Сломи меня (ЛП)

Он плохо переносит такое. Ему всегда не по себе, когда дело касается подобных вещей. Я впервые встретил его во время одного из наших заданий; когда мы вернулись на базу, Кенджи лишился самообладания. Совершенно.

На некоторое время его посадили в карцер, и после этого он свел свои эмоциональные срывы к минимуму. Большинство солдат знают, что жаловаться во всеуслышание — себе дороже. Мне следовало бы знать, что на самом деле Кенджи не был одним из нас.

Я поежился от холода.

Мы все еще следуем за солдатом, но при такой погоде сложно держаться слишком близко к нему. Видимость стала нулевой, а ветер настолько сильно гоняет по улице дождь, что кажется, будто мы попали в ураган. И очень быстро все станет еще хуже.

Я слышу тихий голос:

— Как вы думаете, что происходит?

Джульетта.

Конечно же, она понятия не имеет о происходящем… откуда ей знать?

Разумнее всего было бы спрятать ее где — нибудь. Держать ее в безопасности. Подальше от опасности. Слабое звено может потянуть за собой остальные, и я не думаю, что сейчас время рисковать. Но Кенджи, как и обычно, не согласен с этим. Судя по всему, он не возражает против того, чтобы осведомить Джульетту о том, что значит оказаться посреди войны в секторе 45.

— Они собирают их вместе, — объясняет Кенджи. — Они собирают людей в группы для того, чтобы убить их всех сразу.

— Женщина… — говорит Джульетта.

— Да, — перебивает ее Кенджи. — Да, — повторяет он снова. — Она и все остальные, кто, по их мнению, может иметь отношение к протестам, — говорит он. — И убивают они не только подстрекателей. Они убивают и друзей, и членов их семей. Это лучший способ для того, чтобы манипулировать людьми. Это всегда действенно при запугивании тех, кто остается в живых.

Я должен вмешаться до того, как Джульетта начнет задавать новые вопросы. Эти солдаты не станут терпеливо дожидаться нашего прибытия — мы должны продвигаться вперед, и нам необходим план.

— Должен быть способ вытащить их оттуда, — говорю я. — Может быть, мы можем убрать солдат, ответственных за это…

— Да, но, слушайте, ребята, вы ведь знаете, что мне придется вас отпустить, верно? — спрашивает Кенджи. — Я уже вроде как теряю свою силу; моя энергия исчезает быстрее, чем обычно. Поэтому вы окажетесь у всех на виду. Вы будете гораздо более открытой мишенью.

— Но какой еще у нас есть выбор? — спрашивает Джульетта.

Она словно второй Джеймс. Я чувствую в руке своё оружие, сгибая и разгибая пальцы. Нам нужно идти.

Нам нужно идти сейчас же.

— Мы могли бы попытаться вывести их из строя с помощью снайперского метода, — говорит Кенджи. — Нам необязательно вступать в непосредственный бой. У нас есть и такой вариант, — он делает паузу. — Джульетта, ты никогда прежде не оказывалась в подобной ситуации.

— Я хочу, чтобы ты знала о том, что я с уважением отнесусь к твоему решению остаться в стороне от линии огня. Не всем под силу вынести то, что мы можем увидеть, если последуем за этими солдатами. В этом нет ничего постыдно, и винить здесь тоже не за что.

Да. Хорошо. Пусть она останется там, где ей не смогут причинить боли.

— Со мной все будет в порядке, — говорит она.

Я произношу ругательства себе под нос.

— Просто… ладно… но не бойся использовать свои способности для того, чтобы защитить саму себя, — говорит Кенджи. Он, кажется, тоже слегка переживает за нее. — Я знаю о твоих заморочках насчет того, что ты не хочешь причинять боль другим людям или типа того, но эти ребят не шутят. Они попытаются убить тебя.

— Верно, — говорит Джульетта. — Да. Пойдемте.

Глава 6

Джульетте не следовало бы видеть всего этого.

Шестеро солдат собрали в одном месте практически тридцать мирных жителей — мужчин, женщин и детей — и они намерены убить их. Это в буквальном смысле расстрельная команда. Они попросту расстреляют одного человека за другим — бам, бам, бам — а затем соберут и увезут тела. Поместят их в печь для кремации. Избавятся от них, аккуратно и просто.

Это отвратительно.

Я не знаю точно, чего именно ждут солдаты. Может быть, им требуется финальное одобрение, которое должно откуда — нибудь поступить, но пока что они слегка медлят, разговаривая друг с другом.

Дождь льет действительно сильно, поэтому задержка, может быть, имеет какое-то отношение к дождю. По правде говоря, они, возможно, даже не могут разглядеть свою цель, в которую намереваются стрелять. Нам следовало бы воспользоваться этой возможностью. Сегодняшняя погода, в конечном счете, может даже помочь нам.

Я щурюсь, пытаясь разобрать что-нибудь сквозь дождь, и пристально разглядываю людей, изо всех сил пытаясь не терять голову. Они не в самом лучшем состоянии, и я, честно говоря, тоже. Некоторые из них впали в истерику, и это заставляет меня задуматься о том, как бы я повел себя в подобной ситуации.

Может быть, я бы повел себя как тот парень в середине, лицо которого не выражает абсолютно ничего. Он выглядит практически так, словно он принял то, что вот-вот произойдет, и по какой-то причине его уверенность трогает меня даже сильнее, чем слезы.

Раздается выстрел.

Черт побери.

Парень с дальней, левой стороны шеренги падает на землю, и меня охватывает гневная дрожь. Эти люди нуждаются в нашей помощи. Мы не можем просто стоять здесь, ничего не предпринимая, и наблюдать за тем, как убивают тридцать безоружных, ни в чем не повинных людей, когда мы могли бы найти способ спасти их.

Мы должны что-то делать, но мы просто стоим на месте по какой — то дурацкой причине, которой я не понимаю — вероятно, Джульетта напугана или Кенджи слаб. И, я полагаю, все дело в том, что мы — попросту группка паршивых подростков, двое из которых сейчас едва могут держаться на ногах или стрелять, и это неприемлемо. Я уже собираюсь что-нибудь сказать — в действительности, я собираюсь что-нибудь прокричать, — когда Кенджи отпускает мою руку.

Давно, черт возьми, пора.

Мы бросаемся прямо вперед, мое оружие уже наготове, и я прицеливаюсь. Я замечаю солдата, сделавшего первый выстрел, и знаю, что мне необходимо стрелять; для нерешительности нет времени. Мне везет: он моментально оседает на землю.

Нам требуется убрать еще пятерых солдат, — которых я, надеюсь, не узнаю, — и я делаю все, что в моих силах, но это не так уж и просто. Ликвидация первой цели стала для меня чистой удачей; точно стрелять при такой погоде практически невозможно.

Я едва могу видеть, что я делаю, со стрельбой дела обстоят еще хуже, но я приземляюсь на землю как раз вовремя для того, чтобы увернуться от шальной пули. По меньшей мере, благодаря дождю, им тоже трудно разделаться с нами.

Кенджи сегодня творит чудеса.

Сейчас он невидим, его действия быстры. Он остается собранным, несмотря на повреждения. Он стал частью ветра, за раз разделываясь с тремя солдатами. Осталось еще два солдата, которых движение Кенджи отвлекало достаточно долго для того, чтобы я смог убить одного из них. Теперь в живых остался лишь один, и я уже собираюсь выстрелить и в него, когда замечаю, как Джульетта стреляет в него сзади.

Неплохо.

Кенджи перестает быть невидимым, и начинает кричать, говоря местным жителям следовать за нами в безопасное место. Мы с Джульеттой присоединяемся, делая все, что можем для того, чтобы они как можно быстрее оказались в безопасности. Несколько соединений остались нетронутыми, их должно хватить.

Местные жители могут разместиться в них, подальше от битвы — и от бури, усиливающейся на небе. Несмотря на то, что их благодарность трогательна, мы не можем задерживаться здесь надолго для того, чтобы побеседовать с ним. Мы должны доставить их обратно в их дома, а затем нам следует продолжить двигаться дальше.

Я всегда это делал.

Всегда продолжал двигаться дальше.

Я бросаю взгляд на Джульетту, пока мы бежим, беспокоясь о том, как она, и на мгновение я пребываю в замешательстве; я не могу сказать, плачет ли она или же по ее щекам попросту струится вниз дождевая вода. В любом случае, я надеюсь, что с ней все будет в порядке. Зрелище того, как ей приходится иметь дело с подобными вещами, убивает меня. Мне бы хотелось, чтобы она не была вынуждена сталкиваться с ними.

Мы снова бежим. Теперь, вернув местных жителей в их дома, мы пробираемся через соединения. Это была всего лишь остановка на пути к пункту нашего финального назначения; мы еще даже не добрались до поля боя, на котором мужчины и женщины из Омега Поинта уже пытаются встать на пути у солдат Восстановления, намеренных устроить массовое убийство невинных жителей. Все вот-вот станет гораздо, гораздо хуже.

Кенджи тянет нас вперед через полуразрушенные места. Я знаю, что мы становимся все ближе к месту событий, потому что разрушений вокруг нас все больше и больше: блоки разваливаются на части, наполовину объятые огнем. То, что находилось внутри них, теперь разбросано по земле. Искореженные диваны и разбитые лампы, одежда и обувь, и человеческие тела, через которые приходится перешагивать. Кажется, что соединения могут простираться вперед до бесконечности, и, чем дальше мы пробираемся, тем ужаснее они выглядят.

— Мы уже близко! — кричу я Кенджи.

Он кивает, и я удивлен тем, что он вообще услышал меня. Я слышу знакомый звук.

— Танки! — снова кричу я ему. — Слышишь?

Кенджи бросает на меня мрачный взгляд, и кивает.

— Продолжаем двигаться! — говорит он, делая жест рукой. — Мы уже близко!

Приходится изрядно потрудиться для того, чтобы добраться до поля боя. Ветер ожесточенно свистит в наших ушах, и резко бьет нас по лицу, разгневанные капли дождя стучат по нашей коже, делая мокрыми наши волосы. Я промерз до костей, но времени на то, чтобы беспокоиться об этом, попросту нет. Во мне курсирует адреналин, и пока что придется ограничиться только им.

Земля вздрагивает под нашими ногами, когда в небе раздается оглушительный, грохочущий звук. В мгновение ока горизонт вспыхивает огнем, где — то вдалеке свистит пламя. Кто — то сбрасывает бомбы, и это означает, что мы уже влипли. Мое сердце бьется быстро и сильно, и я ни за что не стал бы признаваться в этом вслух, но я начинаю нервничать.

Я снова смотрю на Джульетту. Я знаю, что она, вероятно, напугана, и мне хочется успокоить ее — сказать ей, что все будет хорошо, — но она не смотрит в мою сторону. Она пребывает в другом мире, ее глаза холодны и суровы, сосредоточены на огне вдалеке. Она кажется какой — то другой, даже немного устрашающей. По какой — то причине это беспокоит меня еще больше.

Я настолько внимательно наблюдаю за ней, что практически падаю; земля под моими ногами скользкая, я по самые лодыжки ухожу в грязь. Я вытаскиваю свои ноги, и мы продвигаемся вперед. Я сжимаю оружие в своих руках, сосредоточившись. Вот оно. Именно здесь все вот — вот станет крайне серьезным, и я в достаточной степени осведомлен о войне, поэтому могу быть честен с самим собой: ступать на поле боя я могу с бьющимся сердцем, а вынести меня с него могут уже трупом.

Я делаю глубокий вдох, пока мы подходим ближе. Трое невидимых ребят, пробирающихся через соединения. Мы прокладываем себе путь через рухнувшие блоки, битое оконное стекло; мы обходим разбросанный по земле мусор, и пытаемся не слышать людские крики.

И я не знаю, о чем думают Джульетта и Кенджи, но я делаю все возможное для того, чтобы отогнать от себя желание развернуться и вернуться туда, откуда мы начали.

Внезапно Джеймс становится единственным человеком, о котором я могу думать.

Глава 7

Дерьмо.

Все еще хуже, чем я ожидал. Земля усыпана человеческими телами, сложенными вместе, истекающими кровью прямо рядом друг с другом. Практически невозможно отличить руки от ног, врагов от своих.

Кровь и дождь смешиваются воедино, затопляя землю, и моя обувь начинает скользить из-за грязи и чьей — то крови — либо мертвого, либо живого человека, я не знаю.

Вражеской стороне требуется всего лишь доля секунды для того, чтобы понять, что на поле боя мы являемся дилетантами; и после того, как они понимают это, они отбрасывают всяческую нерешительность. Нас уже осаждают, и я оглядываюсь назад как раз вовремя для того, чтобы заметить, как Джульетта и Кенджи все еще пробираются вперед. Внезапно я чувствую резкий удар в спину.

Я оборачиваюсь и одним быстрым ударом ломаю солдату челюсть. Он сгибается пополам и тянется к своему пистолету, но я опережаю его. Он падает на землю, и я продвигаюсь вперед к следующему солдату.

Все мы находимся настолько близко друг к другу, что рукопашный бой кажется неизбежным; я пригибаюсь для того, чтобы избежать хука с правой, и бью солдата в живот, пока выпрямляюсь, выхватывая нож из-за своего пояса для того, чтобы разделаться с ним. Вонзаю нож в его тело, направляю вверх, поворачиваю. Еще один мертв.

Я вытаскиваю нож из его груди, пока он падает. Кто — то атакует меня сзади, и я разворачиваюсь в его сторону, когда он внезапно отхаркивает кровь и падает на колени.

Кенджи спас мою задницу.

Он двигается и делает это хорошо, по-прежнему не позволяя своей травме мешать ему. Мы сражаемся бокобок, я и он, и я чувствую его движения позади себя. Мы кричим, предупреждая друг друга, помогая друг другу, когда нам предоставляется такая возможность. Мы достаточно хорошо справляемся, прокладывая себе путь сквозь это безумие, когда я слышу, как Кенджи выкрикивает мое имя испуганным и настойчивым голосом.

Внезапно я становлюсь невидимым, и Кенджи кричит, сообщая мне о Джульетте. И я не знаю, что происходит, но начинаю паниковать, зная, что сейчас не время для вопросов.

Мы пробираемся назад и мчимся к дороге. Паникующий голос Кенджи сообщает мне о том, что он видел, как Джульетту бросили на землю и утащили, и это — все, что мне требуется услышать. Я наполовину в ярости, и наполовину — в ужасе, и две эти половины устроили свою собственную битву в моем разуме.