Падающая звезда

Саймон Кларк

Падающая звезда

— Мой дорогой друг, признайте — вы сгораете от любопытства, — заявил Шерлок Холмс, сидя рядом со мной в четырехколесном экипаже, шустро прокладывавшем себе путь через Стрэнд, который в полдень пятницы представлял собой водоворот ног, копыт и колес.

— Не буду спорить, Холмс, — ответил я, подкидывая камешек размером с виноградину, который Холмс пару секунд назад сунул мне в руки. — Вы даете мне камешек и хотите знать, что я о нем думаю.

— Именно.

— Ну, должен вам признаться, — ничего, — улыбнулся я и покачал головой. — Абсолютно ничего.

— Ха! Это потому что вы на него смотрите, но не видите. Помните, Ватсон: детали, детали и еще раз детали!

— Я так понимаю, этот камень как-то связан с делом, которым вы сейчас заняты?

— Отчасти. Но согласитесь — занятный образец, не так ли?

— Камень?

— Да-да, именно этот камешек, возлежащий на вашей затянутой в перчатку ладони. — Холмс, очевидно, пребывал в прекрасном настроении и потому одарил меня широкой улыбкой: — Ну же, Ватсон, включайтесь в игру! Изучите камень. Осмотрите внимательно, нащупайте на нем щербинки, взвесьте в руке, прикиньте его химический состав. И, если пожелаете, расскажите мне, непроницательному, какие эманации исходят из его каменного сердца.

— Холмс, вы ведь надо мной подшучиваете?

— Совершенно верно.

Я вопросительно поднял бровь.

— Простите меня, доктор. Я подшучиваю над вами только потому, что дело, за которое я взялся, на мой взгляд, иначе как причудливой шуткой или странным розыгрышем не назовешь.

— Холмс, вы вынуждаете меня бродить в потемках.

— Ха! Ну да ничего. Скоро все станет ясным как день.

— А с чего вы вообще решили взяться за это дело?

— Обычно не удостаиваю вниманием подобные случаи. Но тут оказался замешан один мой знакомый.

— Ваш друг?

— Ах, Ватсон, мой единственный друг — это вы. Нет, с этим джентльменом я даже никогда не встречался. Однажды он помог мне, сообщив бесценные сведения о составах некоторых металлов, что позволило мне положить конец убийствам в Кингс-Линн. Короче говоря, я перед ним в долгу. Ого! — воскликнул вдруг Холмс. — Похоже, в Лондоне с каждым днем становится все больше народу. Лет через десять город так переполнится, что передвигаться по нему можно будет только на своих двоих!

— Тогда бы мы добирались до Хэмпстеда, где живет ваш клиент, так долго, что вы прекрасно успели бы посвятить меня во все подробности.

— Верно. Но прежде, Ватсон, обратите все же внимание на камень. Изучите его тщательнейшим образом. Читайте его, как если бы он был страницей книги! — И с этими словами мой друг смежил веки и сложил вместе свои длинные пальцы; лишь морщинка, едва заметная в тени блестящей шляпы, давала мне понять, что он будет с жадностью ловить каждое мое слово.

Я принялся перечислять все важные, на мой взгляд, характеристики, кои смог извлечь из камня:

— Вес. Надо подумать… Около унции, пожалуй. Размер: не больше виноградины. Форма: грушевидная. Цвет: мм… серебристый. Запах: отсутствует. Внешний вид: гладкий как стекло. Возможно, это результат воздействия высоких температур.

— Откуда он взялся? — спросил Холмс, не открывая глаз.

— Предположу, что из печи. А уж о том, как он туда попал, я предположений строить не смею.

— Ха! — Холмс уставился на меня своими проницательными глазами.

— Вам известно происхождение камня? — удивился я.

— Еще бы. Он родом из самых глубин нашей вселенной. Его внешний вид — следствие стремительного полета сквозь земную атмосферу. Скорость была столь велика, что трение воздуха о камень создало жар, оплавивший его поверхность. Отсюда и необыкновенная гладкость.

— Неужели это аэролит?! — пораженный, воскликнул я.

— Вы правы, Ватсон. Да, это аэролит, более известный под именами падающей звезды и метеорита. В небесах над нами бесчисленные миллионы таких камней безмолвно парят в ледяных глубинах космоса. Иногда они падают на Землю, и тогда, в особенно ясную ночь, можно увидеть огненный след, который они оставляют за собой. Впрочем, поверхности Земли они достигают весьма редко.

Я с куда большим интересом оглядел каменного гостя с небес.

— Ценная вещица, должно быть, — предположил я.

— Нет-нет, — отмахнулся Холмс, — ничуть. За него дадут не больше пары шиллингов.

— Но вы сказали, он связан с новым делом?

— Как я уже говорил, это справедливо лишь отчасти. Я взял его с собой просто как наглядный пример. Сам камень я купил много лет назад, вместе с сундучком всяких других образцов пород. — Забрав у меня камень, Холмс зажал его в руках и поднес к лицу. Орлиный нос навис над камешком; глаза под тяжелыми веками мечтательно изучали серую поверхность. — Вы только представьте, Ватсон! Этот крошечный осколок, такой невзрачный на первый взгляд, многие миллионы лет летал посреди звезд! По какой-то случайности его затянуло в наш мир, и он, яростно вспыхнув, рухнул на землю. Представьте на минуту, что мы летим вместе с ним над континентами и океанами. Во тьме наши города сияют, будто кто-то рассыпал алмазную пыль по черному бархату. А в этих городах люди живут своей жизнью — самые настоящие люди, доктор! — не пустые ничтожества. Личности. Они, сыновья королей и нищих, лежат ночами без сна, одолеваемые заботами, страхами, завистью. И в этих городах, прибежищах миллионов человеческих душ, столько мужчин и женщин, замышляющих великие и мелкие злодеяния, что их число поразит даже величайшего статистика. Только представьте, Ватсон, как перед вашим взором разворачивается весь наш мир, словно на школьном глобусе. И с каждым «тик» тут совершается тысяча краж; а с каждым «так» — дюжина убийств. Ха! — Подбросив камешек, Холмс ловко поймал его и опустил в карман жилета. — Так что, Ватсон, почему же в этот удушающий июньский день я сижу в экипаже, поджариваясь, словно дуврская камбала на сковороде, и столько внимания уделяю такой мелочи, как обычный камешек?

— Потому что вас попросил знакомый? Тот, что когда-то оказал вам услугу?

— Разумеется. Вообще-то дело и выеденного яйца не стоит, и, скорее всего, мы разрешим эту загадку еще до пятичасового чая, но этот джентльмен почему-то очень переживает. Чрезмерно, я бы сказал. Позвольте заметить, что вы, как практикующий врач, частенько сталкиваетесь с людьми, которых легкий кашель, мелкий прыщик или насморк повергают в необъяснимую панику, рассеять которую может лишь человек, в чьей власти усмирять подобные тревоги.

— Ах вот в чем дело…

— Ватсон, простите меня. Я сейчас же введу вас в курс дела. Моего знакомого — всего лишь по переписке, но все же, — зовут Чарльз Хардкасл, он профессор из Хэмпстеда. Пару дней назад он прислал мне письмо, в котором умолял нанести ему визит. Он подозревает, что в его дом периодически кто-то вламывается и, цитируя профессора, «стремится нанести дому чудовищный ущерб».

— То есть вы ищете банального грабителя?

— Возможно.

— Но этим ведь должна заниматься полиция, разве нет?

— Возможно, что и нет.

— У него что-нибудь украли?

— Украли? Нет. Позаимствовали.

— В каком смысле?

— Если говорить кратко, факты таковы. Профессор Чарльз Хардкасл живет в Хэмпстеде в большом доме, окруженном, по его словам, обширной территорией. Вместе с ним проживают его жена и сын десяти лет. Ну и прислуга, конечно. Профессор изучает металлургию и уже давно интересуется аэролитами, в состав которых часто входят такие металлы, как железо и никель. Эти камни представляют для него особенный интерес из-за своего внеземного происхождения — он надеется обнаружить в их составе металлы с какими-нибудь выдающимися свойствами. Профессору около сорока. Он скромный, работящий человек. В деньгах не нуждается, никаким возмутительным порокам не предается. В прошлый понедельник он допоздна работал в лаборатории, которая расположена в специально пристроенном флигеле. Там же профессор проводит всякие химические эксперименты с аэролитами. Аэролиты находятся в закрытых на ключ шкафах со стеклянными дверцами. Самый крупный — не больше сливы — занимает почетное место в центре. Профессор заканчивает работу от десяти часов вечера до полуночи, затем идет спать. Шкафы он запирает на ключ, как и дверь лаборатории. В лабораторию можно попасть либо с заднего двора — через двойные крепкие двери, закрытые на засов изнутри, либо из дома. Пока все понятно?

— Вполне.

— Как вы помните, ночь понедельника выдалась жаркой и удушливой. Профессор Хардкасл, вспомнив наказ супруги не портить себе желудок, поужинал стаканом молока и печеньем. После этого отправился в постель. И только тогда вспомнил, что оставил в лаборатории пенсне. У профессора неважное зрение, и потому он решил вернуться в лабораторию. Спустившись вниз, вошел в лабораторию и, забирая пенсне со стола, заметил, что дверцы одного из шкафов открыты. Как только он нацепил пенсне на нос, сразу же понял, что из его коллекции пропал самый большой аэролит.

— Следов взлома он не заметил?

Холмс покачал головой:

— Дверь, через которую вошел сам профессор, была заперта. Как и двойные двери, ведущие со двора: заперты и на ключ и на засов. Окна тоже были закрыты.

— Может, по недосмотру он все-таки оставил дверь, ведущую в дом, открытой?

— Профессор уверен, что запирал ее. В лаборатории у него хранится много разных ядов и кислот. В своих письмах ко мне он не единожды упоминал, что боится, как бы его сын не пробрался в лабораторию и не стал играть с пробирками и прочим оборудованием. В общем, он крайне дотошен, когда дело касается безопасности.

— Значит, это неразрешимая тайна? — сказал я.

Холмс разочарованно вздохнул:

— Боюсь, довольно банальная.

— Ну, какой-то взломщик похитил аэролит, он же падающая звезда, он же метеорит, и не оставил после себя ровным счетом ни одной улики — разве это банально?

— Да. Правда, потом история приняла более занимательный оборот.

— Вы ведь говорили, что аэролит не украли, а «позаимствовали», верно?

— Да. Камень пропал ночью в понедельник, в те сорок минут, когда профессор Хардкасл запирал лабораторию, поднимался наверх и возвращался за пенсне.

— А когда же он появился снова?

— В среду утром. Камень лежал на прикроватной тумбочке в комнате сына профессора.

Я удивленно взглянул на Холмса и фыркнул:

— Так, значит, это обычная детская шалость. Мальчик стащил камень и был настолько беспечен, что даже не потрудился его спрятать.

— Посмотрим, — улыбнулся Холмс.

К этому времени наш экипаж уже выбрался из безумного хаоса центрального Лондона. Воздух стал ощутимо свежее, а лошадь замедлила ход, с трудом одолевая холмы близ Хэмпстеда. На смену городским домам и магазинам пришли просторные виллы и бескрайние вересковые пустоши, раскинувшиеся под прозрачным синим небом. Начался особенно крутой подъем, и цоканье лошадиных копыт стало еще размереннее. Вдали показался трактир «Испанец». Мы проехали мимо него, и где-то спустя ярдов сто Холмс велел извозчику поворачивать вправо, к большому особняку красного кирпича. С одной стороны к дому был пристроен одноэтажный флигель из такого же кирпича.

Как только мы въехали на подъездную дорожку, из кустов на нас бросился человек.

Он метался и рычал, словно разъяренный лев, потрясая зажатым в руке пучком какой-то травы.

— Богородица! — возопил он. — Трава!

Я в ужасе отшатнулся:

— Боже мой, да он сейчас на нас накинется!

— Богородица! — продолжал надрываться мужчина. — Трава!

— Холмс, будьте осторожны, — предупредил я друга, который приказал извозчику остановиться и уже открыл дверь, чтобы выскочить наружу. — Этот человек опасен!

— Совсем наоборот, Ватсон. Разбойники и сумасшедшие редко нападают на людей, надев выглаженные брюки и домашние тапочки. Это, должно быть, профессор Хардкасл. Ох. Возможно, вы были правы, — заметил Холмс, наблюдая за профессором, который бросился к нам со всех ног, споткнулся и, ахнув, рухнул на колени. На его лице застыло выражение такого животного ужаса, что я преисполнился жалости к этому несчастному.

Мужчина тяжело дышал. Его лицо приобрело багровый оттенок.

— Богородица, — бормотал он. — Трава…

Он с трудом поднялся на ноги и протянул дрожащую руку, в которой были зажаты зеленые былинки.

— Мистер Холмс… — пытался отдышаться он. — Вы ведь мистер Холмс, не так ли? Разумеется, кто же еще. — Немного успокоившись, мужчина взглянул на нас слезящимися глазами. — Видите? — спросил он, переводя взгляд с меня на Холмса. — Богородица! Трава… — шепотом повторил он.

Холмс посмотрел на растение в его руках, затем на меня.

— А, — протянул он. — Теперь понял. Профессор не хотел нас пугать. Он где-то нашел тимьян, также известный под названием богородицыной травы, и теперь держит его в руке. Почему-то эта находка стала для него страшным потрясением. Ватсон, если вы будете столь любезны и поможете мне, вдвоем мы сможем препроводить джентльмена домой. Рюмочка бренди непременно приведет его в себя.

* * *

Бренди и впрямь чудодейственным образом сказалось на расстроенных нервах профессора. Как только он переоделся в подобающий, по его мнению, нашему визиту наряд, мы прошли в маленькую столовую, где он приступил к рассказу. Во всяком случае, попытался.

— Мистер Холмс, доктор Ватсон! — начал он дрожащим голосом. Руки у него тряслись. — Я приношу вам самые искренние извинения за свое более чем странное поведение… Но я никогда еще не испытывал такого шока… Я просто не знал, что и думать! Я полагал, у меня один путь — схватить мерзавца и придушить тут же, на месте! Прямо в саду! О господи! Если бы только это не было невозможно… Невозможно!

— Профессор Хардкасл, — успокаивающим тоном заговорил Холмс. — Пожалуйста, не торопитесь. Расскажите спокойно и по порядку, что случилось с вами утром. И не смущайтесь присутствия доктора Ватсона. В своей записке я уже объяснил, что хочу заняться этим делом вместе с ним.

— Разумеется, разумеется, — забормотал профессор. Он глубоко вздохнул, пытаясь хоть немного успокоиться. — В письме я рассказал вам о том, как пропал один из моих аэролитов и как потом он обнаружился в комнате сына. Тогда я был встревожен. Но утренние события попросту ввергли меня в ужас. Сегодня, решив переодеться к вашему приходу, я направился к себе в комнату. На лестнице столкнулся с одной из горничных, которая только что закончила прибираться в комнате сына. «Простите, профессор, — сказала она мне, — вот это я нашла на тумбочке возле кровати вашего сына».

— Опять тот же самый аэролит?

— Да.

— И тимьян?

— Да. Он лежал на пучке травы, словно яйцо в птичьем гнезде. Когда я увидел камень и растение, чуть не сошел с ума. Меня будто молнией поразило. Я в полной панике выбежал из дома, как был — в брюках, жилете и тапочках. Понимаете, я заходил к сыну за десять минут до этого! Значит, дьявол подкинул камень всего за пару минут до моего появления!

— Дьявол?

— Да-да. Дьявол. Демон… Называйте как угодно. Видите ли, мистер Холмс, человек, оставивший аэролит и веточки тимьяна в спальне моего сына, уже пять лет как мертв.

* * *

Шерлок Холмс закурил небольшую сигару. Профессор Хардкасл, более-менее оправившийся от шока, сидел в кресле, водрузив на нос пенсне. Он сложил руки на животе и беспокойно перебирал пальцами. Я же устроился на бордовом диване и время от времени делал записи в блокноте.

Остановившись напротив камина, Холмс на мгновение задержал на нем задумчивый взгляд. Камин был таким огромным, что в нем можно было бы поджарить целый бараний бок. Холмс рассеянно закурил и выпустил колечко голубого дыма, которое, несмотря на безветрие солнечного дня, тут же поднялось в дымоход. Аромат табака мгновенно улетучился, затерявшись в бескрайних глубинах каминной трубы.

— Итак, профессор. Позвольте задать вам пару вопросов, прежде чем мы углубимся в обсуждение вашей теории о мертвеце, приносящем в спальню ребенка аэролиты и травы.

— Буду рад ответить на любые ваши вопросы, мистер Холмс.

— Кто находился в доме, когда аэролит во второй раз оказался на тумбочке?

— Только слуги. Миссис Хардкасл уехала в Челси навестить мать. Сын сейчас в школе.