Я за горами загораю, Я воду ледяную пью. Возьму сейчас и заиграю. Возьму сейчас и запою. Такое что-нибудь холодное, Иное петь в жару грешно, Такое модное-премодное, Чтобы самой до слёз смешно. Чтобы собрались сосны около И ель, что на ухо туга, Чтобы растерянно заохала Вся старомодная тайга. «Я в озера черные как деготь…»
Я в озера черные как деготь Камешками белыми бросала, Опускала руки в них по локоть, Опускала, а потом устала. Мне была понятна и слышна Вся тайга до самого Урала, Я ей отзывалась допоздна, Отзывалась, а потом устала. Я лежу на золотистом мху Где-то за Саянскими отрогами. Я лежу одна, а наверху — Звезды те, что я еще потрогаю. «Снится детство, уроки в школе…»
Снится детство, уроки в школе. Снится речка, березы в поле. Я любить разучилась, что ли! Ничего мне не снится боле… «А я легко и бережно…»
А я легко и бережно Несу печаль по бережку. Легко несу по бережку два полные ведра, И в них луна плескается, звенит блестящей денежкой. Звенит она от вечера до самого утра О том, как сердце высветлил, Как мне дорожку выстелил, Как вырубил мне просеку широкую в лесу… Иду легко и бережно По золотому бережку. Печаль свою звенящую в ведерочках несу. «Еще не раз пройду по талости…»
Еще не раз пройду по талости, По хрупкой ледяной резьбе. Еще заплачу я от жалости. От бабьей жалости к себе. Заплачу горестно и молча От той придуманной беды У мутно-алых ягод волчьих, У черной радужной воды. А по воде плывут закаты И красят темные кусты. …Все горы дальние покаты, Все горки ближние круты. «Уходим по мокрой колючей траве…»
Уходим по мокрой колючей траве, Обжигает ноги роса. Столько ветра в моей голове, Что можно надуть паруса. И уплыть по реке от роду шальной Туда, где дурман-цветы. …Это придумано вовсе не мной. Это сказал мне ты. «Звонок тревожно звóнок…»
Звонок тревожно звóнок, Приходишь ты за долею, А я встаю спросонок И тру глаза ладонями. А я смотрю вполглаза, Вполголоса смеюсь. Ты весельчак, пролаза, И я тебя боюсь. Шути, болтай про всячину, Про речку и про дно. По мостику висячему Пройти нам не дано. «Позабудется, как дружили мы…»
Позабудется, как дружили мы В заповедном густом бору. Отцветет, отпирует жимолость На весеннем своем пиру. Пусть кукушкой, в кустах кукующей, Нам недолгий отсчитан срок, Но на губы твои ликующе Брызнет ягодный терпкий сок. Но на щеки мои загаром Ляжет солнечное тепло. Значит, было оно недаром. Значит, нам с тобой повезло. «Кручусь прирученною белкою…»
Кручусь прирученною белкою, Зверушкой ловкою и грустною. Меняю крупное на мелкое, Меняю мелкое на крупное. Но не от жадности — от жажды, Еще жива задумка хрупкая, Что неожиданно однажды Сменяю крупное на крупное. «Я вышла в валенки обутая…»
Я вышла в валенки обутая, Угадывая свет в окне. Я шла, смеясь и след свой путая По этой мягкой белизне. Того, кто в доме запер ставни, Я не просила: отпусти! Но он искать меня не станет, А если станет — не найти. Был день большой и настоящий. Мне солнце на руки легло. Я шла и ела снег хрустящий, Как в детстве, просто и легко. «Я сквозь июль иду такою умною…»
Я сквозь июль иду такою умною, С пушинкой тополиной на губе. Все думаю, все думаю, все думаю, Как мне поменьше думать о тебе. Я обхожу друзей самоуверенных, Не слушая советов их ненужных. Рву синие цветы на склонах северных, Рву желтые цветы на склонах южных. Я рву цветы. Им все равно завянуть. И пусть друзья болтают обо мне. Я справлюсь. Мне не хочется завязнуть В твоей насквозь придуманной стране. «Закат брусникой давленной…»
Закат брусникой давленной На тающем снегу. Я что-то очень давнее Припомнить не могу. Во сне губами влажными Мне снова повторять, Что что-то очень важное Сумела потерять. Сквозь ночь, беду таящую, Плыть черною рекой, Такой не настоящею, Спокойною такой. И помнить, что не выплыть, — Река без берегов, Не выполнить, Не выплатить, Не возвратить долгов. … А где-то лоси бурые Живут совсем ничьи А где-то дружат с бурею Прозрачные ручьи. «Я ни бесславием, ни славой…»
Я ни бесславием, ни славой С тобой одним не поделюсь. Я не пройдусь нарядной павой, Своей красой не похвалюсь. Ах, я не пава, я не пава! Не говори такого зря! …Вот по реке закат отплавал, Ушел за дальние моря. Не упрекай сегодня в лени, Не рушь заветную межу. …Руками обхватив колени, У бела берега сижу. «Повелительница, чем повелеваешь…»
Повелительница, чем повелеваешь, Лучшая моя зима, Как меня еще повеличаешь, В чьи введешь высокие дома? Или мне тумана было мало, Или мало было мне обид? Видишь ты, как небо небывало Нынче над дорогою горит. Все-то ты раскрасила, развесила Яростно и ярко на пути. Празднично вокруг, и сердцу весело, Только все же сердце отпусти. Новая моя, моя морозная, Только к лету не сведи с ума, Самая большая и серьезная, Самая метельная зима. «По белу-белу по свету…»
По белу-белу по свету, По той голубизне Бегу на лыжах по снегу В сибирской стороне. Со мной стряслось такое! Коль чуть я дорога, Пошли ты мне покоя, Матушка тайга! Запуталась я в сложности, Умнее стать пора. Научи холодности, Сестренка Ангара! Байкал ты мой родимый, Расплеснись в ночи, Быть меня любимой Любимым научи! Он добрый, я недобрая. Учи меня добру! Ах, сколько мной недобрано Ягоды в бору. За Беловежской пущею, За новгородским теремом, Ах, сколько мной упущено, Утрачено, утеряно! Пускай заря созреет Над самым краем дня. Пускай заря согреет Озябшую меня. «Третьи сутки бред, третьи сутки жар…»
Третьи сутки бред, третьи сутки жар. «Мама милая, потуши пожар! Мама, снег горит! Мама, снег горит!» — «Что ты, доченька, это снегири. Навестить тебя захотели, На сугроб к окну прилетели».— «Мама милая, подойди! Мама, рядышком посиди!» Мама сон у себя крадет. Мама руку на лоб кладет. Третьи сутки бред, третьи сутки жар. Только мама может тушить пожар. «Ой, родина зелено-белая…»
Ой, родина зелено-белая, Твоим глубоким снегом таю. Ой, что я делаю, что делаю, Зачем опять судьбу пытаю? Зачем ручьями растекаюсь, Звеню и стыну в тишине, И в чем перед тобою каюсь, И как ты нынче снишься мне? Стою, смотрю, как льды ломаются, Забыв про горести вчерашние. За что со мною только маются Мои хорошие домашние? «Я слыву спокойною и тихой…»
Я слыву спокойною и тихой. Я живу у северной реки, И меня обходит злое лихо И минуют злые языки. И меня обходят те, кто падки, Как на мед, на липовую лесть. У меня в березовом распадке И своих затей не перечесть. Собственных придумок не проверить, Не отвеселить своих гостей, Собственных ошибок не промерить, Не распутать спутанных путей. Морошка
В каком еще запутаться бору? Куда мне деть извечную мороку? Я наклоняюсь и со мха беру Подарок солнца, желтую морошку. Десятки солнц я в пригоршне держу, Таких неярких, зябких и заснеженных… Роняю их. И дальше ухожу Расплачиваться верностью за нежность. «Это гуси, гуси острым клином…»
Это гуси, гуси острым клином Раскололи сердце пополам. Вот сейчас большой платок накину И пойду за ними по полям. Словно все мои надежды ожили, Мир встает в огромной доброте. Я пройду по той озябшей озими, По большой сибирской широте. Зачерпну живой воды Витима, Енисеем жажду утолю, Словно все на свете возвратимо, Словно все обратно отмолю. «Возле леса, ручья застылого…»
Возле леса, ручья застылого Сколько даром дорог исхожено. Я придумала себе милого — На тебя совсем не похожего. Я придумала, примечтала. Я черты его примечала. Ничего, что была зима. Оживила его сама. А теперь трава прорастает, Мокрый снег по оврагам тает. Я стою, всему умиляюсь. На тебя смотрю — удивляюсь. Ах, о чем я глупая думала, Почему не тебя придумала! «Собираю травы полезные…»
Собираю травы полезные. Собираю травы целебные. Так и лазаю под березами День-деньской с соседскими козами. Я в сенях те травы развешиваю. Я настойки из трав размешиваю. Я сушу те травы, сушу. Я тебя, дружок, не сужу. Ты живи как тебе живется. Пой, покуда тебе поется. Только знать мне про то отрадно, Что однажды придешь обратно. Заварю я целебной смеси, Исцелю я тебя от спеси. «Наши встречи в последнее время редки…»
Наши встречи в последнее время редки. Бьет морозом на яблонях завязи. Сердишься ты, что письма мои коротки, Совсем как хвосты заячьи. Не хочу, чтобы сердился ты, — Стану отныне расчетливой: Буду письма писать, как лисьи хвосты, Длинные и увертливые. Чтобы вслед за мечтами След заметали. Чтобы мягко окутали, Чтобы вовсе опутали. Может, станешь ценить побольше. Может, будешь любить подольше. «В золотом запеве крови…»
В золотом запеве крови Мне не сладить с этой болью. У тебя не только брови, У тебя глаза собольи. Я глубоко боль зарою. Мне другой отныне ближе, Но свои глаза закрою И твои глаза увижу. Как в них вспыхивают жадно Любопытные огни! Память — будь она неладна! Будь неладны эти дни! Я опять над глупой болью Замираю не дыша. У тебя душа соболья, Осторожная душа. «Ты вчера меня обидел…»
Ты вчера меня обидел, Милый, почему? Только ты меня и видел У себя в дому! Полночь губы обжигает И глаза слепит, Полночь звезды зажигает Там, где чудо спит. Но по сговору по давнему В стороне ночной На сугробах след оставлен Для меня одной. Прошумят весной повсюду Взломанные льды, Чтоб мои и чуда Спутались следы. «У моей зимы много белых сил…»
У моей зимы много белых сил. Как прийти ко мне — ты меня спросил, — Как прийти ко мне получить долги? Ночи зимние у меня долги. Ветром северным холодят утра. На пути ко мне не сочтешь утрат. Замели снега мои тропки, Ходоки ко мне не торопки. Реки толстым льдом загорожены. Западни в лесах насторожены. Встанут лиственницы над тобой в кружок — От обещанного отступись, дружок, По моей зиме Не дойти ко мне. «Весною, спутаны в узлы…»
Весною, спутаны в узлы, Ручьев набухли вены. Мы были оба очень злы И очень откровенны. Нам с той завидной вышины Все дали были видно. Мы были оба так умны, Что до сих пор нам стыдно. «Твой настойчивый, властный ветер…»
Твой настойчивый, властный ветер Даже здесь меня отыскал. Непременно, в ближайший вечер Я приеду к тебе, Байкал. Расспрошу о штормах, об омуле, Сяду рядом на берегу. Как там чёртушки в тихом омуте Мою песенку берегут? Мою песенку затонувшую, Ту, что спела я и не я, В синю глубь твою затянувшую, Одурачившую меня. Из лучей сплетенную лесенку, Беспечальное то житье… Ты верни, Байкал, мою песенку, Очень трудно мне без нее. «И всё в порядке. Всё на месте…»
И всё в порядке. Всё на месте. Нам не бывать с тобою вместе. На сердце новая заплатка… Но мне не хочется порядка! Мне хочется, чтоб всё вверх дном. Мне хочется какой-то дом. Рискнуть? Рискну! И я рискую — Я на бумаге дом рисую. Он у Байкала. Он с трубой. Он до предела голубой. Полы в нем щелоком помыты, Мы в этом доме ждем гостей Со всех до ныне позабытых Иль неизвестных волостей. Вот гости к нам идут по тропке, Но краски кончились в коробке. «Ах, какая у меня есть страна…»
Ах, какая у меня есть страна! Там все реки зелены до дна, Там все сосны до корней зелены, Там мне снятся лишь зеленые сны. Я три дня уже гощу в той стране, Уже три дня, как ты забыл обо мне. Я три дня уже хожу и пою Про зеленую округу мою. Про зеленое веселье мое, Про тяжелое похмелье мое. «Нынче кедры неурожайны…»
Нынче кедры неурожайны. Очень мало ягод. И тебя почему-то жаль мне Первый раз за год. «А ведь я тебя забываю, совсем забываю…»
А ведь я тебя забываю, совсем забываю. Забывая тебя, я душой убываю, душой убываю. Становлюсь я такою маленькой, что простая трава по пояс. Я билет покупаю. Сажусь в самый дальний поезд. Я орехи щелкою. Забавляю себя забавами. Слышишь, поезд гремит за твоими семью заставами. Ты с души моей семь печатей сними! Ты с души моей семь печалей сними! Ты семь дней и ночей надо мной ворожи! Семь заклятий на память мою наложи! Вечно помнить тебя прикажи, прикажи! «Видно так начинается зрелость…»
Видно так начинается зрелость, И ложится на стол тяжело Эта будничная умелость, Это слова литого тепло. Под косынкою волосы прячу. Выхожу на широкий большак. Я ликую сегодня и плачу, Только ветер и песни в ушах. Только эта извечная смелость Снова всё начинать на пустом, Только ягоды влажная спелость Под склонившимся долу кустом. Я сегодня почти как держава, Я могуча, сурова, строга. Удержать — никого не держала, Отпустила тебя навсегда. «Осень. Стынет речка оловянная…»
Осень. Стынет речка оловянная У того, последнего моста. Прихожу я нынче покаянная На свои родимые места. Никому в друзья не набиваюсь, Словно птица об одном крыле. Прихожу и силы набираюсь, Чтобы снова жить мне на земле. «Со мной ничего не случится…»
Со мной ничего не случится, Только душа сгорит. По черному небу мчится Тунгусский метеорит. Глазами его ловлю. Мечется зарево. Кажется: разлюблю — Упаду замертво. Днями ли я, неделями Тебе дорога. Встает, растет за метелями, Шумит тайга. Поет, меня завораживает, Чтоб не смотрела, Слово мое замораживает, Чтоб не горела. Чтоб руки к тебе не тянула, Чтоб тропы уже, Она апрель повернула С тепла к стуже. Она не со зла такая,— Что толку в грусти… Всему тайга потакает, Уйти — не пустит. «Говорили: много дали — много спросим…»
Говорили: много дали — много спросим, Вот придем и постучим в твое окно. А по небу растеклась густая просинь, А гостей не поджидала я давно. Я роняла, рассыпала слезы-бусы, Ничего не прибрала в своем дому, Не расчесывала волосы я русые, Всё писала письма другу одному. Шла за моросью, за ветром, за туманом, Расстилала ему под ноги зарю. Не стучитесь ко мне, гости, еще рано, Я вам завтра свои двери отворю. «Отлетали зимние вьюги…»
Отлетали зимние вьюги. Отзвенели стволы ружья. Отлюбили мои подруги. Отдружили мои друзья. Отлюбили и отдружили. Что теперь их на свете ждет? Там, где солнцем не дорожили, Мокрый снег надо мной идет. Там, где радости уж не радуют, Ветер путается в ногах. Но проносят олени, как радугу, Незабвенные сны на рогах. Сны такие, что можно потрогать. И уже не во сне, не в бреду,— За оленями белой дорогой Я по твердому насту иду. «Все чаще звучит мой смех…»
Все чаще звучит мой смех. Вся жизнь по-иному мерится. Я знаю, что греет снег, Если ему довериться. Знаю — о немоту Острое слово тупится. Бережно помогу Другу, когда оступится. И мне путей нет других. …Плакала ли я, пела ли, Благодарю вас, недруги, Сильною меня сделали. «Обломанным, неровным диском медным…»
Обломанным, неровным диском медным Застыло солнце высоко над берегом. Я поздоровалась с тяжелым статным кедром. Как друга взяв за лапу бережно. Я речку-нелюдимку приласкала. Хребет волны погладила рукою. И вот иду по берегу Байкала Одна. И никого не беспокою. «Не переделать память правкой…»
Не переделать память правкой, Не выбросить, не зачеркнуть, Но я сумею краски яркой Из дней прошедших зачерпнуть. И всё залью, и всё заполню Байкальской хвойной синевой, Зеленым ветром, желтым полднем, Осенней алою листвой. Хочу, чтоб было больше света, Чтоб падали повсюду блики. Сиреневым осколком лета, Голубизною голубики. На плечи, на глаза, на волосы Пусть лягут солнечные полосы. Пусть все сверканием наполнится. Пусть ярче видится и помнится! «Я лишь недавно приняла…»
Я лишь недавно приняла Наследство, дедами завещанное. Я лишь недавно поняла, Как вы сложны, простые вещи. Мне стала радость по плечу, Которой проще не найдется; Теперь я дорого плачу За все, что мне Легко Дается. Плачу за устье, За исток. Плачу за мутное, За чистое. За каждый сорванный листок Сажаю деревце ветвистое. За каждую чужую боль Плачу трехкратною своею. Я долю выбрала из доль И, что таить, довольна ею. Веду с ветрами разговор. В студеных реках руки мою И жгу костры средь Синих гор, Мной завоеванных. Самою. 
