Мгновенное и недвусмысленное согласие девушки вызвало в нем не радость, а удивление и досаду: она отрезала ему пути к отступлению. Очевидно, это изумление отразилось на лице, потому что Фатима, смело заглянув партнеру в глаза, поспешила сказать:
— Чтобы тебя не мучила совесть… Но если желаешь, я могу соблазнить тебя.
— Похоже, ты умеешь делать это поистине виртуозно, — холодно проговорил Шимас, хотя его рука еще сильнее сжала ее талию.
— Нет, ты первый, — девушка подняла на юношу не менее холодные и оценивающие глаза. — Все остальные мужчины пока вызывали у меня только отвращение.
Отчетливо ощутимое прикосновение ее бедра к его бедру при очередном медленном движении танца, казалось, утверждало противоположное.
— Достоин ли я сего блаженства? — Он позволил себе саркастическую усмешку, понимая, что испытывает ее терпение.
— Если ты не заставляешь себя… То да, вполне достоин, — спокойно ответила Фатима. — Хотя, смею добавить, я сторонница обоюдного наслаждения.
Последние слова девушка произнесла с вызовом, вряд ли понимая истинный их смысл. Вряд ли понимая до конца. Но Шимаса они, похоже, просто лишили разума.
— Я полагаю, — произнес он едва слышно, — что ты согласишься прогуляться вместе со мной по саду этого удивительного дворца. Думаю, здесь найдется немало прекрасного…
— Пожалуй, соглашусь. Если это прекрасное будешь показывать мне ты…
Губы Шимаса дрогнули, ноздри расширились — и при первой же возможности он прекратил танец и повлек Фатиму к выходу в сад. Однако у дверей он растерянно остановился. Подняв лицо ему навстречу и задорно улыбаясь, девушка проговорила:
— Не думай, я тебя не дурачу.
— А я и не думаю, — Шимас готов был провалиться сквозь мраморные плиты пола. Вся его решимость испарилась. — Послать за твоей накидкой?
— Ты истинный рыцарь, подобный моим лейтенантам, — все с той же усмешкой ответила Фатима. — Но, по-моему, танец разгорячил нас более чем достаточно. Накидка будет лишней.
— Я бы сказал, даже чрезмерно разгорячил, — процедил Шимас. Его слова, однако, совершенно противоречили огненному взору, который он окунул в глаза Фатимы. — Впрочем, танец тут ни при чем…
И он почти вытолкнул спутницу из дворца. В залитом лунным светом саду было непривычно пусто: почки лопнули не так давно и крошечные листья были едва заметны. Всего несколько цветов, ранних и робких, украшали куртины. Не отпуская руки девушки, Шимас с террасы взглядом окинул холодный весенний пейзаж, принял решение и потащил безмолвную девушку за собой в сторону каретного сарая, словно зовущего распахнутыми широкими воротами.
Как только они очутились внутри, молодой человек поспешил увлечь Фатиму прочь от прямоугольника лунного света. В непроглядной поначалу темноте, однако, он двигался вполне уверенно, явно зная, куда спешит. Проворно лавируя между черными боками плохо различимых в темноте экипажей, Шимас подвел девушку к самому большому из них, затем схватил в охапку и могучими руками рывком поднял вверх. Фатима почувствовала, что оказалась на атласном сиденье, куда более похожем на широкий диван.
— Наверное, лучше поднять верх, — пробормотала она, чуть суетливо стаскивая длинную перчатку с левой руки.
— Не думаю, — сказал Шимас, захлопывая за собой дверцу и усаживаясь рядом с Фатимой. Огромное темное пространство неведомого экипажа распаляло чувства так, что каждый миг промедления запросто мог убить юношу. Но торопиться все же было нельзя. И потому он шепотом спросил: — А отец тебя не хватится?
— Нет, он спокоен, знает, что я давно сама себе хозяйка, — с лукавой улыбкой отозвалась соблазнительница. Хотя губы ее тоже чуть дрожали, и девушка была рада, что Шимас этого не видит.
Ее же глаза уже успели привыкнуть ко мраку, и поэтому она могла с удовольствием следить за несколько ошарашенным выражением лица юноши. Тот явно робел от ее смелости. «Ах, друг мой, да я сама дрожу от страха», — хотела, но все же не решилась проговорить девушка.
— О да… ты действительно необычайное существо, — выдохнул Шимас.
