Масонские биографии

Можно теперь только строить предположения относительно того, что это был за диплом, который «был внимательно изучен несколькими из сотни присутствовавших каменщиков». Ходили слухи, что Литтл или подделал его сам, или поручил его подделать кому-то другому.

Остается только попробовать определить этого «ученика Бедаррида», получившего посвящение в «мицраимские» степени тридцатью семью годами ранее и решившего хранить свое имя в тайне, вне всякого сомнения, по просьбе Литтла. Весьма вероятно, что это был майор Е. Х. Финни, 90°, упоминавшийся ранее, поскольку за исключением троих Генеральных Консерваторов, самого Литтла, графа Лимерика и Сигизмунда Розенталя, он был единственным носителем 90-го градуса, по имеющимся документам, присутствовавшим на судьбоносном собрании 28 декабря.

Скандал в Великой Ложе

Публикация писем Монтегю и Тевено, а также ответа на них Литтла, не прошла незамеченной. Три месяца спустя на Ежеквартальном собрании Великой Ложи 7 июня 1871 года брат сэр Патрик Колкухун (Patrick Colquhoun) встал и задал следующий вопрос:

Примирилась ли Великая Ложа с существованием Устава Мицраима из 90 степеней, Устава Мемфиса и Ордена Рима и Константина? И если нет, совместимо ли положение работника канцелярии Великого Секретаря с руководящим постом в одной из этих непризнанных степеней?

Это выступление, конечно, было брошено буквально как кость в собачью свору, потому что этим «работником канцелярии» был Роберт Уэнтворт Литтл, тридцати одного года от роду, но уже очень заметный деятель Цеха21.

Здесь не время и не место описывать бурное обсуждение данного вопроса, продолжившееся и на последующих Ежеквартальных собраниях, а также, расследование предполагаемой деятельности Литтла, предпринятое Советом по Общим вопросам. Но следует отметить, что в протоколе того Ежеквартального собрания значится, что несколько великих офицеров, и в особенности брат Мэтью Кук (Бывший Досточтимый Мастер ложи №23), были неверно или никак не информированы о положении некоторых орденов и дополнительных степеней. Именно Кук повысил градус обсуждения на следующем Ежеквартальном собрании, состоявшемся 6 сентября 1871 г. Он заявил:

На протяжении последних шести-семи месяцев в наши ряды прокралось опасное нововведение, которое надлежит запретить или, по крайней мере, осудить прежде, нежели оно разрастется дальше. В Книге Конституций провозглашается, что никакой человек, или группа людей, не имеют права вводить новшества в суть масонства. [Потом он метафорически погрозил пальцем сотрудникам канцелярии Великого Секретаря. – Авт.] Они от своего собственного имени формулируют, составляют и отправляют за границу новые степени, таким образом делая их источником саму Rанцелярию.

Брат Джон Хейверс, Бывший Великий Страж, возразил, что замечание брата Кука вполне похоже на клевету. Явно смущенный Великий Мастер попросил Кука «следить за выражениями и придерживаться заявленной темы выступления». Ну, Кук и придержался:

Несмотря на то, что эта Великая Ложа признает частное право каждого брата принадлежать к любым внешним масонским организациям по его собственному выбору, она строго воспрещает ныне и впредь любому брату на время исполнения им оплачиваемой должности служащего Великой Ложи вмешиваться в дела и принимать участие в делах таких организаций, как Древний и Принятый Шотландский Устав, Уставы Мицраима и Мемфиса, самозваные Ордена Рима и Константина, раскольничья организация, взявшая себе название Великой Ложи Мастеров Метки Англии, а также все прочие внешние масонские организации любого рода и вида (даже Орден Рыцарей Храма, хотя он единственный признан и вообще упомянут в Союзном акте) под угрозой немедленного увольнения с должности в Великой Ложе.

Великую Ложу Мастеров Метки вряд ли следовало называть раскольничьей, поскольку в 1856 г. Великая Ложа и Великий Капитул приняли совместное решение, что степень Мастера Метки является дополнительной по отношению к степени Подмастерья символической ложи. Также, как известно, Великая Ложа не возражала против недавнего учреждения той организации, которую Кук неосмотрительно назвал «самозваными Орденами Рима и Константина».22

Предложение Кука было передано на рассмотрение в Совет по Общим вопросам, чей отчет перед Великой Ложей, датированный 22 ноября 1871 г., обсуждался на Ежеквартальном собрании 6 декабря. Совет счел желательным снова отправить всем Мастерам лож ранее составленное письмо от 4 октября 1859 г. вместе с факсимильной копией «мемфисского» патента, чтобы никакой представитель Цеха не имел никакого рода масонского общения с иррегулярными ложами. Совет установил, что Литтл «в одном случае в течение приблизительно двадцати минут помогал в проведении собрания в помещении, предназначенном для собраний Цеха, некоего общества, не признанного Великой Ложей, а также подтвердил несколько случаев выплаты и получения упомянутым служащим некоторых сумм в помещении канцелярии Великого Секретаря, не предназначенных для нужд Цеха и не в связи с ними». Но в общем и целом, его репутацию отмыли.

В этом кратком обзоре возникшей в 1871– 1872 в Великой Ложе дискуссии я опустил многие частные точки зрения на степени, лежащие вне Цеха и Ордена Царственного Свода. Однако в протоколе подчеркивается, что, как и утверждал брат Кук, за последние несколько лет в масонство прокрались значительные нововведения, в частности, так называемые «дополнительные степени» в большом количестве. Нужно отметить, что на этом поприще Литтл был очень активен23.

Р. У. Литтл и Кеннет Маккензи

В 1866 году, когда он «возродил» Орден Рыцарей Красного Креста Рима и Константина, Литтл также основал Общество Розенкрейцеров Англии, в наше время именующееся Societas Rosicruciana in Anglia, или просто S. R. I. A. В отличие от Ордена Красного Креста, это были не так называемые «дополнительные степени», а исследовательская группа в составе масонского Братства. Тем не менее, она состояла из девяти градусов и работала по своим собственным, пусть и коротким, ритуалам. Здесь я хотел бы отдельно подчеркнуть, что все упоминания S. R. I. A. в настоящей статье относятся ко временам его отдаленного прошлого. Мне мало что известно о его работах и членах после 1914 года. Здесь меня больше всего интересует предполагаемое участие Маккензи в его создании и работе на начальном этапе.

Важнее всего в контексте нашего исследования то, что это общество на первом этапе развития предоставляло общую площадку для общения Мастерам Каменщикам, так или иначе интересующимся различными областями «отвергнутого знания». Довольно значительное число членов этого общества в 70-е годы XIX века были также спиритами. Десятилетие спустя, в 1887 г., его члены доктор У. Уинн Уэсткотт, доктор У. Р. Вудман (W. R. Woodman) 24и С. Л. Макгрегор Мазерс (S. L. MacGregor Mathers) стали основателями и руководителями Герметического Ордена Золотой Зари, а пока они вели Общество Розенкрейцеров в направлении изучения Западной эзотерической традиции, т. е. каббалистики и алхимического символизма. В 1900 г. Уэсткотт описывал своих собратьев как «исследователей загадочных и таинственных наук, до сих пор остающихся недостаточно изученными, как, например, труды и философские учения древних розенкрейцеров, алхимиков и мистиков прошлых веков».25

Когда в 1887 г. в Лондоне на постоянное жительство осела госпожа Блаватская, очень многие члены этого ордена вступили также в Теософское общество, а не менее тридцати человек состояли еще и в Золотой Заре в период с 1887 по 1920 гг. 26В общем и целом, путь в S. R. I. A. рано или поздно находили все масоны, чья область интересов включала в себя спиритизм и оккультизм. Не устаю подчеркивать, что это было общество для ничтожного меньшинства масонов, посвятившее себя удовлетворению крайне редкого и специфического интереса. В среднем, основная масса вольных каменщиков, особенно из числа не часто читавших масонскую прессу, вообще была не в курсе существования подобных организаций.

Что же касается официальной истории возникновения Общества Розенкрейцеров, то, согласно Уэсткотту, Литтл в свое время обнаружил во Фримейсонс-Холле несколько старинных документов, содержавших некие «данные о ритуалах», и попросил Маккензи о помощи в их атрибуции27. В 1900 г. Уэсткотт предпринял попытку вновь найти эти документы на Грейт-Куин-стрит, но не сумел. Возможно, написаны они были на немецком языке. Если так, то Маккензи, отлично знавший этот язык, действительно мог помочь в их переводе и толковании28.

Помощь Маккензи была очень важна в другом, опять же согласно Уэсткотту:

Литтл воспользовался некоторыми знаниями и властью брата Кеннета Р. Х. Маккензи, который ранее в жизни общался с немецкими Адептами, утверждавшими, что получили посвящение от предшествующих поколений розенкрейцеров. Немецкие Адепты приняли его в несколько степеней своей системы и позволили сделать попытку основать группу исследователей розенкрейцерства в Англии, могущую существовать в форме частично эзотерического общества.

Также Уэсткотт сообщает, что Маккензи получил розенкрейцерское посвящение в Австрии, «живя у графа Аппоньи в качестве домашнего учителя».29 Стоит отдельного упоминания признание власти Маккензи со стороны не только Уэсткотта, но и Литтла, ведь очевидно, что не следует слишком серьезно относиться к предполагаемым розенкрейцерским связям Маккензи. Во-первых, не существует данных о каких-либо немецких или австрийских «розенкрейцерских» группах того времени. Во-вторых, точно известно, что он был за границей в подростковом возрасте и возвратился в Лондон в начале 1851 года, то есть в семнадцать лет и два месяца. Маловероятно, чтобы столь юный кандидат был посвящен в какое бы то ни было серьезное розенкрейцерское общество, так что все его рассказы о таком посвящении скорее являются плодами его воображения, чем правдой. Уэйт небезосновательно замечает: «Что же касается розенкрейцерства, то повествование о нем Кеннета Маккензи представляет собой случай растиражированной неправды».30

Уэсткотт присоединился к Обществу Розенкрейцеров только в 1880 г., через два года после смерти Литтла, и не сохранилось никаких данных о том, что они хотя бы раз в жизни виделись. Он писал, возможно, намеренно осторожно: «Участие Маккензи в образовании Общества сводится в настоящее время к его письмам д-ру Вудману31 и д-ру Уэсткотту, а также личным беседам с д-ром Уэсткоттом в 1876– 1886 годах».32

Несмотря на то, что Маккензи, возможно, помогал Литтлу в организации Общества Розенкрейцеров в 1886 г., сам он не мог стать его членом, поскольку, согласно Уэсткотту, он не был масоном английского послушания. Достоверно не известно, проходил ли он вообще какое-либо масонское посвящение в рамках какого-либо послушания. Когда он четыре года спустя был аффилиирован ложей «Дуб» №190 в Лондоне, его карьера в регулярном масонстве оказалась на удивление короткой, потому что он уже слишком увлекся деятельностью в масонстве маргинальном.

Письма Маккензи к Ф. Г. Ирвину содержат интересные данные об Обществе Розенкрейцеров и его жизни в 1870-е годы. Я предпочел сам не заниматься этими вопросами, оставив их попечительству S. R. I. A.

Капитан Фрэнсис Джордж Ирвин

Человек, которого А. Э. Уэйт высокопарно описывал как «ревностного и любезного масона, известного влечением к высшим степеням и стремлением расширять свой послужной список посвящением во все новые и новые», в действительности вряд ли заслуживает такого покровительственного тона. Он родился 19 июня 1828 г. Бенджамин Кокс упомянул эту дату в письме от сентября 1885 г., где рассказывал о своем и Ирвина гороскопах. Кроме краткой биографической заметки в трудах ложи «Quatuor Coronati» (AQC 1, 1886—8), единственным историческим источником по его молодым годам остается некролог Роберта Фрике Гоулда в том же альманахе (AQC 6, 1893).33

Согласно Гоулду, он записался в Королевский саперный и минерный полк 8 ноября 1842 г. в возрасте четырнадцати лет. Служба в этом полку в те времена приравнивалась к юнкерской и являлась подготовительной для получения инженер-офицерского чина. Юнкера этого полка выполняли целый ряд работ на Международной выставке 1851 года, а найденный нами в послужном списке полка младший капрал Фрэнсис Ирвин, награжденный бронзовой медалью, дипломом принца-консорта и чертежным набором, – это, судя по всему, как раз и есть наш Ирвин34. В следующий раз мы встречаем его в Гибралтаре в 1857 г. 3 июня этого года он был посвящен в Гибралтарскую ложу (также именуемую «Ложей Скалы») №325 Ирландской конституции. Гоулд, в то время юный субалтерн 31-го Пехотного полка и Мастер-Каменщик с двухлетним стажем, встретился с сержантом Ирвином, уже служившим в Королевском инженерном полку, в 1858 г., когда тот вместе с еще одним сержантом обратился к Гоулду с просьбой ходатайствовать перед Заместителем Провинциального Великого Мастера о возобновлении работ в некогда распущенной ложе «Обитатели» (Inhabitants, ныне №153). Ложа была возрождена в феврале 1858 г., и Гоулд стал ее Мастером, а Ирвин – Первым Стражем. Полк Гоулда вскоре был переведен в Южную Африку, и Ирвин занял пост Досточтимого Мастера ложи. Гоулд пишет, что именно в Гибралтаре он впервые встретил лейтенанта Королевского инженерного полка Чарльза Уоррена, посвященного там в ложе «Дружба» №278 30 декабря 1859 г. Также Гоулд вспоминает, что Уоррен очень уважал Ирвина, и как масона, и как воина. Много лет спустя исследователи ложи «Четверо Коронованных» нашли и еще одно связующее звено между этими троими людьми35.

Из документов следует, что Ирвин оставался в Гибралтаре до 1862 г., а затем, вероятно, переехал на Мальту. Затем он оказался в Девенпорте (Плимут), где 11 апреля 1865 г. вступил в ложу «Св. Альбан» №954. Судя по всему, именно он в тот год познакомил английское масонство со степенью Рыцаря Константинополя36.

В 1866 г. Ирвин перебрался в Бристоль. В армии он прослужил более 24 лет и 7 мая 1866 г. был назначен адъютантом 1-го Глостерширского инженерного добровольческого корпуса в чине капитана. В Бристоле он прожил до самой смерти в 1893 г.

Впервые встречаясь с ним в адресованных ему письмах Бенджамина Кокса, мы видим, что в сентябре 1868 г. его стаж пребывания в Цехе составляет уже 11 лет и он инсталлирован как первый Досточтимый Мастер ложи «Св. Кива» №1222 в Вестоне-супер-Маре, в то время тихом прибрежном курорте приблизительно в пятнадцати милях от Бристоля. В 1869 г. он был назначен Вторым Провинциальным Великим Стражем провинции Сомерсетшир, и в тот же год его избрали почетным членом ложи «Соединенных звезд» (Etoiles Réunis) в Льеже, Бельгия. Гоулд пишет: «Вряд ли существовала такая степень или такой орден в пределах его досягаемости, которых он бы не получил. К концу жизни он стал посвящать всю жизнь изучению французского и немецкого языков, чтобы читать на них как можно больше масонской литературы». О его познаниях во французском языке действительно свидетельствуют многочисленные рукописные французские ритуалы, выполненные или его собственным мелким и разборчивым почерком, или записанные для него неутомимым Бенджамином Коксом.

Некролог, опубликованный в «Bristol Times and Mirror» в день его смерти – 26 июля 1893 г. – подчеркивает его неизменную верность масонству и предполагает, что «вряд ли он занимал именно то место, которому соответствовали его образование и способности».

К. Р.Х. Маккензи – начало жизни и биография до 1872 г.

Те в масонских кругах, кто до сих пор вообще помнит Маккензи, знают его как составителя «Королевской масонской циклопедии», несколькими выпусками опубликованной в 1875– 1877 годах Джоном Хоггом. Обескураживающие высказывания о нем А. Э. Уэйта в «Новой энциклопедии франкмасонства» (1921) и в «Братстве Розового Креста» (1924) интриговали меня еще задолго до того, как мне довелось увидеть его письма к Ирвину. Прочитав же эти документы, столь многое раскрывавшие и одновременно скрывавшие, я почувствовал, что невозможно будет понять роль Маккензи в становлении маргинального масонства без более подробного ознакомления с его жизнью в молодости. Краткое упоминание в его письме Ирвину от 16 марта 1879 г. касается какой-то неприятности: «Одно время я был весьма богат, держал собственный выезд, и весь мир был у моих ног, так сказать…». Мне тогда подумалось, а не существует ли связи между утратой им собственного экипажа, тем, что мир перестал лежать у его ног, и его увлечением маргинальным масонством в конце 1870-х и позднее? Тогда я и начал поиск данных о Маккензи.

Кеннет Роберт Хендерсон Маккензи был сыном д-ра Роуленда Хилла Маккензи и его жены Гертруды. Она была сестрой Джона Моранта Херви, Великого Секретаря Объединенной Великой Ложи Англии с августа 1868 г. по 1879 г., когда слабое здоровье заставило его оставить этот пост. Маккензи родился 31 октября 1833 г. 37Согласно данным переписи 1851 года, родился он в Депфорде на юго-востоке Лондона, однако свидетельства о его крещении не сохранилось. В переписи также говорится, что в 1833 г. его матери было 20 лет.

В 1834 г. его семья оказалась в Вене, где доктору Маккензи, акушеру, предложили место в клинике38. Вероятно, он возвратился в Лондон в 1840 г., хотя в ежегодниках Королевской коллегии хирургов, где приводятся полные списки специалистов по годам, он значится пребывающим в Вене вплоть до 31 августа 1842 г. 39В Англии он работал врачом общей практики сперва по адресу «61, Бернерс-стрит» (1841– 1843), а затем «68, Мортимер-стрит, Кавендиш-сквер». Итак, у него появилась практика в Вест-энде. Также он занимал пост хирурга Шотландского госпиталя корпорации (1845– 1852?) и к 1845 г. успел дважды побывать председателем Немецкого литературного общества Лондона.

Кеннету Маккензи было семь лет, когда его родители поселились в Лондоне в 1840 г. Видимо, он с одинаковой легкостью говорил по-английски и по-немецки. По отрывку из предисловия к его переводу «Тиля Ойленшпигеля», опубликованному в 1859 г. издательством «Trubner & Co.» под заголовком «Удивительные приключения и редкостное чванство мастера Тиля Совозеркального» (The Marvellous Adventures and Rare Conceits of Master Tyll Owlglass), можно судить, что он с детства был знаком с немецкой литературой. «Я отлично помню, как еще маленьким ребенком подружился с этим ловким, пусть и неуклюжим героем», – писал он. В предисловии ко второму изданию, вышедшему из печати на Рождество 1859 года, он упомянул, что «это чуть ли не первая прочитанная мной книга, и я по сей день помню, при каких обстоятельствах она ко мне попала».

Я полагаю, что он, в основном, получил образование за границей, и его необычно широкая сфера знаний и интересов, со всей очевидностью проявившаяся к двадцати годам, никак не могла быть продуктом лишь краткосрочного пребывания при дворе графа Аппоньи в качестве учителя. Перепись 1851 года и ни много ни мало 17 сообщений в «Замечаниях и вопросах» (Notes and Queries) за тот же год свидетельствуют, что тогда он уже жил в Лондоне и славился разносторонними образованием и эрудицией, которыми вряд ли мог обогатиться в любой современной ему общественной или частной школе40.

Принадлежащее ему «Слово к литераторам Англии» (A Word to the Literary Men of England), опубликованное в «Замечаниях и вопросах» от 1 марта 1851 г., содержало призыв к созданию в стране ученого общества, призванного спасать и оберегать древние манускрипты на греческом, латинском, древнеанглийском, норвежском, зендском (древнеперсидском) и еще десятке восточных языков. Через несколько месяцев он писал: «До сих пор мне удавалось воплощать свои планы в жизнь, поскольку за последнее время, в годы проживания на континенте и за время, прошедшее с моего возвращения, удалось учредить в России, Сибири и Татарии, Персии и Восточной Европе пункты поиска и обработки достойных внимания манускриптов».

В выпуске «Замечаний и вопросов» от 6 сентября 1851 г. говорится, что на некоторое время он выезжал из Австрии и даже добрался до отдаленной прусской провинции Померании, где обсуждал судьбу известного археологического заповедника Юлин с графом Кессельрингом, представителем славного прибалтийского дворянского рода. Его «Заметки о Юлине» (Notes on Julin) 41содержат объемный перевод с немецкого, который явно мог быть выполнен только тонким знатоком и ценителем этого языка.

В предисловии ко второму изданию перевода «Тиля Ойленшпигеля» он упоминает, что видел себя писателем с самого раннего детства. Первой серьезной работой на этом поприще стал для него перевод работы Л. Р. Лепсиуса «Письма из Египта, Эфиопии и т. д.» (Briefe aus Aegypten, Aethiopen, etc., 1842– 1845, 1852), опубликованный Ричардом Бентли в Лондоне в 1852 г. вскоре после появления в Германии оригинального издания42. «Открытия, сделанные в Египте, Эфиопии и на Синайском полуострове» стали серьезным испытанием для способностей девятнадцатилетнего юноши. Примечания, сделанные Маккензи, демонстрируют впечатляющие познания составителя в латинском, греческом и древнееврейском языках, а также отличную осведомленность о современной ему литературе по египтологии. Он был избран членом лондонского Общества древностей в январе 1854 г., за девять месяцев до двадцать первого дня рождения. Членство в этом почтенном научном обществе обычно закрыто для несовершеннолетних, и это могло произойти исключительно в качестве признания заслуг Маккензи в переводе книги Лепсиуса43.

Итак, началась карьера Маккензи в качестве ученого-гуманитария, о чем он мечтал с самого детства. В 1852 г. он написал статьи «Пекин», «Америка» и «Скандинавия» для труда своего друга преподобного Теодора Алоиза Бакли «Великие города древнего мира» (Rev. Theodore Alois Buckley, «Great Cities of the Ancient World»), опубликованного Джорджем Рутледжем. В 1853 г. он помогал своему старшему другу, эксцентричному Уолтеру Севиджу Лэндору подготавливать второе издание «Воображаемых диалогов» (Walter Savage Landor, «Imaginary Conversations»).44 В том же году Рутледж опубликовал его книгу «Бирма и бирманцы», тоже удивительно зрелую и серьезную для автора такого возраста. Также для Рутледжа Маккензи редактировал чужие переводы с немецкого в 1854– 1855 гг., в частности книгу «Шамиль и Черкесия» Фридриха Вагнера и «Сказки Оденвальда» Й. -В. Вольфа. Обе эти книги позволили ему проявить эрудицию во всей красе, но особенно ярко он демонстрирует свои научные предпочтения в комментариях к переводу «Тиля Ойленшпигеля» (1859) и составленном им пространном библиографическом справочнике по теме.

В письме к Ирвину от 9 мая 1878 г. он упоминал, что работал «рука об руку с господином Дизраэли многие годы, и приучился любить его сердечную откровенность». Единственный период, когда он мог так или иначе контактировать с Бенджамином Дизраэли, совпадает с тем временем, когда последний владел журналом «Пресса» (The Press) в начале 50-х годов45.

К 1858 г. уже известно, что Маккензи интересуется областью «запретного знания». Он за свой счет опубликовал четыре выпуска «Биологического обозрения: ежемесячника Науки Жизни» (The Biological Review: A Monthly Repertory of the Science of Life, октябрь 1858– январь 1859 гг.). Это издание, вскоре прекратившее существование по причине недостатка финансов, отчасти было посвящено медицинским аспектам месмеризма, гомеопатии и новшеству, именуемому «электродантизмом», а также тому, что Маккензи называл «общим совершенствованием личной физики». Он очень интересовался медициной и, как многие оккультисты и тогда, и сейчас, сам занимался своего рода маргинальной медициной и месмеризмом46.

В декабре 1861 г. он побывал в Париже, где встречался с Элифасом Леви (аббатом Альфонсом-Луи Констаном, 1810– 1875), автором «Учения и ритуала высшей магии» (1856), уже в то время признанным авторитетом в вопросах магии. Возвратившись в Лондон, Маккензи немедленно надиктовал отчет о своих двух встречах с этим магом для Фредерика Хокли, своего близкого друга и учителя оккультизма47. Леви в своих неопубликованных письмах, цитируемых его биографом Полем Шакорнаком, нашел Маккензи очень разумным, но чрезмерно восторженно увлеченным магией и спиритизмом48.

До недавнего времени я предполагал, что поездка Маккензи в Париж в 1861 году была предпринята исключительно с целью «посидеть у ног» Элифаса Леви, однако здесь могла быть и другая причина. В 1857– 1858 гг. его отец переехал жить в Париж и больше в Лондон не вернулся49.

Мне долго не удавалось обнаружить ничего написанного, отредактированного или переведенного Маккензи в период с 1859 по 1870 год, однако затем в издательстве «James Hogg, & Son» был опубликован его перевод «Жизни Бисмарка» Й. Г. Л. Гезекиля (J. G. L. Hesekiel, «The Life Of Bismarck»). Но в общем и целом, он устранился от общественной деятельности. Тем не менее, мы не потеряли его след, хотя полученные нами биографические данные и не имеют отношения к масонству, а поэтому мы ограничимся приведением их в сноске50.

После публикации отчета Маккензи о двух встречах с Элифасом Леви в декабре 1861 г., с минимальной редактурой, в апрельском номере журнала «The Rosicrucian» за 1873 год он писал, что «эти поспешные заметки о наших разговорах вообще никогда не были бы записаны, если бы не терпение, с которым не менее ученый исследователь оккультизма из нашей страны брат Ф. Хокли, Бывший Великий Секретарь, записал их через несколько дней после того, как они имели место».

Фредерик Хокли (Frederick Hockley, 1808– 1885), по профессии – бухгалтер, был широко известен в кругах, интересующихся «отвергнутым знанием». Он был лет на двадцать пять старше Маккензи, который с ним познакомился, по всей вероятности, в период редактирования «Биологического обзора» (Biological Review, 1858– 1859). Помимо опытов скраинга при помощи кристаллов и так называемых «магических зеркал», использовавшихся для вызывания состояния транса, он также в высшей степени усердно копировал старинные манускрипты по магии51. Масоном он стал достаточно поздно, приблизительно в 1864 г., но, тем не менее, сделал в Братстве довольно внушительную карьеру52. Он стал для Маккензи гуру во всех областях оккультизма. Однако настало время, когда его ученик ему наскучил. В его письме Ирвину от 23 марта 1873 г. объясняется, почему карьера Маккензи не задалась и он утратил свой личный выезд и мир, лежавший у ног.

Хокли писал:

Менее всего на свете мне хотелось бы даже упоминать имя господина Кеннета Маккензи. Я познакомился с ним 15 или 16 лет назад. Тогда он был весьма юным господином, получившим образование в Германии и неплохо знавшим немецкий и французский языки, и его переводы с них получили хвалебные отзывы в прессе. Он был преисполнен желания изучать оккультные науки, и когда бывал трезвым, вообще был чуть ли не самым милым и компанейским человеком из всех, кого мне доводилось встречать. К сожалению, его привычка к неумеренности три раза принуждала меня разрывать с ним отношения после шести или семи лет, проведенных в попытках примириться, и нужно признаться, с тех пор он один раз настолько нетерпимо оскорбил меня в одном своем письме, что мне более невозможно поддерживать никакие отношения с ним. Более всего в этой связи мне жаль его мать, достойную всяческого уважения даму, и его дядю, нашего уважаемого Великого Секретаря брата Херви, столь давно оказывающего мне честь своим знакомством… Мне довелось прочесть последний выпуск «The Freemason», где размещено объявление о его бракосочетании, и теперь я от всей души надеюсь, что это событие изменит его жизнь к лучшему53. Конечно, образованность господина М. проистекает исключительно из его отличных познаний в немецком и французском, и когда вам удастся преодолеть эту трудность, весьма расширившееся поле оккультных изысканий, вне всякого сомнения, снабдит и вас, и других Первоисточниками… Я не знаю адреса господина М., но направленное ему через брата Кеннинга письмо совершенно точно дойдет до адресата.

Маккензи был посвящен в масоны в 1870 г. в возрасте тридцати восьми лет. По логике вещей, можно было бы ожидать, что его дядя Джон Херви предложил его кандидатуру на рассмотрение одной из лож, в которых состоял сам, но дело обстояло не так. В книге протоколов ложи «Дуб» №190 сказано, что 19 января 1870 г. его кандидатура была внесена Досточтимым Мастером братом Х. У. Хемсвортом и поддержана братом Джоном Хоггом, «и. о. Секретаря», а посвящение назначено на следующее регулярное собрание ложи 16 февраля во Фримейсонс-Холле54. На собрание 16 февраля Маккензи не явился, но голосование по его кандидатуре и посвящение были вместо этого проведены на внеочередном собрании 9 марта. Согласно книге протоколов, кандидат являлся писателем и проживал в Тэвисток-плейс. В тот год по этому адресу жил Джон Херви. 20 апреля он был переведен в Подмастерья, а 18 мая возведен в Мастера Каменщики. Потом он посетил следующее собрание ложи 16 ноября, и это оказался последний раз, когда братья ложи «Дуб» видели его. 18 января 1871 г. Досточтимый Мастер зачитал полученное от Маккензи письмо с пожеланием приостановить членство. В протоколе отражено, что ложа постановила удовлетворить просьбу брата Маккензи «после полного погашения им задолженностей по членским взносам».

После этого его интерес к цеховому масонству стабильно равнялся нулю. В его письмах к Ирвину содержится только одно упоминание о посещении символической ложи. Как Мастер Каменщик он даже не подавал формального прошения о принятии в Общество розенкрейцеров, в создании которого принимал участие. Без сомнения, это д-р Р. У. Литтл убедил его принять звание почетного члена Общества в первой его степени, звании Зелатора, 17 октября 1872 г. Официально его почетное членство было зафиксировано еще в октябре 1870 г.

Когда Маккензи появился в розенкрейцерском кругу, он лишь недавно сочетался браком с Александриной Эйдон (Alexandrina Aydon), двадцати трех лет от роду, на пятнадцать лет моложе его, дочерью Еноха Гаррисона Эйдона, инженера и вольного каменщика, проживавшего по адресу «2, Эксмут-виллас, Кембридж-роуд, Чизвик». Брачная церемония прошла в муниципалитете Брентфорда 17 июня 1872 г. Вместе с супругой он поселился в Оксфорд-хаус на Чизвик-молл, снимая или часть дома или весь дом (это так и не выяснено). Как бы то ни было, судя по тому, что мы узнаем о нем далее, пить он стал значительно меньше.

Бенджамин Кокс и Fratres Lucis

Бенджамин Кокс, fidus Achates55 Ф. Г. Ирвина, родился 28 мая 1828 г. Когда 7 июля 1868 г. в Ассембли-румс, что в городе Вестон-супер-Маре, была освящена ложа Св. Кивы №1222, а Ирвин был избран ее первым Досточтимым Мастером, Коксу было сорок лет и он работал главным бухгалтером в местном Совете по здравоохранению, получая годовой оклад в 180 фунтов. Позднее он получил пост Городского бухгалтера (Казначея).56

Кокс довольно быстро продвигался по лестнице масонской иерархии. На внеочередном собрании ложи Св. Кивы 16 июля 1868 г. по его кандидатуре было проведено голосование, и немедленно вслед за этим он был посвящен, а потом инсталлирован в должности Секретаря ложи и облачен в соответствующую нагрудную ленту с подвеской. Не имея ни малейшего представления о тонкостях масонского протокола, он вскоре обратился за советом к Ирвину. 16 сентября Кокс писал ему:

В случае если член ложи (т. е. сам Кокс. – Авт.) уплатил все положенные взносы и был переведен в П. [одмастерья], он имеет право предлагать кандидатов на посвящение в Братство? Или эта привилегия принадлежит только М. [астерам] К. [аменщикам]? Я приобрел у брата Бримера… М. [астерский] запон. Мне кажется, что как П. [одмастерье] я могу его носить в ложе, прикрыв розетку на клапане, пока сам не буду возвышен. Прошу прощения за столько вопросов сразу, но мне бы хотелось во всем себя вести, как положено масонам.

Вскоре масонские работы в Вестоне-супер-Маре уже шли активнее некуда. 27 октября 1868 г. Кокс предложил Ирвину:

Если мы действительно хотим работать в цеховых степенях, степени Метки и двух рыцарских орденах, это будет занимать целый день в первую среду каждого месяца… и если за весь день будет вноситься одна фиксированная сумма, помещение нам выйдет дешевле, и мы при этом сохраним право работать в течение дня в любой степени.

Из этого следует, что Кокс к тому времени уже был посвящен в степень Метки и два рыцарских ордена. По крайней мере, про один из них известно с некоторой степенью достоверности, что это был недавно учрежденный конклав «Роза и Лилия» №10 ордена Красного Креста Рима и Константина.

В апреле 1869 г. Ирвин получил разрешение основать Бристольскую коллегию Общества розенкрейцеров. Количество членов в ней ограничивалось дюжиной, включая его самого в звании Старшего Адепта. Кокс, который уже стал незаменим в таких делах, был назначен Секретарем коллегии. Здесь не обошлось без некоей загвоздки в лице отставного генерал-майора Индийской армии брата Гора Боленда Манби (Gore Boland Munbee), который принес в мирный Вестон-супер-Маре воинственный дух Пуны, где он состоял членом ложи «Орион на Западе» №415. Генерал стал преемником Ирвина на посту Досточтимого Мастера ложи Св. Кивы в 1870 г., и Кокс не нашел с ним общего языка. Брат Манби был членом Бристольской коллегии и собирался стать ее Предстоятелем (Celebrant), каковое звание соответствует посту Досточтимого Мастера символической ложи. 19 декабря 1870 г. Кокс писал Ирвину:

Я буду делать все, что в моих силах, чтобы помочь в работе Коллегии (Розенк.), кто бы из братьев ни был избран ее Предстоятелем, за исключением брата Манби. Я много думал об этом и пришел к твердому убеждению, что никогда не стану занимать офицерских постов под его началом (в масонстве). Мне нужно было отказаться и от некоторых из тех, что я сейчас занимаю, но братья фактически заставили меня не делать этого… Я не ссорюсь с генералом публично, поскольку привык держать свои чувства под контролем, однако замечания, время от времени отпускаемые им, подтачивают меня как жук – дерево.

За страдания, которые Кокс был вынужден претерпевать под властью генерала, ему предоставили компенсацию. 16 сентября 1869 г. он был назначен Провинциальным Великим Стюардом, а вскоре заложил основание необычно масштабной и разнообразной коллекции дополнительных степеней. Но по второму из этих поводов, как ни странно, он не испытывал особого энтузиазма, о чем свидетельствует его письмо от 31 декабря 1870 г. :

Насколько я понимаю, брат Литтл наконец получил право работать в Уставе Мицраима. А дальше что? Боже мой! Пройти девяносто степеней только для того, чтобы потом приписывать к своему имени «Сэр Рыцарь Надутиндюк» (Sir Knt. Bellowsblower)? Это будет посильнее общества «Rosi Crucis» брата Парфитта».57

К 27 февраля 1871 г. Кокс уже немного успокоился. Мало того, он уже спешно добивался неких совершенно определенных привилегий и писал, затаив дыхание:

Теперь я прошу тебя, брат Ирвин, пока ты в Лондоне, испросить для меня разрешение на получение степеней Ордена Мицраима (т. е. посвящение посредством коммуникации. — Авт.). Брат Вудман предложил мне сделать это в любое удобное для меня время, стоит только мне приехать в Лондон, и очень скоро я действительно собираюсь туда на пару недель по своим официальным делам, но я бы с огромной радостью предпочел, чтобы именно ты передал мне эти степени, потому что ты уже посвящал меня во все Ордена, в которых я состою (за исключением державного Ордена К. Кр.), так что не мог бы ты заодно посвятить меня и в 66-й градус? Я бы заплатил за разрешение на особый прием без церемоний, если нужно. Думаю, тебе также было бы нетрудно испросить для меня у брата Литтла, если и когда встретишься с ним, еще и ленту небольшого офицерского поста в Великом Совете. Мне не столько важны сам пост и почести, сколько хотелось бы показать брату Манби, что у меня есть кое-где друзья (подчеркнуто трижды. — Авт.), а также я почти уверен, что ты смог бы достать для меня у брата Эдвардса ленту великого офицера Мореходов Царственного Ковчега… Также мне очень бы хотелось получить членство в Ордене Рыцарей Гроба Господня (устав дополнительных степеней при Ордене Красного Креста Рима и Константина. — Авт.), и я убежден, что ты и так не теряешь мои интересы и мою деятельность из виду.

Завершается письмо намеком на веру Кокса в силу астрологии. За предшествующую неделю он якобы вынес «верные суждения» в каждом из пяти порученых его рассмотрению случаев, причем, он «четверых из пяти людей, обратившихся за консультацией, никогда ранее не видел и даже не подозревал об их существовании». Незадолго до этого он приобрел кристалл и 6 февраля 1871 г. писал:

Я ожидаю со дня на день подробных инструкций по работе с Кристаллом (который теперь у меня есть) от г-на Кросса58. По-моему, ты колеблешься, верить или нет оккультным наукам. У меня в этом вопросе нет и тени сомнений.

Летом и осенью 1873 г. в письмах Кокса к Ирвину содержатся упоминания некоего ритуала Рыцарей Герметического Креста. Ирвин переводил его, вероятно, с французского, а Кокс предлагал свои услуги копииста. 28 августа он спрашивал, не связана ли эта степень с Древним и Изначальным уставом Джона Яркера, а 1 октября – не является ли она степенью Устава Мемфиса, тоже Яркера59. Ирвин никак не удовлетворил его любопытство.

К 23 февраля 1874 г. Ирвин уже явно успел несколько раз намекнуть ему о существовании секретнейшего общества под названием «Орден Братьев» и о возможности ему вступить туда. В ответ на подобный намек Кокс написал ему:

Единственным желанием моего сердца было бы стать членом такого Ордена, где я мог бы изучить таинства Природы и Истины, дабы не только и не столько самому мне извлекать из этого пользу, сколько действовать во благо своих ближних. Как ты знаешь, я всегда полагал знание оккультных наук единственным верным и безопасным средством обретения истины и мудрости.

Я был бы тебе благодарен, если бы ты предложил мою кандидатуру в члены «Ордена Братьев», и я бы с радостью уплатил годовой взнос, какой скажешь, а также я принесу обязательство или клятву в твоем присутствии и под твоим руководством.

Я посылаю тебе также список некоторых степеней и орденов, в которые я прошел посвящение в масонстве и верность и истинность которых ты сам можешь подтвердить60.

Кокс определенно счел, что «Орден Братьев» является масонским. Поперек этой его масонской автобиографии написано «Не нужно». Почерк определенно не принадлежит Ирвину. 9 марта 1874 г. Кокс снова написал Ирвину, чтобы выразить радость и благодарность по случаю принятия его кандидатуры на рассмотрение в Ордене Братьев. К 28 марта он уже знает, что официально организация называется «Орденом Fratres Lucis». Также ему известно, что Ирвин незадолго до этого побывал в Париже, где, возможно, встречался с тамошними членами этого ордена. Он пишет: «Я рад был услышать, что ты встретил такой теплый прием у членов Ордена в Париже».61 Недели, однако, проходили за неделями, а нетерпеливый брат Кокс так ничего и не мог узнать про Орден, кроме его названия. Естественно, в какой-то момент он даже начал подумывать, не отвергнута ли его кандидатура. 13 июля он пишет:

С полуденным поездом я отправил тебе рукопись степени Рыцаря Герметического Креста и т. д. Мне бы хотелось задать три вопроса, а именно: