Он указал чайной ложкой, испытывая ощущение, что они сидят в вишневом саду.
– По-вашему, их слишком много? – спросила миссис Оливер. – С обоями так трудно угадать наперед. По-вашему, прежние были лучше?
Пуаро напряг память, и в ней всплыло смутное воспоминание о множестве пестрейших тропических птиц в тропическом же лесу. Он чуть было не сказал: «Plus ça change, plus s'est la même chose»[6], но удержался.
– Ну а теперь, – произнесла миссис Оливер, когда ее гость поставил чашку и с удовлетворенным вздохом откинулся в кресле, стирая с усов капельки взбитых сливок, – расскажите, что, собственно, произошло?
– О, это просто. Нынче утром ко мне явилась девушка. Я предложил назначить ей более удобный для меня час. Ведь распорядок дня есть распорядок дня, вы понимаете. Она попросила передать мне, что хочет поговорить со мной безотлагательно, так как она, кажется, совершила убийство.
– Как странно! Она разве не знала?
– Вот именно! C'est inouї![7] А потому я сказал Джорджу, чтобы он проводил ее в гостиную. Она встала передо мной. Она отказалась сесть. Она стояла и просто ела меня глазами. Что-то в ней было не вполне нормальное. Я попытался ее ободрить. Тут она вдруг сказала, что передумала. Она сказала, что не хочет быть грубой, но что… как вам это покажется?.. что я слишком стар!
Миссис Оливер поспешила его разуверить:
– Что вы хотите! Если человеку больше тридцати пяти, молоденькие девчонки уже считают его полутрупом. Они же все дурочки, поймите.
– Меня это огорчило, – сказал Эркюль Пуаро.
– На вашем месте я бы и внимания не обратила. Хотя, конечно, она позволила себе большую грубость.
– Это неважно. И дело не в моих чувствах. Меня тревожит совсем другое. Да, я встревожен.
– На вашем месте я бы выбросила все это из головы, – дружески посоветовала миссис Оливер.
– Вы не поняли. Меня тревожит эта девочка. Она пришла ко мне за помощью. А потом решила, что я слишком стар. Слишком стар, чтобы ждать от меня помощи. Конечно, она ошибалась, это само собой разумеется, но она убежала. А этой девочке нужна помощь, поверьте.
– Скорее всего, нет, – заверила его миссис Оливер. – Девочки имеют обыкновение делать слонов из мух.
– Нет. Вы ошибаетесь. Ей нужна помощь.
– Не думаете же вы, что она и правда кого-то убила?
– Отчего же? Она сама сказала, что совершила убийство.
– Да, но… – Миссис Оливер помолчала. – Она ведь сказала
– Вот именно. Это бессмысленно.
– Кого она убила? Или думает, что убила?
Пуаро пожал плечами.
– И зачем ей понадобилось кого-то убивать?
Пуаро снова пожал плечами.
– Ну, конечно, тут может быть всякое. – Миссис Оливер оживилась, давая волю своему плодоносному воображению. – Она сбила кого-нибудь и не остановила машину. Или на обрыве на нее кто-то напал, и, отбиваясь, она столкнула его вниз. Или дала кому-нибудь по ошибке не то лекарство. Или на вечеринке с наркотиками напала в бреду на кого-нибудь. Пришла в себя и увидела, что пырнула кого-то ножом. Или…
– Assez, madame, assez![8]
Но миссис Оливер закусила удила.
– Скажем, она хирургическая сестра и что-то напутала, давая анестезию, или… – Внезапно она умолкла и потребовала дополнительных сведений. – А как она выглядела?
Пуаро, подумав, ответил:
– Как Офелия, лишенная привлекательности.
– Удивительно! – сказала миссис Оливер. – Едва вы это сказали, я словно бы увидела ее перед собой. Как странно!
– Она беспомощна, – сказал Пуаро. – Вот какой вижу ее я. Она не из тех, кто умеет справляться с трудностями. Она не из тех, кто заранее предвидит неизбежные опасности. Она из тех, на кого другие смотрят и говорят: «Нам нужна жертва. Вот эта подойдет».
Но миссис Оливер его уже не слушала. Она обеими руками вцепилась в свои букли и локоны жестом, давно знакомым Пуаро.
– Погодите! – вскричала она страдальчески. – Погодите!
Пуаро умолк, подняв брови.
– Вы не упомянули ее имени, – сказала миссис Оливер.
– Она никак не назвалась. О чем можно только пожалеть, согласен с вами.
– Погодите же! – взмолилась миссис Оливер еще более страдальческим тоном. Она отняла руки от головы и испустила глубокий вздох. Избавленные от своих уз волосы рассыпались по ее плечам, а великолепнейший локон отделился от остальных и упал на пол. Пуаро подобрал его и украдкой положил на стол.