— Но ведь и ты, согласись, не из неприметных, — сказала Фатима, осторожно избавляясь от второй перчатки.
Добрый десяток секунд Шимас хранил молчание, и Фатима сделала вывод, что ее прямота опять перешагнула границы принятой вежливости. Но тут он рассмеялся — благодаря темноте его теплый смешок обрел волнующую интимность.
— Искренне надеюсь, что ты заметила меня сердцем…
Словно в трансе, Шимас легонько прикоснулся кончиками пальцев к щеке девушки.
— Послушай, — произнес он другим, серьезным и сухим тоном. — Не следовало тебе сбегать со мной. Да и я напрасно привел тебя сюда. Вся эта прогулка… в сад была неразумной затеей. Лучше нам вернуться.
— А мы и вернемся… потом.
На губах Фатимы играла искушающая улыбка. Теперь уже он все видел — тьма вокруг них рассеялась. Но в его сердце, напротив, лишь сгустилась. Он желал ее и не решался коснуться, понимая, что сил сдержаться у него почти нет. Чувственные нотки в ее голосе просто лишали его сил, можно было сойти с ума от одного того, как безразлично она уронила на пол свои длинные белые перчатки. Шимас напрягся и сделал глубокий вдох.
— Аллах всесильный, зачем ты мучаешь меня! Ты так желанна…
Теплая кожа плеч и рук девушки будто светилась в темноте. От ее волос исходил дурманящий аромат жасмина.
— Поцелуй меня, — прошептала она, всем телом подаваясь к Шимасу и горя тем же желанием, что и он.
— Нет.
Однако при этом не сделал попытки отодвинуться даже на пядь.
— В таком случае я поцелую тебя.
Он ощутил ее легкое дыхание на своих губах. В висках стучало от вожделения.
— Как много у нас времени? — тихо спросил Шимас. Он уже сдавался на милость прекрасной обольстительницы.
— Тебе лучше знать…
Все тело Шимаса отозвалось на такие слова.
— А впрочем, сколько бы времени у нас ни было — его меньше, чем нужно.
И он не лгал. Ему действительно хотелось быть с ней — возле нее, в ней, на ней — на протяжении бессчетных часов. Желание для него новое, странное, головокружительное…
— Я украду тебя, клянусь…
— Я знаю… Я жду этого…
Свиток седьмой
Скандал, конечно, разразился. Но отчего-то он почти не тронул души Шимаса. Должно быть, в глубине разума он уже сознавал, что пора отправляться на полуночь — и что сейчас, уехав, он избегнет склок и пересудов. Давно были готовы лошади, пожитки сведены к минимуму, а кошель толст самым бесстыдным образом.
А вот то, что рядом, в соседнем седле, покачивалась она, Фатима, делало странствие куда более отрадным и куда менее похожим на путь мстителя. Со стороны это походило на бегство, конечно, но так могли бежать влюбленные, опасаясь отцовского гнева.
Шимас с улыбкой вспомнил, как начинался этот день. Фатима ждала его, как и гласила записка, у стен цирка. Всего в лиге от его собственного, вернее, от дядиного дома. Как только Шимас получил весточку от любимой, он сразу стал разведывать, какими городскими переулками воспользоваться и где найти лошадей. Многие знали, конечно, о Шимасе-альбионце, пирате. Но вряд ли кто-то мог догадаться, что сей альбионец, покоритель девичьих сердец, и племянник почтенного Алишера Абд-Алишера — суть одно и то же лицо. И юноша поспешил воспользоваться этим.
Сейчас, когда любимая была рядом, юноша чувствовал, что за спиной у него выросли крылья. Сжав ее пальцы в ладони, он вел ее по улочкам города так уверенно, словно с первых дней жизни своей готовился именно к этому бегству. Вот, миновав лотки с благовонными курениями и шелками, отделавшись от астрологов и ясновидцев, они свернули в узкую улицу между высоких стен, где ничто не шевелилось, кроме ветра, ничто не подстерегало, кроме теней.
Ибн Айлас, торговец лошадьми и, похоже, ворованными драгоценностями, с поклоном указал путникам на распахнутую дверь.
— Ничего не объясняй. И не тревожься — этот дом был построен в беспокойные времена.
Шимас и Фатима прошли за ним во внутренние покои. Старик свернул в альков и всем телом навалился на стену. Она бесшумно отошла внутрь, открыв темную узкую лестницу.
— Ею уже пользовались раньше. Вы найдете там еду и вино.
Когда Фатима взяла у Ибн Айласа свечу и стала спускаться по лестнице, старик прошептал Шимасу:
— Я слышал, что эта девушка исчезла из отцовского дома… Стража начала обыскивать город, квартал за кварталом. Надо выждать, пока не закончатся поиски.
Шимас кивнул, в который уж раз в этой жизни удивившись всесильной магии золота. Ибн Айлас уже собрался уходить, но приостановился и добавил:
— Если что-нибудь случится со мной, то за стеной ты найдешь подземный ход. Он открывается подобным же образом и ведет за городские стены. Когда вы выберетесь оттуда, отправляйтесь в Замок Османт. Это развалины, где живут только совы. Вы можете укрыться там, пока не появится возможность бежать.
— Мы сможем ехать? Старик кивнул.
— По подземному ходу пройдут кони. Он был проложен для кавалерийских вылазок. Туда можно войти из нашей конюшни, а лошадей, которых ты повелел купить, уже свели вниз. Там есть корм для них и пища для вас, по каналу протекает ручей. При необходимости вы можете скрываться в подземелье несколько недель, но лучше все-таки этого не делать…
Старик помолчал. Взгляд его стал жестким:
— Ты не приверженец всесильного Аллаха, но на твоем попечении сейчас женщина, очень важная женщина… Если так случится, что ей будет причинен вред… в любом смысле… то это будет стоить жизни вам обоим.
— И ей тоже?
— Ей — в первую очередь. Ее убьют, без малейшего сомнения… Береги ее и себя тоже.
И снова он помедлил.
— Если сможешь, возвращайся. Я пошлю тебе весточку, если шум уляжется.
— В этом Замке Османт… Там есть где укрыться?
Старику понадобилось всего несколько слов, чтобы Шимас представил будущее укрытие и даже решил, сколь долго они смогут прятаться от преследования.
— А теперь быстрее! Вам пора идти.
Дверь закрылась за юношей, и он в темноте спустился по крутым ступеням. Фатима откинула с лица газ покрывала, которое делало ее неотличимой от любой другой женщины, и поставила на низкий столик вино и еду. Над их головами послышался приглушенный звук, словно захлопнули тяжелую дверь, но более громкий. Шимас выхватил меч и повернулся к лестнице. Ничего.
«Неужели я навлек беду на Ибн Айласа? — промелькнуло у него в голове. — Что там произошло?»
Фатима показала глазами на столик:
— Поешь. К ночи, уверена, мы должны быть готовы. Они ели в молчании. Шимас не знал, о чем думала его спутница, но с грустью размышлял о старике, оставшемся наверху. Неужели он навлек пытки и смерть на человека, который всего лишь за несколько монет купил для них лошадей и указал путь бегства? Однако вернуться ему на помощь было нельзя. Обнаружить себя сейчас — значит подтвердить самые черные подозрения преследователей.
Шимасу было сейчас страшно подумать о том, что было бы тогда с его прекрасной спутницей, еще недавно такой смелой.
На полу лежали вьючные тюки: Ибн Айлас, кажется, подумал обо всем. Он, похоже, знал и о намерениях Шимаса, и о грядущем преследовании… Быть может, долгая жизнь подсказала ему, что может понадобиться юноше, покупавшему
На низком столике лежали и стопки книг. Старик, ожидая беды и для себя, перенес вниз свою немалую библиотеку. В Лютеции за такие книги можно было бы купить целую провинцию или епископат. И в самих вьюках, кроме запаса пищи, лежали четыре книги. Очевидно, он хотел, чтобы Шимас взял их с собой.
— Поспи, — сказал юноша Фатиме. — Мы уйдем с наступлением ночи.
Она кивнула. Шимас укутал ее и присел на подушки у стены так, чтобы она могла устроиться рядом в относительном уюте. Наконец послышалось ее сонное дыхание, и теперь юноша смог подумать о ближайшем будущем куда менее романтично, чем это казалось еще вчера.
«Когда мы добрались до дома Ибн Айласа, было едва за полдень. Положим четыре часа на ожидание, потом еще час на то, чтобы выбраться по подземному ходу за городские стены… Похоже, мы сможем попасть наружу в самый глухой полуночный час…»
Он выбрал из стопки книг одну — перевод сочинения Шень Куа из далекого Катая — «Очерки о сонной заводи». Предстояли долгие часы ожидания, и лишь свеча, догорев, могла подсказать, когда будет пора отправляться.
Наконец этот час настал. «Очерки о сонной заводи» вернулись на свое место. От этого движения Фатима проснулась. Шимас зажег новую свечу и дал ее девушке в руки. Затем, взвалив тюки на плечи, последовал за ней по подземному ходу. Как и было уговорено, лошади ожидали в подземной конюшне, оседланные и готовые отправиться в путь. Поднявшись в седла, беглецы двинулись по тоннелю к городским стенам.
Свод нависал всего в нескольких пядях над их головами — местами тоннель был вырублен в сплошной скале. Несколько раз они пересекали маленькие лужицы, а в одном месте несколько сот шагов двигались вдоль потока чистой холодной воды. Внезапно ход оборвался. Перед путниками была каменная глыба, рядом с ней блестел бронзовый рычаг странного вида: такого не сделали бы ни мавры, ни готы, ни финикийцы — Шимас ни в одной из книг не видел прежде ничего похожего.
«Какие же мастера его создали? — задался он неуместным сейчас вопросом. — И когда?»
Сойдя с коня, юноша положил руку на рычаг. Помедлил, собираясь с духом, потом потянул вниз. Ничего не произошло. В свете свечи взгляды беглецов встретились.
«Что, если ход не откроется? Неужели мы в ловушке?»
Решительно отогнав панические мысли, Шимас собрался с силами и всем телом повис на рычаге. Медленно, скрипя, неохотно он поддался. Большая каменная глыба так же медленно повернулась внутрь тоннеля, неповоротливая от старости и несказанно долгих лет бездействия. Лиц путников коснулось дуновение ночной прохлады — затем пришел запах влажных трав, послышалось журчание сочащейся тонкой струйкой воды.
Шагнув наружу с мечом в руке, юноша оказался в узком ущелье, над которым светили звезды. Всего в нескольких шагах впереди замеченная им струйка воды вливалась в более широкий поток. Поискав глазами, он обнаружил второй рычаг, искусно скрытый в трещине скалы. Фатима вышла из тоннеля, ведя в поводу лошадей, и Шимас повернул рычаг — дверь закрылась, на этот раз совсем легко, и полностью слилась с естественными трещинами камня. Запомнив место, он замаскировал рычаг и уничтожил все следы движения двери.
Впереди был долгий переход под мягким весенним солнцем. Шимас счел это добрым предзнаменованием и даже своего рода благословением своего деяния. Когда беглецы добрались до деревушки, о которой успел шепнуть Ибн Айлас, стемнело. За кучкой домов и деревьями на фоне неба смутно вырисовывалась цепь далеких холмов.
Прошел уже час после заката, и дома в деревне стояли темные, с наглухо закрытыми ставнями. Увы, беглецы отправились за своим счастьем в не самые спокойные времена — ночные путники появлялись редко, и в маленьких деревушках их не привечали. Богобоязненные люди еще до темноты забивались в свои дома или постоялые дворы, а по ночам скитались только воры, бродяги да нечистая сила.
После недавних дождей улицы развезло, и копыта лошадей бесшумно ступали по грязи. Домик человека, которого искал Шимас, стоял на краю селения, похоже, на самой границе свободных земель. Юноша постучал.
За дверью послышался осторожный шорох, и он тихо проговорил:
— Мы — друзья Ибн Айласа, книжника и торговца.
— Чего вы ищете?
— Приюта и свободы.
Несколько долгих минут, казалось, ничего не происходило. Но потом ворота справа от домишки чуть приотворились — ровно настолько, насколько нужно было, чтобы лошади по одной смогли проскользнуть во двор. Хозяин недружелюбно посмотрел на юношу, но, видимо, успокоился, разглядев женский силуэт на второй лошади.
— Кто вы?
— Я — Шимас, студент из Кордовы и друг книжника Ибн Айласа.
— А эта дама? Одна из веселых девиц? Торговец снабдил, чтобы в дороге не скучать?…
— Нет! — отбрил Шимас. — Это высокородная дама, ей нужно оказаться как можно дальше от стен блистательной Кордовы… И как можно быстрее.
— Заходите! — Хозяин показал на дверь, а сам повел лошадей в конюшню — напоить и накормить.