Миры Роберта Хайнлайна. Книга 6

— Только попробуй — я ее уроню! Нарочно споткнусь и опрокину!

Все же Кларк понемногу сдается и я развиваю успех:

— Лучше выводи меня и потопчись чуток на моих ногах, или я сделаю так, чтобы Герди вообще с тобой не танцевала.

Это решает дело. Кларк в муках переживает свою первую щенячью любовь, и Герди ведет себя по-джентльменски, обращается с ним на равных и с теплой учтивостью принимает знаки внимания.

Итак, Кларк танцует-таки со мною. Танцует он вполне прилично, и вести его почти не приходится. Он любит танцевать, но не хочет, чтобы кто-нибудь (особенно я) подумал, будто ему нравится танцевать с сестрой. Я невысокого роста, и потому мы неплохо выглядим со стороны. А Герди отлично смотрится с дядей Томом. Это, конечно, заслуга Герди, ведь у дяди Тома нулевое чувство ритма, хотя и масса энтузиазма. Но Герди может танцевать с кем угодно. Если бы партнер сломал ногу, она бы сломала свою в том же месте. Но толпа помаленьку редеет: мужья, отработав первый танец, слишком устали для второго, а заменить их некому.

Да, здорово мы веселимся на нашем роскошном «Трезубце»!

Честно говоря, мы по-настоящему веселимся. После второго танца мы с Герди вольны выбирать кавалеров из младших офицеров. Все они танцуют хорошо или, во всяком случае, здорово поднатаскались. Около 22.00 Капитан удаляется спать, а вскоре и бдительные вдовицы исчезают по одной. Ближе к полуночи остаемся мы с Герди, полдюжины младших офицеров и казначей — он по долгу службы перетанцевал со всеми дамами и наслаждается честно заработанным отдыхом. Кстати, для своих лет он неплохо танцует.

С нами обычно остается и миссис Грю — она отнюдь не солидарна с вязальщицами и хорошо относится к Герди. Это толстая пожилая дама, под завязку набитая грехами и острыми шутками. Она не ждет, что кто-то пригласит ее, просто ей нравится смотреть на молодежь. И офицеры любят с ней поболтать. Она веселая.

Где-то к часу ночи дядя Том присылает Кларка сказать мне, чтобы я шла спать, если не хочу ночевать в коридоре. Конечно, он шутит, но я ухожу — у меня гудят ноги.

Старый добрый «Трезубец»!

Глава 6

Капитан понемногу убыстряет вращение корабля, имитируя силу тяжести на Венере. Это 84 % земной нормали, то есть вдвое больше той, к которой я привыкла. Так что большую часть времени, свободного от изучения астрогации и пилотирования, я провожу в спортивном зале, тренируюсь для Венеры. Не хочу вдруг оказаться слабой и неловкой.

Если я смогу приспособиться к 0,84 «g», переход к земной нормали покажется мне тортом с шоколадной глазурью.

Обычно зал в полном моем распоряжении. Большинство пассажиров — с Земли или с Венеры, им нет нужды адаптироваться. Из дюжины с лишком марсиан, похоже, я одна всерьез принимаю грядущие тяготы. А пригоршню инопланетян мы даже не видим — они сидят в своих специально оборудованных каютах. Тренируются офицеры (многие из них настоящие фанатики спорта), но в те часы, когда пассажиры отдыхают.

Так вот, в тот день (тринадцатого Цереры по-нашему, но на «Трезубце» пользуются земным исчислением, так что пусть будет девятого марта, хотя земное время и отнимает по полчаса сна от каждой ночи) я ворвалась в зал такая злая, что готова была плеваться ядом. Следовало переработать злость в мускулы, а то мне грозило содержание в кандалах за нанесение увечий.

И увидела там Кларка. Он был в шортах и со здоровенной штангой.

— Что ТЫ здесь делаешь? — выпалила я сгоряча.

— Тупею по твоему примеру, — буркнул он.

Правильно, сама напросилась: никто и ничто не запрещает Кларку тренироваться в зале. Я заткнулась, отшвырнула накидку и начала разминаться.

— Сколько весит? — спросила я про штангу.

— Шестьдесят кило.

Я взглянула на шкалу пружинного динамометра со стандартной земной шкалой — 52 %. Прикинула в уме: 52/37 от шестидесяти плюс 900 на 37, да еще 1/9 до 1000 на 40, минус 25 — одним словом, то же, что поднять 85 килограммов на Марсе.

— Чего же ты потеешь?

— Вовсе я не потею, — он положил штангу. — Посмотрим, как ты справишься.

— Давай!

Он отошел, я присела, взялась за гриф… и передумала.

Поверьте мне на слово, дома я все время работала с 90 кило, да и здесь нагружала штангу до привычного (сравнительно) веса плюс еще понемногу каждый день. Моя цель (похоже, безнадежная) — поднимать со временем тот же вес и на Венере.

Так что я вполне осилила бы 60 кило при 0,52 % земной нормали.

Но горе той девушке, которая покажет себя сильнее мужчины… даже если это всего лишь брат. Особенно если у этого брата злокозненный характер, а вы вдруг придумали, как использовать это в своих целях. Помните, я уже говорила, что если вы кого ненавидите, то Кларк — превосходный компаньон.

Так что я отдувалась и хрюкала, стараясь сыграть получше, потом вывела гриф на грудь, начала выжимать…

— Помоги, — заверещала я.

Кларк одной рукой подтолкнул в середине грифа, и мы выжали штангу до конца.

— Держи за меня, — выдавила я сквозь зубы. Он опустил штангу на пол.

— Слушай, Кларк, ты стал ужасно сильным, — вздохнула я.

— Стараюсь.

Сработало: Кларк растаял до такой степени, какую позволяла его природа. Я предложила заняться акробатикой, если он не прочь работать внизу. Я, видите ли, не уверена, удержу ли его при 0,52 «g».

Он был не против — это давало лишний повод побыть мужественным и мускулистым. А уж он-то точно удержит меня, ведь я на 11 кг легче штанги. Когда он был поменьше и оставался на моем попечении, мы частенько этим занимались, но тогда я поднимала его — только при этом условии он помалкивал. Сейчас он с меня ростом и, бьюсь, сильнее. Мы все еще кувыркаемся немного, но внизу работаем по очереди — дома, конечно.

Но при полуторной тяжести я предпочла не рисковать. Когда он поднял меня на вытянутых руках, я перешла к следующей фазе своего плана.

— Слушай, Кларк, как ты относишься к миссис Роуйер?

Он фыркнул и издал непристойный звук.

— А в чем дело?

— Да так. Ммм… не знаю, стоит ли говорить.

— Ты что, хочешь, чтобы я оставил тебя стоять в воздухе?

— Только посмей!

— Тогда договаривай, раз начала.

— Ладно. Только подожди, я встану на ноги.

Он подождал, и я спрыгнула на пол. При повышенном тяготении главное не сколько ты весишь, а быстро ли ты падаешь. А у Кларка, если вывести его из себя, не заржавеет оставить меня в воздухе вниз головой.

— Ну так что насчет миссис Роуйер? — спросил он.

— Так, ничего особенного. Просто она считает всех марсиан швалью.

— Вот как? Ну, значит, это взаимно.

— Точно так. По ее мнению, это позор для Линии — позволять нам путешествовать первым классом… и Капитан, мол, не должен был сажать нас в одной столовой с порядочными людьми.

— Давай-ка поподробнее.

— Да тут, пожалуй, нечего рассказывать. Мы же отбросы общества. Ссыльные. Сам знаешь.

— Забавно, — процедил Кларк. — Очень забавно.

— И ее подруга, миссис Гарсиа, с нею согласна. Но, наверное, не стоит об этом говорить. Ведь у каждого есть право на собственное мнение.

Кларк не ответил, а это очень плохой признак. Вскоре он ушел, так и не сказав ни слова. Я вдруг испугалась, что выпустила джинна из бутылки, окликнула его, но он не обернулся. Слух у него в полном порядке, но временами он нарочно глохнет.

Все равно было уже поздно. Я надела сбрую для грузов, добавила себе вес до венерианского и начала пробежку на тренажере. Вскоре я была вполне готова к душу и смене белья.

Откровенно говоря, мне было наплевать, что станется с этими гарпиями, и я надеялась, что Кларк проведет все на обычном высоком уровне, а сам останется чистеньким. И даже вне подозрений. Я не сказала Кларку и половины того, что услышала.

Честное слово, до полета на «Трезубце» я не догадывалсь, что можно презирать людей за их происхождение или место жительства. Конечно, я встречала туристов с Земли, чьи манеры оставляли желать лучшего, но Па говорит, что все туристы кажутся нахальными, ведь они чужаки и не ведают местных обычаев. Я поверила, потому что Па никогда не ошибается. А профессор-землянин, которого он однажды приводил к нам обедать, был само очарование — значит, и у землян бывают хорошие манеры.

Я заметила, что пассажиры «Трезубца» чуждаются нас, но не придала этому значения. В конце концов, даже на Марсе, где нравы просты и естественны, как и на всяком фронтире, незнакомые люди не бросаются друг другу на шею. Кроме того, большинство пассажиров летело с Земли; они уже сбились в кланы и клики, а мы были вроде новых ребят в чужой школе.

Как бы то ни было, я говорила «доброе утро» всем, кого встречала в коридорах, а если мне не отвечали — списывала это на глухоту. Для многих из пассажиров уже пришла пора быть тугоухими. Во всяком случае, пассажиры мало меня трогали, меня гораздо больше привлекала дружба с офицерами корабля, особенно, с пилотами: они могли добавить к моим книжным познаниям бесценный опыт. Девушке очень трудно попасть на курсы пилотов, ей надо быть вчетверо лучше кандидата-мужчины, и здесь может помочь любая мелочь.

Мне сразу же подвернулся отличный случай: в столовой нас посадили за стол Капитана!

Это, конечно, из-за дяди Тома. Я не так спесива, чтобы не понять, что «мисс Подкейн Фрайз из Марсополиса» не много значит. (Ладно, подождите лет десять!) А вот дядя Том, хоть он и любит пинокль, все же Старший Полномочный Сенатор Республики. Наверняка, агент Линии Треугольника хорошо знал это и постарался, чтобы об этом узнал и экипаж «Трезубца».

Так или иначе, я не из тех, кто отвергает дары небес, каким бы путем они ни достались. С первых же минут я начала обрабатывать Капитана Дарлинга. Честное слово, у него такая фамилия — Бэррингтон Бэбкок Дарлинг. Интересно, не зовет ли его жена «Бэби Дарлинг»[6]?

Ясное дело, на борту у капитана нет имени: для команды он «Капитан», «Хозяин», «Шкипер», за глаза — «Старик». Но никогда его не называют по имени — он просто величественное и безличное олицетворение власти.

(Интересно, будут ли меня когда-нибудь называть за глаза Старухой? Как-то это не звучит.)

Но со мной Капитан Дарлинг не величествен и не безлик. Я вознамерилась внушить ему, что я ужасно славная соплячка, что совершенно благоговею перед ним и что я… не слишком умна. При первом знакомстве не стоит показывать мужчине, что у вас есть мозги — это сделает его неспокойным и подозрительным, вроде как Цезарь опасался «худого и голодного» вида Кассия[7]. Сперва надо перетянуть мужчину на свою сторону, а уж потом можно позволить ему — помаленьку — обнаружить у вас интеллект. Пусть думает, что ваш ум отпочковался от его собственного.

Так что я задалась целью внушить Капитану чувство стыда за то, что я не его дочь (у него, к счастью, одни сыновья). И не успела окончиться первая трапеза, как я открылась ему в своем страстном желании учиться на пилота… скрыв, конечно, высшие устремления.

И Кларк, и дядя Том сразу поняли мою игру. Но дядя Том ни за что бы меня не выдал, а Кларку было просто наплевать — он и с Армаггедоном не станет связываться, если ему не отчислится 20 % прибыли.

Мне все равно, что подумали родственники о моей хитрости, главное — она сработала. Капитана Дарлинга, очевидно, позабавили мои грандиозные и «невозможные» стремления… и он предложил показать мне рубку управления.

Первый раунд по очкам выиграла Подди.

Теперь я — неофициальный талисман корабля с правом свободного посещения рубки управления и почти такими же привилегиями в инженерном отсеке. Ясное дело, Капитан не стал убивать время, обучая меня практической навигации. Он провел меня по рубке и на ясельном уровне объяснил, как что работает, а я слушала, старательно делая большие глаза. Я чувствую, что интересую его, но по-особому. Он не стремится усадить меня к себе на колени, не такой он человек, но должен же кто-то с видом изумленного котенка слушать его рассказы. Что я и делаю. При этом он литрами вливает в меня чай. Я и в самом деле хороший слушатель, ведь никогда не знаешь наперед, где обретешь что-нибудь полезное. Кроме того, в любой точке Вселенной женщина может прослыть «очаровательной», если слушает, пока говорит мужчина.

Но Капитан Дарлинг не единственный астрогатор на корабле.

Он пустил меня в рубку, а я сделала все остальное. Второй астрогатор, мистер Суваннавонг, просто диву дается, как быстро я усваиваю математику. Ему кажется, будто это он научил меня решать дифференциальные уравнения. Конечно, он, если говорить о чертовски сложных, которые используют для корректировки вектора корабля при постоянном ускорении. Но, если бы я не прослушала дополнительный курс в прошлом семестре, я бы ни слова не поняла из его объяснений. Сейчас он учит меня составлять программу для баллистического компьютера.

Третий — младший астрогатор мистер Клэнси — еще доучивается, чтобы получить неограниченный сертификат, и у него есть все нужные мне справочники и учебные пленки. Он тоже всегда готов к услугам. Он ненамного старше меня и вполне мог бы заболеть хватательной болезнью… но только законченный болван полезет к женщине, когда она сама не дает ему повода. Мистер Клэнси далеко не глуп, а я поводов не даю.

Может быть, я поцелую его… минуты за две перед тем, как навсегда покину корабль. Не раньше.

Все они крайне предупредительны и считают мой серьезный подход к наукам очень милым. Хотя, правду сказать, практическая астрогация оказалась куда труднее, чем я ожидала.

Я догадывалась, что главным поводом к отчетливой неприязни было то, что нас посадили за стол Капитана, хотя брошюрка «Добро пожаловать на "Трезубец"!» (а она есть в каждой каюте) ясно говорит, что в каждом порту сотрапезники Капитана меняются — такова традиция — и что выбирают их из новых пассажиров.

Не думаю, что предупреждение делает эту рокировку приятнее, мне, например, совсем не понравится, когда на Венере меня выпихнут из-за капитанского стола.

Но это лишь одна из причин…

Только три пассажирки относились ко мне дружелюбно: миссис Грю, Герди и миссис Роуйер. Миссис Роуйер я встретила раньше всех и поначалу думала, что она мне понравится. Конечно, она скучновата, но к скуке у меня иммунитет. Я повстречалась с нею в холле в первый же день. Она поймала мой взгляд, улыбнулась, пригласила присесть рядом и засыпала вопросами о жизни на Марсе.

Я рассказала, хотя и не всю правду. Я сказала, будто Па — учитель, а мама воспитывает детей, и что мы с братом путешествуем при нашем дяде. Нехорошо хвастать своими предками, могут ведь и не поверить. Гораздо лучше, если люди сами узнают все хорошее о твоей семье. При этом можно надеяться, что ничего плохого до них не дойдет. (Я не хочу сказать, что за мамой и Па числится что-то плохое.)

Я сказала, что меня зовут Подди Фрайз.

— Подди? — переспросила она. — Мне кажется, в списке пассажиров я видела другое имя.

— Да, верно, мое полное имя — Подкейн, — объяснила я. — В честь марсианского святого.

Она о таком слыхом не слыхивала.

— Довольно странно давать девочке мужское имя, — вымолвила она.

Конечно, мое имя действительно необычно, даже среди людей Марса, но не по этой причине.

— Возможно, — согласилась я, — но марсиане сами выбирают себе пол.

— Ты шутишь! — выпучилась она.

Я начала было объяснять, как марсианин перед созреванием выбирает один из трех полов… и что это имеет значение лишь на кратком этапе его жизни.

Но вскоре я сдалась, увидев, что объясняю в глухую стенку. Миссис Роуйер просто не могла вообразить другую жизнь, непохожую на ее собственную. Я быстренько сменила тактику.

— Святой Подкейн жил очень давно. Никто в точности не знает, мужчина это или женщина. Это просто традиция.

Конечно, традиция эта вполне определенна, и многие из живущих ныне настоящих марсиан ведут свой род от святого Подкейна. Па говорил, что мы точнее знаем то, что было на Марсе миллион лет назад, чем то, что было две тысячи лет назад на Земле. Во всяком случае, большинство марсиан включают «Подкейн» в длинный список своих имен — у них в ходу этакий генеалогический конспект. Считается, что он (или она, или оно) может в трудную минуту придти на помощь своему «крестнику».

Как я уже говорила, Па — романтик и ему показалось, что будет здорово снабдить девочку таким сильным покровителем. Я не романтична и не суеверна, но мне нравится носить имя, принадлежащее только мне и никому другому. Лучше быть Подди Фрайз, чем одной из сонмища Элизабет, Дороти или еще каких-нибудь.

Но миссис Роуйер все это явно ставило в тупик, так что мы вскоре сменили тему. С высот своего опыта «старого космического волка», основанного на единственном перелете с Земли на Марс, она поведала мне много всякого о кораблях и космических полетах. В большинстве своем ее суждения и рядом не лежали с истиной, но я слушала и не перебивала. Она представила меня кое-кому из пассажиров и выложила массу сплетен о них, об офицерах корабля etc. Между делом она ознакомила меня со своими хворями, болячками и симптомами, поведала какая важная шишка ее сын и какой важной шишкой был ее покойный муж, пообещала познакомить с Достойными Людьми, когда прибудем на Землю.

— Может быть, у вас на Марсе этому не придают особого значения, но в Нью-Йорке УЖАСНО ВАЖНО ПРАВИЛЬНО НАЧАТЬ.

Я определила ее для себя как глупую, но безвредную болтушку.

Однако очень скоро я обнаружила, что не могу от нее отделаться. Когда я шла через холл в рубку, она ловила меня, и я не могла удрать, не прибегая к прямой грубости или явной лжи.