– Ну, вот, – сказала миссис Оливер, внезапно обретя спокойствие. Она вогнала на место шпильку-другую и задумалась, кивая головой. – Кто говорил с этой девочкой о вас, мосье Пуаро?
– Насколько мне известно, никто. Естественно, она обо мне слышала. Как же иначе?
Миссис Оливер подумала, что «естественно» в таком контексте – не совсем то слово. Естественным было, что сам Пуаро твердо верил, будто нет человека, который о нем не слышал бы. В действительности же многие и многие люди посмотрели бы на вас с недоумением, если бы вы упомянули имя Эркюля Пуаро, особенно те, кто принадлежал к младшему поколению. «Но как ему это объяснить, – думала миссис Оливер, – чтобы не огорчить его?»
– Мне кажется, вы ошибаетесь, – сказала она. – Нынешние девочки… ну, и мальчики тоже, о сыщиках и тому подобном думают мало. У них другие интересы, и они вряд ли слышали…
– Об Эркюле Пуаро, несомненно, слышали все, – произнес Пуаро с великолепным апломбом. Это было его кредо.
– Но они нынче такие невежественные, – вздохнула миссис Оливер. – Нет, правда. Они знают имена своих певцов, или поп-групп, или диск-жокеев – все в таком же роде. А если понадобится специалист, доктор, скажем, или сыщик, или зубной врач, тогда наводятся справки, спрашивают подругу, к кому лучше обратиться? А она отвечает: «Дорогая моя, только к кудеснику на Куин-Энн-стрит: перекрутит тебе ноги вокруг головы три раза, и ты здорова». Либо: «У меня украли все мои брильянты, и Генри взбесился бы, а потому я не могла обратиться в полицию, но есть один просто невероятный сыщик, умеющий молчать, и он отыскал их, а Генри так ничего и не узнал». Вот как это делается. И вашу девочку кто-то к вам направил.
– Очень сомневаюсь.
– Но откуда вам знать? А ведь так оно и есть. Меня только сейчас осенило. Девочку к вам направила я.
Пуаро посмотрел на нее с изумлением.
– Вы? Но почему вы сразу так не сказали?
– Потому что я только сейчас сообразила. Вы ведь упомянули Офелию. Длинные, словно мокрые волосы и довольно некрасивая. Точно вы описали девушку, которую я видела. Причем недавно. И вдруг я все про нее вспомнила.
– Кто она?
– Собственно, ее имени я не знаю, но могу узнать без всякого труда. Разговор зашел о частных сыщиках здесь и в Америке, и я упомянула вас и некоторые поразительные ваши результаты.
– И дали ей мой адрес?
– Ну конечно нет. Мне и в голову не пришло, что ей нужен сыщик или что с ней вообще что-то не так. Я думала, мы просто болтаем. Но я ссылалась на вас не один раз, и, конечно, найти ваш адрес в телефонной книге ей никакого труда не составило.
– Вы разговаривали об убийствах?
– Насколько помню, нет. Я даже не знаю, как мы перешли на сыщиков, разве что… да, пожалуй, на них разговор перевела она…
– Так скажите же мне, скажите все, что сможете, пусть вы и не знаете ее имени, скажите мне все, что вам о ней известно!
– Ну, было это в прошлую субботу. Я гостила у Лорримеров. Они тут ни при чем. Просто взяли меня с собой к каким-то своим знакомым на коктейли. Народу там было довольно много, и я чувствовала себя не очень ловко – вы же знаете, я не пью, и для меня приходится подыскивать что-нибудь безалкогольное, а это лишние хлопоты. И люди отпускают мне комплименты – ну, вы понимаете, – как им нравятся мои романы да как они мечтали познакомиться со мной, а меня в жар бросает. От смущения я совсем глупею. Но более или менее справляюсь. И они говорят, как им нравится мой жуткий сыщик Свен Хьерсон. Знали бы они, до чего я его ненавижу! Но мой издатель настаивает, чтобы я ни в коем случае об этом не упоминала. Видимо, отсюда мы перешли на случаи из жизни, и я рассказала про вас, а эта девочка стояла рядом и слушала. Когда вы назвали ее непривлекательной Офелией, у меня что-то зашевелилось в памяти, и я подумала: «Кого это мне напоминает?» И тут же вспомнила: «Ну конечно же! Девочка лорримеровских знакомых в субботу». По-моему, так, если только я ее с кем-нибудь не путаю.
Пуаро вздохнул. Имея дело с миссис Оливер, следовало запастись терпением.
– А кто эти знакомые ваших знакомых?
– Трефьюзисы, по-моему, если не Триерны. Что-то в этом роде. Он набоб. Неслыханно богат. Что-то там в Сити, но он почти всю свою жизнь провел в Южной Африке…
– У него есть жена?
– Да. Очень красивая женщина. Заметно моложе его. Масса золотых волос. Его вторая жена. Девочка – дочь первой жены. И еще дядюшка, совсем древний старик. Весьма именитый. Всяких званий хоть отбавляй. Не то адмирал, не то маршал авиации, не то еще кто-то. А вдобавок астроном, если не ошибаюсь. Во всяком случае, у него из крыши торчит огромный телескоп. Хотя, наверное, это просто увлечение. Потом вроде бы приставленная к старичку иностранная девица. Ездит с ним в Лондон, по-моему, и следит, чтобы он не попал под машину. Очень хорошенькая.
Пуаро рассортировал информацию, полученную от миссис Оливер, ощущая себя двуногим компьютером.
– Значит, в доме живут мистер и миссис Трефьюзис…
– Не Трефьюзис. Я вспомнила – Рестарик.
– Но это же совсем разные фамилии?
– Вовсе нет. Обе корнуолльские, ведь так?
– Значит, там живут мистер и миссис Рестарик, именитый престарелый дядюшка. Его фамилия тоже Рестарик?
– Сэр Родрик, а дальше не помню.
– Иностранная прислуга по обмену – или кто она там? – и дочь. А еще дети у них есть?
– По-моему, нет, но точно не скажу. Дочка, кстати, там не живет. Приехала на субботу-воскресенье. Видимо, не очень ладит с мачехой. У нее какая-то работа в Лондоне, и она завела приятеля, который им, насколько я поняла, не слишком нравится.
– Вы, кажется, знаете о них порядочно.
– Ну, как-то одно к другому подбирается. Лорримеры большие любители поговорить. Все время обсуждают то одних, то других. Ну и обогащаешься сплетнями о всех их знакомых. Но только иногда начинаешь в них путаться. Может быть, и на этот раз. Жаль, я забыла имя девочки. Что-то связанное с песней… Тора? «Заговори со мною, Тора!» Тора… Тора. Что-то похожее… Или Майра? «О Майра, любовь моя лишь для тебя». Что-то похожее. «Мне снились мраморные залы». Норма? Или все-таки Маритана? Норма… Норма Рестарик. Именно так, я уверена. Она третья, – неожиданно добавила миссис Оливер.
– Но вы, кажется, сказали, что она единственная дочь?
– Да. Во всяком случае, так мне кажется.
– Но в таком случае почему вы назвали ее третьей?
– Боже милостивый, вы не знаете, что значит третья? Третья девушка? Неужели вы не читаете «Таймс»?
– Читаю объявления о рождениях, кончинах и браках. А кроме того, интересующие меня статьи.
– Я имею в виду объявления на первой странице. Только теперь их помещают не на первой странице, а где-то внутри. И я подумываю выписать другую газету. Но лучше сами поглядите.
Она подошла к журнальному столику, схватила «Таймс», нашла нужную страницу и вернулась к нему.
– Вот смотрите: «ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА для удобной квартиры на третьем этаже, отдельная комната, центральное отопление, Эрлс-Корт». «Требуется третья девушка, квартплата пять гиней в неделю, собственная комната». «Требуется четвертая девушка. Риджентс-Парк. Собственная комната». Вот так теперь любят жить девушки. Удобнее, чем пансион или общежитие. Главная девушка снимает меблированную квартиру и подыскивает, с кем разделить квартирную плату. Вторая девушка обычно приятельница первой, а потом они подбирают третью по объявлению, если не находят желающую среди знакомых. И, как видите, очень часто они умудряются втиснуть в квартиру еще и четвертую. Первая девушка берет лучшую комнату, вторая платит заметно меньше, третья еще меньше, и ее запихивают в чулан. Они договариваются между собой, на какой вечер квартира предоставляется в полное распоряжение одной из них, ну и так далее. Обычно получается неплохо.
– А где именно эта девушка, которую, возможно, зовут Нормой, живет в Лондоне?
– Как я вам уже говорила, я ничего по-настоящему о ней не знаю.
– Но могли бы узнать?
– Конечно. Думаю, без всякого труда.
– Вы уверены, что в разговоре не была упомянута чья-нибудь внезапная смерть?
– Вы имеете в виду смерть в Лондоне? Или в доме Рестариков?
– И там и там.
– По-моему, нет. Попробовать раскопать что-нибудь?
Глаза миссис Оливер возбужденно заблестели. Она уже увлеклась.
– Вы очень любезны.
Поделиться книгой: