Третья планета Проциона

Неуклюжие с виду автоматы ловко и бесшумно покрывали корпус «Одиссея» последним защитным слоем. Методично, без лишних движений продвигались они вдоль металлического каркаса, отбрасывая удлиненные тени на шероховатый скальный грунт планеты. Черные остроконечные вершины гор на горизонте жадно поглощали остатки пламенеющего диска Проциона — последней звезды этого сектора Галактики.

Завтра «Одиссей» стартует к Земле, увозя с собой новые крупицы знания, вырванные у черной космической бездны ценой многих лет одиночества, порой отчаяния, все растущей ностальгии.

Команда «Одиссея» возвращалась, овеянная славой первооткрывателей — никому еще не удавалось забираться так далеко. Быть может, Кортес, командир корабля, рискнул бы продолжить полет дальше, за пределы четвертого сектора, но неожиданный взрыв сверхновой в корне изменил его планы. Мощная гравитационная буря неотвратимо надвигалась на крайние звездные системы третьего сектора, и войти в этот сектор было равносильно самоубийству. В такой ситуации возвращение в солнечную систему было единственным разумным решением.

Фокс подошел к металлическому каркасу и вошел в лифт. Поднялся в Центр управления. Здесь царили тишина и покой. Лишь сквозь прозрачную панель блока памяти было видно, как сновали в бешеном ритме кассеты с мнемо-кристалликами, беспрерывно снабжая компьютеры новыми данными для вычислений. По-видимому, цикл расчета обратной траектории «Одиссея» еще не был завершен. И неудивительно, если учесть те новые условия, в которых они оказались.

Вот уже несколько дней Фокс не мог спокойно работать. Им владело какое-то непривычное, гнетущее чувство тревоги. Нет, это был не страх. Ведь страх — Фокс в этом не раз убеждался — всегда имеет определенную реальную причину, которую можно проанализировать и попытаться устранить. Чувство же, овладевшее им, было тем более мучительно, что совершенно не поддавалось объяснению. Он внезапно ощущал резкий сердечный спазм, его сознание охватывала тревога, казалось, даже мозг замирал, а уже спустя несколько мгновений это состояние проходило, и он силой воли заставлял себя спокойно заниматься своим делом. Но и это продолжалось недолго. Быстро наступало утомление, заставлявшее его, совершенно безоружного перед безумными мыслями, безвольно откидываться в кресло.

Вновь и вновь возвращался он мысленно к моменту посадки на П-3, еще раз с самого начала анализируя все, что тогда произошло.

Франк первый принес весть о сигналах, поступающих с планеты П-3. В системе Проциана она была третьей, считая от звезды, и они намеревались миновать ее, так как почти полное отсутствие атмосферы и ничтожные размеры планеты не сулили никаких открытий.

Тщательный анализ спектра испускания выявил характер сигналов. Правда, по силе они едва превосходили уровень шумов, но уже с первого взгляда производили впечатление кодированной информации. Разумеется, это была всего лишь гипотеза — тем более, что сигналы внезапно ослабли, и нельзя было даже мечтать об их расшифровке. Однако ни одним шансом — если только таковой существовал — пренебрегать было нельзя.

Кортес принял решение изменить курс. Цифроны быстро пересчитали параметры кривой Гольдбаха и цикла посадки. «Одиссей» отклонился от оси системы в сторону орбиты П-3.

Выйдя на орбиту, они могли невооруженным глазом наблюдать на мониторах скальные массивы, изрезавшие поверхность планеты во всех направлениях. Прекрасная видимость сама по себе свидетельствовала о необычно разреженной атмосфере.

Корабль по спиральной траектории медленно подошел к месту посадки, сел на скальный грунт. «Одиссей» оказался в центре небольшой котловины, с трех сторон окруженной высокими горными хребтами. С четвертой стороны, за обрывистым склоном, лежало совершенно плоское плато.

Первыми, как обычно, на поверхность планеты вышли цифроны с рабочими автоматами. У Фокса всегда вызывало зависть это их право первого шага. Разумеется, он знал, что все это делается ради безопасности людей, но все же первый шаг — это первый шаг.

Через несколько минут были получены первые данные: атмосфера на П-3 очень разрежена, содержит четыре процента кислорода, остальное — азот, гелий, аргон; притяжение также незначительно — пятая часть земного; слабое магнитное поле, мощное собственное гамма-излучение и космическое. Период обращения вокруг собственной оси — семь часов двадцать минут, а вокруг Проциона — около 4200 земных часов.

Эти данные не содержали ничего сенсационного. Следов белка цифроны не обнаружили. После проведенной автоматами рекогносцировки на поверхность планеты вышли Фокс и Томас, чтобы произвести обычные в таких случаях замеры и наблюдения.

— …Расчет обратной траектории закончен, — монотонным голосом произнес робот.

Фокс очнулся от воспоминаний: перед ним стоял цифрон, держа в протянутом манипуляторе кассету с лентой.

Фокс даже не пытался вникнуть в смысл этих слов. Он неотрывно смотрел на пять стальных, покрытых пластиком пальцев манипулятора, которые крепко держали кассету.

«Какого дьявола их не называют просто руками? — думал он. — Мы сконструировали по своему образу и подобию кибернетические создания, превосходящие нас почти по всем показателям, а теперь боимся признать, что они на нас похожи… Прячемся за разные там термины: «манипуляторы», «перцепторы»… Вся эта врожденная магаломания не позволяет нам признать за ними право свободно мыслить, хотя, честно говоря, мы не очень-то представляем себе, что у них там в котелке варится. Удовлетворяемся обманчивым сознанием неограниченной власти над ними».

Он медленно протянул руку, чтобы взять у цифрона кассету. Посмотрел роботу в «лицо»: главные линзы глядели прямо в глаза Фоксу. «Видеорецепторы, черт бы их побрал! Да от одного их взгляда тронуться можно!» — Фокс внезапно поймал себя на том, что всю злость, которая так часто овладевала им, он подсознательно перенес с людей на цифронов. Все чаще и чаще именно на них вымещал он свою тоску и тревогу.

— Можешь идти, — взяв себя в руки, спокойно сказал он. — Пусть автоматы проверят вакуум в акселерационных трубах. Направь также вездеход за командой. Может, они чересчур нагружены и поэтому задерживаются с возвращением.

Цифрон двинулся к выходу. Шел он ровным, размеренным шагом и в своем комбинезоне был сзади почти неотличим от человека. Это был самый совершенный автомат, сконструированный на Земле. И все же каждый из четырех членов экипажа относился к цифронам с едва прикрытой неприязнью. Быть может, это была подсознательная зависть, вызванная их безотказностью и выносливостью? А может, обыкновенный страх перед конкуренцией, которую составляли они людям во время дальних космических рейсов?

Истекали уже вторые сутки пребывания «Одиссея» на П-3, и сигналы, которые их привели сюда, все не повторялись. Кортес уже усомнился в том, что им удастся найти источник этих сигналов, и готов был приписать все это какой-то необъяснимой ошибке.

Тем не менее предпринятые исследования указывали на то, что естественный облик планеты — его-то после стольких лет они умели безошибочно угадывать — был слегка нарушен. Несколько раз наталкивались они на внезапно исчезавшие в скальной расщелине следы, которые напоминали рисунок, оставляемый гусеницами вездехода. Этим следам местами сопутствовали единичные углубления размером с крупную монету, неожиданно появлявшиеся и столь же неожиданно пропадавшие…

— Возвратилась экспедиционная группа. Направляю рабочие автоматы…

Цифрон снова стоял перед Фоксом, ожидая согласия. Тот тяжело поднялся с кресла и посмотрел на второй монитор.

У подножия «Одиссея» Кортес с двумя другими членами команды — Франком и Томасом — суетились вокруг вездехода в ожидании автоматов, на которые, как обычно, возлагалась выгрузка аппаратуры и проб грунта. Второй вездеход, высланный цифроном, стоял рядом пустой.

— Вышли автоматы, — приказал Фокс роботу. Цифрон обернулся к бортовому пульту управления и, не включая транслятор, внутренним кодом автоматов отдал какие-то распоряжения. Фокс бросился к пульту, дернул цифрона за плечо:

— Почему ты не пользуешься транслятором? Каждое распоряжение ты должен отдавать на нашем языке! Для этого имеется транслятор, и ты не должен обходиться без него!

Цифрон спокойно и размеренно, как того требовала выучка, произнес:

— При непосредственном общении цифронов с автоматами допускается применение внутреннего кода без транслятора. Это обеспечивает быстроту…

Сухой и деловой тон ответа обнажил перед Фоксом весь идиотизм ситуации. Ведь то, что он услышал, бесспорно, а его претензии, с точки зрения цифрона, бессмысленны; если бы цифрон так же отдал распоряжение в отсутствие Фокса, не возникло бы никаких вопросов. Но эта дурацкая тревога…

— Отныне ты должен пользоваться транслятором. Распоряжения можешь отдавать только в присутствии кого-либо из членов экипажа.

— Хорошо.

Фокс почувствовал облегчение. Цифрон повернулся к монитору и стал внимательно наблюдать, как автоматы выгружают из вездехода контейнеры с образцами и ставят их в лифт. Огромный диск Проциона уже почти не был виден из-за гор, лишь кровавое мерцание пробивалось сквозь черноту ночи. Резкие лучи света рефлекторов «Одиссея» освещали место посадки, вездеходы и усердно снующие автоматы. Никого из членов экипажа не было видно — должно быть, они уже поднялись на борт корабля.

Действительно, вскоре появился Кортес. С шумным вздохом он бросил в угол кислородный аппарат и повернулся в сторону Фокса:

— Привет, Фокс, как дела? — По своему обыкновению ответа он не ждал. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло. Нам там здорово пришлось повкалывать; к тому же Томас повредил себе руку, когда вырубал образцы, и сейчас за него взялись автомеды. Вообще-то хорошо, что мы скоро возвращаемся, я уже здорово скучаю по старушке Земле.

Фокс изобразил гримасу, которая должна была означать вежливую улыбку, и направился к выходу. Он никогда не любил Кортеса, а во время экспедиции эта антипатия усилилась вдвойне. Кортес казался Фоксу слишком ограниченным. Конечно, ему нельзя было отказать в решительности и в организаторских способностях, но безапелляционный, самоуверенный тон его высказываний действовал Фоксу на нервы. А с момента посадки на П-3 неприязнь к Кортесу постепенно переходила в ненависть…

ПЕРВОГО заметил цифрон, подготавливающий стартовую площадку вокруг «Одиссея». Они тогда уже отказались от дальнейших поисков, убедив себя, что таинственные следы, обнаруженные поблизости, остались еще со времен чьей-то другой, неизвестной им экспедиции. Принятые ими ранее сигналы так и не повторились.

Цифрон сообщил в Центр управления о неизвестном объекте, приближавшемся к «Одиссею» со стороны второго квадрата. Кортес приказал роботу немедленно вернуться на корабль. Все бросились к мониторам.

По неровному, слегка покрытому пылью грунту планеты медленно и неуклюже двигалось какое-то странное паукообразное существо. Шесть упругих, как бы телескопических конечностей поддерживали в равновесии массивное, поблескивавшее металлом туловище. Спина — вогнутая и идеально гладкая — удивительно напоминала сферическое зеркало, со всех сторон окруженное многогранной глыбой туловища. Изогнутая скалами тень «паука» оживляла мертвый ландшафт планеты. Анализаторы спектра на борту корабля чуть слышным постукиванием давали знать о приеме сигналов ниже уровня шумов.

Фокс подбежал к печатающему устройству. Антенны анализатора принимали — одновременно по обоим каналам — пучки немодулированных импульсов продолжительностью по несколько десятков миллисекунд. Они подавались в микроволновом диапазоне. Но и в инфракрасном диапазоне также регистрировалось слабое излучение.

Существо медленно приблизилось к одному из сопел «Одиссея». Вело оно себя при этом как животное, натолкнувшееся на неизвестный предмет и теперь с интересом его обнюхивающее. Потом оно подняло одну из конечностей и медленно поднесло ее к соплу корабля…

Затаив дыхание астронавты следили за каждым движением «паука». У Фокса бешено колотилось сердце, а пальцы все сильнее стискивали металлический корпус монитора. Томас, будто его осенило, подбежал к анализатору спектра и включил акустический преобразователь, чтобы услышать сигналы, издаваемые «пауком» в звуковом диапазоне. Раздались короткие, робкие звуки генератора.

Первым заговорил Кортес, почему-то шепотом:

— Его надо поймать! Он, пожалуй, не опасен: мониторы излучения не дают сигналов тревоги. В общем, пошлем за ним цифрона с четырьмя автоматами. Они справятся.

— Я считаю, что следует обождать. К чему спешить? Наверняка он не один. И потом, хватать каждое существо на этой планете — не лучший способ установления контакта. Может, он сам к нам придет?

Фокс нарочно говорил громко, рассчитывая, что Франк или Томас его поддержат. Но они даже не посмотрели в его сторону, делая вид, что их интересует только поведение ПЕРВОГО. Кортес и на сей раз не намерен был отступать от своего первоначального решения.

— О какой цивилизации здесь можно говорить? Ты собираешься устанавливать контакт с этой жестяной коробкой на ногах? Да наши автоконсерваторы гораздо разумнее! Нечего спорить, надо его брать. Может, в конце концов чего-нибудь дознаемся! А вдруг именно для этого его и прислали сюда?

Фокс знал, что дальнейший спор бесполезен. Франк и Томас молчали; у него было такое впечатление, что они еще раньше отказались от всяких попыток вступать в дискуссию с Кортесом. И ему пришло в голову, что Кортесом движет давно известное чувство, то, которое в незапамятные времена вело конкистадоров, — ложно понятая миссия исследователя-открывателя.

В ярости он снова повернулся к монитору. За спиной услышал голос Кортеса:

— Цифрон! Взять четыре рабочих автомата! Спустишься под третье сопло и досконально исследуешь свойства объекта, который там появился. Если он не представляет угрозы, возьми его и помести во вторую лабораторию.

— Хорошо, понимаю.

Они молча продолжали смотреть в монитор. Уже через минуту в поле зрения камеры появились два автомата, которые медленно приближались к ПЕРВОМУ.

Тот, словно человек, ощутивший на затылке чей-то взгляд, резко обернулся к автоматам; за ними появился цифрон. Акустический преобразователь захлестнуло сигналами испуга, то замирающими, то вновь усиливающимися. Автоматы подходили все ближе. ПЕРВЫЙ отступил, касаясь туловищем сопла. Цифрон, по-видимому, никакой опасности не обнаружил, потому что подошел совсем близко. За ним неуклюже двигались еще два автомата, держа наготове мощные магнитные скобы.

ПЕРВЫЙ замер, втиснувшись в шершавый металл сопла. Еще минута, и скобы бесшумно сомкнулись на туловище «паука». Одновременно прекратились постепенно ослабевавшие сигналы преобразователя.

— Ну, переживания позади, теперь посмотрим, что это за монстр, — заговорил Кортес. — Не сокрушайся, Фокс, ты и сам, должно быть, понимаешь, что не так должен выглядеть представитель Разума с большой буквы. Сравни этого паука с самим собой — разве это партнер для разговора?

Кортес рассмеялся, пытаясь, видимо, этим подчеркнуть безобидность своего решения. Фокс чувствовал, как в нем закипает неукротимая ярость. Он медленно подошел к командиру.

— Послушай, Кортес… Я всего лишь жалкий червь по сравнению с тобой — гениальным астрофизиком и к тому же шефом этого бизнеса. Знаю также, что не вправе критиковать твои приказы. Но никто, черт возьми, не запретит мне оспаривать твои «непогрешимые» решения! А они как раз начинают мне осточертевать! Мы ведем себя как гунны! Может, ты скажешь мне, какими критериями руководствуешься, когда отличаешь мыслящее существо от немыслящего? И чем, черт побери, должны эти существа отличаться внешне?

Последние слова он почти выкрикнул. По мере того, как Фокс говорил, лицо Кортеса наливалось кровью. Сжав кулаки, он двинулся на Фокса. Все ждали, что он ударит его, но Кортес сдержался. На его побагровевшем лице выступили капельки пота. Немного погодя он тихо, почти шепотом, процедил:

— Берегись, Фокс. Здесь командую я… И не для того долгие годы нас тренировали, готовя к этой экспедиции, чтобы сейчас такой сопляк, как ты, вдруг пришел к выводу, что я не гожусь ему в шефы! За решения, какие я принимаю, отвечаю я! Для вас они закон! И извольте безоговорочно выполнять их!

Внезапно он успокоился, вновь надев на себя обычную маску непринужденности. На его лице зацвела ироническая, пренебрежительная усмешка.

— Чересчур зафилософствовался, друг мой, чересчур. Ты хорошо знаешь, что в нашем деле излишняя экзальтация никому еще на пользу не шла…

Уже уходя, Кортес снова повернулся к Фоксу и добавил:

— А если когда-нибудь, мой философ, я встречу разумное существо, то сразу же дам тебе знать, авось чему-нибудь научишься. А пока позволь уж мне решать, мыслит ли каждая жестянка или нет.

Он хотел, чтобы все это обернулось шуткой, пустяковлй ссорой. По-видимому, чувствовал посягательство на свой авторитет и стремился укрепить его за счет унижения Фокса.

Фокс повернулся к монитору, краем глаза посмотрел на Франка и Томаса. Они сидели, опустив головы. Франк тщательно рассматривал кассету с лентой. Медленно выговаривая слова, будто обращаясь к самому себе, Фокс произнес:

— Я надеюсь, Кортес, что когда-нибудь ты подробнее изложишь нам свои соображения при цифронах. И тогда мы сможем недурно развлечься, наблюдая, как тебя разлагают на простые белковые цепочки. Известно ведь, как цифроны любят учиться, и кто знает, не примут ли они тебя за глуповатую кучу белка.

Фокс медленно шел по коридору, ощущая под ногами слабое дрожание эластичного пола — это работали генераторы ионов в инъекторах и агрегаты термоядерного питания: «Одиссей» готовился к обратному рейсу. Свернув в сторону кибернетических лабораторий, он столкнулся в дверях с Франком.

— Привет! Ты такое видел, Фокс? ВТОРОЙ и ухом не повел. Может, с ним что не в порядке, а?

— Не знаю, я еще не был там.

Фоксу не хотелось вступать в дискуссию. Сейчас, когда все уже знали, что произошло, они выглядели обескураженными. А может, и в самом деле потрясены? Даже Кортес делал вид, что уже забыл о выпаде Фокса.

Снова, как бы издалека, до него донесся голос Франка:

— …дьявола ты велел ему там сидеть? Этот цифрон уставился на ВТОРОГО, как на икону, и ничего не делает…

Ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы спокойно ответить:

— Это не я. Наверно, Кортес туда его послал. Должно быть, велел ждать, пока ВТОРОЙ не проявит признаков жизни. Впрочем, не знаю. Сам его спроси.

Франк бросил на Фокса удивленный взгляд, сказал:

— На месте Кортеса я приставил бы цифрона к самому себе для наблюдения. В один прекрасный день я, кажется, не выдержу и натворю ему бед.

«Эге, видать, и Франку Кортес порядком насолил. Должно быть, во время вылазки на планету. Уж если и они получили по рукам, то, может, кто-нибудь из них отважится наконец поднять голос на шефа. По правде говоря, его давно уже следовало проучить». Фокс с наслаждением думал о бунте против Кортеса.

Он видел, как шевелились губы Франка, с облегчением дающего волю своим обидам, но слов не слышал.

«Черт побери, да мне в таком состоянии совсем недолго бунт учинить! Уж лучше отдать себя на попечение автомеда!» — думал он. Последняя мысль несколько отрезвила его. Он сознавал, что их взаимная неприязнь ни к чему хорошему привести не может. Эти нескончаемые годы, в течение которых они видели перед собой одни и те же лица, обменивались одними и теми же жестами, гримасами, привычками, одними и теми же шутками и анекдотами — все это уже давало о себе знать. Каждое минимальное несовершенство характера вырастало до уровня психологической несовместимости.

Франк, видно, заметил, что Фокс его не слушает, буркнул что-то себе под нос, кивнул и вышел, закрывая за собой дверь лаборатории. Фокс опомнился. «Скоро меня тут будут считать помешанным», — подумал он и посмотрел в сторону ВТОРОГО.

Тот лежал на полу у противоположной стены лаборатории. Рядом в бездействии стояли автоматы, а возле них, опершись о стену, цифрон. Краем глаза Фокс заметил, как медленно — очень медленно — замирало движение ленты в прозрачном блоке внешней памяти. Он подошел к цифрону:

— Кто пользовался компьютером?

Цифрон повернулся к нему, размеренно ответил:

— Я. Произошла авария пульта СВ, и мне пришлось транслировать распоряжения для автоматов с помощью компьютера.

— Но ты же мог… — Фокс замолчал. Вспомнил, что сам запретил цифронам пользоваться внутренним кодом. «Мало того, что сам с ума схожу, так еще из цифрона хочу сделать сумасшедшего». — Ладно, не торчи здесь. Ступай в центральный отсек. Я сам останусь с автоматами

Только когда цифрон вышел, Фокс повернулся ко ВТОРОМУ. Тот лежал без движения, схваченный магнитными скобами. Выглядел он скорее примитивным роботом, чем разумным представителем чужой планеты.

Когда Фокс зашел во вторую лабораторию, Франк и Кортес уже были там. На столе лежал ПЕРВЫЙ. По сторонам стояли четыре автомата и цифрон. В полированной вогнутой спине ПЕРВОГО отражались огоньки лабораторных светильников. В передней части многогранного туловища виднелись четыре маленьких сферических углубления. Само туловише уже с первого взгляда производило впечатление металлического, что, впрочем, подтвердил и цифрон.

В нижней части туловища, укрепленные на шести эластичных овальных суставах, располагались многочисленные конечности; сейчас они лежали, беспомощно разбросанные в стороны.

Фокс приблизился к «пауку». Он напоминал примитивную электрическую игрушку для детей, пример простейшей кибернетической модели первого поколения. Не отводя взгляда от ПЕРВОГО, Фокс бросил через плечо цифрону:

— Что с ним? Он что-нибудь излучает?

— Нет, но внутри у него должен быть какой-то источник питания, потому что, когда мы его взяли в петлю, анализаторы обнаружили какие-то периодические токи. А излучает он всего лишь слабое магнитное поле, наподобие наших автоматов.

В этот момент отозвался Франк:

— Мы пытались установить с ним какой-нибудь контакт. Это углубление на спине напоминает параболическую антенну — и мы посылали в нее различные сигналы. Но все впустую. Ни на инфракрасные, ни на микроволны он не реагировал. И на тот слабый пучок, который мы раньше перехватили, тоже нет. Не может быть, чтобы он не мог эти сигналы принять, ведь они были так хорошо сколлимированы и чертовски сильны!