Каждый раз…
Каждый раз, превращаясь в кошку,
Я завидую доле птичьей.
Лащусь к людям и пью из плошки:
Соблюдаю кошачий обычай.
Каждый раз, превращаясь в птицу,
Я завидую доле солнца.
Мой полет не так долго длится:
Вспыхнут крылья – и сон прервется.
Когда все до чертей надоело,
Создаю себе новые лица —
Каждый раз, возвращаясь в тело,
Головою о стены биться.
Может быть, мне надоест…
Может быть, мне надоест
Быть богиней.
Я сойду к тебе с небес,
Как и ныне.
Буду долго целовать
Твои руки.
Умолять не забывать
В дни разлуки.
А потом стоскуюсь я
И по небу.
Подарю тебе – тебя
И уеду.
Верховный бог моих иных миров…
Верховный бог моих иных миров
Потянется и скажет, что устал,
И надоело быть среди основ,
И, может быть, наведаться в астрал?
И тотчас растворится в небесах,
А я останусь на земле одна.
И одолеет липкий темный страх,
И улыбнется сумрачно луна.
В который раз даю себе зарок:
Пока ищу себя среди миров,
Усваивать затверженный урок —
И больше не выдумывать богов.
Казалось, я тебя люблю…
Казалось, я тебя люблю.
Казалось, ты мне нужен.
Но кто б намылил мне петлю,
Когда ты лезешь в душу!
Сомнамбулы не скучают…
Сомнамбулы не скучают,
Сомнамбулы не смеются.
Они по ночам гуляют,
Иногда пытаясь очнуться.
Среди больших пустых домов…
Среди больших пустых домов
родного города —
холодно.
Среди огромных комплексов
и царства кодовых замков
брожу безмолвная —
я, безродная.
Причастись от вина моей крови…
Причастись от вина моей крови —
Это будет тебе крещеньем.
У меня все повадки – совьи.
Наблюдай за моим превращеньем.
Подожди, когда хлопнут крылья
И зевнут сквозняками двери.
Ты крещен. – Приложи усилье! —
Может, ты превратишься
в зверя.
В белой перхоти снегов…
В белой перхоти снегов
С чьих-то ангельских голов
Тает дикий городок —
Цель оставленных дорог.
Кто-то в небе на сносях —
Он в сомнениях зачах:
– Разродиться ли эпохой?
Исключительно мне плохо…
Кто-то сделает аборт,
Кто-то выпадет за борт,
Кто-то молится навзрыд.
Кто-то – молча:
– Суицид.
Этот город погребен.
– Бог! Не вспоминай о нем.
Запретите монаху молиться…
Запретите монаху молиться,
А живому – дышать и жить.
Так и я – со своей синицей:
Коли петь нельзя – буду выть.
Мощи легких моих достанет,
Чтобы взвыть до горних высот.
Пусть всевышний хоть с кресла встанет,
Дабы лично заткнуть мне рот!
Они вытаптывают снег…
Они вытаптывают снег,
Они валяются в грязи,
И кто-то скажет: – Человек.
А кто-то крикнет: – Тормози!
И кто-то будет долго ждать,
Когда они поднимут руки
И – чтобы только не вставать —
Попросят: – Ну давите, суки.
– А какое сегодня число?..
– А какое сегодня число?
И какой был вчера день недели? —
Мне плевать, что ушло, что пришло —
Без движенья валяюсь в постели.
Бог запишет за праздную лень
На меня четыре виста.
Что за дело, какой нынче день?
– Разбудите меня в День Суда!
Перелистай ресницы…
Перелистай ресницы,
Словно венок сонетов.
Если снимаются птицы, —
Лето опять без ответов.
Перелистай альбомы —
Фотомгновения сна.
Может, они напомнят,
Что на свете бывает весна.
Перелистай смятенья,
Перелистай мечты.
На снимках, еще не осенних, —
Уже откровенно не ты.
Изнывая от безделья…
Изнывая от безделья,
Курим мы за пачкой пачку
И задохшееся зелье
Извлекаем из заначки.
Если вдруг чужие звуки
Разорвут ночной покой —
Это демон нашей скуки
Учит нас владеть собой.
Другу
Мой милый друг, оставленный вначале —
В начале сна, в начале пустоты, —
Я от друзей сегодняшних устала,
И вспомнился – от скуки, верно, – ты.
Когда бы я пошла другой дорогой,
И ты благословил в далекий путь,
Мне б нужно было, кажется, немного —
Чтоб ты включил мне свет и тихо молвил: – Будь.
Не сожаление, не горечь, не потеря —
Сегодняшнюю ты не принял бы меня. —
Была б другой. А я другим не верю.
Иду одна. Иду как прежде. – Я.
Если сон не дается в плен…
Если сон не дается в плен,
И кривятся под веками рожи,
То становится тесно меж стен,
Вечно сомкнутых округ ложа.
И сознание дает крен,
И его отодвинуть можно,
И читать по узорам вен
Под моею прозрачной кожей.
Черным обведенные глаза…
Черным обведенные глаза —
Это красота или уродство?
Просто след сухих ночей без сна —
Или знак предвечного сиротства?
Белизна запавших щек и скул,
Ломкость тонких рук и длинных пальцев…
Может статься, ты бы мне вернул
Толику ушедшего румянца.
Нравлюсь я тебе такая вот —
Черно-белая, и только с красной гривой?
Так банально-красочен исход.
Знаешь, я по-прежнему красива.
Куртизанка
Не бойся, я приду и уйду,
Вот только тебя успокою.
Ты горишь, ты в жару и бреду.
Я вылечу тебя – и отмою.
Я оставлю тебе свой свет,
Подарю тебе свое имя,
А потом – называй им всех,
Я же буду зваться другими.
Я – знахарка таким, как ты.
Не венчай меня, милый, на царство.
Я – не дива твоей мечты.
Я такая, как есть. Я – лекарство.
Дым
Дым сочится между пальцев.
Папиросе нет конца.
Сизый смерч в безумном танце
Пляшет около лица.
Папиросный дым – не горек.
Он рисует на столе.
Фантастических узоров
Наблюдаю дефиле.
Он уносит тяжесть мыслей,
Недоношенных и злых.
Все мечты давно прокисли.
Он избавит нас от них.
Птица
Приблизилась ко мне – и:
Давай, расправив крылья и – вперед!
Ты думаешь, к чему все эти трели?
– В безумный неприкаянный полет…
Глаза. – Светает. – Мама, полшестого!
Шушукаются тени по углам.
Галлюцинирую. Летаю. Как неново!
Расправив – и к таким беспечным – нам.
Балкон. Тень на асфальте
Стоит человек.
Руки в боки.
А тень у него —
совсем в себе не уверена:
тень маленького мальчика,
который до невозможности
хочет домой.
Потому что
время позднее —
и мама будет кричать.
Смотрю сверху,
с восьмого этажа.
Человек – маленький.
Тень – большая.
А я – почти Бог.
Хайку
Фотография —
Это окно в беспредельность.
Другую.
*
Пройти по леске,
Натянутой над полом —
Или пропастью?..
*
Если проснуться,
А в мире нет никого.
О безмятежность!
*
Минуту назад
Время остановилось.
Парадокс любви.
*
…Но может ли быть,
Чтобы во всей Пустоте —
Совсем никого?..
Брату новоявленному
Ф. Достоевский
М. Цветаева
А не быть тебе любимым —
Б
В тайниках души хранимым…
Бл
Возопью: – Ай не молилась
На коленах?!
Али о землю не билась?! —
В синих венах,
В алых кудрях, в белой коже —
Облик давний.
…Отереть твои подошвы
Волосами…
Не сердись на сестринские слезы:
Я и в плаче боле не ропщу.
Где струились прежде мои косы —
Ныне плат смиренницы ношу.
Не взойти на девственное ложе —
Так хотя колени преклонить.
Я в монашьем чине, статься может,
Научусь по-новому любить.
Но сколь бы ни привелось
Осиянной радости,
Воспомню – ибо сбылось! —
С тайною завистью —
Лукрецию.
Мелкий бес
К чему мне дом, в котором мало света?
Зачем мне свет, в котором нет тепла?
На что тепло, когда жара и лето?
(которого отчаянно ждала…)
И, если так, чего еще мне надо?
(Чего искать низринутым с небес? )
Хотя бы знать, чему я буду рада,
И что потребует еще мой мелкий бес…
– Эта – с червоточиной.
К ней – не подходи!
Видишь – черт всклокоченный
Скачет впереди!
– Вроде баба ладная,
И не хуже всех.
Ей ресницы дадены —
Что соболий мех.
– С ней – иссохнешь вскорости,
Будешь – как вон те,
Что хлебнули горестей
С нею в маете.
– Слабаки, наверное.
– Не тебе чета!
– Все же стать отменная…
Вот где красота!
– Охланись! Опомнися!
Волку – все бы в лес…
Вон, гляди: у пояса
Хохочет мелкий бес.
Кесарево – кесарю,
Лыжнику – лыжня.
А мне отдайте – бесово,
И дьяволу – меня!
А ровесников мне – не сыщется…
А ровесников мне – не сыщется:
Старше волн и предвечней гор.
И стихи не все гладко пишутся.
Как же души сложить в узор?
Кто бы ни был – далекий, радужный
(кто сильнее меня в миру? ),
Я с молитвой – почти что набожной —
Обращаюсь: когда умру,
Пусть у гроба тебе припомнится,
Как металась и жгла мосты,
Как плевалась едкой сукровицей
И в бреду повторяла: – Ты.
Плоть и сталь, огонь и нежность…
Плоть и сталь, огонь и нежность —
Этот атомный коктейль
Переброжен, передержан:
Горечь, уксус, чистый хмель.
Что хранила за душою —
Утаила, как могла:
Закопала – перегноем
Стало все, что берегла.
Может, новым виноградом,
Новым хмелем прорастет…
А и нет – так и не надо:
Птица небом проживет.
Послушай! Там, где ты теперь…
Послушай! Там, где ты теперь,
Должно быть, холодно.
Там сквозняки, открыта дверь,
Там ветры молоды.
Друзья, которым все равно,
Другие женщины.
И все, что ждешь, уже давно
Тебе обещано.
Там музыка и вечный дым,
И страшно муторно.
Иллюзия, что ты любим,
Матрас полуторный.
Должно быть, там, где ты теперь, —
В ночи полемика,
Весна, прообраз всех потерь,
Подруг истерики.
В чужих глазах – беззубый зверь.
Хочу туда, где ты теперь.
С утра будоражат…
С утра будоражат
Осколки видений.
Но опыт, что нажит, —
Лишь опыт сомнений.
Кто теперь водит
Наивной игрой? —
Тот, кто приходит
Следом за мной.
Будто лезвием обрезать…
Будто лезвием обрезать:
не мешай!
Муза – девка из пугливых,
так и знай!
А любовников на свете —
пруд пруди.
Думал, первый? Не последний!
Проходи!
Злые рифмы, будто плети, —
кожу рвут.
От такого, да по-русски —
мухи мрут!
Я писать тебе устала —
сгинь! Ступай!
Выдавить тоску из сердца —
не мешай!
Оттого ли, что ты не придешь…
Оттого ли, что ты не придешь,
Оттого ли, что кончился дождь, —
Мне не спится.
Рифмы, образы – тесно, всерьез,
От виска до виска, через мозг —
Тонкой спицей.
Если больно мне – писать…
Если больно мне – писать,
Больно женщине – рожать
(Эта боль тебе к лицу…),
Каково ж пришлось Творцу?
А что нажито…