Агиология

Обвинения, которые предъявляли христианам, были под страхом пыток подтверждены ихрабами-язычниками. Это были немыслимые «Фиестовы пиры, Эдиповы связи и вообще такое, о чем нам не то что говорить, но и думать нельзя; нельзя и поверить, чтобы такое бывало когда-либо у людей». Когда распространились эти ложные слухи, «все озверели; даже те, кто раньше был к нам скорее расположен в силу дружеских связей, в ярости на нас скрежетали зубами».

Епископом Лиона был старец Пофин, которому было уже за девяносто. Но, несмотря на телесную слабость, он сам пошел к судье. «Исповедание его было прекрасно. На вопрос легата, что это за Бог у христиан, он ответил: “Будешь достоин – узнаешь”. Тогда его безжалостно поволокли, всячески осыпая ударами. Стоявшие рядом, не уважая его старости, били его руками и пинали ногами; находившиеся подальше швыряли всем, что попадало под руку: все считали преступным нечестием отстать в этом грубом издевательстве; думали, что таким образом они мстят за своих богов. Пофина, едва дышавшего, бросили в тюрьму, и через два дня он испустил дух».

В послании Лионских и Вьеннских христиан названы еще несколько имен мучеников: диакона из Вьенны Сакста, Александра, пергамца Аталла, «всегда бывшего опорой и оплотом здешних христиан», Матура, «недавно крестившегося, но доброго бойца», Бландину с пятнадцатилетним братом Понтиком.

О последней сказано: «На ней Христос показал, что ничтожное, незаметное и презренное у людей у Бога прославлено за любовь к Нему, проявленную не напоказ, а в действии. Боялись за нее все: и мы, и ее земная госпожа, сама бывшая в числе исповедников, считали, что у Бландины, по ее телесной слабости, не хватит сил на смелое исповедание. Она же исполнилась такой силы, что палачи, которые, сменяя друг друга, всячески ее мучили с утра до вечера, утомились и оставили ее. Они признавались, что побеждены, и не знали, что еще делать… По их утверждению, пытки одного вида достаточно, чтобы человек испустил дух, – не надо стольких и таких. Но блаженная, как настоящий борец, черпала новые силы в исповедании: она восстанавливала их, отдыхала, не чувствовала боли, повторяя: “Я христианка, у нас не делается ничего плохого”. Ее не только мучили, но вместе с братом приводили смотреть на страдания остальных. Бландина была казнена последней. Она, убеждавшая, как благородная мать, своих детей и проводившая их, победителей, к Царю… и поспешила к ним, ликуя о своем отходе… словно приглашенная на брачный пир, а не брошенная на съедение зверям. После бичей, встречи со зверями, раскаленной сковороды ее, наконец, посадили в ивовую корзину и бросили быку. Животное долго подбрасывало ее, но она уже ничего не чувствовала в надежде обетованного и в общении со Христом. Ее тоже закололи. Сами язычники сознавались, что у них ни одна женщина не смогла бы выдержать столько таких мучений».

В послании отмечается и такой факт: отпадших держали в тюрьме, как и остальных, и тоже пытали. «В то время отречение было бесполезно, и объявившие себя тем, чем они и были, были посажены как христиане и ни в чем другом их не обвиняли; этих же держали как убийц и развратников, и по сравнению с остальными наказаны они были вдвойне. Радость мученичества, надежда на обещанную награду, любовь ко Христу, дух Отчий – все это облегчало участь исповедников; зато отрекшихся сильно мучила совесть: когда узников выводили, то их сразу можно было отличить по виду. Исповедники шли веселые; на их лицах была печать благодати и славы… От них исходило благоухание Христово; некоторые даже думали, что они умащиваются миром; отрекшиеся шли понурые, приниженные, всякое благообразие было ими утрачено; к тому же язычники оскорбляли их как низких трусов, обвиняли в человекоубийстве… Видя это, и остальные укреплялись… не сомневаясь произносили свое исповедание». Но самое удивительное, что, когда от кесаря пришло повеление «исповедников мучить; кто отречется, тех отпустить», большинство отступников вернулось к вере. Это произошло благодаря исповедникам. «Ожившие, полные сил подходили они (бывшие отступники) к кафедре для нового допроса, и радовался Господь, не желающий смерти грешника, милостивый к кающимся». Так, по словам послания «живые оживили мертвых». Недавние отступники мужественно исповедали свою веру и были причислены к мученикам.

Кесарь велел римских граждан усечь мечем, остальных отдать зверям. После смерти всех мучеников язычники стали издеваться над их останками. Их «старательно охраняли днем и ночью, чтобы никто из наших не похоронил их. Выбросили то, что осталось от огня и звериных зубов… Одни при виде этих останков злобно скрежетали зубами, ища, чем бы еще отомстить; другие, смеясь, издевались, восхваляли своих идолов и приписывали им наказание христиан. Люди более мягкие, склонные до некоторой степени к состраданию, укоряли нас, говоря: “Где же их Бог? Какая им польза от их веры, за которую они отдали жизнь?”… И ночь не приходила на помощь, и деньги не убеждали, и мольбы не трогали: останки мучеников всячески охраняли, словно в расчете на большую выгоду от того, что не будет у них могил. Через шесть дней останки мучеников были сожжены, а пепел брошен в реку Родан, “чтобы ничего от них на земле не оставалось”».

Описывая подвиг своих братьев, лионские и вьеннские христиане подчеркивают их смирение и истинную любовь к ближним. «Многократно мучимые, бросаемые зверям и возвращаемые в тюрьму, все в ожогах, рубцах и ранах, они не только сами не объявляли себя мучениками, но запрещали нам их так называть». Они говорили: «Мы просто исповедники ничтожные» и «со слезами просили братьев усиленно молиться, чтобы им устоять до конца». Они молились за палачей и не превозносились над падшими. Исповедники, «проливая за них обильные слезы перед Отцом, просили даровать им жизнь, и Он давал ее; они отдавали ее ближним и, победив все, отходили к Богу»[338].

2. Фиваидский легион

Фиваидский легион был переброшен для преследования христиан из Фив (Египет) через Альпы в Европу. Там воины отказались выполнять свою задачу, исповедали Христа и приняли мученическую кончину. Места их подвига источники называют по-разному: Швейцарские Альпы, берега Роны в Еаллии (Франции), побережье Рейна близ Бонна и близ Кельна. Возможно, в каждом из этих мест пострадала часть легиона. В горах Швейцарии, в месте, называемом Аганаум (совр. Сен-Морис д’Аргон), впоследствии была воздвигнута базилика, а затем, в VI в., монастырь «Неусыпающих», где богослужение совершалось постоянно, по Уставу знаменитой Константинопольской обители «Неусыпающих». Один из офицеров этого легиона св. Еереон является покровителем Кельна. Его св. мощи до настоящего времени хранятся в храме рядом с Кельнским собором. Есть в Кельне и собор, посвященный св. Маврикию[339].

3. Преподобный Максим Исповедник (память 3 февраля н. ст., 580–662)

Преподобный Максим происходил из старинного и знатного рода. Родился в Константинополе, получил серьезное образование. Особенно глубоко Максим знал философию, церковную и светскую литературу. Житие сообщает, что он занимал должность первого секретаря ими. Ираклия (610–641). С юности прп. Максим отличался не только любомудрием, но и смиренномудрием, к тому же имел врожденную склонность к созерцанию. Поэтому он очень скоро оставил шумную и полную интриг придворную жизнь и поселился в Хризопольском монастыре недалеко от Халкидона, где «процветало любомудрие». Смиренный подвиг Максима стяжал ему уважение братии, и он против своей воли был избран игуменом. Но священный сан принять отказался, и всю жизнь оставался простым монахом. В монастыре прп. Максим подвизался, по-видимому, до 30-х годов VII века. Вся последующая его жизнь была посвящена борьбе с ересью монофелитства.

Преподобный Максим оставил охваченный ересью Константинополь. Одно время он жил в Северной Африке. Главным событием этого периода был успешный спор с низложенным Константинопольским Патриархом-монофелитом Пирром в 645 г. Сохранилась подробная запись этого спора. В 646 г. под влиянием прп. Максима в Африке монофелитство было осуждено на Поместном Соборе. Здесь он познакомился и подружился со св. Софронием Иерусалимским (634–644), единственным Патриархом, оставшимся верным Православию.

Затем Максим отправляется в Рим. В 649 году по его совету папа Мартин созывает Собор, известный под именем Латеранского. Собор решительно отверг новую ересь, Патриархи-монофелиты Кир, Сергий, Пирр и Павел были отлучены и преданы анафеме. За это защитники Православия, как ослушники воли императора, подверглись суровой каре. В 653 году св. папа Мартин и Максим были схвачены. Папа после торопливого суда сослан в Херсонес, где в 655 году умер, замученный голодом. Преподобного Максима (которому тогда было более 70 лет) судили в Константинополе как возмутителя церковного и гражданского мира. Суд был пристрастный и неправедный, обвинитель и присутствующие были исполнены ненависти к Максиму. В его адрес звучали клевета и оскорбления, выступали лжесвидетели. В житии сохранился подробный и яркий рассказ об этом судебном процессе, записанный со слов ученика Максима – Анастасия, арестованного вместе с ним. В преподобном Максиме светских защитников ереси больше всего раздражала его духовная независимость и отрицание права царя вмешиваться в вопросы веры. «Не дело царей, но дело священников исследовать и определять спасительные догматы Кафолической Церкви», – говорил Максим. Обвинителей раздражало и то, что в спокойном сознании своей правоты он, простой монах, противоборствовал Патриархам и множеству других представителей церковной иерархии. На это преподобный отвечал, что если бы даже ангел с небес проповедовал ересь, он, Максим, все равно стоял бы за истину. С ним долго и настойчиво спорили, и на все обвинения он давал мудрые и спокойные ответы. Когда же еретики увидели, что он остается непреклонным, был вынесен приговор о ссылке (во Фракию). Но и там Максим продолжал писать против монофелитства и волновать умы. В 662 году его снова привезли в Константинополь. Преподобного Максима, тогда уже 82-летнего старца, вновь безуспешно убеждали отказаться от своих убеждений. Затем ему, папе Мартину и Патриарху Софронию произнесли анафему, и прп. Максима с двумя учениками было велено подвергнуть жестоким истязаниям. Их били воловьими жилами, прп. Максиму и одному из учеников отрезали язык и правую руку, возили по городу с поруганиями. После этого преподобный был вновь выслан из Константинополя. Его отправили на Кавказ, в крепость Схимарис, находившуюся на территории современной Грузии, где он вскоре умер (662 г.).

О жизни прп. Максима сохранилось много сказаний. Это свидетельствует о том, что страдания и подвиг этого непреклонного защитника истины произвели сильное впечатление на современников. На месте кончины преподобного, в Грузии, о нем сохранилась благоговейная память. После победы Православия на VI Вселенском Соборе был по достоинству оценен и великий мученический подвиг Максима. Его глубоко почитали в Византии не только как непоколебимого ревнителя Православия, но и как автора серьезных богословских и аскетических трудов. Житие отмечает, что при всех бурных событиях своей жизни «даже и на малое время не переставал он составлять сочинения». Преподобный Максим был не только богословом, но и мистиком, учителем созерцания, его богословские взгляды являются плодом духовного опыта[340].

Большинство творений прп. Максима представляет собой богословские отрывки, заметки, «главы». В ряду его сочинений, в первую очередь, отмечают размышления по поводу «трудных мест» Священного Писания: «Вопросоответы к Фаласию», комментарии на 59 псалом и молитву Господню. Самым крупным богословским трудом преподобного Максима является собрание очерков о «трудных местах» у свт. Григория Богослова и св. Дионисия Ареопагита – «Амбигвы». Весьма значительным в богословском отношении объяснением Божественной Литургии является его «Тайноводство» или «Мистагогия», написанное под влиянием Ареопагитик. Вопросам духовной жизни посвящены 400 глав «О любви», 200 глав Богословских и домостроительных, Послание к епарху Георгию о гордости и др. Основные христологические взгляды по поводу заблуждения монофелитства изложены прп. Максимом в его «Диспуте с Пирром». Многие письма преподобного представляют собой догматические послания по поводу ереси монофизитства. Влияние прп. Максима чувствуется во всех областях позднейшей византийской письменности[341].

4. Феодор и Феофан Начертанные (память 27 декабря/11 октября)

Феодор и его младший брат Феофан родились в Иерусалиме, в семье пресвитера. Получив хорошее образование, они стали монахами в Лавре прп. Саввы Освященного. Феодор был рукоположен в священный сан.

Во время иконоборческих гонений при ими. Льве Армянине (813–820), по благословению Иерусалимского Патриарха, Феодор и Феофан прибыли в Константинополь. Они бесстрашно отстаивали иконопочитание перед высшими сановниками и императором, за что были жестоко избиты и отправлены в заточение. Когда Лев Армянин был убит заговорщиками, новый император Михаил освободил исповедников. Михаил, как и Лев, был противником иконопочитания, но никого не преследовал и жил, погруженный в мирскую суету. Феодор и Феофан остались в столице и снова стали проповедовать в защиту святых икон. Вскоре, по велению советника царя, а впоследствии Патриарха иконоборца Иоанна Грамматика (932–942) братья были арестованы и высланы из Константинополя.

При императоре Феофиле (829–842) гонения на почитающих св. иконы возобновились. Феодора и Феофана привезли в Константинополь, жестоко били, требуя отказаться от своих убеждений, и потом опять сослали. Через два года их вновь привезли в столицу, опять истязали, а в завершение мучений вырезали у них на лицах раскаленными иглами оскорбительные стихи. Исповедники снова были сосланы. Феодор умер в заточении около 840 года. А Феофан после смерти императора Феофила вместе с другими исповедниками был освобожден благочестивой императрицей Феодорой и впоследствии стал митрополитом г. Никеи. Таким образом, братья были мучимы и гонимы иконоборцами в общей сложности более 20 лет (817–842).

Феофан оставил после себя много сочинений в защиту Православия; в особенности он известен, как творец канонов, число которых достигает 148. Лучшие каноны его – канон на Неделю Православия, каноны апостолам и об усопших. Умер он около 843 г.

Памятниками просветительной деятельности св. Феодора являются оставшиеся после него поучения. Ему же приписываются «Размышление о почитании икон» и книга «О православной вере».

5. Святые русские князья – мученики и страстотерпцы

Русские князья-мученики[342]

Лишь краткая летописная запись сохранила память о подвиге рязанского князя Романа Ольговича, претерпевшего ужасную смерть в Орде в 1270 г. Татары «отрезаша ему язык и заткоша уста его убрусом, и начаша резати его по суставом и метати розно, персты все обрезаша и у ног и у рук, и устне и уши, и прочая составы разрезаша, и яко остася труп един, они же отодраша кожу от главы его и на копие воткнута». Казненный по обвинению в хуле на татарскую веру и после отказа принять ее, он называется в летописи «новым мучеником», подобным Иакову Персидскому и кн. Михаилу Черниговскому.

Князь Василько (Василий) Константинович был взят в плен после битвы при Сити (1238) и убит татарами в Шеренском лесу. Татары принуждали его «в поганской быти воли их и воевати с ними». Князь отверг это предложение, «брашна и пития их не прия». Как видно из приводимых в летописи слов его, в его сознании дело шло об «отлучении от христианския веры»: для русских людей вкушение пищи с язычниками было уже вероотступничеством. Перед смертью князь сурово укоряет татар за «погубление многих душ без правды». Готовясь к смерти, он кается в своих грехах, – в них он видит и причину своей «беды». Приводятся его умиленные молитвы, в которых, как и в описании предсмертных слез его, нельзя не видеть влияния жития св. Бориса: «он же разливашеся слезами… лицо же его бе уныло от многого томления поганых».

Сказание о св. Михаиле Черниговском, составленное современником, вошло в летопись. Это не житие в собственном смысле, а повесть о «мучении», лишь с кратким житийным введением. Во введении говорится о любви князя к Богу с юности, о кротости и милосердии к «убогим» и о презрении им суетной славы, которая «хужше (тоньше) паутины» (из жития св. Бориса). Во время Батыева нашествия, Михаил убил «царских» послов и бежал в Угры. Вернувшись в разоренный Киев, он едет в Орду по требованию Батыя. Его смерть могла бы быть понята как политическое наказание, но особые обстоятельства, с нею связанные, делают ее актом христианского мученичества. Князь не обнаружил героизма во время военной опасности. Он бежал, оставив без обороны Киев, подведенный им самим под гнев Батыя. Теперь он едет добровольно в Орду на верную смерть. Он знает, что русские князья и бояре в Орде должны проходить «сквозь огнь и поклониться кусту и огневи и идолом их». Его отец духовный Иоанн убеждает «не прельщаться славою света сего, не кланяться кусту… и не принимати ничто же в уста своя скверны». Михаил и его боярин Феодор объявляют себя готовыми пролить свою кровь за Христа и за веру христианскую. Иоанн посылает их на смерть: «Вы будете в нынейший век новоявленные мученики Христовы».

В Орде Батый хочет с помощью обещаний уговорить князя подчиниться обычаю, по примеру прочих князей. Михаил отвечает словами, в которых резко разделяет (в отличие от других ордынских мучеников) религиозное и политическое: «Тебе царю кланяюся, понеже ти поручил Бог царствие света сего; а ему же сии кланяются, то аз не кланяюсь». Находившийся в Орде внук его Борис, кн. Ростовский, и бояре умоляют его покориться; бояре обещают даже принять на себя его вину: «Вси за тя епитимью приимем, княже, со всею областию своею». Михаил отвечает: «Не хошу только именем зватися христианин, а дела творити поганых». Умирая, князь с Феодором поют о подвиге мучеников. Чудесные знамения прославляют их кончину. Тела их лежали много дней «неврежени», над ними «столп огнен явися… и пение ангельское слышаху».

Тверской князь Михаил погиб жертвой политической интриги Юрия Московского, своего соперника в борьбе за великое княжение. Сказание подчеркивает его бескорыстие и даже смирение в этой борьбе. Он руководится во всех своих поступках, и в войне и в мире, благом своего народа. Когда Юрий вступает в союз с татарами, Михаил отступается от великого княжения, оставляя себе лишь удельную Тверь: «но в мою опришнину не вступайся». Татары, пришедшие с Юрием и Кавгадыем, начинают притеснять людей и угрожать Твери. Епископ и бояре дают совет Михаилу обороняться: «перед своим сыновцем (племянником) смирение сотворил еси… а ныне пойди противу им». И князь Михаил идет на брань, ссылаясь на евангельский завет: «Иже аще кто положит душу свою за други своя, то велик наречется в Царствии Небесном: нам же ныне не за един друг, не за два человека положити души своя, но за толико народа в полону суща, а инии избиени суть, а жены и дщери осквернена суть от поганых, и ныне за толико народа положим души своя, да вменится нам слово Господне во спасение». Михаил побеждает московско-татарскую рать, но, ожидая ханского гнева, решает идти в Орду судиться с Юрием. Он предчувствует свою гибель, но хочет отвратить ею татарский погром от своей земли. Как и тезка его, Михаил Черниговский, он благословляется у отца духовного (тоже Иоанна). Князя отговаривают от опасного пути, но он отвечает: «Видите, чада моя, якоже не требует царь вас, детей моих, и ни иного которого, разве мене, но моя главы хощет. Аще бо аз где уклонюсь, то вотчина моя вся в полону будет, множество христиан избиени будут; аще ли после того умрети же ми есть, то лучше ми есть ныне положити душу свою за многие души».

Всю дорогу от Владимира князь постится от воскресенья до воскресенья и причащается Святых Таин. В Орде, в оковах и с тяжелой колодкой на шее, он утешается неустанным чтением псалмов. «Вся нощи не даяша сна очима своима, да не воздремлет, не уснет храня его ангел». Днем он находит еще возможность утешать своих друзей «светлым и веселым взором». Тягчайшее унижение он переживает, когда враг его Кавгадый, поставив его на коленях, в колодке, издевается над ним на площади в присутствии множества народа. «И оттоле бяше очи его полны слез». Уже готовясь к смерти и причастившись, он отказывается от бегства, которое предлагают ему верные бояре. В отказе слышится отзвук слов св. Бориса, под пером Нестора: «Аще бо аз един уклонюся, и люди своя оставив в такой беде, то кую похвалу приобрящу?» Его убивают в палатке люди кн. Юрия. «Романец» ножом вырезывает его сердце. Сам Кавгадый не выдерживает и советует московскому князю прикрыть наготу убитого дяди. Как над Михаилом Черниговским, знамения совершаются над телом мученика, которое перевозят в Тверь и там находят «не истлевшим».

Князья-страстотерпцы Борис и Глеб, Игорь Киевский и Андрей Боголюбский

По мнению Е. Федотова, подвиг страстотерпцев – «это национальный русский подвиг, подлинное религиозное открытие новокрещеного русского народа»[343]. Первые страстотерпцы, сыновья св. кн. Владимира – свв. Борис и Глеб, появились на Руси вскоре после принятия христианства. Их подвиг описан в нескольких памятниках древнерусской литературы[344].

Наиболее ярко евангельские мотивы подвига святых князей раскрыты в «Сказании, страсти и похвале свв. мучеников Бориса и Глеба». Автор этого сочинения показывает, что князья не ищут смерти, но принимают ее как от руки Божией, со смирением преклоняясь перед тем, что посылает им Господь.

«Тот (Святополк. – Е. Н.), чувствую, о мирской суете печется и убийство мое замышляет, – размышляет св. кн. Борис. – Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: “Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”». И далее, пытаясь преодолеть «смертную скорбь», Борис «утешает сердце свое» словами Писания: «Тот, кто пожертвует душой своей ради Меня и Моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». Утром накануне убийства Борис молится: «Господи Иисусе Христе! Как Ты… собственною волею давший пригвоздить Себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня принять страдание»[345].

А вот предсмертная молитва св. Глеба: «Помню слова, сказанные Тобою Своим апостолам: “За имя Мое, Меня ради поднимут на вас руки, и преданы будете родичами и друзьями, и брат брата предаст на смерть, и умертвят вам ради Имени Моего”… Смотри, Господи, и суди: вот готова моя душа предстать пред Тобою, Господи! И Тебе славу возносим, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь»[346]. Мысль этой молитвы Г. Федотов объясняет так: «Думается, в полном согласии с древним сказателем, мы можем выразить предсмертную мысль Глеба: всякий ученик Христов оставляется в мире для страдания, и всякое невинное и вольное страдание в мире есть страдание за Имя Христово. А дух вольного страдания – по крайней мере, в образе непротивления – торжествует и в Глебе над его человеческой слабостью»[347].

Описанием человеческой слабости святых князей перед смертью в «Сказании» подчеркивается идея жертвы, отличная от героического мученичества. Образцом этой жертвы для братьев служит Христос, смиренно и кротко предающий Себя безвинной Жертвой за спасение мира. Борис и Глеб сознают сходство своих страданий со Страстями Христа, как и Он, чувствуют себя «овцами, веденными на заклание», и поэтому принимают свои мучения с благодарностью.

Из трех указанных выше источников именно «Сказание» пользовалось наибольшей популярностью в Древней Руси. На 159 известных его списков приходится всего 30 рукописей «Чтения» Нестора. Это свидетельствует о том, что именно в «Сказании» наиболее точно отражено древнее церковное и народное понимание подвига Бориса и Глеба. Это понимание находит свое подтверждение и в древнерусской гимнографии.

Церковные службы, слагавшиеся на Руси святым князьям, начиная со службы канонизировавшего их митрополита Иоанна, содержат указания на те же мотивы подвига: «Христа ради остависта тленную славу земную. Царство возненавидевше и неправедное убийство претерпевше, никакоже противляшеся заколяющему вы брату…», «Заколенна нескверному Агнцу, пожранному нас ради Спасу душ наших»[348].

В лике святых страстотерпцев Русская Церковь почитает еще нескольких святых. Это святые благоверные князья Игорь Киевский, Андрей Боголюбский, Михаил Тверской.

Князь Киевский Игорь Ольгович был убит киевлянами в 1147 г. Свергнутый с Киевского стола, после 12-дневного княжения, Изяславом, он сидел в «порубе», т. е. в темнице. Тяжко заболев, он просит о разрешении принять схиму: «Пусти мя, брате, пострищися, зане была ми на се мысль еще и во княжении моем: ныне же в нужи сей болен есмь вельми и живота си не чаю». Но после пострижения (с именем Георгия) князь выздоровел и последние месяцы жизни провел в Киевском Феодоровском монастыре. В сентябре 1147 г. киевляне, не любившие его, как и Ольговичей вообще, составили вече и решили убить Игоря. Напрасно уговаривал их митрополит, князь и бояре. Толпа ворвалась в монастырь и выволокла инока Георгия из храма во время Литургии. Князь Владимир с братом отбили у толпы ее жертву и привели во двор своей матери. Но народ вломился во двор и убил несчастного в сенях терема. Потом толпа надругалась над телом: привязали за ноги веревки и, протащивши через город, бросили на Подоле нагим и окровавленным. Во время погребения его гроза и другие знамения напугали киевлян и вызвали полный перелом в отношении к нему. Уже тогда многие начали чтить его как святого. Через три года тело князя перевезено в родной Чернигов, где новое чудо удостоверило его святость. Мы не имеем отдельного жития князя Игоря; рассказ о его убиении находим в летописи[349].

Отметим, что к лику святых страстотерпцев может быть причислен и тот христианин, который при жизни не являл собой образец святости во всей полноте. Особенно ясно это видно на примере св. Андрея Боголюбского. Известно, что он был замечательным государственным деятелем, много сделавшим для свой родины. Благодаря ему центр русской государственности и культуры был перенесен из Киева на север. Его можно причислить к основателям Российского государства. С именем св. князя Андрея связано перенесение на север величайшей святыни – Владимирской иконы Матери Божией, которая стала так называться именно после перенесения ее во Владимирский Успенский собор. С его именем связано появление Боголюбской иконы и основание монастыря в Боголюбово, строительство знаменитого храма Покрова на Нерли и установление праздника Покрова Божией Матери, установление праздника Происхождения Честных древ Животворящего Креста Господня (14 авг. н.ст.). Но в жизни Андрея Боголюбского были и поступки, несовместимые с нашим понятием о святости. На его совести – разгром Киева и поругание его святынь в 1169 г., поход на Новгород в 1170 г., во время обороны которого Пресвятая Богородица явила новгородцам Свое чудесное заступление[350]. Тем не менее, этот князь канонизирован.

Автор сказания о нем «называет князя святым, мучеником, страстотерпцем», сравнивает его со святыми Борисом и Глебом, из жития которых делает заимствования. Он прославляет благочестие князя, его усердие к Церкви, построение храмов. Особо отмечается его милостыня – чертами, напоминающими князя Владимира: «веляше по вся дни возити по городу брашно и питие разноличное больным и нищим на потребу». Автор представляет своего князя, подобно Борису и Глебу, готовым на мученическую смерть: «вражное убийство слышав наперед… и ни во что же вмени». Правда, как видно из описания автора, князь геройски защищается от своих убийц, но недаром он перед смертью вспоминает Горясера, зарезавшего Глеба. Ночное нападение на безоружного, убийцы из числа его близких, им облагодетельствованных слуг, ужасная сцена борьбы, многочисленность ран, предсмертная молитва недобитого князя – все вызывает ужас и сострадание, как к закалаемому «агнцу». Плач верного Космы над нагим, брошенным телом вторит заплачкам Борисова жития»[351]. Можно предположить, что в церковном сознании кончина князя от рук предателей, прежде им облагодетельствованных, расценена как искупление и очищение прежде соделанных грехов.

6. Святые Гавриил Слуцкий и Артемий Веркольский

11/20 апреля 1690 г., когда мать шестилетнего Гавриила понесла мужу обед в поле, в дом забрался иудей – арендатор, по прозвищу Шутко. Он приласкал дитя и тайно увез его в Белый Сток, где младенца предали мучению. Иудеи посадили младенца Гавриила в подвал, где при помощи острых орудий проткнули ему бок для выпускания крови. После чего младенец-мученик был распят на кресте, установленном в корыте, и исколот острыми орудиями для выпускания остатков крови.

В тропаре св. младенцу Гавриилу говорится: «Святый младенче Гаврииле, ты за Прободеннаго нас ради от иудей люте от онехже в ребра прободен был еси, и за Истощившаго кровь Свою за нас все тело твое на истощение крове в лютыя язвы предал еси, ныне же во славе вечней с Ним вселился еси».

Артемий Веркольский († 1545) – крестьянский мальчик из Архангельской губернии, убитый молнией в двенадцатилетнем возрасте. Житие его, написанное в 20-х годах XVII в., свидетельствует, что с 5 лет Артемий «начат лишатися детского обычая и возненавидел игры детские». Эта стереотипная в русских житиях черта в данном случае получает свое полное значение. Мальчик уже участвует в сельских работах, и это его «земное дело» дает автору жития повод к рассуждению о святости земледельческого труда, в сравнениях с ветхозаветными праведниками. Гроза, которая застала отрока в поле за работой, изображается с такой стихийной мощью, что за ней, как в житиях юродивых, чувствуется явление силы Божией. «Блаженный ужасеся и от того великого ужаса и грому испусти дух». Смерть от грозы, напрасная смерть, без покаяния, допускает различное религиозное толкование. Житие приводит слова Писания: «Аще гнев Божий или молния и гром поразят человека, и Аз Сам сужду рабу Моему». Веркольские жители похоронили Артемия в лесу, не на кладбище – очевидно, под влиянием этих религиозных сомнений. Но через 35 лет, в следующем поколении, суд Божий решает дело в пользу святости Артемия. Над его могилой видят свет, переносят тело в церковь, и здесь совершаются чудеса[352].

7. Преподобномученики Афонские

Прежде чем рассказывать о подвиге этих святых, следует сказать несколько слов о тех монастырях, в которых они подвизались.

Святой монастырь Ватопед находится на холме над самым морем на северо-восточной стороне Афонского полуострова. Он был основан около 972–985 гг., вероятно, тремя богатыми и знатными людьми: Афанасием, Николаем и Антонием. Они прибыли сюда жить монашеской жизнью во времена св. Афанасия, основателя Великой Лавры. С XI в. и до настоящего времени Ватопед занимает второе по значению место среди святогорских монастырей (после Великой Лавры). В XII и XIII столетиях монахами Ватопеда были самые чтимые сербские святые – Савва и его отец Симеон. В XVII в. много пожертвований в монастырь сделал сербский государь Стефан Душан. В следующем столетии сербские правители продолжили благочестивую практику Стефана пожертвований монастырю. В XV столетии в числе братии Ватопеда был св. Максим Грек. В 1749 г. здесь открылась знаменитая Афонская академия, которая давала образование в трудные для Греции времена.

В разное время в число его владений вошел ряд других монастырей: Халкей, Вериот, Иеропатор, Калец, св. Димитрия, Ксистр, Триполит и Трохал.

Среди сокровищ Ватопеда наиболее известен пояс Пресвятой Богородицы. Монастырь хранит много одеяний и священных сосудов, необыкновенных по красоте и изяществу отделки, а также множество чудотворных икон Пресвятой Богородицы, таких как Всецарица, Елеоточивая, Ктиторская и Закланная. Библиотека содержит приблизительно 2000 рукописей, 25 свитков, значительное количество документов и печатных книг – более 35 000.

Монастырь Зограф, как гласит предание, был основан в X в. тремя братьями-монахами родом из Охриды: Моисеем, Аароном и Иоанном. Между ними возникло несогласие по поводу того, какому святому или празднику посвятить обитель. Преподобный Моисей предлагал построить ее во имя Пресвятой Богородицы, прп. Аарон – свт. Николая, а прп. Иоанн – вмч. Георгия. После долгих споров они заперли в храме иконную доску, покрытую левкасом, и встали на молитву. Утром, открыв храм, они с удивлением увидели, что на доске изобразилась икона вмч. Георгия, в честь которого и был освящен монастырь.

История почти ничего не говорит о судьбе монастыря вплоть до XIII в. Причиной тому – пожары, уничтожившие монастырские архивы. К этому времени обитель была уже почти полностью населена болгарскими монахами. Обитель неоднократно разрушалась пиратами, но всегда быстро восстанавливалась благодаря щедрой помощи византийских императоров.

До середины XIX в. наряду с болгарами в монастыре жили сербы и немало греков. В эту эпоху службы велись и по-гречески и по-славянски. Но постепенно обитель стала почти исключительно болгарской. Знаменательно, что в годы разрыва общения Болгарской Церкви с Константинопольской братия монастыря осталась под омофором Константинопольского Патриарха.

Главные святыни монастыря – нерукотворный образ вмч. Георгия, а также икона Пресвятой Богородицы, именуемая Акафистной.

Библиотека содержит 126 греческих и 388 славянских рукописей и приблизительно 10000 печатных книг. Сейчас Зографский монастырь занимает девятое место в иерархии святогорских обителей[353].

Подробное сказание о мучениках ватопедских и зографских находится в зографской рукописи – «Повести о нашествии папистов на Святую Гору»[354] и ряде других документов. Событие это датируют 1276 (или 1280) годом. Оно относится к периоду правления императора Михаила Палеолога (1259–1282) – способного полководца, выдающегося государственного деятеля и необыкновенно талантливого, изворотливого и коварного дипломата. В 1261 году он, будучи Никейским императором, отнял у латинян Константинополь и восстановил Византийскую империю. Угроза нового крестового похода и другие политические проблемы заставили его пойти на союз с Римом. В 1274 году в Лионе греческая делегация подписала унию, в которой признавалось главенство папы, филиокве, догматическая верность учения о чистилище[355]. Практически вся империя, и Церковь, и народ унию отвергли. В числе противников унии были и афонские монахи.

В «Повести» говорится о разорении Афона латинянами, направлявшимися к Константинополю. Сначала католики предлагали монахам присоединиться к ним. В нескольких монастырях, например, в Лавре св. Афанасия и в Ксиропотаме, монахи согласились войти в ними в общение. Обители эти избежали разорения, но были наказаны Богом[356]. А в других монастырях – Иверском, Ватопедском и Зографском – иноки засвидетельствовали свою верность Православию мученичеством.

Так, монахи Иверской лавры[357] предали латинян проклятию. За это старейшие из них были посажены на монастырский корабль и потоплены вместе с ним. А с молодых монахов совлекли их иноческое облачение и продали в рабство иудеям. Память иверских мучеников совершается 13 мая ст. ст.

В Ватопедской обители католики нашли только больных и престарелых. Остальные скрылись, «чтобы сохранить веру и не оскверниться с богомерзкими». Латиняне убили оставшихся в монастыре иноков, затем нашли в окрестностях монастыря настоятеля и остальных и стали их уговаривать присоединиться к Римской Церкви. Монахи отказались и были повешены на том тесте, где их нашли. И поныне оно называется Фурковуни, что значит «Виселичная гора».

Иноки монастыря Зограф узнали о приближении врагов от Самой Матери Божией, Которая явилась некоему старцу, жившему недалеко от обители. Игумен Зографа Фома предложил тем, кто чувствует себя готовым к мученичеству, остаться с ним в обители, а остальных благословил уйти, «чтобы не впасть в грех хулы через отречение от своей веры». Часть братии скрылась в дебрях и ущельях, а игумен и оставшиеся с ним закрылись в башне (их было 26 человек: 22 монаха и 4 мирянина). Автор «Повести» подчеркивает, что сделали они это «не из боязни, но чтобы воспользоваться временем для обличения беззаконной ереси».

Когда подошли латиняне, игумен Фома стал убеждать их в правоте Православия, напоминал слова Спасителя об похождении Святого Духа от Отца (Пн.15.26) и соборное решение о проклятии тех, кто дерзнет изменить Символ веры. «Но для беззаконных католиков, – повествует рукопись, – эти слова блаженных мужей были так же неприятны, как для волков камни из пращи». Латиняне подожгли башню. Все исповедники погибли в пламени, кроме одного, екклезиарха Парфения. Он был снесен пламенем на землю и прожил еще 30 дней, успев рассказать о происшедшем оставшимся в живых зографским инокам. Это случилось 10 октября. В 1873 году на месте башни, в которой погибли мученики, был воздвигнут памятник кенотаф (символическая гробница).

После этого латиняне рассеялись по всему Афону, разоряя и грабя все на своем пути. Вторгшись в Карею[358] они сожгли и разрушили протат[359], не оставив никого в живых. Прота, обличавшего латинян в ереси, после многих истязаний повесили перед протатом на месте Халкос, а иноков, скрывавшихся вокруг Карей в келиях, убили мечами.

Память карейских мучеников 5 декабря.

8. Балканский преподобномученик Иларион Новый (память 20 сентября ст. ст., † 1804)

Святой Иларион был родом с Крита, из благочестивой христианской семьи, в крещении назван Иоанном. Поступив в услужение к одному купцу, юноша был несправедливо обвинен в растрате и должен был заплатить большую сумму денег. Родственники отказались ему помочь, и тогда он обратился к матери султана. Его обещали выручить при условии принятия ислама. Иоанн согласился. Один из высокопоставленных вельможей усыновил его и включил в число придворных служителей. Через несколько дней юноша пришел в себя, раскаялся в своем поступке и бежал. Свой грех он хотел искупить, приняв смерть за исповедание христианства. Но духовник не благословил юношу тотчас идти на этот страшный подвиг и велел отправиться на Святую Гору Афон и приготовить себя к мученичеству.

Иоанн был принят в скит Святой Анны и пострижен в монашество с именем Иларион. Он подвизался по всем строгим монашеским правилам. Но желание пострадать за Христа не покидало его. Иларион стал просить своего старца Виссариона благословить его на этот подвиг. Старец, видя молодость Илариона (ему было 16 лет), долго отклонял его просьбу. Наконец, по совету других старцев, а также бывшего в то время на Афоне Вселенского Патриарха Григория, он благословил юношу на подвиг мученичества. В скиту Святой Анны стали непрерывно молиться за него.

А Виссарион и Иларион вместе отправились в Константинополь. Ночь с субботы на воскресенье они провели в бдении и молитве. В воскресенье Иларион причастился Святых Таин и пошел во дворец, в котором он отрекся от Христа. Юноша встретился с усыновившим его вельможей и стал убеждать его в правоте христианства. Илариона стали склонять к отречению от христианства, сначала ласками, затем пытками. Он был осужден на казнь, и последними его словами было исповедание христианской веры, которое велел ему читать старец Виссарион. Тело мученика было с честью погребено на о. Проте. Святые мощи прп. Илариона Бог тотчас прославил чудесами[360].

9. Косовский Завет

Почти в одно время с Куликовской битвой, на Балканах в 1389 году 15 июня произошло другое великое сражение – на Косовом поле, имевшее столь же судьбоносное значение для сербского народа. По преданию, благоверному сербскому князю Лазарю накануне битвы явился Ангел и поставил его перед выбором, предложив ему либо земное царство и победу над турками, либо мученичество, Царство Небесное и обетование, что народ сербский до скончания веков будет стоять в Православии. Лазарь выбрал второе, и все его 77-тысячное войско поддержало этот выбор. Так был заключен Косовский Завет, направивший к святости всю историю Сербии.

На следующий день после Божественной Литургии, на которой все войско причастилось, оно вступило в бой с огромной армией турецкого султана Мурада. Все сербские воины с князем Лазарем приняли мученическую смерть за Христа на Косовом поле. Народные сказания повествуют, что сербиянки не плакали по убиенным мужьям и сынам, но с гордостью говорили, что те «увенчаны венцами мученическими светлыми».

Косово, подобно Куликову полю, знаменовало начало новой эпохи жизни нации, как бы ее второе рождение. Но если с Куликовской битвы началось освобождение Руси от монгольского ига, то после Косовской битвы начался захват Сербии турками. Сербское воинство потерпело земное поражение, но Косовская битва стала для сербов символом духовного подвига, символом послушания сербского народа воле Божией. Более того «Косовский Завет» стал путеводной звездой, нравственным императивом в жизни всякого серба. «Мы выбрали Царство Небесное!» – можно услышать из уст серба, даже прожившего всю жизнь в Штатах или в Латинской Америке. Сербы считают, что Косово подобно Голгофе, и после него обязательно будет воскресение.

Конечно, за 600 лет было немало сербов, отступивших от Косовского Завета и выбравших «царство земное». Но отступившие, по сути, перестали быть сербами. Поясним, почему. Положение православных под турецким владычеством, как известно, было крайне тяжелым. В любой момент каждый серб мог лишится всего: дома, имущества, жены, детей, да и своей жизни. Православные должны были ежегодно отрабатывать сто дней на турецкого султана. Сербские мальчики отбирались у родителей для янычарских школ. Происходила усиленная исламизация населения. Сербские земли заселялись турками и албанцами, а принявшие ислам христиане получали дом, землю, скотину за счет своих вчерашних братьев. Время от времени сербы поднимали восстания против захватчиков, и тогда турки интенсивно использовали против повстанцев карательные отряды из новоиспеченных мусульман. Нечто подобное происходило и в сербских землях, захваченных австрийцами. Там католические ксендзы почти теми же методами перекрещивали православных.

Так возникли два народа-мутанта: хорваты и боснийцы-мусульмане. И по языку, и внешне они славяне, но мироощущение и нравственные ценности у них совсем другие. С одной стороны, конечно, это национальная трагедия. А с другой стороны, сербы просеивались в течение пятисот лет, как пшеница, и все корыстные и трусливые среди них отсеивались, как шелуха. Немного в мире народов, прошедших такой отбор и отсев. И в освободительную войну с Турцией, и в Первую, и во Вторую мировые войны сербы подтвердили свой древний выбор, предпочитая смерть капитуляции, Царство Небесное – земному благополучию[361].

10. Китайские мученики

Восстание ихэтуаней, также известное под названием «боксерское» благодаря неправильному переводу китайских языковых реалий английскими синологами, оставило в истории начала XX века страшный кровавый след.

Одним из мучеников был 8-летний мальчик Иоанн, сын священника Митрофана (Цзи Чун), рукоположенного свт. Николаем Японским и тоже зверски убитого восставшими. 10 июня вечером, когда убили о. Митрофана, боксеры разрубили Иоанну плечи и отрубили пальцы на ногах. Невесте брата его Исаии удалось спрятать Иоанна. На утро он без одежды и обуви сидел у входа и на вопрос людей: «больно ли ему», отвечал: «не больно». Мальчишки издевались над ним, называя его «последователь диавола», но он отвечал: «Я – верующий в Бога, а не последователь диавола». Он привык так отвечать, так как язычники постоянно называли христиан дьявольскими последователями. Иоанн просил у соседей воды, но они не только не дали ему, но и прогнали. Знакомые видели этого мальчика с израненными плечами и ногами; раны были в вершок глубины, но он не чувствовал боли и, будучи опять взят боксерами, не обнаруживал страха и спокойно шел. Один старик выражал о нем сожаление, говоря: «Чем виноват этот мальчик? Вина родителей, что он стал дьявольским последователем». Другие поднимали его на смех и поносили или просто бросали на него презрительные усмешки. Так он был веден, как агнец на заклание[362].

11. Святые мученицы Евпраксия Рязанская и Яглика Пивская

Известие о св. мц. Евпраксии и ее супруге св. кн. Феодоре Юрьевиче содержится в «Повести о разорении Рязани Батыем». «Безбожный царь Батый, – пишет древнерусский автор, – льстив бо и немилосерд… охапися лестию не воевати Рязанскиа земли. И яряся-хваляся воевати Русскую землю. И нача просити у рязанских князей дщери или сестры собе на ложе». Батый как бы говорит так: «Я оставлю вам вашу Рязанскую землю – ваши дома, ваши поля. Но я возьму за это всю Русскую землю – оскверню, возьму ваши души».

Зная о красоте супруги князя Феодора, Батый говорит ему: «Дай мне, княже, веде, ты жены твоей красоту». Благоверный князь смеется над его просьбой, потому что знает: ведать красоту супруги его, красоту ее души, красоту ее христианского сердца невозможно в плотском грехе. Для того чтобы изведать такую красоту, нужно самому стать христианином, самому неизмеримо возрасти духовно и стяжать дар целомудрия и чистоты. Князь Феодор приехал просить о земной жизни, о земном благополучии Рязанской земли. Но завоеватель немыслимую цену запросил за это – чистую русскую душу, познавшую Христа и предвкусившую радость Царства Его. И князь ответил: «Не полезно бо есть нам християном тобе нечестивому царю водити жены своя на блуд. Аще нас приодолееши, то и женами нашими владети начнеши». Пусть лишимся мы жизни, говорит этим князь Феодор, но сохраним мы свое целомудрие, не отвергнемся ради греха своего спасения.

Батый казнит князя Феодора, а молодая княгиня Евпраксия, узнав о его гибели и понимая, что ее ждет, «абие (тотчас) ринуся из превысокого храма своего с сыном своим со князем Иваном на среду земли, и заразися (разбилась) до смерти».

Город, впоследствии построенный на месте гибели княгини Евпраксии, до сих пор носит название Зарайск, а свв. князья Роман, Евпраксия и младенец Иоанн прославлены Церковью как мученики Зарайские (память 21 декабря и 10 июня с Собором Рязанских святых).

Св. Евпраксии Рязанской, в отличие от древних мучениц, не грозили даже никакие пытки, напротив, ее ждала роскошная жизнь в ханских покоях. Но она предпочла смерть жизни во грехе. Ей, как и мученице Пелагии, удалось совершить задуманное. Святитель Иоанн Златоуст, как мы помним, поясняет, что это является свидетельством благоволения Божия к мученице. При анализе подвига св. Евпраксии следует задуматься и о том, почему она бросилась с терема не одна, но взяв на руки маленького сына? Ответить на этот вопрос можно так: «Княгиня боялась, что сын ее попадет в плен к Батыю и вырастет нечестивцем, погубив тем самым свою бессмертную душу. Она желает сыну Царства Небесного и предпочитает его смерть “поганой воле” – воле, которая есть рабство у греха и смерть души»[363].

Св. мц. Яглика Пивская. В 1943 году в Пиве (высокогорном районе Черногории) нацисты жесточайшим образом расправлялись с местными жителями. В одной из деревень в праздник Вознесения Господня они сжигали заживо 44 человека. Красавицу Яглику Аджич отделили от казнимых односельчан, чтобы надругаться над нею. Девушка, поняв их намерения, крикнула палачам: «Вы хотите муками и лютыми ранами испугать нас! Соберите здесь все орудия пыток и мучений: мечи, железные когти, ножи и иглы, позовите всех палачей мира, пусть они по очереди терзают мое тело, пока не увидят, что орудия их изломаются, а руки повиснут от усталости, прежде чем отрекусь я от Христа, Который горькие муки превращает в сладкую райскую воду, а смерть временную – в жизнь вечную». Яглика вырвалась из рук мучителей и сама ринулась в огонь, шагнув в этот миг к вратам Царства Небесного. О мученице Яглике рассказал ее брат, чудом выживший Павел Аджич[364].

Тема 4

Преподобные

Продолжателями мучеников в деле евангельской проповеди считают преподобных. Действительно, повсеместное распространение этого подвига совпадает по времени с прекращением гонений в Римской империи.

Но неверно было бы думать, что появление подвига преподобных имеет исключительно внешние причины. Борьба с грехом, преодоление «ветхого» человека и стяжание добродетелей «нового» всегда было задачей любого христианина. Христианство – это религия, преобразующая человека по образу Спасителя, ведущая его к богоподобию. Поэтому христианство с самых истоков своего исторического бытия неотделимо от аскетизма. Аскетика – это не удел немногих избранных, а непременное условие подлинно христианской жизни для каждого из нас. Преподобными, то есть подобными Богу, пришедшими в состояние богоподобия, называют именно тех, кто реализовал в себе аскетический идеал христианства. Это часто ведет к утверждению тождественности идеала преподобного с общехристианским идеалом святости.

Как показывают исследования, аскетический подвиг существовал в Церкви всегда, даже в эпоху гонений I–III веков. Но в этот период аскетизм как бы проходил «процесс созревания». А когда массовые гонения прекратились, самым ясным доказательством истинности христианства стал пример преподобных, их добровольное мученичество в тяжелейшей борьбе с собственным грехом ради стяжания вечных благ.

Важнейшей составляющей подвига преподобных является старчество – обучение христианскому совершенству, передача духовного опыта избранными Богом наставниками, – живыми носителями Предания, сосудами Святого Духа, носителями Его даров (и, прежде всего, дара рассудительности). Причастность «Преданию святых старцев», то есть аскетическому опыту Православия, является неотъемлемым условием правильности духовной жизни христианина.

4.1. Содержание подвига преподобных[365]

Преподобными называют христиан, прославленных за монашеские подвиги, достигших святости путем монашеской аскезы.

Подвиг этот является одним из установлений Божиих в Новозаветной Церкви. Призыв к монашеству, приводящему достойно подвизающихся к лику преподобных, св. Иоанн Лествичник видел в словах: «Вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить [в них]; и буду их Богом, и они будут Моим народом. И потому выйдите из среды их и отделитесь, говорит Господь, и не прикасайтесь к нечистому; и Я прайму вас. И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель» (2 Кор.6.16–18)[366]. Этот тип святости указан в словах Спасителя апостолу Петру: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф.19.29)[367].

Для свидетельства о богоустановленности монашеского подвига приводят также слова, сказанные Христом богатому юноше: «…если же хочешь войти в жизнь [вечную], соблюди заповеди… если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19.17,21)[368]. Здесь «Спаситель мира указал два пути, два образа жизни для верующих в Него: путь… доставляющий спасение, и путь… доставляющий совершенство»[369]. Для спасения необходимо исполнение евангельских постановлений, хранимых в должной целости Святою Православною Церковью, а для снискания христианского совершенства требуется отречение от мира. Спасение возможно для каждого христианина, живущего посреди окружающего его мира, оно необходимо для всех; снискание совершенства предоставлено произволяющим: «если хочешь быть совершенным» (Мф.19.21)[370].

Иноческая жизнь есть удел только немногих избранных, имеющих «призвание», то есть непреодолимое внутреннее желание всецело посвятить себя на служение Богу. «Кто может вместить, да вместит», – сказал об этом Господь (Мф.19.12). «Два суть чина и состояния в жизни, – пишет свт. Афанасий, – одно – обыкновенное и свойственное человеческой жизни, т. е. супружество; другое – ангельское и апостольское, выше которого быть не может, т. е. девство или состояние иноческое»[371].

Монахи, – по словам святителя Игнатия Брянчанинова, – суть те христиане, которые оставляют все по возможности земные занятия для занятия молитвой, – добродетелью, выше всех добродетелей, чтоб посредством ее соединиться воедино с Богом. А как молитва заимствует свою силу из всех прочих добродетелей и из всего учения Христова, то монахи прилагают особенное тщание к исполнению евангельских заповедей, присовокупляя к исполнению заповедей, обязательному для всех христиан, исполнение двух советов Христовых: совета о нестяжании и совета о безбрачии[372]. Жительством своим они стремятся уподобиться жительству на земле Богочеловека, по этой причине святых иноков именуют преподобными[373].

Почему для инока необходимы нестяжание и безбрачие?

Оставление стяжания сопряжено с добровольной нищетой, которая смиряет человека и учит его возлагать всю свою надежду на Бога, учит довериться словам Евангелия о том, что ищущим Царства Божия и правды его все остальное, нужное для земной жизни, приложится промышлением Небесного Отца (Мф.6.24–33). Нестяжание поднимает подвижника над житейской суетой, переселяет сердце его на небо («где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» – Мф.6.21), вводит в возвышенное духовное состояние, которое отделяет его от христиан, живущих посреди мира, и не может быть известным для них опытно. Это возвышенное состояние есть вместе с тем непрестанное страдание для тела и для всего падшего естества, то есть крест. В духовном отношении действию нестяжания подобно и действие безбрачной жизни. Подвигом этим совершается отречение от естества, пополняются распятие и крест, доставляемые нестяжанием, при котором совершается только отречение от имущества. Этот подвиг низводит в глубину смирения, приводит к живой вере, возводит к состоянию благодатному[374]. Монашеские обеты в общей службе преподобным сравниваются с освобождением из-под спуда, не дающего подвижнику, словно светильнику, освещать все вокруг: «Преподобен и честен светильник божественный и светоносный, под спудом житейския толстоты никогдаже скрывается: но на верее полагает его высоких чудес Человеколюбец»[375].

В общей службе преподобным находим и указание на содержание подвига этого лика святых: «Законом и молитвою и постом всегда претерпеваете, в безстрастие и одеястеся, плотский разум смиривше крепостию Святаго Духа»[376]. Здесь названы два главных делания инока, которые неразрывно связаны между собою: телесное делание (пост) и душевное делание (исполнение евангельских заповедей и молитва).

Подробное описание телесного и душевного делания подвижника находим в «Приношении современному монашеству» свт. Игнатия Брянчанинова[377].

Иноческий подвиг начинается с телесного (наружного) делания[378]. Главное правило вступившего на путь монашества – это прохождение тех подвигов и трудов, которые ему будут указаны, а не тех, которые он посчитает сам для себя нужными и необходимыми. Весь монастырский труд называется послушанием, поскольку он непременно должен быть соединен с отсечением воли и ума, его выполняющего. Каков смысл послушания и отсечения своей воли? Святитель Игнатий для пояснения необходимости послушания приводит слова прп. Иоанна Кассиана Римлянина: «Египетские великие отцы утверждают, будучи изучены многими опытами, что монах, в особенности юный, будет не в силах обуздать самых похотений вожделения, если прежде не обучится умерщвлению своих волей посредством послушания. Они решительно свидетельствуют, что тот, кто не научился прежде побеждать свои воли, никак не возможет погасить ни гнева, ни печали, ни духа любодеяния, не возможет стяжать ни истинного сердечного смирения, ни всегдашнего единения с братиями, ни даже пребыть долго в общежитии. Они стараются преподать новоначальным эти правила, как азбуку, руководящую к совершенству» (Книга IV, ra.VIII и IX). Таким образом, послушание, соединенное с отсечением своей воли, становится началом и основой борьбы со всеми страстями. Следствием послушания являются смирение и духовный разум (Правило 4)[379].

Для новоначального подвижника необходимо неупустительное посещение церковных служб, уединенная молитва для него является неполезной (Правила 5–6)[380].