И еще один человек повлиял на будущего географа – философ Зенон, основатель школы стоиков, живший за два века до Страбона. Как истинный стоик, Страбон вел размеренную и разумную жизнь, не позволяя страстям вырываться наружу; заводил друзей и избегал наживать врагов; был осторожен в словах и поступках. И, как настоящий стоик, не участвовал в политической деятельности, предпочитая наблюдать за событиями со стороны.
А видеть ему довелось многое. Юношей Страбон отправился в Рим. Много путешествовал по Италии, Египту и вел записи. Природа не наделила его ярким талантом писателя, способностью к оригинальному мышлению, его сила была в другом: в скрупулезности, в умении собирать и обобщать факты, во всесторонней образованности – во всем том, что греки называли энциклопедичностью.
И Страбон отдает на суд читателей «Исторические записки» в сорока трех книгах.
Страбон решил запечатлеть грандиозную картину известного в ту пору «круга земель» и подробно, с максимальной полнотой рассказать о всех его частях. Но готовился к такой книге он по сути дела всю жизнь. Он много странствовал по свету, ибо при всем уважении к чужим мыслям и сведениям он, если представлялась возможность, старался верить собственным глазам.
В эпоху Страбона по бесчисленным дорогам двигались колесницы, повозки, крестьянские телеги, скакали всадники, брели мулы и ослы. Дороги тщательно планировались, их покрывали гравием или мостили, снабжали кюветами. Основная магистраль вела из Британии через всю Европу в Иллирию (на Балканах), затем в Малую Азию, Сирию – до Индийского океана. Другой путь шел из Кадиса через Пиренеи, Галлию и Юрские горы к Виндобоне (Вене). 90 тысяч километров главных и 150–200 тысяч километров второстепенных трасс – вот что оставили римляне в наследство средневековой Европе и Византии.
В 44 году до н. э. молодой провинциал достиг Рима. В тот год заговорщики убили Гая Юлия Цезаря.
Во взбудораженном Риме Страбон завязывает полезные знакомства, посещает знатные дома. И изучает город. Конечно же, он обращает внимание на необычный столб, воздвигнутый на Форуме. Юлий Цезарь решил измерить всю его территорию. Этим занимался по его настоянию астроном Созиген, пригласивший из Египта специальных землемеров. Дороги были снабжены указателями – каменными столбами, обозначавшими расстояние в милях (римская миля – 1480 метров) от Римского форума. Мероприятие завершилось уже после гибели Юлия Цезаря и оказалось полезным не только для администрации.
Италию Страбон изучил основательно, и не только по путеводителям. Он читал и научные сочинения, и «Периплы», в которых описывались берега различных морей, и предназначенные для мореходов «Гавани», похожие на нынешние лоции. Не пренебрегал он и распространенными в ту пору произведениями особого жанра – «рассказами путешественников», которые, по замечанию одного из исследователей, были «оборотной стороной географии», и, конечно, много путешествует сам. Один и в сопровождении друзей, которыми обзавелся в Риме (среди них – полководец Публий Сервилий Исаврийский, историк Феофан Митиленский, сопровождавший в походах Помпея, будущий префект Египта Элий Галлий, возможно, поэт Гораций).
Страбон будет странствовать всю жизнь. Он обойдет и изъездит Каппадокию и Фригию (в Малой Азии), побывает в горах Тавра и у подножия Кавказа, на берегах Ионии (в Эфесе), на Кикладских островах, в Коринфе. Обо всех этих местах он столь же подробно повествует, как и о других, добавляя лишь одну фразу: «Когда я там находился…»
Страбон педантично перечисляет все реки, заливы, горы, приводит цифры: столько-то стадиев от того места до этого.
Единственным городом, который не вызывал у него печальных размышлений, судя по всему, был Коринф.
Коринф – город необычной судьбы. Среди самых знаменитых греческих полисов он единственный, подобно Фениксу, возродился из пепла и переживал новый расцвет. Коринф в VII–VI веках до н. э. затмевал Афины великолепием зданий и памятников. Он славился изящной глиняной посудой, скульптурой, мебелью. Завоевавший у римлян популярность архитектурный ордер возник именно в Коринфе, так же как особый тип военного корабля – триера. Расположенный на Истме – перешейке, соединяющем Центральную Грецию с Пелопоннесом, Коринф находился на перекрестке путей, ведущих в Италию и Малую Азию. Коринфяне превратили город в крупный торговый центр и долгое время во всем опережали афинян.
Еще Гомер называл его «богатым». Страбон к этому добавляет: «Город коринфян всегда был великим и богатым. В нем было много опытных государственных деятелей и людей, искусно владевших ремеслами. Ибо здесь… искусство живописи, пластики и подобного рода ремесла достигли особенного процветания».
Поразительно, что ни один писатель древности не сообщает о том, что пресловутые «семь чудес света» являлись целью путешествий и входили в специальный маршрут. Но в отдельности то или иное «чудо» старались посмотреть многие. И Страбон не составил исключения.
В его эпоху твердо знали, что «чудес» действительно семь. Впервые их назвали так в III веке до н. э., но долго не было единодушия из-за того, что включать в их число.
Страбон поведал о пяти сооружениях, удостоенных звания «чудес света», – поведал неторопливо, не слишком обстоятельно и без всякого восторженного трепета. Садов в Вавилоне в ту пору уже не существовало. Статуе Зевса Олимпийского, созданной Фидием в 30-х годах V века до н. э., он уделил немало хвалебных строк, но почему-то… забыл аттестовать ее как «чудо света». Впрочем, подобная забывчивость распространялась также на храм Артемиды Эфесской и на Фаросский маяк, которые он видел воочию.
Он сообщает только, что мыс острова Фароса – «это скала, омываемая морем; на ней находится удивительная по своей архитектуре многоэтажная башня из белого мрамора. Башню эту принес в дар Сострат из Книда, друг царей, ради спасения мореходов, как гласит надпись». Ни слова о том, когда создан маяк (в 280 году до н. э.), какова его высота (сто двадцать метров!), как сложная система металлических зеркал усиливала свет от огня, распространяя его на 50–60 километров. Все маяки, которые потом создавали Античность и Средневековье, явились лишь жалким подобием Фаросского.
Чуть подробнее поведал Страбон об Артемисионе – храме Артемиды в Эфесе, перечислив, кем, как и на чьи средства строилось это святилище, и лишь мимоходом упомянув имена архитекторов и печальной памяти Герострата.
Остается предположить, что Страбон и в самом деле не хотел писать об общеизвестном, особенно если это не было непосредственно связано с чисто географическими задачами.
В Египте Страбон бывал не раз. Он подолгу жил в Александрии – знаменитом центре науки и культуры, который тоже гордился своим прошлым. Его он исходил вдоль и поперек и описал столь детально, что и сейчас без труда по этому описанию можно составить план города, созданного в конце IV века до н. э. в дельте Нила к вящей славе македонского царя-завоевателя, милостиво разрешившего почитать себя как бога.
Но усиленные занятия наукой не превратили Страбона в кабинетного ученого. И когда представилась возможность совершить путешествие в экзотические края – чуть ли не на край ойкумены, он, естественно, не пренебрег ею.
В 26–24 годах до н. э. Египтом управлял наместник Элий Галл. Префект был полновластным господином, подчинявшимся только императору и, по словам Страбона, «замещавшим царя».
Элия Галла Страбон характеризует как «человека, ко мне расположенного, и близкого друга». И вот «когда Элий Галл был префектом Египта, я поднялся по Нилу и состоял в его свите вплоть до Сиены и границ Эфиопии». Маршрут не отличался новизной. Тысячи путешественников, устремлявшихся в страну фараонов, двигались тем же путем по узкой долине Нила, зажатой между пустынями и скалами и усеянной памятниками.
Семнадцатая книга «Географии» больше напоминает путевой дневник, чем научное сочинение. Она насыщена такими неожиданными подробностями, которых не найти ни у одного античного автора.
Из Александрии дорога вела прежде всего к Канопу (близ современного Абукира), с которым ее связывал двадцатикилометровый канал. Обычно в путь отправлялись на маленьких судах под звуки флейт. Берега были застроены маленькими гостиницами, наперебой зазывавшими клиентов. На полпути, в Элевсине, делали первую остановку, ибо там «есть беседки и вышки с открывающимися оттуда красивыми видами для желающих кутить – как мужчин, так и женщин. Это как бы начало “канопской жизни” и принятого там легкомыслия».
Из Канопа часть туристов, искавших иных наслаждений, отправлялась дальше на юг – к Гелиополю. Там кончалась дельта и начинался собственно Нил. Мемфис – озеро Мерида – Абидос – Фивы – Сиена – острова Элефантина и Филе. Каждое название приводит Страбона в трепет.
Страбон готовился к этому путешествию. Он знал историю Египта при фараонах, под властью персов и при Птолемеях; он знакомился с его памятниками, о которых рассказывалось в трудах многих писателей.
«В Гелиополе я видел большие дома, в которых жили жрецы, ибо в древнее время, по рассказам, этот город как раз был кварталом жрецов, занимавшихся философией и астрономией. Теперь же это объединение перестало существовать и его занятия прекратились. В Гелиополе я не обнаружил ни одного руководителя таких занятий, а только жрецов, совершающих жертвоприношения и объясняющих чужеземцам смысл священных обрядов…».
В Мемфисе – самой древней столице Египта – Страбон мимоходом упоминает о единственных уцелевших свидетелях его истории – пирамидах, а затем переключает свое внимание на… священного быка Аписа, который, по египетским верованиям, считался воплощением бога Пта.
Из Мемфиса путь лежал к Меридову озеру, близ которого находилась удивительная постройка, возведенная в XIX веке до н. э. фараоном Аменемхетом III. Страбон сообщает о том, что «есть лабиринт – сооружение, которое можно сравнить с пирамидами, а рядом с ним гробница царя, строителя лабиринта». Подробно рассказав об этом крытом одноэтажном здании, занимавшем площадь в 72 тысячи квадратных метров, Страбон объясняет, почему в нем было так много помещений: «Говорят, что такое количество залов сделано из-за того, что в силу обычая здесь собирались все номы [административные единицы в Древнем Египте], в соответствии со значением каждого вместе со жрецами и жрицами для совершения жертвоприношений, принесения даров богам и решения важнейших судебных дел. Каждому ному отводился специальный зал».
Из всех, кто писал о лабиринте, Страбон – единственный, кто раскрыл политический смысл этого загадочного дворца. Аменемхет III стремился создать сплоченное государство. Огромный лабиринт символизировал весь Египет, объединенный могучей властью фараона, связывающей народ и страну в одно целое.
С этим фараоном Страбон встретился еще раз в Фивах. Туда, к «городу мертвых», где у подножия отвесных скал, за которыми начиналась пустыня, высились заупокойные храмы, а в самих скалах скрывались гробницы вельмож и знати, устремлялись толпы путешественников (днем) и грабителей (ночью). И конечно, никто не мог миновать гигантских сидящих статуй Аменемхета III, которых именовали колоссами Мемнона (эфиопского царя, погибшего под Троей от руки Ахилла). Дело в том, что одна из статуй при восходе солнца начинала… петь. Объяснялось это, видимо, тем, что рано утром, когда резко менялась температура, из трещин и щелей в камнях выходил воздух, производя необычный звук.
Достигнув границ Эфиопии, то есть почти края ойкумены, Страбон почувствовал себя удовлетворенным. Он мог с гордостью заявить: «Сам я совершил путешествие к западу от Армении вплоть до областей Тиррении [Этрурии], лежащих против острова Сардинии, и на юг – от Евксинского Понта до границ Эфиопии. Среди других географов, пожалуй, не найдется никого, кто бы объехал больше земель из упомянутых пространств, чем я. Ибо те, кто проник дальше меня в западные районы, не добирались до столь отдаленных пунктов на востоке, а те, кто объездил больше мест в восточных областях, уступают мне в отношении западных. То же можно сказать и относительно стран, лежащих на юге и севере».
Фа Сянь
Начиная с IV века н. э. в Китае отмечается расцвет буддизма, начавшего проникать из Индии и распространяться в стране еще в I столетии. Эта новая религия оказала огромное влияние на развитие всей китайской культуры. С ее распространением в Китае связано также расширение религиозных и культурных связей Китая с Индией. Из Китая в Индию направляются паломники – буддийские монахи, прокладывавшие пути в буддийскую святыню через пустыни и высокогорные перевалы Центральной Азии. В числе этих путешественников, совершавших длительные переходы в религиозных целях, были и люди большой культуры, обладавшие широкими научными интересами, внесшие немалый вклад в исследования Центральной Азии и Индии. Одним из самых выдающихся из них был Фа Сянь, оставивший глубокий след в исторической и географической литературе.
Биографические сведения о Фа Сяне скудны. Он родился в провинции Шэньси, где провел детство в буддийском монастыре. По достижении совершеннолетия, став монахом, Фа Сянь решил отправиться в Индию для поклонения буддийским святыням, приобретения рукописей священных книг и изучения языков, на которых эти книги писались.
Путешествие Фа Сяня длилось около пятнадцати лет.
Пройдя по «шелковой» дороге до горы Босянцзы, паломники свернули на запад и после семнадцатидневного путешествия достигли озера Лобнор. У этого озера, в районе ныне мало обитаемом, во времена Фа Сяня существовало самостоятельное государство Шеншен, и путешественник встретил здесь значительное население, знакомое с индийской культурой.
Еще в конце XIII века вблизи Лобнора находился город Лобнор, через который пролегал оживленный торговый путь из Китая в Хотан, Кашгар и далее на запад. В XIV веке город и его окрестности были опустошены завоевателями, превратившими некогда цветущий оазис в руины.
Пробыв здесь месяц, путешественники направились на северо-запад и, перевалив через Тянь-Шань, достигли долины реки Или, затем они повернули на юго-запад, снова перешли через Тянь-Шань, пересекли с севера на юг пустыню Такла-Макан и у города Хотан достигли подножий хребта Куньлунь.
Итак, спустя тридцать пять дней маленький караван прибыл в Хотанское царство, в котором насчитывалось «несколько десятков тысяч монахов». Фа Сянь и его спутники были допущены в монастыри, и после трехмесячного ожидания им посчастливилось присутствовать при торжественном празднестве буддистов и браминов, во время которого по городам Хотанского царства, по усыпанным цветами улицам, среди облаков благоуханий, провозили роскошно убранные колесницы с изображениями богов.
После праздника Фа Сянь и его спутники направились на юг и прибыли в холодную гористую страну Балистан, в которой, кроме хлебных злаков, не было почти никаких культурных растений. Из Балистана Фа Сянь взял путь в Восточный Афганистан и целый месяц блуждал в горах, покрытых вечными снегами. Здесь, по его словам, встречались «ядовитые драконы».
Преодолев горы, путешественники взяли путь в Северную Индию. Исследовав истоки реки Инд, они прибыли в Фолуша, – вероятно, теперешний город Пешавар, расположенный между Кабулом и Индом. Затем они пришли в город Гило, лежащий на берегу небольшого притока реки Кабул.
Оставив Гило, Фа Сянь перешел через хребет Гиндукуш. Стужа в этих горах была такая лютая, что один из спутников Фа Сяня замерз. После многих затруднений каравану удалось добраться до города Бану, который существует и поныне; затем, снова перейдя Инд в средней части его течения, Фа Сянь пришел в Пенджаб. Отсюда, спускаясь к юго-востоку, он пересек северную часть Индийского полуострова и, перебравшись через большую солончаковую пустыню, лежащую на восток от Инда, достиг страны, которую он называет «Центральным царством». По словам Фа Сяня, «здешние жители честны и благочестивы, они не имеют чиновников, не знают законов, не признают смертной казни, не употребляют в пищу никаких живых существ, и в их царстве нет ни скотобоен, ни винных лавок».
В Индии Фа Сянь посетил много городов и местностей, где собирал легенды и сказания о Будде. Фа Сянь прошел вниз по Инду, посетил восточные территории Афганистана, вновь вернулся к Инду и, переправившись через эту реку, направился к долине Ганга, где отыскал буддийский монастырь, изучил и переписал священные книги буддизма. Затем Фа Сянь прошел от Матры через Канаудж, Цатну до устья великой индийской реки.
Пробыв в Индии продолжительное время, путешественник в 414 году возвращается на родину морским путем с остановками на Цейлоне (здесь он прожил два года) и Яве. В 415 году, после восемнадцатилетнего отсутствия, он возвратился в свой родной город Сиань-фу (Кантон).
Спустя несколько лет путешественник издал свое замечательное произведение под названием «Описание буддийских государств» («Фогоцзи»). В этом сочинении наряду с основным содержанием религиозного характера дается краткое, но весьма выразительное описание около 30 государств Центральной Азии и Индии, которые посетил Фа Сянь. В своем труде он сообщает ценнейшие исторические, географические и этнографические сведения об этих государствах, многие из которых нигде, кроме произведения Фа Сяня, не получили отражения. Огромное научное значение данного материала для истории и исторической географии объясняется также исключительной добросовестностью и точностью автора «Описаний». Этот труд впервые перевел с китайского языка французский ученый Абель де Ремюза.
Фа Сянь не ограничивается сообщением тех или иных фактов, но всякий раз указывает также источник получения последних – видел ли сам описываемое или знает со слов других. Называя пункты, он стремится определить их точное положение и расстояния, которые показывает в днях переходов, в китайских ли или, наконец, в шагах. Благодаря этой особенности труда Фа Сяня было установлено точное местоположение многих ранее известных лишь по названию городов и государств.
Ахмед Ибн Фадлан
Ахмед ибн Фадлан принимал участие в качестве секретаря в посольстве багдадского халифа в Волжско-Камскую Болгарию: мусульманский хан возглавил тогда союз болгарских племен, живших в бассейне Нижней Камы и Волги (примерно до реки Самары), и искал в арабах союзников против хазар. Разумеется, халиф рассчитывал получить от союза и большие торговые привилегии.
Полное имя путешественника – Ахмед ибн Фадлан ибн аль-Аббас ибн Рашид ибн Хаммад. О жизни этого человека известно очень мало. Достоверно известно, что он был старшим писцом-чиновником, находился под покровительством военачальника Мухаммеда ибн Сулеймана, завоевавшего Египет в 904–905 годах для багдадского халифа.
Посольство, в котором он принял участие, официально возглавлял евнух халифа Сусан ар-Расси, но секретарем посольства был назначен именно Ибн Фадлан. Это говорит о его высоких деловых качествах и авторитете, несмотря на смерть к тому времени его покровителя Мухаммеда ибн Сулеймана. Именно на плечи секретаря ложилась вся черновая работа и ответственность за ведение дел и конечный исход предприятия.
Ибн Фадлан должен был прочитать письмо халифа царю волжских булгар, приподнести ему и его близким подарки, а также наблюдать за факихами-юристами и муаллимами-учителями, которых халиф по просьбе Алмуша – сына Шилки-элтабара послал для обучения булгар законам ислама.
Посольство выехало из Багдада 21 июня 921 года. Путь его лежал через Рей, Нишапур в Бухару, оттуда назад к Амударье, потом вниз по этой реке до столицы Хорезма Кяс; далее последовали зимовка в Джурджании (Старом Ургенче) и, наконец, семидесятидневный переезд на север к берегам Волги, в царство булгар.
Дальнейший путь послов до Нишапура был крайне опасен ввиду господства здесь враждебных халифу табаристанских Алидов. В Нишапуре они встретили полководца Саманидов Хаммавейха Кусу, только что разбившего алидскую армию во главе с Лейлой ибн Нуманом.
Из Нишапура до Бухары посольство ехало уже по хорошо охраняемой дороге. Посещение столицы Саманидов имело целью укрепить связь между саманидским эмиром и халифом. По-видимому, это было первое официальное посольство халифа к саманидскому двору молодого эмира Насра II ибн Ахмеда. На первой же аудиенции послы поздравили его со вступлением на престол в 914 году. При этом Ибн Фадлан не без удивления отмечает, что новый эмир – «безбородый мальчик». Он особенно подчеркивает, что во время аудиенции эмир называл халифа своим «господином» и был готов выполнить все его приказания.
Перезимовав в Джурджании, посольство 4 марта 922 года двинулось далее на север. Это был решающий момент в путешествии. «Отроки», выехавшие с посольством из Багдада, а также законовед и вероучитель покинули посольство, «побоявшись въехать в эту страну». С этого момента выполнение всех миссионерских задач посольства падает на одного Ибн Фадлана. Вообще с отъезда из Джурджании он становится его фактическим руководителем.
Совершив трудный переезд через Успорт, посольство около 20 марта прибыло в страну огузов (или «гуззов»), занимавших тогда приблизительно область Западного Казахстана. Среди знати наибольшее влияние имел Этрэк, начальник войска огузов. Он владел большими богатствами, «у него челядь, свита и большие дома». Он считался только с советом своих военачальников, которых собирал для совещания по важным вопросам, например относительно пропуска посольства. Ибн Фадлан поднес ему и его жене царские подарки.
Этрэк отнесся к предложению принять ислам очень осторожно. Он чрезвычайно радушно принял посольство, устроил большое пиршество, снабдил послов провиантом, предоставил в их распоряжение скаковых лошадей, сам сопровождал их в поездке и показывал им свое искусство в стрельбе. Но относительно принятия ислама он сказал, что даст халифу ответ, когда послы будут ехать обратно.
Однако военачальники огузов, собранные Этрэком на совещание, обсуждали вопрос не о принятии ислама, а о том, как поступить с самими послами. Предложения были не особенно приятны для последних: или разрезать каждого из них пополам, или дочиста ограбить, или отдать их хазарам в обмен на пленных огузов. Таким образом, в стране огузов посольство потерпело полную дипломатическую неудачу и было радо, что смогло по крайней мере благополучно выбраться из нее.
Дальнейший путь шел через область враждебно настроенных башкир, от которых посольство старалось держаться подальше. Тем не менее Ибн Фадлан и здесь ухитрился собрать интересные этнографические сведения, которые дают возможность сделать некоторые предположения о племенном составе башкир в то время.
Послам халифа в стране башкир делать было нечего, а поэтому они поспешно ехали дальше, к своей конечной цели.
Наконец, 12 мая 922 года, через 70 дней после отъезда из Джурджании, посольство халифа прибыло в «страну славян». Здесь-то и находилось государство булгар. Во главе его стоял царь булгар, или царь «славян», претендовавший на абсолютную власть. Он восседал на троне, покрытом византийской парчой, в его присутствии все, «мал и велик», включая его сыновей и братьев, обязательно снимают шапки и принимают почтительную позу. Рядом с главным царем имеются цари-князья. Однако эти князья, по крайней мере четверо из них, «находятся у него под рукой», т. е. в подчинении или «в повиновении». По его приказу они выезжают встречать посольство, присутствуют на аудиенции царя и поддерживают его во всех мероприятиях. Царя окружает знать: «предводители», «знатные лица из жителей его государства».
Соответственно своему положению царь получал подать – «с каждого дома шкуру соболя», обязательные подношения с каждого свадебного пиршества, десятую часть привозимых товаров и часть добычи военного отряда, в походе которого он сам лично не принимал участия. Царь, очевидно, уже не созывал народных собраний для решения дел, а в лучшем случае совещался с наиболее влиятельными лицами из знати.
Когда до ставки царя булгар оставалось расстояние в одни сутки пути, посольство встретили четыре подвластных Алмушу-элтабару князя, а также его братья и сыновья. «Они встретили нас, – пишет Ибн Фадлан, – держа в руках хлеб, мясо, просо, и поехали вместе с нами. Сам царь встретил нас на расстоянии двух фарсахов (12 километров) от своей ставки. Увидев нас, он сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь и благодаря великого и могучего Аллаха». Так посольство после стольких трудностей пути наконец-то достигло своей конечной цели. В последующие три-четыре дня в ставку Алмуша-элтабара с разных сторон Булгарии «собрались князья его земли, предводители и жители страны, чтобы слушать всенародно чтение письма повелителя правоверных».
И вот настал самый ответственный момент путешествия – торжественное оглашение письма халифа. Для этого были развернуты два привезенных знамени, оседлана присланная в подарок лошадь, самого Алмуша-элтабара одели в савад – черную одежду высших сановников двора повелителя правоверных, на голову ему надели чалму. После этого Ибн Фадлан, ответственный за проведение церемонии, достал письмо халифа и начал его медленно читать, и Алмуш-элтабар слушал его стоя. «Переводчик не переставая переводил письмо буква в букву. Когда же мы закончили чтение, они дружно воскликнули “Велик Аллах!” таким криком, от которого задрожала земля», – пишет об этом событии Ибн Фадлан. Этим актом Булгария официально признала ислам государственной религией и тем самым стала частью мусульманского мира.
После описанных событий, приблизительно до середины июня, Ибн Фадлан оставался в ставке царя около Трех Озер (ныне озеро Чистое, Курышевское и Атманское), наблюдал в соседних лесах змей, ездил с царем верхом смотреть кости умершего великана, наконец, проводил время на базаре на берегу реки Атыл (Волги). Здесь же, на берегу реки, в одну из пятниц он наблюдал и знаменитое сожжение умершего руса.
Посольство халифа застало царя булгар в его ставке около Трех Озер, в расстоянии нескольких километров от Волги. В конце июня или в июле царь отправился на север, к небольшой речке Джавшыр, и потребовал, чтобы булгарские племена отправились туда вместе с ним. Там, по-видимому, должно было произойти окончательное всенародное принятие ислама. Посольство, конечно, поехало с царем.
Царь булгар пробыл у реки Джавшыр два месяца. Так как Ибн Фадлан приводит точные данные о глубине этой реки и описывает окружающую местность, то ясно, что он сам там был. Что происходило на этой реке, мы не знаем, так как его «Записка» сохранилась лишь в сокращении.
Весной 923 года посольство возвратилось в Багдад. Привезло оно не очень веселые вести. Ничего из задуманных планов не было выполнено. Правда, саманидский эмир оказал посольству всяческое содействие и почет, а царь булгар – еще больший. Но для политики халифского правительства результаты равнялись нулю. Огузы ислама не приняли, царь булгар, не получив денег на постройку крепости, разуверился в помощи халифа и предпочел сохранить тесную связь со Средней Азией. В Хазарии мусульманская партия подверглась репрессиям и была временно подавлена.
Ибн Фадлан подробно описал все, «что он видел собственными глазами со времени своего выезда из Багдада и до того, как он возвратился в него». Для привлечения внимания читателей он передавал здесь также некоторые северные легендарные рассказы, в том числе об огромной рыбе. Но все оказалось напрасно. Его правдивый рассказ не мог конкурировать с многочисленными фантастическими россказнями – о муравье на железной цепи, о черепе рыбы в Йемене, внутрь которого рассказчик сам лично входил, выпрямившись, не нагибаясь, через одно глазное отверстие и выходил через другое.
Книга его была забыта, потом погибла и сохранилась лишь в Средней Азии в сокращенном виде и в частичных пересказах.
Сегодня же «Рисале» («Записка») – один из важнейших источников по средневековой истории народов Поволжья, Заволжья и Средней Азии. Ибн Фадлан, конечно, не был первооткрывателем, так как шел торговым путем, по которому доставлялись из Ирака, Ирана и Хорезма в бассейн нижней и средней Волги арабские и персидские изделия в обмен на драгоценную северную пушнину. Но он был первым путешественником, чьи сообщения о северных прикаспийских областях и Заволжье дошли до нас, и притом он дал первый правильный перечень рек, пересекающих Прикаспийскую низменность. Для всех этих рек Ибн Фадлан приводит названия, совпадающие или очень сходные с нынешними.
Ал-Гарнати Абу Хамид
(1080 или 1100–1169 или 1170)
Абу Хамид Мухаммад ибн Абд ар-Рахим ал-Гарнати ал-Андалуси родился в Гренаде в 1080 году. (Гренада по-арабски Гарната, отсюда – относительное имя (нисба) ал-Гарнати (т. е. «гренадец»), часто его называют также по второй нисбе, ал-Андалуси (т. е. «андалусец»). О его жизни на родине ничего не известно. Он получил, вероятно, обычное для своего времени богословско-философское образование.
В юном возрасте ал-Гарнати, подобно многим своим соотечественникам, покинул Андалусию, чтобы продолжить образование в центре мусульманского мира. Морем, мимо Сицилии и Мальты, он прибыл в Александрию в 1117 или 1118 году, слушал там лекции ученых, а в следующем году перебрался в Каир, в то время второй (после Багдада) культурный центр мусульманского мира.
В Каире и Александрии ал-Гарнати не только слушал лекции богословов и грамматиков, но и с большим интересом знакомился с древностями Египта, он видел Фаросский маяк, который вскоре разрушился, забирался внутрь пирамиды Хеопса, осматривал обелиск в Айн Шамсе, который, как и Фаросский маяк, не сохранился до наших дней. На шумных базарах Каира он встречал представителей разных народностей Черной Африки и ее диковинные товары. Египет в ту пору вел также оживленную торговлю с Дальним Востоком, так что здесь можно было встретить людей, побывавших в Индии и даже в Китае.
Через год или два ал-Гарнати направился в Багдад, тогдашнюю духовную столицу мусульманского мира. В Багдаде ал-Гарнати прожил четыре года, пользуясь гостеприимством Ибн Хубайры, будущего везира нескольких халифов. Здесь же у него родился первый сын, Хамид, по которому он получил почетное прозвание (кунйа) Абу Хамид («отец Хамида»).
Такие поездки из города в город «в поисках знаний» были обычны для мусульманских ученых того времени, и им не приходится удивляться, но затем Абу Хамид выходит за рамки обычных маршрутов. В 1130 году он останавливается в Абхаре, по дороге в Ардебиль, крупный город Южного Азербайджана, хотя ясно, что не этот город был целью его путешествия, так как в том же году он переваливает через горы в Муганскую степь и оттуда через Апшеронский полуостров попадает в Дербент, знаменитый своими длинными стенами, которые запирали проход между горами и морем и защищали страны мусульманского мира от вторжения христианских и языческих племен, живших на севере.
Ал-Гарнати встречает мусульман разных племен, «число которых знает только всевышний аллах», живущих в горах и разговаривающих на разных языках. Он описывает их «меховую одежду», по-видимому бурку, говорит о долголетии горцев, об обилии в долинах таких благ, как мед, мясо и фрукты, о мечетях. Из Дагестана Абу Хамид направился по морю к стране хазар и «прибыл к огромной реке, которая больше Тигра во много-много раз, она будто море, из которого вытекают большие реки». Это – Итиль (Волга). Ал-Гарнати указывает, что она начинается выше Булгара и впадает в море семьюдесятью рукавами.
Абу Хамида поражают холодные зимы, замерзающие реки, в особенности Волга, по льду которой он измерил ее ширину, равную 1840 шагам. «И замерзает эта река так, что становится, как земля, ходят по ней лошади и телята и всякий домашний скот. И на этом льду они сражаются».
На Волге стоит город, который называют Саджсин (Саксин). Собственно говоря, в XII веке уже не существовало Хазарского государства. Однако для ал-Гарнати и Каспийское море – все еще Хазарское море, и Нижнее Поволжье – страна хазар. Саксин, по-видимому, – новое имя старой хазарской столицы Итиля.
Абу Хамид дает описание рыбной ловли, производимой с судов на Волге. Рыбаки ставят сети в устье ее протоков и наполняют суда рыбой. Запасы рыбы неисчерпаемы.
В полный восторг приводят Абу Хамида размеры и качество волжской рыбы, судя по описанию – белуги, осетра или севрюги. Когда он утверждает, что одну рыбу может нести только сильный мужчина, а есть рыбы, которые может нести только сильный верблюд, – в этом нет преувеличения, так как белуги достигают веса в одну тонну, а иногда и до полутора тонн. Он обращает внимание на дешевизну мяса, особенно баранины, «когда приходят караваны неверных». Сообщает, что в стране хазар для торговых сделок употребляют олово, брусок которого весом в восемь багдадских маннов стоит динар. Брусок разрезают на кусочки и на них покупают фрукты, хлеб, мясо и т. д.
Саксин на 20 лет стал домом ал-Гарнати. Оттуда он совершил поездки в Булгар (1135 или 1136 год), где пробыл по крайней мере зиму и лето, и дважды побывал в Хорезме. Расстояние между Саксином и Булгаром, по словам Абу Хамида, составляет 40 дней пути по реке. Булгар – очень большой город, дома в нем построены из сосны, стены – из дуба. Абу Хамида поразили длинные дни и короткие ночи летом и обратное явление зимой. Он прибыл в Булгар летом и испытывал такую жару, что она ему показалась более сильной, чем где-либо в мире. Вместе с тем он отмечает, что вечера и ночи здесь настолько холодны, что необходимо много одежды, а зимой холод так силен, что трескается дерево. Зимой владетель этой страны совершает набеги на соседние племена, чтобы взять в плен их женщин, сыновей и дочерей и чтобы захватить лошадей. Обитатели Булгарии хорошо переносят холод, в частности, по мнению Абу Хамида, потому, что они употребляют в пищу много меда, который у них очень дешев.
В Булгаре ал-Гармати услышал об области, «которую называют Ару, в ней охотятся на бобров, и горностаев, и… белок. А день там летом 22 часа…» Он видел жителей этой Арской земли русских летописей – предков современных удмуртов и описывает их, а также обитателей страны Вису как краснощеких, голубоглазых, белокурых людей в льняных одеждах и меховых шкурах. Об арском народе ал-Гарнати упомянул на 200 лет раньше летописи.
В 1150 году ал-Гарнати из Булгара отправился на Русь, проехав по какой-то «Славянской реке» (возможно, Ока?). Он единственный мусульманский автор, побывавший на Руси и сообщающий такие сведения, которых не найти даже в русских источниках.