Олег Георгиевич Грудинин
Обыкновенное мужество
Уважаемый читатель!
Перед тем как отдать на твой суд две повести, объединенные названием «Обыкновенное мужество», я хочу сказать, что события, положенные в основу этих повестей, не выдуманы, а лишь перемещены мной, если можно так сказать, во времени и пространстве. Изменил я и имена героев — участников описываемых событий.
Почему?
Потому, что правда факта, пройдя сквозь призму сознания человека, взявшегося рассказать об этом факте, приобретает свою неповторимую окраску. Тогда повествование уже становится частицей мироощущения и мировоззрения автора-повествователя; оценка факта — субъективной оценкой. Так рождается не точная фотография жизненного факта, а рассказ или повесть.
В данном случае повести. Ну, а все остальное рассказано в самих повестях.
Автор
Если в крепости враг…
Глава первая. Шикарные ребята с «Адмирала Нахимова»
Трудно сказать, как повернулась бы моя жизнь в дальнейшем, не прими я в тот памятный вечер странное для меня решение — пойти на танцы. Вероятно, уехал бы я в свой родной город Вельск, где до сих пор живут мои отец, мать и сестренка. Там я бы устроился на завод учеником слесаря, как об этом всегда мечтал мой отец, рабочий-слесарь высокого разряда, и со временем стал бы таким же отличным металлистом, как он. И уж конечно, я бы помирился с Коськой Никиенко, бывшим секретарем нашей школьной комсомольской организации. Теперь мне даже кажется, что он не стал бы долго подсмеиваться над моей так жалко провалившейся попыткой учиться непременно в Ленинграде. Впрочем, что гадать, как было бы, когда все получилось иначе.
В техникум я не поступил — срезался на экзаменах. Собираясь домой, я ясно представлял себе презрительный взгляд отца, грустные глаза матери и ехидную улыбку Касьяна: он был зазнайкой, этот Никиенко, и считал себя очень умным. Так по крайней мере я думал в ту пору. А не терпел я его вот почему: в восьмом классе я подал заявление в комсомол, но Коська убедил комитет не принимать меня, и мне отказали. Я демонстративно разорвал заявление на четыре части и, напыщенно кинув: «История нас рассудит!», повернулся к нему спиной.
И черт меня дернул сказать: «История нас рассудят!» Наверно, сработала моя тогдашняя привычка к необдуманным поступкам и громким фразам.
В тот последний тоскливый вечер моего пребывания в Ленинграде я, сидя в общежитии техникума перед раскрытым окном, в который раз представлял себе сцену возвращения домой.
За окном вечерел город. По улице неслись потоки машин. Светились неоновые огни реклам. Смеясь и громко разговаривая, проходили пешеходы. Как все это было непохоже на нашу вельскую тишину.
«Что ж, сам виноват! Значит, прощай романтика огромного, интересного города! Прощайте, мечты…» — думал я.
Какие-то девушки, проходя мимо, посмотрели на меня и рассмеялись:
— Молодой, красивый, а сидит один, как бабушка в окошке, — услышал я задорную фразу. — Шел бы лучше на танцы.
И решение было примято. Вскоре я, человек, совершенно не умеющий танцевать, стоял в наскоро выутюженных брюках перед кассой самого большого в Ленинграде танцевального зала. Денег у меня в кармане было немного — всего пять рублей, но это меня не беспокоило. Зачем мне много денег? Куплю входной билет, сяду в уголке и буду смотреть на танцующих. И слушать музыку…
— Эй, корешок! — чья-то рука тяжело хлопнула меня по плечу. — Нет ли у тебя закурить?
Слегка покачиваясь на расставленных по-матросски ногах и улыбаясь уголком рта, на меня глядел невысокий, крепкий молодой моряк. Рядом с ним стояли еще двое, тоже молодые, щеголеватые, в матросской форме, и смотрели на меня откровенно выжидающе. Видно, им очень хотелось курить.
— Есть! — Я сунул в карман руку и достал купленные для солидности папиросы. — Закуривайте.
— Вот это по-нашему! За это люблю! Ай да ты! «Казбек», да?
Широкое лицо крепыша расплылось в улыбке.
Вытащив из коробки две папиросы, он широким жестом протянул ее товарищам.
— Закуривай, братва! Там еще много! — Затем, отдав мне пачку обратно и пряча одну из двух папирос за ремешок новенькой морской фуражки, подмигнул:
— Сам понимаешь, а?
Мне поправились эти ребята. Пока они прикуривали, я успел хорошо разглядеть их. К ним очень подходило бытовавшее у нас в Вельске словечко «шикарные».
С особой небрежностью надетые суконные рубахи, матросские воротники, вылинявшие от соленой воды и штормов, широченные брюки, начищенные до блеска медные с якорями пряжки на ремнях. На фуражке у крепыша козырек был похож на клюв кондора — длинный и сильно загнутый книзу. На двух других были бескозырки с ленточками. Ни одна девчонка в Вельске не прошла бы мимо этих парней, не засмотревшись. От них так и веяло удалью и настоящей моряцкой грубоватой бесцеремонностью.
Прикурив, крепыш протянул мне короткопалую широкую ладонь:
— Валентин с «Адмирала Нахимова». А это Коля и Толя. Ребята — гвозди! Все трое с одного кубрика.
Ребята-«гвозди» пожали мне руку и тут же отвернулись. Видно, по мере того как утолялось их желание курить, интерес к моей особе падал. А мне вдруг очень захотелось побыть еще в компании таких удальцов. Даже пойти с ними вместе на танцы! Так, чтобы девушки оглядывались на нас и думали, что я тоже моряк, вот только не захотел сегодня надеть форму.
— Идемте на танцы, ребята! — Стараясь держаться посвободнее, я слегка хлопнул по плечу Валентина и натянуто улыбнулся. — Пошли, а?
— Денег нет! Пинензов! Понимаешь?! Шайбочек нет! Думаешь, мы бы тут стояли, с тобой развлекались? — смерив меня взглядом, Николай отвернулся.
— Так у меня же есть деньги! Вот пять рублей. Хватит?
Лица моряков засияли.
— Вот это удача!
— Кассир, на пять без сдачи, — протянул деньги в окошечко Валентин.
«Ничего, — подумал я, — до общежития доберусь пешком, на поезд билет есть, а там… как-нибудь!»
Глава вторая. Драка у подъезда
Но в общежитие техникума я в этот вечер так и не попал. Ночевать мне пришлось в милиции, а на следующее утро… Впрочем, лучше расскажу все по порядку.
Танцевальный зал, в который я вместе с моими новыми друзьями поднялся по широкой дворцовой лестнице, назывался «Мраморным». Мне не раз приходилось бывать в танцевальном зале Вельского городского дома культуры — там обычно проходили все наши школьные вечера, — но у него не было даже отдаленного сходства с этим залом. «Мраморный» зал был великолепен!
Светлые, темные, длинноволосые, стриженые головы колыхались в такт музыке. В зале было, наверное, не меньше двух тысяч человек. Нет ничего удивительного в том, что я растерялся. А растерявшись, потерял моряков. Валя, Коля и Толя исчезли. Искать их в этом многолюдном зале не имело, конечно, смысла. Настроение у меня испортилось. Я решил найти свободное кресло, сесть и смотреть на танцующих. Передо мной, словно в калейдоскопе, мелькали пары. Медленными волнами по залу красиво скользили желтые, синие лучи прожекторов.
— …Вчера увели две бухты медной проволоки да ящик с маслом. Всего рублей на пятьдесят…
Эту фразу тихо сказал только что севший рядом, спиной ко мне, пестро одетый пышноволосый парень. Я стал прислушиваться. Мешала музыка, на эстраде артист в черном костюме пел в микрофон под оркестр неаполитанскую песню, он тоже мешал, и все же я услышал почти весь этот необычайный для меня разговор.
— Кладовщик не зашебуршится? — спросил кто-то невидимый мне. — Как ты думаешь?
— Нет, он в доле.
— Уж, значит, оплавил?
— Да. Вот деньги.
— Давай.
Помолчав, невидимый мне спросил:
— У корешков деньги есть?
— Не знаю. Наверное, нету! — Пышноволосый рассмеялся: — Я бы их держал в черном теле, злее будут.
— Знаю. Но все равно надо дать.
— Дал бы. Я поискал их у кассы — не нашел. Наверное, здесь, в зале.
— Ладно, теперь сам дам. Иди. Завтра посидим на мертвеце, выпьем.
Пышноволосый поднялся со стула и скользнул в толпу. Чуть выждав, я осторожно оглянулся на его собеседника. В упор на меня смотрели холодные, стального цвета глаза. Поразили меня на этом лице две узкие синие полоски — только как намек на губы. Грязно выругавшись, собеседник Пышноволосого встал и мгновенно затерялся среди танцующих.
«Это же воры! — пронеслась в моем мозгу запоздалая догадка. — Что же делать?! Бежать в милицию бесполезно. Потому что воры, конечно, уже ушли. Сообщить, где они «увели две бухты медной проволоки да ящик с маслом», я не могу, так как не знаю адреса».
Остаток вечера я прослонялся по залу, на всякий случай всматриваясь в лица танцующих мужчин. Надежда увидеть воров все же не покидала меня. Да и знакомство с моряками мне хотелось закрепить.
В половине двенадцатого танцы кончились. Людской поток вынес меня из зала на улицу, и я, отойдя чуть в сторону, остановился, пропуская спешащих к трамваям и автобусам танцоров. Торопиться мне было некуда.
Громадный подъезд, возле которого я стоял, привлек мое внимание своей иллюминацией. Я стоял и любовался переливами огней. Вдруг за моей спиной раздалась брань. Я оглянулся.
Двое хорошо одетых парней, чертыхаясь, били моего случайного знакомого, матроса-крепыша Валентина, а он молча отбивался, размахивая намотанным на кулак флотским ремнем с бляхой. Не раздумывая, я бросился ему на выручку.
Напутанные моей неожиданной помощью моряку, парни стали отступать. Но тут две сильные руки схватили меня за пояс.
— Спокойно, юноша! Придется вам пройти со мной…
Я рванулся в сторону, но высвободиться из рук милиционера не сумел. Вокруг уже образовалось плотное кольцо любопытствующих.
Увидев милиционера, противники Валентина подошли ближе.
— В чем дело, ребята? — спросил их милиционер. — Почему драка?
— Возьмите и этого, — указали парни на Валентина. — Он у нас бумажник украл с тридцатью рублями. На бумажнике вытиснено «На память».
— Врете! Ничего, я у вас не крал! — Валентин спокойно подошел к милиционеру.
— Они врут, товарищ начальник. Они нас с кем-то спутали и завязали драку.
— Пойдете со мной все! — решил милиционер. — Там разберемся, кто украл да кто завязал.
По дороге в милицию Валентин, толкнув меня плечом, шептал: «Документы есть?»
— Есть, — ответил я. — А что?
— Тише, дурак! Давай сюда, отпутаемся.
Все еще взволнованный, я машинально достал из кармана и отдал Валентину недавно полученный новенький паспорт с вложенным в него билетом на завтрашний поезд.
В милиции нас обыскали. Никаких денег у Валентина не нашли, паспорта моего тоже.
— Кто из них больше шумел? — спросил дежурный.
— Вот этот, — указал на меня милиционер. — Так и кидался, как бешеный. Я даже ногти об него обломал, товарищ старший лейтенант.
— Товарищ начальник, отпустите! — вдруг хныкнул Валентин. — Мне на вахту пора. Меня с парохода спишут!
— Зачем же дрались? — удивился дежурный. — Не дрались бы, и отпускать бы не надо было.
— Это вон они виноваты, — ткнул Валентин пальцем в сторону парней. — У-у, образины!
— Тише! — прикрикнул начальник. — Еще здесь подеретесь, да? Сейчас в камеру отведу. Давай документы, — он протянул к Валентину руку.
— Нету у меня документов! Какие же у речника документы? Паспорт у капитана. Да я все так о себе могу сказать.
— Так… — поколебался дежурный. — Ну, говори.
— Иванов Сидор Иванович, сорок шестого года рождения, город Кострома. Сейчас проживаю…
Я слушал Валентина и удивлялся.
— Бывал в милиции! — кивнул дежурный. — Знаешь, как отвечать.
Позвонив куда-то из другой комнаты по телефону, он вернулся:
— Молодец! Не соврал! Есть такой! А ты? — обратился он ко мне.
— У меня нет паспорта. Я не ленинградец. Я в техникум поступать приехал.
— Что ж, подождем до утра, — выслушав меня, решил начальник. — Сейчас в твой техникум звонить бесполезно, там все равно никого нету. Ну, а вы идите, — кивнул он парням.
— Утром приходи на набережную лейтенанта Шмидта, — шепнул мне Валентин-Сидор. — На пароходе «Адмирал Нахимов» найдешь меня или Колю с Толей. И молчи тут… — Он вразвалочку направился к двери.
Через несколько минут я лежал на жесткой койке в холодной камере, старался разобраться во всем происшедшем и высчитывал, сколько часов, минут и секунд осталось до утра. Выходило много…
Глава третья. Я становлюсь корешом
Меня разбудил милиционер. Я долгое время не мог понять, где я, и так удивленно осматривал камеру, что милиционер рассмеялся.
— Что, не узнаешь родного дома? Вставай, мать уже чай согрела. И дежурный тобой интересуется.
Дежурный, вчерашний старший лейтенант, невыспавшийся и сердитый, долго со мной не разговаривал.
— Твое счастье, что у тебя с собой паспорта нет, — пробурчал он. — Послал бы я тебя в административную комиссию, а в протоколе номер документа нужно указывать. Поезжай сейчас в свой техникум. Я им звонил. Дадут тебе там перцу, петух!
Начальник не знал, что в техникуме мне делать было нечего.
Минут через десять трамвай, на площадке которого я ехал «зайцем», подвез меня к набережной лейтенанта Шмидта.
По набережной сновали матросы в грубой брезентовой форме. Они катили бочки, таскали ящики, носили тюки. За гранитной кромкой на воде покачивалось множество больших и маленьких судов. К моему изумлению, некоторые из судов были даже парусными.