Помоги проекту - поделись книгой:
Джордж Р. Р. Мартин
Одинокие песни Ларена Дорра
На свете есть девушка, которая ходит между мирами.
У нее серые глаза и белая кожа. Ее волосы, как черный водопад, с почти незаметным отливом красного. Вокруг головы она носит обруч из блестящего полированного металла; темный венец, который удерживает непослушные локоны и иногда отбрасывает глубокие тени в ее глаза. Девушку зовут Шарри, и она знает, где ворота.
Начало этой истории потеряно для нас вместе с памятью о том мире, откуда девушка появилась. Конец? Конца еще нет, и лишь когда он наступит, мы узнаем его.
У нас есть только середина или, вернее, часть этой середины, небольшой фрагмент истории, ставшей теперь легендой. Домыслы, замыслы, изыски. Об одном мире, который посетила Шарри, о печальном певце Ларене Дорре и об их краткой волнующей встрече.
Первое, что она увидела, была долина, охваченная сумерками. Тучное фиолетовое солнце висело над самым гребнем горы, и его косые лучи бесшумно опускались в густой лес. Деревья в этом лесу имели блестящие черные стволы и бесцветные прозрачные листья. Единственными звуками, разрывающими тишину, были крики рыдающих птиц, вылетевших ближе к ночи, и шум стремительного горного потока, разрезающего лес на две части.
Вот так, через невидимые ворота, усталая и перепачканная кровью, Шарри пришла в мир Ларена Дорра. На ней было простенькое, когда-то белое, а теперь в бурых пятнах, платье и тяжелый меховой плащ, разорванный на спине. Ее левая рука, изящная и тонкая, кровоточила от многочисленных ран. Она стояла на берегу ручья.
Шарри быстро и тревожно осмотрелась вокруг, а потом опустилась на колени, чтобы обмыть раны. Вода, несмотря на сильное течение, была темная и зеленоватая. Нельзя было сказать, безопасна ли она, но Шарри слишком ослабела и чертовски хотела пить. Она жадно припала к воде, и только затем промыла и перевязала руку лоскутами, оторванными от подола платья. Когда пылающее лиловое солнце скрылось за склоном, Шарри медленно поднялась и пошла прочь от ручья к укромному месту между деревьев. И там на охапке прозрачных листьев погрузилась в глубокий беспокойный сон.
Она проснулась в чьих-то объятиях. Сильные руки легко подхватили и куда-то несли ее. Шарри начала сопротивляться, но руки только крепче сжимались и не выпускали свою добычу.
— Полегче, — раздался насмешливый голос, и сквозь туман, застилавший ей глаза, девушка разглядела лицо. Лицо мужчины, узкое и длинное, но во всяком случае доброе.
— Ты слишком слаба, — сказал он. — Надвигается ночь, а мы должны быть внутри, когда стемнеет.
— Почему? — удивилась она. И не дождавшись ответа, добавила: — Кто ты? Куда мы идем?
— В безопасное место. — На этот раз он ответил.
— К тебе домой?
— Нет. — Он сказал это так тихо, что она едва услышала его голос. — Нет. Не домой. Разве это дом? Хотя, впрочем, все равно.
Она слышала тихие всплески, очевидно, он переносил ее через ручей. На какое-то мгновение она увидела мрачный изгибающийся силуэт трехбашенного замка на вершине холма, за который легло солнце. Его последние лучи делали громаду здания совершенно черной, и Шарри могла поклясться, что никакого замка раньше не было. «Странно, — подумала она, — что я не бывала здесь прежде».
И уснула.
Когда Шарри проснулась, он был рядом и наблюдал за ней. Она лежала под ворохом мягких шерстяных одеял на кровати, снабженной пологом. Но занавеси были раздвинуты, и хозяин сидел посредине комнаты в большом кресле, укрытом в тени. Свет свечей отражался в глазах мужчины, его руки были изящно сложены на груди, словно для молитвы.
— Тебе лучше? — спросил он, не двигаясь.
Она села в постели и только тут заметила, что обнажена. Стремительно, как подозрение, быстрее, чем мысль, ее рука взметнулась к голове. Темный обруч был по-прежнему на месте. Его металл приятно холодил лоб. Со вздохом облегчения она откинулась на мягкие подушки и задернула полог.
— Немного лучше, — ответила она. И уже произнеся это, увидела, что ее раны исчезли.
Мужчина улыбнулся печальной задумчивой улыбкой. У него было мужественное лицо и волосы цвета древесного угля, которые завивались ленивыми локонами и падали на темные глаза, посаженные чуть широко для того, чтобы его лицо казалось гармоничным. Даже сидя, он казался высоким. И стройным. На нем был охотничий костюм и накидка из тонкой темно-серой кожи, а поверх нее он носил уныние, как плащ.
— Отметины когтей, — сказал он в раздумии, продолжая улыбаться, — следы когтей на твоей руке и порванная на спине одежда. Кто-то не любит тебя.
— Что? — поежилась Шарри. — Блюститель, страж у ворот. — Она вздохнула. — Там всегда на воротах стража. Семеро не любят, когда мы движемся от мира к миру. Меня же они любят меньше всего.
Руки мужчины разомкнулись и опустились на деревянные подлокотники кресла. Он согласно кивал головой, на его лице блуждала все та же задумчивая улыбка.
— Что же потом? — он пристально смотрел на нее. — Вероятно — обруч, если я не ошибаюсь.
— Ты ошибся. Нечто большее, чем ты думаешь. Кто ты? Что это за мир?
— Мой мир, — ответил он спокойно. — Я называл его тысячу раз, но увы, ни одно имя не казалось мне правильным. Было, пожалуй, одно, которое мне понравилось, вполне подходящее имя. Но я забыл его. Это было слишком давно. Меня зовут Ларен Дорр. Или таковым было мое имя, когда я еще нуждался в подобных вещах. Здесь это кажется чем-то глупым. Но, по крайней мере, я не забыл его.
— Твой мир, — мечтательно протянула Шарри. — Тогда ты король? Или бог?
— Да, — улыбнулся Ларен Дорр. — Мало того, я тот, кем пожелаю быть. Вокруг нет никого, кто поспорил бы с этим.
— Что ты сделал с моими ранами?
— Я их вылечил. — Он извиняюще пожал плечами. — Это мой мир. И я обладаю в нем некоторой силой. Не той, конечно, которую мне хотелось бы иметь. Но никто не имеет всей силы.
— Ой ли? — Она не выглядела убежденной.
Ларен невольно взмахнул рукой.
— Похоже, ты мне не веришь? Ну, конечно же, твой обруч. Хорошо. Но это только наполовину правда. Я действительно не могу повредить тебе; с моей, ой ли, силой, пока он на тебе. Однако, я могу помочь.
Он снова улыбнулся, его серые глаза стали кроткими и мечтательными.
— Хотя, какая разница? Даже если бы я мог, я все равно не причинил бы тебе зла, Шарри. Поверь этому. — И добавил совсем тихо: — Сколько времени прошло…
— Ты знаешь, как меня зовут. Но откуда?
Ларен молча встал. Продолжая улыбаться, он подошел к ней и сел на край постели. Прежде, чем ответить, он взял ее руку и нежно задержал в своей.
— Да, я знаю твое имя. Ты — Шарри, которая странствует между мирами. Множество веков назад, когда эти горы имели другие очертания, а фиолетовое солнце горело алым, в самом начале нового круга, они пришли ко мне и сказали, что появишься ты. Я ненавижу их всех, Семерых, и всегда буду ненавидеть. Но в ту ночь я обрадовался их предсказанию. Они открыли мне твое имя, то, что ты придешь сюда, в мой мир, и еще одну вещь. Но и этого было достаточно. Это было обещание. Обещание конца ли, начала ли — неважно. Главное — перемены. Любая перемена долгожданна в этом мире. Я был здесь один тысячу солнечных циклов, Шарри, а каждый цикл длился века. И не так уж много событий, отмечающих течение времени.
Шарри сдвинула брови. Встряхнула своими длинными черными волосами, в тусклом свете свечей их мягкая краснота обозначилась ярче.
— Значит, они опередили меня, — медленно проговорила она. — Но неужели они могли знать все, что случится?
Голос девушки дрожал. Она испытующе смотрела на Ларена.
— Что еще они сказали тебе?
Он очень мягко сжал ее руку.
— Они сказали, что я полюблю тебя, — ответил Ларен, его речь по-прежнему звучала печально. — Немного ума нужно для такой проницательности. Было время — я думаю, солнце тогда светило желтым, — когда я понял, что смогу полюбить даже голос, лишь бы он не был эхом моего собственного.
Шарри проснулась на рассвете. Яркие лучи фиолетового солнца проникли сквозь высокое сводчатое окно и наполнили ее комнату мягким лиловым светом. Странно, Шарри вспомнила, что ночью окна в спальне не имелось. Рядом с ней на кровати была приготовлена одежда: широкая желтая накидка, темно-вишневое платье, украшенное драгоценными камнями, и костюм цвета зеленого леса. Она выбрала костюм и тщательно оделась. Вполне довольная собой, она внезапно нахмурилась и быстро подошла к окну.
Она была в башне. Внизу она увидела полуобвалившуюся каменную стену и пыльный треугольный двор. Две другие башни, витые, с остроконечными конусообразными шпилями, очень похожие одна на другую, поднимались в остальных углах треугольника. Дул сильный ветер. Он развевал полотна серых знамен, расставленных вдоль стены, но никакого иного движения не было заметно.
И еще. За каменной оградой Шарри не увидела долины. Сам замок, его двор и изогнутые башни находились на вершине горы. Во всех направлениях, докуда хватало ее взгляда, вырисовывались высокие горные хребты, черные отвесные скалы и каменистые зубчатые перекаты, покрытые ослепительно чистым снегом, сверкающим под фиолетовым солнцем. Окно оказалось закрытым, но даже отсюда ветер выглядел злым и холодным.
Дверь спальни была не заперта. Шарри быстро спустилась вниз по изогнутой каменной лестнице, пересекла двор и направилась к главному зданию, низкому деревянному строению, прилепившемуся к внутренней части стены. Она миновала множество комнат, часть из которых была в запустении, зато другие были убраны с королевской роскошью, пока не нашла Ларена Дорра. Он сидел в обеденной зале и завтракал.
Рядом с ним стояло пустое кресло. Стол по всей своей длине был заставлен напитками и яствами. Шарри села и протянула руку за горячим бисквитом, изо всех сил стараясь улыбаться. Ларен улыбался ей в ответ.
— Я ухожу сегодня, — наконец произнесла она между двумя кусочками бисквита. — Прости, Ларен. Мне нужно найти ворота.
Дух безнадежной печали никогда не покидал Ларена. Его верный и единственный друг.
— То же самое ты говорила сегодня ночью, — сказал он со вздохом. — Кажется, зря я ждал так долго.
На столе было мясо в горшочках, нежная зелень, сладкие пирожные, несколько видов сыра, фрукты и молоко. Шарри молча наполнила тарелку, опустив голову и избегая смотреть на Ларена.
— Прости, — вновь повторила она.
— Останься, прошу тебя. — Его голос дрожал. — Я думаю, ты можешь себе это позволить. Дай мне возможность показать тебе то, что я умею. Позволь мне спеть для тебя.
Он смотрел на нее грустно и слишком устало. Но в глазах его затаилась мольба.
Шарри колебалась.
— Пожалуй… мне понадобится время, чтобы отыскать ворота. Я смогу побыть с тобой еще немного. Но, Ларен, я действительно должна идти. Я дала обещание. Ты понимаешь?
— Да. Однако, имей в виду, я знаю, где находятся ворота. Я могу показать их тебе и тем самым облегчу твои поиски. Останься здесь на месяц. Месяц — кажется, так вы измеряете свое время? А потом я отведу тебя к воротам. За тобой так долго охотились. Ты просто обязана отдохнуть.
Она медленно и задумчиво жевала ломтики фруктов, время от времени поглядывая на него.
— Вероятно, я соглашусь, — сказала она после долгого раздумия. — Там, конечно же, будет стража. И тогда ты сможешь мне помочь. Месяц… Это не так много. В одном из миров я была намного дольше.
Она согласно кивнула, ее лицо засветилось улыбкой.
— Да, и еще раз да. Я думаю, это будет неплохо.
Он робко коснулся ее руки. После завтрака он покажет ей мир, который они дали ему.
Они стояли бок о бок на маленьком балконе наверху самой высокой из трех башен. Шарри в изумрудно-зеленом, и Ларен, внимательный и взволнованный, в сером. Они стояли, не двигаясь, и Ларен вращал мир вокруг них. Он заставил замок летать над беспокойными пенными морями, и длинные черные змеиные головы выглядывали из воды, наблюдая за их движением. Они спускались в громадные, с гулким эхом пещеры, залитые зеленоватым светом, где плачущие сталактиты проплывали между башен, а при выходе из пещер паслись стада слепых белых коз, жалобно стонущих при их появлении. Ларен улыбался и ударял в ладоши. Непроходимые джунгли поднимались вокруг них. Деревья, которые опережая друг друга, рвались ввысь каучуковыми лестницами. Гигантские исполинские цветы тысячи различных оттенков. Клыкастые обезьяны, которые проворно взбирались на стены. Он снова хлопнул в ладоши, и стены замка очистились от назойливых животных. Грязный двор наполнился белым песком, и они оказались на бесконечном берегу холодного серого океана. Высоко над ними неторопливо описывала круги огромная голубая птица с шелковыми бумажными крыльями, ее полет был единственным движением в этом хрустально-прозрачном безмолвии. Он показывал ей этот мир снова и снова. И под конец когда сумерки, казалось, подкарауливали их в каждом новом месте, он вернул замок на вершину холма над долиной. Шарри посмотрела вниз и увидела чащу деревьев с черной корой, ручей, возле которого он нашел ее, и услышала рыдающие крики ночных птиц среди прозрачных листьев.
— Это неплохой мир, — сказала она, повернувшись к нему на балконе.
— Да, — согласился Ларен. Его руки опирались о холодные каменные перила, а взгляд блуждал где-то далеко. — Это не самый плохой мир. Я обошел его однажды с мечом и дорожным посохом. Это доставило мне радость и настоящее волнение. Новая тайна за каждым холмом. — Он тихо рассмеялся. — Но это было слишком давно. Теперь я знаю, что кроется за холмами. Остальное пустой горизонт.
Он взглянул на нее и как-то по-особенному пожал плечами.
— Впрочем, здесь сущий ад. Но это мой мир.
— Ты можешь уйти со мной, — сказала она. — Мы найдем ворота и уйдем отсюда. Есть другие миры. Возможно, они не такие удивительные и прекрасные, но там ты будешь не один.
Он снова пожал плечами.
— Ты говоришь об этом так легко. — Его голос звучал беззаботно. — Я давно нашел ворота, Шарри. Я пробовал тысячи раз. Стража не останавливала меня. На какой-то миг я видел проблеск иного мира и вдруг снова оказывался во дворе. Нет. Я не могу уйти.
Она коснулась его руки.
— Как печально. Так долго быть одному. Я думаю, ты очень сильный, Ларен. Будь я на твоем месте, я давно бы сошла с ума.
— Я и сходил с ума. Тысячи раз. Но они исцеляли меня, дорогая. Они всегда возвращали мне разум.
Он пожал плечами и обнял ее. Ветер становился все холоднее.
— Пойдем, — сказал он. — Мы должны быть внутри до наступления темноты.
Они пришли в ее спальню. Шарри забралась на постель, Ларен вышел на несколько минут и вернулся с подносом, на котором было жареное мясо с темной корочкой снаружи и розовое внутри, горячий хлеб и вино. Они ели, и они разговаривали.
— Почему ты здесь? — спросила она, прожевав кусочек мяса. — Чем ты провинился перед ними? Кем ты был прежде?
— Я почти не помню этого, разве только в снах, — задумчиво проговорил он. — Но часто я не могу понять, какие из них были правдой, а какие порождением моего сумасшествия. — Он вздохнул. — Иногда мне снилось, что я был королем, великим королем мира иного, чем этот. И моим преступлением было то, что я сделал людей своего королевства счастливыми. Тогда они отвернулись от Семерых, и храмы мира опустели. Однажды я проснулся утром в своем замке и увидел, что все мои слуги исчезли. Я вышел наружу и понял, что исчезло все: мои люди, мой мир и даже та женщина, которая спала рядом со мною.
Но были и другие сны. Порой мне казалось, что я был богом. Или почти богом. Я обладал властью и знаниями. Но это не были знания Семерых, и поэтому они боялись меня, каждый из них, ибо я был равен им. Однако я не мог встретить всех Семерых вместе, а именно этого они добивались от меня. Они вымотали все мои силы, лишили меня знаний и поместили сюда, в этот забытый мир. Да, это была жестокая насмешка. Как бог я учил, что люди повернутся друг к другу, они минуют бездонную пропасть, если пойдут путем Смеха, Любви и Беседы. И вот все эти вещи Семеро отняли у меня.
Но даже это не самое худшее. Ужас вселялся в меня при мысли, что я всегда был здесь, что я родился здесь бесконечно много веков назад, и все мои воспоминания лишь лживые наваждения, призванные приносить мне боль своей бесчеловечной надеждой.
Шарри молча смотрела на него, пока он говорил. Человек, который сидел напротив нее, сейчас не принадлежал ни к одному миру. Он был в своей собственной стране, в своем мире, полном тумана, снов и полувоскрешенных воспоминаний.
Он говорил очень медленно, голос походил на синий туман, который безвольно вытекал, клубился и скрывал многие вещи. И вы знаете, что есть вещи, которые вынашиваются в душе вдали от чужих взглядов, и до них вы никогда не доберетесь.
Ларен остановился, его глаза приобрели прежнюю ясность.
— Ах, Шарри, — сказал он. — Будь осторожна, когда пойдешь. Даже твой обруч не поможет тебе, если они встанут на твоем пути. Тогда бледный ребенок Баккалон будет плакать о тебе, хмурый Наа-Слац питаться твоей болью, а прекрасная Саагель будет тешиться твоей душою.
Шарри вздрогнула и отрезала другой кусок мяса. Но стэйк оказался холодным и жестким, а когда она взглянула на свечи, она увидела, что многие из них уже догорели. Сколько времени она слушала его рассказ?
— Подожди, — сказал он, поднялся и вышел в дверь, рядом с которой совсем недавно было окно. Сейчас на этом месте были только шершавые серые камни. С последними лучами солнца стекло превратилось в глухую непроницаемую стену. Ларен отсутствовал недолго, он вернулся в комнату с мягко светящимся музыкальным инструментом из странного черного дерева на кожаном ремне, перекинутом через шею. Шарри никогда не видела ничего подобного. В нем было шестнадцать струн, каждая разного цвета, словно шестнадцать лучей яркого света бежали вверх и вниз, соединяя полированные части диковинного инструмента. Когда Ларен сел, дно инструмента опустилось на пол, а верх с подобием колков почти касался его плеча. Музыкант легонько встряхнул свое детище, лучи засверкали, и комната вдруг наполнилась быстрыми причудливыми звуками.
— Мой собеседник, — улыбнулся Ларен. Он снова качнул инструмент. Музыка возникла и замерла. Напрасная какофония без стройной мелодии. Но вот он коснулся блестящих струн, своими тонкими нервными пальцами, и вся комната наполнилась игрой света и цвета.
…смолкли первые слова, спетые низким благозвучным голосом, густым и молочным, как утренний туман. Продолжение песни — Шарри ухватилась за него, вслушивалась в каждое слово, старалась запомнить, но забыла все. Слова задевали, трогали ее, потом уходили обратно в туман, возвращались и пропадали снова так быстро, что она не могла их удержать. Вместе со словами — музыка; тоскующая и печальная, полная невысказанной тайны, вбирающая ее, рыдающая у нее на плече, и обещающая тысячи нерассказанных историй. Свечи загорелись ярче, круги света росли, танцевали, соединялись вместе. Воздух в комнате, казалось, был напоен цветом.
Слова, музыка, свет — Ларен Дорр сложил их воедино перед взглядом своей королевы.
Шарри увидела его таким, каким он был в своих снах. Королем, сильным, высоким и по-прежнему гордым. Его волосы были иссиня-черными, как у нее, а глаза вбирали и дарили. Теперь он был во всем белом: тонкие облегающие рейтузы, рубашка, пузырившаяся на рукавах и широкий плащ, который развевался от ветра, как крылья диковинной птицы. Вокруг лба у него был обруч из светлого серебра, а на поясе тонкий сверкающий боевой меч. Это был Ларен, этот молодой король, это было его сновидение. Она видела, как он метался из комнаты в комнату, в отчаянии выбежал наружу и столкнулся лицом к лицу с миром, им прежде никогда не виденным. Она наблюдала, как он покинул замок и двинулся в сторону тумана, приняв его за дым костров. Он шел и шел, и новые дали открывались перед ним каждый новый день. Огромное тучное солнце горело красным, потом становилось желтым и оранжевым, но по-прежнему его мир был пуст. Он обошел все места, которые утром показывал ей; эти и еще многие; и тогда к нему, навеки утратившему желание дома, пришел его замок.
Его белые одежды к тому времени стали серыми. Но песня еще не закончилась. Шли годы и столетия, Ларен похудел, осунулся, в его глазах загорелся сумасшедший огонь, но он не постарел ни на йоту. Солнце светило зеленым, потом фиолетовым и наконец, беспощадно-бледно-голубым. И с каждым кругом все меньше и меньше красок становилось в его мире. Об этом пел Ларен. О нескончаемой веренице пустых дней и ночей, когда только музыка и память сохраняли его здравомыслие.
Когда музыка стихла, видения исчезли, и нежный голос певца отзвучал в последний раз, Ларен улыбнулся и взглянул на Шарри. Она поняла, что дрожит.
Поделиться книгой: