Помоги проекту - поделись книгой:
– Я оставался в комнате и мучился догадками, что следует предпринять. В конце концов император пришел в себя.
– Скажите, Лассаль, – произнес император. – Найдется ли в Десятом гусарском отважный молодой офицер?
– Все отважны как на подбор, сир, – ответил я.
– Найдите одного, на которого можно положиться в деле, но кто не станет слишком много раздумывать. Вы поняли, Лассаль, кого следует выбрать?
Я понял, что императору нужен человек, который не станет глубоко вникать в его планы.
– У меня есть один на примете, – сказал я. – Молодец с шикарными усами и звонкими шпорами, который не думает ни о чем, кроме женщин и лошадей.
– Это именно тот человек, который мне нужен, – сказал Наполеон. – Приведите его ко мне в кабинет к четырем.
Поэтому, юноша, я немедленно направился к вам, чтобы рассказать о той чести, которая оказана Десятому гусарскому полку.
Я был польщен тем, что полковник остановил свой выбор на мне. Чувства, переполнявшие меня, отразились у меня на лице. Увидев, что со мной происходит, полковник разразился громким хохотом. Даже Талейран издал короткий сухой смешок.
– Лишь один совет, месье Жерар, перед тем как вы пойдете, – сказал он. – Вы вступили в опасные воды и можете оказаться в руках худшего лоцмана, чем я. Мы понятия не имеем, что за задание вам предстоит, но очень важно, чтобы тот, на чьих плечах лежит судьба Франции, находился с нами в постоянном контакте. Вы поняли, о чем я говорю, месье Жерар?
Я не понял ни единого слова, но кивнул и сделал вид, что все уразумел.
– Действуйте очень осторожно, и главное – молчание, – сказал Талейран. – Полковник Лассаль и я не станем показываться на людях вместе с вами. Мы дождемся вашего возвращения здесь и посоветуем, как поступить, когда узнаем, о чем вы будете говорить с императором. Вам пора. Запомните, император не прощает опозданий.
Я бегом помчался во дворец, который находился всего лишь в сотне шагов от моей квартиры. В приемной Дюрок, одетый в новый, вышитый золотом пунцовый костюм, ворчал на толпившихся здесь людей. Я слышал, как он шептал месье Коленкуру, что половина собравшихся – немецкие герцоги, которые желают стать королями, а другая половина – принцы, которым предстоит стать нищими. Когда Дюрок услышал мое имя, то немедленно провел в покои императора.
Я видел Наполеона сотни раз, но никогда не стоял с ним лицом к лицу. Если бы вы встретили его, не зная, кто стоит перед вами, то увидели бы невысокого роста человечка с землистым цветом лица, высоким лбом и слегка вывернутыми икрами. Белые кашемировые{43} бриджи и чулки туго обтягивали его ноги. Но даже совершенно постороннего человека впечатляло выражение глаз императора. Когда Наполеон хмурился, бывалые гренадеры дрожали от ужаса. Даже Ожеро{44}, человек, которому был неведом страх, пасовал перед его взглядом еще в те времена, когда Наполеон был простым солдатом. Однако на меня император взглянул ласково и знаком приказал оставаться у двери. Де Меневаль{45} писал что-то под его диктовку, поглядывая на него, словно спаниель на хозяина.
– Достаточно, Меневаль. Идите, – приказал император. Секретарь удалился, а он, заложив руки за спину, подошел ко мне и внимательно осмотрел меня с головы до ног. Этот маленький человек имел привычку окружать себя крупными красавцами, и я решил, что моя внешность ему понравилась. Одной рукой я отдавал честь, другую же руку держал на эфесе сабли и глядел прямо перед собой, как положено солдату.
– Что ж, месье Жерар, – наконец сказал император, уткнув указательный палец в мой расшитый золотом ментик. – Мне доложили, что вы заслуженный молодой офицер. Полковник Лассаль характеризовал вас наилучшим образом.
Я хотел что-то ответить, но в голову пришла лишь фраза Лассаля об усах и шпорах. Поэтому я промолчал. Император увидел борьбу, которая отразилась на моем лице, но, не услышав ответа, кажется, остался удовлетворен.
– Надеюсь, что вы именно тот человек, который мне нужен, – сказал он. – Храбрые и толковые люди окружают меня со всех сторон. Но храбрец, который… – император не закончил фразу. А я так и не понял, к чему он клонит. Я довольствовался лишь тем, что заверил его в своей верности.
– Насколько я знаю, вы прекрасно владеете саблей? – спросил император.
– Неплохо, сир, – ответил я.
– Вас выдвинул полк для состязания на саблях с чемпионом Шамберийского{46} полка?
Я не испытывал сожаления оттого, что император наслышан о моих подвигах.
– Товарищи удостоили меня этой чести, – ответил я.
– И ради того, чтобы попрактиковаться, вы оскорбили шестерых мастеров фехтования за неделю до дуэли?
– Мне разрешили отлучиться из полка семь раз за семь дней, сир, – сказа я.
– И вы не получили ни единой царапины?
– Мастер фехтования из двадцать третьего полка легкой пехоты задел мой левый локоть, сир.
– Пора забыть о подобных детских выходках, месье! – воскликнул император в припадке холодного гнева, которого все так боялись. – Вы что, решили, я награждаю ветеранов лишь для того, чтобы вы могли отрабатывать на них выпады и туше{47}? Как я буду сражаться с врагами, если мои солдаты поднимают оружие друг на друга? Еще одно известие о ваших дуэлях, и я раздавлю вас вот этой рукой!
Его пухлая белая ладонь взлетела высоко, а голос стал похож на отвратительное шипение и рычание. О Боже, волосы на моей голове стали дыбом. Сейчас я с удовольствием оказался бы на месте солдата, который первый идет в атаку по самому крутому и узкому ущелью. Император взял со стола и выпил чашку кофе, и, когда снова обернулся ко мне, от его гнева ничего не осталось. На его лице играла знаменитая улыбка, но только на губах, а не в глазах.
– Мне понадобится ваша услуга, месье Жерар, – сказал он. – Я буду чувствовать себя гораздо увереннее, когда человек, хорошо владеющий саблей, окажется на моей стороне. Вот поэтому я и выбрал вас. Но прежде всего я должен предупредить вас о секретности. Пока я жив, никто не должен знать о содержании нашего разговора.
Я подумал о Лассале и Талейране, но пообещал хранить молчание.
– Второе: я не желаю выслушивать ваших советов и предположений. Вы обязаны делать только то, что приказано.
Я поклонился.
– Мне нужна ваша сабля, а не голова. Предоставьте думать мне. Вам все ясно?
– Так точно, сир.
– Вы знаете Канцлерскую рощу в лесу?
Я кивнул.
– Вы, должно быть, знаете высокую сосну с раздвоенным стволом, где во вторник собирались охотники?
Если б он знал, что под этим деревом я встречаюсь с девушкой три раза в неделю, то не стал бы спрашивать.
– Отлично, ждите сегодня меня под деревом в десять вечера.
Я уже ничему не удивлялся. Если бы император попросил меня занять на время его место на троне, я бы лишь молча кивнул головой.
– Мы пройдем по лесу вместе, – сказал император. – Не забудьте захватить саблю, но оставьте дома пистолеты. Вы не должны обращаться ко мне, а я не стану разговаривать с вами. Мы должны хранить абсолютное молчание. Вы все поняли?
– Я понял, сир.
– Через некоторое время вы увидите человека, а возможно, и двух, стоящих под деревом. Мы вместе подойдем к ним. Если я дам команду защитить меня, вы обнажите саблю. Если же я начну с ними разговаривать, стойте и ждите, что произойдет. Коль скоро вам придется драться, ни один из них не должен уйти живым. Я помогу вам.
– Сир, – воскликнул я, – уверен, что легко справлюсь с двумя, но, может, стоит пригласить еще одного человека, чтобы вам самому не пришлось принимать участие в схватке?
– Та, та, та, – сказал Наполеон. – Я был солдатом перед тем, как стать императором. Вы полагаете, что артиллеристы управляются с саблей хуже, чем гусары? Я приказал вам не спорить со мной. Вы станете делать то, что скажу я. Если придется вытащить саблю из ножен, никто не должен остаться в живых.
– Они умрут, сир, – заверил я.
– Замечательно. Мне больше нечего сказать. Можете идти.
Я уже открыл дверь, когда мне в голову пришла идея.
– Думаю, сир… – начал я.
Он подпрыгнул на месте с яростью дикого животного. Мне даже показалось, что он ударит меня.
– Думаете! – крикнул он. – Вы, вы… Вы вообразили, что я выбрал вас потому, что вы умеете думать? Посмейте сказать мне это еще раз! Вы единственный человек, который… впрочем, довольно! Ждите меня у сосны в десять часов!
О Господи, я был счастлив, что выскочил из комнаты. На хорошем коне, с саблей за поясом я чувствовал себя на своем месте. Я знал все, что касается лошадиного корма, сена и овса, ржи и ячменя. Я умел командовать эскадронами на марше, мало кто мог сравниться со мной. Но, встретившись с камергером{48}, маршалом, перебросившись несколькими словами с императором, я понял, что все они предпочитают говорить намеками вместо того, чтобы выражать свою мысль ясно и открыто. Я чувствовал себя, словно строевой жеребец, которого запрягли в дамскую коляску. Чопорность и притворство выводили меня из себя. Я научился манерам джентльмена, но не придворного. Поэтому я был счастлив, когда вновь очутился на свежем воздухе и помчался к себе домой, словно школьник, который только что сбежал от сурового учителя. Но стоило только открыть дверь, как две пары ног: одна в синих лосинах, заправленных в гусарские сапожки, а другая в коротких до колен черных бриджах с пряжками – бросились мне в глаза. Обе пары вскочили с места при моем появлении.
– Что, что он сказал? – крикнули Лассаль и Талейран в один голос.
– Ничего, – ответил я.
– Император отказался встречаться с вами?
– Нет, я видел его.
– Что он хотел?
– Месье де Талейран, – ответил я. – К сожалению, я не могу ничего вам рассказать. Я дал слово императору.
– Осторожнее, молодой человек, – сказал Талейран, подкравшись ко мне с видом кота, который желает потереться о вас. – Здесь собрались друзья. Все останется в этих четырех стенах. Кроме того, император не имел в виду меня, когда говорил о том, что вы должны хранить тайну.
– Вам понадобится одна минута, чтобы добраться до дворца, месье Талейран, – ответил я. – Уверен, что вас не затруднит короткая прогулка. Принесите мне письменное свидетельство императора о том, что он не возражает, чтобы я все вам рассказал. Тогда я с радостью сообщу вам каждое слово из нашей беседы.
Талейран оскалил зубы, словно старый лис, каким он, собственно, и был.
– Месье Жерар, кажется, слегка растерялся, – сказал он. – Он слишком молод, чтобы видеть мир таким, каким он является на самом деле. Когда он станет старше, то поймет, что младший офицер кавалерии поступает не очень разумно, так резко отказывая старшему по званию.
Я не знал, что ответить, но тут мне на помощь пришел Лассаль со своей простодушной прямотой.
– А парень ведь прав, – сказал он. – Если бы я знал, что он дал обещание, то не стал бы досаждать ему расспросами. Вы ведь прекрасно знаете, месье де Талейран, что расскажи он все, то вы первым стали бы смеяться над ним. Тогда бы он представлял для вас ценность не бóльшую, чем пустая бутылка, из которой выпили бургундское. Что касается меня, то я заверяю: стоит ему нарушить обещание, как в Десятом гусарском для него не останется места. Полк лишился бы лучшего фехтовальщика, если б я услышал, что он выдал тайну императора.
Но речь полковника не произвела на Талейрана ни малейшего впечатления. Напротив, он стал еще жестче.
– Мне прекрасно известно, полковник Лассаль, – заявил он с холодным достоинством, – что ваше мнение много чего стоит в делах, касающихся легкой кавалерии. Когда мне при случае понадобится справка об этом предмете, я буду счастлив обратиться к вам. Однако сейчас, когда дело касается дипломатии, позвольте мне самому решать, как поступить. Пока благополучие Франции и безопасность императора лежат на моих плечах, я буду использовать все рычаги, чтобы не поставить их под угрозу. Иногда ради этого я готов пренебречь сиюминутными причудами императора. Желаю вам доброго дня, полковник Лассаль. Имею честь.
Талейран бросил на меня враждебный взгляд, повернулся на каблуках и быстрыми бесшумными шагами вышел из комнаты. По лицу Лассаля было видно, что он не испытывал особого удовольствия, поссорившись с всесильным министром. Он громко выругался, а затем побежал вниз, придерживая одной рукой шляпу, другой – саблю. Я выглянул в окно и увидел, как крупный мужчина в голубом мундире и хромой в черном сюртуке идут вместе по улице. Талейран вышагивал очень жестко. Лассаль размахивал руками и что-то говорил, очевидно, пытаясь вымолить прощение.
Император приказал мне не думать. Я изо всех сил пытался выполнить его приказ. Карты лежали на столе в точности там, где Морат оставил их. Я попытался разыграть несколько комбинаций в экарте{49}, но никак не мог вспомнить, где находятся козыри, поэтому отшвырнул карты. Затем я вытащил саблю и тренировался до тех пор, пока не выбился из сил. Но и это не помогло, мозг работал несмотря ни на что. В десять мне предстоит встретить императора в лесу. Из всего множества возможных событий, которые могли ожидать меня, это было бы последним, которое пришло бы мне в голову сегодня утром. Но ответственность, устрашающая ответственность неподъемным грузом лежала на моих плечах. Не было никого, кто мог бы разделить ее со мной. Я холодел от волнения. Мне приходилось видеть смерть на поле боя, но я никогда не знал, что такое настоящий ужас, вплоть до сегодняшнего дня. Затем, поразмыслив немного, решил, что должен приложить максимум стараний и вести себя как настоящий солдат, подчиняться приказам до конца. Если все пройдет хорошо, то этот случай перевернет мою судьбу. Таким образом, предаваясь то отчаянию, то надежде, я промаялся долгий вечер, пока не пришло время собираться.
Я надел плащ, так как не знал, сколько времени придется провести в лесу, и застегнул поверх саблю на поясе, снял гусарские сапоги, а на ноги надел гетры и легкие туфли. Так легче передвигаться. Затем я выскользнул из дома и направился в сторону леса. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. Я всегда чувствую себя хорошо, когда проходит время размышлений и наступает время действовать.
Миновав казармы гвардейских егерей и выстроившиеся в ряд кафе, которые были заполнены людьми в мундирах, я заметил голубые с золотом цвета своих однополчан среди темных плащей пехотинцев и светло-зеленых егерей. Они сидели, пили вино, курили сигары, не имея ни малейшего представления о том, что предстоит совершить их товарищу. Командир моего эскадрона заметил меня при свете фонарей и, громко позвав, бросился за мной на улицу. Я сделал вид, что не слышу его, и прибавил шаг. Он вернулся в кафе допивать свою бутылку, громко проклиная мою глухоту.
В лес Фонтенбло попасть несложно. Деревья подступают к домам, словно снайперы к неприятельской колонне. Я свернул на тропу, которая вела к опушке, а затем быстрым шагом направился к старой сосне. Как я уже говорил, у меня были причины хорошо знать это место. К счастью, сегодня ночью Леони не ждет меня. Бедная девочка, вероятно, умерла бы от ужаса при виде императора. Он мог быть слишком груб с ней, или, что еще хуже, слишком ласков.
Месяц ярко светил в небе. Когда я явился в назначенное место, то увидел, что не был первым. Император ходил взад-вперед по поляне, сложив руки за спиной и уронив голову на грудь. Он был одет в широкий серый плащ с капюшоном. Я уже видел на нем этот плащ во время польской кампании. Поговаривали, что император надевает его для того, чтобы его никто не узнал. Наполеон, независимо от того, где это происходило, в армейском лагере или Париже, любил бродить по ночам и прислушиваться к разговорам горожан в кафе или солдат у костра. Однако его фигура, а также привычка держать за спиной руки и склонять голову была настолько известна, что императора всегда узнавали. Тогда все разговоры стихали или переносились на предметы, доставляющие императору удовольствие.
Сначала я подумал, что император разозлится на меня за то, что я заставил его ждать. Но как только я подошел, часы на церкви пробили десять. Оказалось, что это не я опоздал, а он пришел слишком рано. Я помнил о приказе не задавать никаких вопросов, поэтому приблизился на четыре шага, щелкнул каблуками, опустил саблю и отдал честь. Император взглянул на меня, затем, не говоря ни слова, развернулся и неторопливо пошел в глубину леса. Я держался позади на небольшом расстоянии. Пару раз император с опаской осмотрелся по сторонам, словно побаивался, что за нами следят. Я также оглянулся. Но несмотря на то, что я обладал исключительно острым зрением, не мог разглядеть ничего, кроме неровных полосок лунного света среди темных теней, отбрасываемых деревьями. Слух мой не менее острый, чем зрение. Однажды мне показалось, что я слышу треск сучков под чьими-то ногами. Но вы должны знать, сколько звуков можно услышать в ночном лесу и как трудно определить, откуда они раздаются.
Мы шли около мили. Я понял, куда мы направляемся, задолго до того, как пришли на место. В центре одной поляны находился покореженный пень – остаток гигантского дерева. Это место называется Берегом Аббата. Оно пользовалось дурной славой. Поговаривали, что здесь обитают привидения. Я знал, что даже не все бывалые солдаты осмеливались приходить сюда. Однако меня мало волновали подобные истории, императора тоже. Мы вступили на поляну и направились к старому высохшему дереву. Когда мы приблизились, я увидел, что два человека поджидают нас под ним. Они стояли, нисколько не беспокоясь, что будут заметны. Увидев нас, два незнакомца вышли из тени и двинулись навстречу. Император повернул голову и бросил взгляд на меня. Он замедлил шаг. Теперь я находился на расстоянии вытянутой руки от него. Ладонью я сжимал эфес сабли и не отрывал глаз от двух незнакомцев.
Один из них был высокого роста, настоящий великан, но при этом невероятно худой. Другой – маленький, ниже среднего роста, шагал уверенной, пружинящей походкой. Оба были одеты в черные плащи, которые обтягивали их фигуры и свисали с одной стороны в точности, как у драгун Мюрата. На головах черные плоские шляпы, похожие на те, что носят испанцы. Широкие поля закрывали их лица, видно было лишь мерцание глаз. Луна светила за их спинами. Движущиеся фигуры отбрасывали длинные черные тени. Сейчас они действительно были похожи на привидения. Оба бесшумно скользили в нашу сторону. Лунный свет рисовал светящиеся ромбы между их ногами и ногами теней.
Император остановился, два незнакомца последовали его примеру и стали напротив на расстоянии нескольких шагов. Я придвинулся ближе к императору. Теперь мы вчетвером молча пожирали друг друга глазами. Я сконцентрировал внимание на великане, потому что он стоял ближе ко мне. Кроме того, от меня не укрылось, что он находится в высшей степени нервного возбуждения. Он дрожал всеми суставами, часто и тяжело дышал, словно уставший пес. Вдруг кто-то из них коротко свистнул. Великан согнул колени и спину, словно ныряльщик перед прыжком. Но он не успел пошевелиться, как я обнажил клинок и бросился на него. В это же мгновение коротышка прыгнул и вонзил длинный кинжал в сердце императора.
О Боже, вы не представляете, что за ужас я испытал в тот момент. Чудо, что я сам не упал замертво. Словно во сне, я увидел, как фигура в сером плаще корчится в предсмертных судорогах, а между лопаток выглядывает окровавленное лезвие кинжала. Император с последним стоном свалился на землю, а убийца, оставив смертоносный кинжал в его теле, поднял руки вверх и завопил от радости. Я воткнул саблю ему в грудь с такой яростью, что он отлетел на шесть шагов и упал, оставив в моих руках дымившийся клинок. Я быстро обернулся к другому, испытывая такую ненависть, какой не знал никогда раньше и никогда больше не почувствую. В тот же миг перед моими глазами сверкнул кинжал. Холодное лезвие скользнуло мимо моей шеи, а рука негодяя сильно уперлась в мое плечо. Я поднял над ним саблю, но он ринулся в сторону и скачками помчался по залитой лунным светом поляне, как вспугнутый олень.
Но ему от меня не уйти. Я знал, что кинжал злодея сделал свое дело. Хотя я был молод, однако видел достаточно войн, чтобы распознать смертельный удар. Я остановился на секунду и притронулся к холодеющей руке.
– Сир! Сир! – воскликнул я с болью.
Но в ответ не последовало ни звука. Ничто не пошевелилось. Лишь темное пятно на груди становилось все шире. Теперь я понял, что это на самом деле конец. Я вскочил на ноги, словно бешеный, сбросил с себя плащ и изо всех сил помчался за оставшимся в живых убийцей.
Я радовался, что догадался надеть гетры и туфли. Счастливое озарение заставило сбросить плащ! Этот мерзавец, однако, не избавился почему-то от мантии, возможно, так перепугался, что забыл ее снять. Поэтому я чувствовал свое преимущество перед ним. Он наверняка потерял рассудок, так как даже не пытался скрыться в темноте, а перебегал от поляны к поляне, пока не оказался в вересковой пустоши, ведущей к большому карьеру. Здесь он был передо мной как на ладони, и я понял, что он от меня не уйдет. Правда, он хорошо бегал, но так бегают трýсы, спасая шкуру. А я мчался, как Рок, неотступно следующий за человеком. Расстояние между нами все больше сокращалось. Он спотыкался и задыхался. Дыхание его было хриплым, тяжелым. И вдруг путь ему преградила глубокая пропасть каменоломни. Оглянувшись, он отчаянно закричал, а через мгновенье скрылся из виду. Исчез совершенно, вы понимаете? Я подбежал к краю и заглянул в черный провал. Неужели он бросился вниз? Я уже было решил, что он так и поступил, когда услышал легкий звук из темноты подо мной. Дыхание негодяя указало на то, где он мог быть. Он прятался во времянке.
С краю карьера, чуть ниже поверхности земли, на небольшой площадке расположилась деревянная лачуга, которую использовали рабочие для своих нужд. Именно там преступник нашел укрытие. Вероятно, глупец полагал, что я не осмелюсь преследовать его в полной темноте. Но он совсем не знал Этьена Жерара. Я прыгнул вниз и распахнул дверь. Услышав дыхание в углу, я бросился вперед.
Он сражался, как дикий кот, но у него не было шансов: его кинжал был короче моей сабли. Полагаю, что пронзил его уже при первом выпаде. Несмотря на то что он продолжал махать кинжалом, в его ударах не было силы. Через некоторое время кинжал выпал из его рук и со звоном свалился на пол. Удостоверившись, что он мертв, я вышел из хижины и вскарабкался на холм.
Я шел по дороге, словно слепой. Мысли одолевали меня. Мне казалось, что я сошел с ума. Наконец, оглянувшись по сторонам, я обнаружил, что снова нахожусь на Берегу Аббата. Издалека виднелся искореженный пень, рядом с которым произошло самое ужасное событие в моей жизни. Я уселся на поваленное дерево, зажал обнаженную саблю в руках и склонил голову на грудь. Я пытался обдумать то, что произошло, и поразмыслить над тем, что случится в будущем.
Император вверил себя мне. Император погиб. Эти две мысли звенели у меня в голове, не оставляя пространства другим. Он пошел со мной, и он погиб. Я сделал то, что он приказал. Я отомстил за его смерть. Но что из этого? Весь мир станет смотреть на меня как на виновного. Меня, возможно, обвинят в смерти. Как я смогу доказать свою невиновность? Каких свидетелей предоставить? Ведь могут решить, что я был соучастником этих негодяев. Да, да, я обесчещен. Я превратился в самое жалкое и ничтожное существо во всей Франции. Вот и пришел конец моим непомерным амбициям. Надежды моей матушки развеялись как дым. Я горько усмехнулся. Что мне остается делать? Следует ли отправиться в Фонтенбло, поднять на ноги придворных и сообщить, что великого императора убили в двух шагах от меня? Нет, я не могу это сделать, не могу. У благородного человека, которого судьба поставила перед столь жестоким выбором, был лишь один выход. Я должен пронзить себя тем самым мечом, которым не смог защитить императора. Я поднялся на ноги. Мои нервы были напряжены до предела. В этот момент я увидел нечто такое, что заставило меня оцепенеть. Император стоял напротив меня. Он находился на расстоянии не более десяти ярдов. Луна освещала его холодное бледное лицо. Император был одет в серый плащ, но теперь капюшон был откинут назад, а пуговицы расстегнуты. Я видел зеленый егерский мундир и белые бриджи. Император стоял в обычной позе, забросив руки за спину и уронив подбородок на грудь.
– Что ж, – произнес он резко. – Доложите о своих успехах.
Уверен, если бы император сохранял молчание еще минуту-другую, то я бы сошел с ума. Но жесткий командный голос было именно тем, в чем я нуждался, чтобы прийти в себя. Живой или мертвый, но передо мной стоял император и задавал вопросы. Я отдал честь.
– Вижу, вы убили одного, – сказал он, указав взглядом на мертвое тело.
– Да, сир.
– А второму удалось убежать?
– Нет, сир, я убил и его.
– Что?! – воскликнул император. – Я правильно понял: вы убили обоих?
Император улыбнулся и подошел ко мне. Я видел, как сверкнули его зубы в лунном свете.
– Один лежит здесь, сир, – ответил я. – Другой в хижине, в карьере.
– Таким образом, братьев из Аяччо более не существует! – воскликнул император. А затем после паузы произнес, как бы обращаясь к самому себе: – Тень, которая висела надо мной, развеялась навсегда…
Император приблизился и положил руку мне на плечо.
– Вы оказали мне неоценимую услугу, – сказал он. – Вы оправдали свою репутацию.
Император состоял из плоти и крови! Я чувствовал пухлую ладонь на плече. Но тем не менее я никак не мог прийти в себя после того зрелища, свидетелем которого стал. Я смотрел на него с таким изумлением, что он не смог сдержать улыбку.
– Нет, нет, месье Жерар, – произнес он. – Я не привидение, меня никто не убивал. Подойдите, вам сразу все станет ясно.
Поделиться книгой: