Воскрешение Малороссии

Лейб-медик германского императора Карла V Андреас Везалий умер в 1564 году. От киевского монаха Епифания Славинецкого его отделяет больше столетия — тот преставился в 1675 году. Целых сто лет европейские медики штудировали труды Везалия! И только тогда на Украине, наконец-то, перевели один из них! Но аптека в Киеве после этого так и не появилась, что доказывает: перевод этот мало кто читал, и никто даже не пытался применить на практике.

Подлинный уровень науки и культуры Гетманщины демонстрирует ее высшее достижение — рукописная кулинарная книга некоего Кулябки. В ней на многих страницах расписано, как делать «бишкокты з  мигдалами» (бисквиты миндальные), «марципаны иным манером», и приведено около ста способов изготовления водки в домашних условиях, вплоть до «апельсиновки», которую этот ученый муж называет «Алексир цытры»: «цитроновой шкурки фунт стовкты и намочитьгв горилци, пока будет жовтая, и перегнавши цукру три фунты в вини, варити. Тоей ж:е цитроновой верхней шкурки обризати, а мочиты добре»...).

В том же трактате выдающийся «естествоиспытатель» Кулябка описал, как делать водку «Виттерейс» («Студёная» — в переводе с немецкого) и самогон «особливых скутков» — то есть высшего сорта со всеми «ингредиенциями на крепительную водку надлежащими».

Сия «научная» книга, переходившая в образованных семействах из рук в руки, прекрасно показывает, какими в действительности духовными запросами жила элита гетманского государства. Вся душа ее воистину ушла в желудок к цитронам и марципанам!

Рано или поздно это райское существование должно было закончиться. Гетманская держава не выполняла основные функции государства. Она не защищала его от внешней опасности, не судила по справедливости и не давала никаких перспектив на будущее. Самые умные и энергичные из малороссиян направились в Петербург не от плохой жизни, а от скучной.

Когда живешь пьяно и сытно, то или сопьешься, или выберешь более рискованную, но интересную экзистенцию. В столице империи успешно развивался модернизаторский петровский проект. Туда, бросив самую читающую кулинарные книги страну, и кинулись будущие Гоголи, Паскевичи и Безбородьки. Как ни странно, им было тесно в широких шароварах.

Декоративная Гетманщина потеряла главное — поддержку народа. Она скончалась тихо и мирно в 1764 году 10 ноября, когда вышел указ императрицы Екатерины Второй об отмене должности гетмана. Указу предшествовал забавный момент. Вконец одуревший от безделья гетман Разумовский подал петицию с просьбой превратить его пост в наследственный. Он собирался управлять Украиной из своего дворца в Петербурге, чтобы не отрываться от столичных развлечений, отсутствовавших в Малороссии, — итальянской оперы, французской комедии и придворных балов. Изучив ситуацию, Екатерина решила, что Разумовский все-таки полезнее в своем основном качестве — зрителя, а не деятеля. И решила использовать его по прямому назначению.

Узнав о ликвидации должности гетмана, в Малороссии очень радовались. Был момент всеобщего ликования. Причем, величайшего в украинской истории. У соседа Кирюшки Разумовского сдохла не просто корова. Сдохла целая Гетманщина, которую тот тайком хотел «прихватизировать» на веки вечные в обход таких же свинопасов-прихватизаторов.

Глава 16. Запорожцы — первые жертвы феминизма

Рождение Запорожской Сечи до сих пор окутано покровом тайны. Ни один историк не скажет точно, когда и как она возникла. В конце XVI века западные путешественники описывали казачье логово за Порогами как уже вполне сложившийся общественный организм.

В 1594 году на Сечь приехал с «подарками» посол германского императора Эрих Ляссота. Цель его состояла в том, чтобы нанять казаков на службу и убедить их выступить в поход против турок, с которыми немцы вели войну. Ляссота оставил очень колоритные записки

о своем путешествии. Их у нас цитируют крайне выборочно, стыдливо опуская самые вкусные места.

По происхождению посол был из моравского дворянского рода — то есть из онемечившихся славян. По-видимому, он все-таки знал язык своих предков, почему Рудольф II и избрал его для миссии на Запорожье, как до этого отправлял с неким тайным поручением, суть коего осталась неизвестной, в Московию. Выходит, что Ляссота понимал нравы и обычаи запорожских казаков без переводчика.

На Сечи, располагавшейся тогда на острове Базавлук, представителя Рейха принял предводитель местной вольницы. Этого человека Ляссота именует то «вождем», то гетманом. Он только что вернулся из похода в Молдавию. Собственно, «вождя» даже пришлось дожидаться И дней, пока под его началом казаки везли на Сечь награбленное имущество. «Так как вождь был в отсутствии, — пишет Ляссота, — и не все войско находилось в сборе, то мы не пожелали на этот раз изложить свое поручение, оставляя это до благополучного возвращения гетмана и всех остальных. Они охотно согласились на это, затем мы отправились в свои шалаши (которые они называют «кошами»), плетенные из хвороста и покрытые сверху лошадиными кожами для защиты от дождя».

Кстати, обилие лошадиных кож, которыми казаки покрывали в конце XVI века свои курени, показывает, как богата была тогда природа степного пограничья — «Украйны». Запорожцы охотились на диких лошадей — тарпанов, ныне истребленных. Конину они съедали, по примеру татар, а шкуры использовали вместо соломы для крыш. Но это так — для вставки. Чтобы читатель лучше понимал, в каких «прериях» все это происходило.

19 июня 1594 года, на следующий день после возвращения, «вождь» пригласил посла на обед и тут же заявил, что «императорское величество стоит выше всех других европейских монархов», а потому его послов следует выслушать раньше, чем московского посла, тоже гостившего в то время на Сечи. Переночевав, «вождь» вынес предложение Ляс-соты на всеобщее обсуждение.

Запорожцы собрали два «кола»: одно для старшины, а другое — для черни, и начали советоваться. «После долгих совещаний, — продолжает Ляссота, — чернь, наконец, обычными возгласами выразила свое согласие вступить на службу его императорского величества, в знак чего бросали вверх шапки. После этого толпа бросилась к другому колу — старшине, угрожая бросить в воду и утопить каждого, кто будет против этого мнения. Поэтому старшины тотчас же согласились на все, не смея противоречить черни, столь сильной и могущественной, когда она приходит в ярость, и только требовали переговорить с нами об условиях. Избраны были 20 депутатов и нас снова пригласили в коло».

Начались переговоры избранных от запорожского войска с Ляссотой. Казаки требовали платы за свои услуги на протяжении трех месяцев, а посол объяснял, что решать финансовые вопросы не уполномочен, — казаки должны удовлетвориться высокой честью, что такой великий государь, как германский император берет их на службу и разрешает всласть пограбить турок на «законном» основании.

По словам посла, «исполнивши это, они могут быть уверены в том, что его императорское величество как верховный монарх не станет поступать вопреки своему достоинству и величию, а напротив, убедившись в их доброй воле и преданности и усмотревши начало этого в их службе, наградит их с такою щедростью, которая может значительно превзойти требуемое ими жалованье, на славу себе и к их вящей выгоде».

В конце концов тщеславные запорожцы, обрадовавшись, что их не забыли в Европе, согласились и на этом, заверив посла, что готовы служить за так: «На это они снова отвечали мне и призьшали Бога в свидетели, что всё они охотно готовы служить его императорскому величеству» и обязались «употребить все усилия к тому, чтобы напасть на Килию и Бабадаг, два знаменитых турецких города, лежащие на Дунае выше его устья в Черное море, ИЛИ же попытаются разрушить Перекоп, главный город крымских татар, отстоящий всего в 26 милях от Сечи по прямому пути, но если ехать морем, то расстояние несколько больше».

Выбор направления главного удара не устроил посла. Он согласен был считать «службой» императору только немедленное вторжение в Валахию, чтобы преградить татарам путь в Венгрию. Иными словами, его императорское величество согласно было использовать казаков «за так» только на интересующем его «фронте», прорвав который татары вторглись бы во входившее в состав империи Венгерское королевство. Только тогда, по уверениям Ляссоты, «можно будет от границ Валахии снарядить посольство к императору для переговоров относительно их продовольствия».

И запорожцы согласились, отбросив всю свою аргументацию! Как продолжает повествование высокий гость, «асаулы (начальники, которых можно прировнять к поручикам) обошли вокруг большое коло и все сказанное изложили прочим казакам, чернь снова отделилась, образовала особое коло и после новых совещаний опять выразила согласие громкими восклицаниями, сопровождавшимися бросанием шапок вверх. Когда мы вслед за тем вышли из кола, тотчас загремели войсковые барабаны и трубы, сделано было десять пушечных выстрелов, а ночью пущено еще несколько ракет».

Однако ночью (о, это темное украинское баламутство, когда хитрый «хохол»[1], продавшись задарма, начинает думать, подняв усатое рыло к звездам, а не продешевил ли он?!) некоторые «беспокойные головы» из числа «владельцев челнов», заинтересованные именно в морском походе на Крым, стали ходить из хаты в хату и смущать простой народ, указывая на дальность пути в Валахию и «незначительность присланной казакам суммы».

(#1 Я сам хохол, а потому хорошо знаю нашу породу. Прошу не упрекать меня в предвзятости, пишу это с болью, всем сердцем страдаю за за «бесталанную» Украину.)

Наутро снова начались дебаты. Чуть не дошло до перевыборов гетмана и импичмента ему посредством утопления. Потом интерес к проблеме угас (казачья демократия, утомившись от бесконечных прений, вступила в политический кризис) и пришло время обеда. А после него некоторых «саботажников», плюнувших на общественный долг и собравшихся вздремнуть после приёма пищи, которую отказывался оплатить германский кайзер, есаулам, отвечавшим за поддержание порядка, даже пришлось, собрав новое коло, «загонять туда киями».

Я избавлю читателя от дальнейшего описания этих бесконечных демократических процедур, которые мы и сегодня можем наблюдать в современной украинской жизір, ибо целью нашего повествования является не описание всех без исключения перипетий «имперской службы» запорожцев Германскому Рейху, а всего лишь скромная, но аргументированная констатация, что к концу XVI века «казачья христианская республика», как называл это образование один из ее пламенных почитателей, уже существовала во всей красе.

И даже, добавлю, не только «республика», но и массовая украинская психология существовала! Ведь запорожцы и являлись ядром еще не родившейся тогда украинской нации с ее, так сказать, сильными и слабыми сторонами. Пусть эта вольница еще не называла себя украинцами, но она уже была ими в миниатюре — в зародыше. Та же жадность к деньгам, та же запальчивость, та же нехватка уважения к «своєму» начальству и отсутствие умения отстоять себя перед «чужим» — перед Европой, которой эти «заризяки» #2 готовые побросать в воду старшин, соглашались служить без предварительных условий, надеясь на одну только императорскую милость!

(#2 «заризяки» – в переводе с украинского – головорезы.)

И поскольку уже в то время существовал обычай решать все вопросы на Раде и полностью сложилась казачья иерархия от гетмана («вождя») до есаула, то должен был пройти долгий путь развития этой удивительной политической системы. Год ее рождения не могли назвать даже сами запорожцы. Писаной истории и даже архива в привычном смысле этого слова они не имели. Даже суд вершили устно. Правами собственности не интересовались, тут же пропивая награбленное. В бюрократии не нуждались. А о том, откуда произошли, могли только рассказать старинные предания о первом казаке — некоем Семене, явившемся из Польши «для битья диких коз, кабанов и прочей дичины» и построившем кош у слияния Буга с Днепром. Примерно так поведали эту байку запорожские деды русскому князю Семену Мышецкому, побывавшему на Сечи в 1736 году и оставившему одно из первых русских, а не немецких или польских описаний ее — «Историю о казаках запорожских».

Современные ученые считают все это легендой.

Но и уничтожение казачьей республики вызывает одни вопросы!

Взять хотя бы тот факт, что русские войска разогнали Запорожскую Сечь в середине июня 1775 года. А императорский указ о ее ликвидации последовал только 14 августа — почти через два месяца! Главным же обвинением, выдвинутым царицей запорожцам, было их злостное нежелание... жениться. Ну кто рассказывает нашим детям это на уроках истории?

Указ Екатерины II, которым законодательно оформлялось уничтожение запорожского казачества, мало кто читал. Наши историки обычно отделываются общими фразами о лютой ненависти царицы к украинскому народу. Но об этой ненависти в документе ни слова! Более того, казаки «малороссийские» — то есть живущие на территории Левобережной Украины, даже называются в нем «полезными гражданами», ибо пребывают в «естественном общежительстве». А вот запорожцев Екатерина рисует, не жалея черной краски, исчадиями ада!

По ее словам, они «в нравах и в образе правления ощетинились», «одичали в своих ущелиях и порогах» и стали «принимать без разбора в свое худое общество людей всякого сброда, всякого языка и всякой веры».

Документ, вышедший из-под пера матушки-императрицы, ничуть не напоминает те скучные бюрократические бумаги, коими осчастливливают нас современные политики. Он написан с чувством, с экспрессией и несет на себе явный отпечаток авторского стиля и возмущенной дамской психологии.

Если Екатерина II и не составила указ целиком, то вне всякого сомнения лично отредактировала некоторые особо ударные места. Явно по-женски царица недовольна, что казаки пребывают «в совершенной праздности, гнуснейшем пьянстве и презрительном невежестве», имеют «политически разнообразный и юродивый состав членов» и живут «от грабежа посреди окрестных народов», помышляя «оставить из себя посреди отечества область совершенно независимую под собственным своим неистовым управлением».

Но главное, чем была недовольно баба на троне, это то, что казаки не хотели жениться! Они «приобвыкли к сей праздной-холостой и беспечной жизни» и сделали из нее «неподвижный закон», решив «остаться навсегда в Сече на собственной воле», то есть без женского присмотра.

Как всякую деспотичную даму Екатерину возмущало, что запорожцы не обращают ни малейшего внимания на слабый пол. Ее изумляло, как при таких обычаях они не перевелись? Ведь должны же были, по причине отсутствия на Сечи баб! Вывод, к которому пришла царица, ломая голову над вопросом неистребимости запорожского поголовья, состоял в том, что сечевой образ жизни невероятно соблазнителен для мужчин, убегающих на Запорожье. А значит, его нужно срочно запретить, дабы отрицателям семейных ценностей не было постоянного соблазна коптить небо, противясь намерению самого Бога размножать человеческий род. Такая вот женская логика!

И ничего нам в ней не понять, если не вспомнить, что сочиняла все это дама, едва оправившаяся от беременности— пережившая так называемый «послеродовой синдром» и неспособная адекватно воспринимать окружающую действительность.

Весь год, предшествовавшей падению Запорожской Сечи, Екатерина IIереживала самый бурный роман в своей жизни — ее любовником стал Григорий Потемкин. Возраст у шалуньи был критический. Ей исполнилось сорок пять. Впереди маячил климакс. Слова такого ученого в XVIII столетии доктора еще не придумали. Тем не менее, явление уже существовало и на судьбах подданных, несомненно, отображалось.

Разменявшая пятый десяток царица была особенно игрива. Сексуальным забавам с одноглазым Потемкиным она предавалась в бане Зимнего дворца. Сохранились сотни записочек, которыми обменивались влюбленные. «Гришенок бесценный, беспримерный и милейший на свете, — пишет императрица, — я тебя чрезвычайно и без памяти люблю, друг милый, цалую и обнимаю душою и телом». Другие свидетельтства состояния влюбленной не менее красноречивы: «Приди ко мне, чтоб я могла успокоить тебя бесконечной лаской моей». Екатерина называет Потемкина по-французски «топ faisan d’or» («мой золотой фазан»), а по-русски — «дорогие сладкие губки, жизнь, радость, веселье».

В воскресенье 8 июля 1774 голубки тайно обвенчались в петербургской церкви Святого Сампсония Странноприимца, а вскоре Екатерина II забеременела. Только этим фактом можно объяснить тот пыл, с которым императрица накинулась в своем скандальном указе на холостяков-запорожцев. Официально она пребывала как бы незамужней, но чувствовала себя уже вступившей на путь истинный и покончившей с прежней беспутной жизнью.

И как раз в промежутке между разгромом Сечи и появлением публичного известия о ее уничтожении на свет появилась дочь Потемкина и Екатерины — Елизавета Григорьевна. Это случилось 13 июля 1775 года. По сути, весь подготовительный период предательского удара по казачьим вольностям совпал с беременностью императрицы. Вот в таких условиях был «выношен» этот роковой указ, которым Екатерина Вторая поистине была беременна!

Как пелось в старинной казачьей песне: «Катерино, вража мати, що ж ти наробила? Степ веселий, край хрещений та й занапастила!»

Но почему сечевики сдались без боя? За долгую историю запорожцы поучаствовали в десятках войн. Их охотно нанимали на службу поляки, австрийцы, турки, молдаване, крымские татары, русские и даже французы. Одной из причин этого являлось то, что среди наемников своей эпохи запорожцы наиболее последовательно демпинговали.

В Европе не было более дешевого войска, согласного продать жизнь почти задарма. Тем не менее, с армией Екатерины-Д, обложившей Сечь летом 1775 года, казаки драться отказались.

На первый взгляд, это необъяснимо. Свидетельств взятия казачьей столицы почти не осталось. С русской стороны имеется только указ императрицы, в котором сказано, что «нашим генерал-порутчиком Текеллием со вверенными от нас ему войсками занята Сечь Запорожская в совершенном порядке и полной тишине, без всякого от козаков сопротивления».

Со стороны сечевиков версия имеется всего одна. Да и та принадлежит впавшему в старческий маразм «бывшему запорожцу Коржу». Корж, доживший чуть ли не до ста лет, крепко подзабыл обстоятельства дела как всякий «ветеран». У деда случались провалы памяти, которые он заполнял фантастическими вставками. Как рассказывал этот «последний запорожец», трагедия случилась «за блаженной памяти Екатерины II, в котором именно году за давностью не помню, но по счету моему уже более пятидесяти лет тому».

Корж был неграмотный. Расспросить его ученым удалось только в XIX веке при внуке Екатерины Николае I. «Интервью» с Коржем опубликовали в Одессе в 1842 году. Дедуган в подробностях рассказал, какая сладкая была на Сечи жизнь, какие широченные и дорогущие штаны во времена его молодости носили запорожцы, но, что касается сдачи в плен царской армии, то вспомнить он смог только то, что уговорил всех сложить оружие сечевой поп. Он заявил в церкви: «Убойтесь Бога! Вы христиане и подымаете руки против христиан! Вот вам крест и если вы его не послушаете, то все погибнете внезапно!»

Так как подняться в своем вольномыслии до уровня атеизма казаки не смели, то священника все послушались без обычных на Сечи многодневных дискуссий с выстраиванием в «коло» и ультиматум царского генерала приняли яко повеление высшей силы. В голосе попа запорожцам послышался глас самого Бога. По свидетельству Коржа, «вся старшина и войско» заплакали прямо возле церкви. Мол, супротив воли Господней не попрешь. Ибо она, как и сам Бог, вездесуща, какие бы у тебя не были широкие шаровары, в складках которых удобно прятаться бесам.

Одним словом, послушались старого попа. А жаль! Могли бы хоть раз повоевать забесплатно. Просто ради удовольствия. Сколько бы «москалей» уже никогда не увидели бы родимые березки средней полосы! Не говоря уже о генерале Текеллии — сербе по происхождению.

Зато все сказанное подтверждает, насколько важное значение имеет для успеху боевых действий агитация. Один бородатый безоружный поп разложил целое войско! Объявил ему психологическую войну и победил.

Как только климакс у Екатерины II прошел, к ней вернулась способность размышлять здраво. Императрица поняла, что с запорожцами погорячилась. Надвигалась новая война с Турцией. Южную границу империи кому-то надо было защищать. В январе 1788 года Потемкин написал царице, что бывшие сечевики перевоспитались, в большинстве своем переженились и хотят отказаться от развратной жизни. Государыня ответила, что ей приятно это слышать. Так было образовано Черноморское казачье войско, прославившееся при взятии Очакова и Измаила. По окончании войны в письме из молдавских Ясс Потемкин даже обмолвился, что черноморские казаки — «бесценны».

Чтобы эти переименованные запорожцы не тосковали без дела и не теряли боевых качеств, их решили переселить на Кубань. Но Кубань населяла одна из татарских орд, застрявшая там после ликвидации Крымского ханства. Русскими войсками в этих местах командовал Суворов. Он решил дело просто. На татар натравили калмыков.

Те на радостях, что правительство разрешило «погулять», вырезали всех — даже малых детишек, и после этого вернулись в свою Калмыкию. А на освободившееся «жизненное пространство» Екатерина II переселила Черноморское войско вместе с женами. Там черноморцы семьдесят лет успешно уничтожали на Кавказе черкесов, способствуя распространению цивилизации. В 1860 году их объединили с «москальскими» по происхождению казаками с Кавказской линии и новое войско назвали Кубанским. Там настоящие потомки запорожцев живут до сих пор. А в Украине их почти не осталось.

P.S. Очередная загадка, косвенно связанная с гибелью Запорожской Сечи, всплыла совсем недавно — в «оранжевое» пятилетие. Не известно точно, кому захотелось доказать, что последний кошевой («вождь», по терминологии Ляссоты) Запорожской Сечи Петро Калнышевский якобы мог приходиться отдаленным пращуром третьему президенту Украины Виктору Ющенко. Тем не менее, на выборах 2004 года версия эта использовалась пропагандистами Виктора Андреевича, а один из пронырливых украинских режиссеров даже пытался выбить деньги на фильм о «предке» майданного «мессии».

Но если бы Виктор Андреевич больше узнал о Калнышевском, ему, возможно, и не захотелось бы иметь такого родственничка. Несмотря на обет безбрачия, обязательный для запорожцев и не дававший права оставить наследство детям, за неимением оных, руки Калнышевского постоянно что-то крали. Кому он собирался все это передать, не известно. Наверное, просто страдал манией накопительства. Как утверждал известный украинский советский историк Владимир Голобуцкий, на момент сдачи в плен Калнышевский владел панским домом со стеклянной верандой в пятидесяти километрах от Сечи и мог за раз продать четырнадцать тысяч овец по два рубля за голову. По меркам XVIII века это гигантская сумма! Можно только вообразить, как эксплуатировал этот «бессеребренник» рядовых холостых запорожцев, чтобы плодились и размножались его бараны!

На Сечи последнего кошевого ненавидели за привычку выдавать своих политических противников на расправу царскому правительству и махлевание с нормами казачьей демократии. Псевдородственник Виктора Ющенко постоянно прибегал к подтасовкам и админресурсу. Однажды ему даже пришлось бежать во время выборов, переодевшись в монашескую одежду, чтобы остаться целым. Пожелав вернуть должность, Калнышевский даже обстреливал Сечь в 1768 году с помощью русской артиллерии! Но в конце концов, этот прохиндей надоел не только казакам, но и императрице с Потемкиным.

Другой украинский историк (дореволюционный) Адриан Кащенко даже заметил как-то, что во времена расцвета Сечи такого кошевого «вкинули б у річку». Вообще же всем энтузиастам в нашей стране, ждущим боль-

ших перемен от политиков, напомню в легкоуевояемой стихотворной форме:

Вже скоро вибори Нам обіцяють все—

Що навіть півень Яйця золоті знесе.

Такна Січі міняли кошового

І думали, що новий буде кращий.

А він все пив та крав,

Боне бува інакше...

Это о Калнышевском и его духовных потомках.

Что же касается прямого родства с Ющенко, то его Нет и быть не может, так как сечевой казнокрад просто не был женат. Разве что байстрюки какие-то у него были... Но где же вы найдете байстрюка с документами, что он байстрюк, а не рожденный в законном браке?

Глава 17.

И все же Екатерина была права!

И все же... Сечь не могла не погибнуть! В конце XVIII века «пиратскую республику» казаков было необходимо переформатировать. Она уже не вписывалась в исторический процесс. Исчез ее главный враг — Крымское ханство. Причем, благодаря все той же Екатерине Великой.

Странно, почему опереточные казачки, съехавшиеся в Одессу в 2007 году, так протестовали против восстановления памятника Екатерине II? Не будь этой Екатерины, ездили бы они не в Одессу, а в турецкий Хаджибей, находившийся точь-в-точь на том же месте. Да и то, если бы их турки пустили за деньги! Как сегодня пускают украинских туристов в Анталию.

Хороших людей у нас обычно не помнят. Любят прославлять предателей и негодяев. Что хорошего сделал для Украины тот же последний кошевой атаман Запорожской Сечи Калнышевский? Может, он завоевал для нас Дикое Поле? Нет, это сделали «екатерининские орлы» Румянцев и Суворов. Может, Днепропетровск основал? Тоже нет! Сей подвиг градостроительный совершил фаворит Екатерины II князь Потемкин. Давно бы, кстати, пора Днепропетровску исконное название Екатеринослав вернуть! Или в Потемкинск-Таврический переименовать!

Тогда, возможно, благодаря Калнышевскому оказалась в наших руках Правобережная Украина? Так об этом гипотетический «родственник» Виктора Ющенко даже не помышлял. Это сделала все та же «вража ма;ти» Екатерина, откусив от Польши по третьему ее разделу исконные земли Киевской Руси.

Ей Богу, я б эту императрицу за все ее добрые дела на украинские деньги поместил. Прямо на двухсотенную купюру! Вместо Леси Украинки, чьей «Лесной песней» с чертяками и мавками детей в школе пугают. Ибо широко мыслила царь-баба! И так же широко свои замыслы в жизнь воплощала.

Ко времени вступления Екатерины II на российский престол автономная Малороссия пребывала в блаженном ничегонеделании. Гетман Кирилл Разумовский в основном жил в Петербурге, предаваясь отвлеченным мечтаниям. Почему-то особенно ему хотелось открыть в Батурине университет и превратить свое гетманское достоинство в наследственный титул.

Простые же малороссияне в основном посвящали себя самогоноварению. Все леса на винокуренный промысел перевели. Да так лихо, что даже гетманское правительство обеспокоилось. В 1761 году Разумовский издал первый в Украине универсал против алкоголизма. «Малороссияне, — гласил он, — не только пренебрегают земледелием и скотоводством, от которых проистекает богатство народное, но еще, вдаваясь в непомерное винокурение, часто покупают хлеб по торгам дорогою ценою не для приобретения каких-либо себе выгод, а для одного пьянства, истребляя лесные свои угодья и нуждаясь оттого в дровах, необходимых к отапливанию их хижин».

Славные запорожцы тоже, как говорится, разложились. Время смелых походов для них закончилось. «Чаек» больше не строили, о дальних пиратских набегах на Кафу и Стамбул даже не мечтали. В основном казаки занимались теперь рыбной ловлей и разведением скота, а самыми великими подвигами считали угон табуна у пограничных ногайских татар или гайдамацкий набег на соседнюю польскую Правобережную Украину.

Даже «столица» их производила весьма жалкое впечатление. В 1766 году ее описал русский чиновник Василий Чернявский, заметивший, что «Запорожская Сечь есть небольшой палисадником огороженный город, заключающий в себе одну церковь, тридцать восемь так называемых куреней и до пятисот казачьих, торговых и мастеровых домов». Находилась она всего в пятнадцати верстах от крымской границы. Но ни татары наших «православных рыцарей» особенно не задирали, ни «рыцари» татарам кочевую жизнь не портили. Две породы полудикарей, уставшие от многовековой вражды, мирно паслись по обе стороны трудноопределяемой степной границы, где ни столба, ни контрольно-следовой полосы, ни колючей проволоки.

Турок такое сонное царство устраивало. Дипломатическая переписка середины XVIII века показывает, что местные турецкие паши занимались в основном тем, что подыхали от провинциальной скуки. Об этом свидетельствуют, например, документы Киевской археографической комиссии. Скажем, в 1749 году бендерский паша просил киевского генерал-губернатора Леонтьева прислать к нему в Бендеры купца с соболиными мехами. А в 1766 году еще один паша из тех же Бендер — Хаджи Ибрагим — обратился к польскому князю Любомирскому с просьбой подарить ему две своры гончих псов.

Естественно, любой нормальный человек разогнал бы эту банду турецких рэкетиров, выпрашивающих меха и собак. Но удалось это только Екатерине II. Помог случай. В 1768 году в разгар знаменитой Колиивщины банда гайдамаков во главе с атаманом Шило с польской Украины налетела на пограничный городок Балта (сейчас это в Одесской области) и ограбила его. За речушкой Кодыма находилась турецкая слобода Галта. Оттуда, прослышав о легкой добыче, турки набежали на соседнюю Балту и тоже немножко почистили местных обывателей. Гайдамаки от души (если, конечно, у них была душа?) обиделись. Они считали Балту своей подконтрольной территорией и в ответ, перейдя через речку, грабанули Галту.

Из-за двух населенных пунктов, названия которых отличались друг от друга всего одной буквой, разгорелся международный конфликт. Правительство султана в Стамбуле во всем обвинило Петербург, якобы подстрекавший гайдамаков. Посол Екатерины II Обрезков резонно возражал, что гайдамаки — вообще не русские подданные, а польские. Но султану почему-то захотелось махать саблей, и в результате вспыхнула русско-турецкая война, в которую перерос «галто-балтский» конфликт.

Однако некоторые историки утверждают, что виною открытия боевых действий было турецкое женоненавистничество. Якобы падишаху очень не нравилось, что соседней империей управляет какая-то баба, место которой, по его логике, было в гареме. К тому же он узнал, что Екатерина II пропихнула своего любовника Станислава Понятовского на польский трон. Из этого факта диванные «аналитики» в Стамбуле (правительство султана называлось по-турецки «Диван») сделали вывод, что русская царица собирается выйти за Понятовского замуж и объединить оба христианских государства на основе персональной унии. Предположение — бредовое. И тем не менее именно этот страх турок, плохо разбиравшихся во внутренних христианских противоречиях, породил открытие военных действий.

Но оказалось, что у бабы-царицы имеются отличные полководцы и бодрые кровожадные солдаты, способные воевать только на хлебе и водке. К баталиям в Причерноморских степях Россия была настолько готова, что расколотила турецкую армию в пух и прах буквально в первых сражениях. Только чалмы с бусурманских голов летели.

Летом 1770 года 27 тысяч русских во главе с генералом Румянцевым при 255 орудиях столкнулись в Молдавии на речке Кагул со 150 тысячами турок и 80 тысячами татар. Несмотря на почти десятикратное превосходство в живой силе, янычары бросились наутек. Все решила превосходная русская артиллерия и боевой порыв пехоты. Как говорили пленные турки: «Русские поражают нас огнем, как молнией». Среди них даже распространился слух, что в армии царицы есть пушки, которые стреляют «без участия прислуги». Передовая Европа разгромила отсталую Азию.

Результатом этой победы был мирный договор, по которому Крымское ханство объявлялось независимым, а граница между Россией и Турцией устанавливалась по Южному Бугу. Впервые Дикое Поле из вотчины кочевников становилось потенциальной житницей для земледельческого славянского населения. Туда, где столетиями ездил только татарин с табупнами лошадей, наконец, пришла цивилизация. Толпы мужиков-малороссиян двинулись в целинные Таврические степи...

Так кто оказался более Украине ценен — бездельники-запорожцы или все-таки Екатерина II? Уверен, конечно же, матушка Екатерина! Именно для великих дел нужны такие великие люди, встречающиеся иногда даже среди особ слабого и вздорного женского пола.

Любвеобильность Екатерины известна всем. Но соратники ее не только не отставали от императрицы, но даже превосходили ее в буйном проявлении сексуального инстинкта. Победитель турок при Кагуле фельдмаршал граф Румянцев-Задунайский отличался, кроме полководческого таланта, еще и необыкновенным плотским аппетитом. Как писал еще в XIX веке его биограф Дмитрий Бантыш-Каменский в книге «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов», Румянцев «удальством превосходил товарищей, пламенно любил прекрасный пол и был любим женщинами, не знал препятствий и часто, окруженный солдатами, в виду их, торжествовал над непреклонными».

В переводе с высокопарного старинного штиля на простецкий нынешний это означало следующее: молодым офицером (капитаном он стал в 18 лет) Румянцев выстраивал свой батальон в каре (то есть, квадратом), а в середине на пушечном лафете «в костюме нашего прародителя» — голым, значит, — овладевал приглянувшейся девкой.

Скандальное поведение будущего героя шокировало предшественницу Екатерины II на русском престоле Елизавету Петровну. «Проказы Румянцева, доведенные до высочайшего сведения», по словам того же Бантыш-Каменского, даже заставили императрицу Елизавету отправить капитана-проказника к отцу-генералу, чтобы тот «как отец наказад его». Обычные дисциплинарные меры на шалуна не действовали!