Семен всегда ценил Сашину целеустремленность. Тот и в школе учился лучше него, и в институт, о котором мечтал, поступил с первого раза. Хотя конкурс в медицинский был всегда огромным. Когда пришло время определяться со специальностью, брат и тут проявил большую ответственность. Правда, не без подсказки маминой подруги — той самой Тамары Львовны. Она была известным в Москве гинекологом, многие годы работала в Институте акушерства и гинекологии.
— Саша, я тебе советую выбрать специальность гинеколога-онколога, — посоветовала она студенту, в котором давно разглядела серьезность и основательность. — Это профессия на все времена. И перспективы у нее большие. К сожалению, онкологические заболевания — такая страшная вещь, что те, кто ими болеют, чаще всего умирают. Вылечиваются немногие, так что, может статься, ты однажды будешь первооткрывателем в новом направлении врачевания. Вдруг откроешь метод лечения, благодаря которому спасешь множество жизней? И станешь лауреатом Нобелевской премии! — решила она подзадорить честолюбивого юношу.
Александр не внял ее совету и специализировался на хирурга, точнее, на пластического хирурга. Со своей врожденной интуицией он почувствовал грядущую востребованность подобной врачебной специальности и направил свою неуемную энергию именно в это русло. Правда, после окончания института он немного поработал в районной поликлинике, где и речи не было о корректирующих подтяжках, форме носа и качестве силикона, увеличивающего объем бюста. Аппендицит, нагноения, удаление вросшего ногтя, резаные раны, полученные в результате дружеских застолий — словом, монотонная медицинская проза жизни. Нередко приходилось сталкиваться и с онкологическими заболеваниями. И здесь Александр всерьез понял, как трудно добиться положительных результатов в этой области. Тех скудных средств, которые выделялись из госбюджета на лечение или хотя бы поддержание жизни онкологических больных, катастрофически не хватало. А уж на лабораторные исследования и подавно. Какая там Нобелевская премия! С такими деньгами нечего было и думать об исследовательской деятельности. Он принимал больных женщин, с тяжелым сердцем сообщал им о неутешительных результатах анализов и был скорее консультантом, чем действительно лечащим врачом. Очень сильное впечатление произвела на него смерть одной пациентки. Молодая женщина, мать двоих детей, обратилась за помощью слишком поздно. Как-то недосуг ей было обратить внимание на тревожные симптомы.
— Что же вы так долго тянули? — Александр Борисович был очень огорчен результатами ее анализов и уже понял, что спасти женщину не удастся.
— Доктор, я же мать, у меня дети — старшая в седьмом классе, за ней глаз да глаз нужен, младшей всего шесть лет. Я второй раз замужем, муж — художник, ему тоже нужно помогать. На натурщиц денег не хватает, так что приходится позировать ему, иногда на пленэр сопровождать. Мы всего шесть лет женаты, он любит, когда мы вместе на природу выезжаем.
Пациентка, казалось, не вполне понимала, что с ней произошло. Он всматривался в ее лицо — тень тревоги на нем присутствовала, но она искренне верила, что ее болезнь излечима. Ее пышные густые волосы тяжелыми волнами лежали на плечах, большие серые глаза на бледном веснушчатом лице смотрели на него немного виновато. Она поняла только, что врач ею недоволен и огорчен ее легкомыслием. Но он же врач, его работа — лечить больных. А раз так, то чего волноваться? Она готова прямо с сегодняшнего дня принимать таблетки или что там он еще ей назначит.
Через четыре месяца, после нескольких сеансов химиотерапии, она приходила уже коротко остриженной, от ее вьющихся волос остались редкие пряди. Худое, изможденное лицо сразу постарело лет на десять. Глаза смотрели с тоской, в них светилась немая мольба. Она прожила еще пять месяцев. И он сумел сделать для нее только одно — помочь получить отдельную квартиру. До этого ее семья жила в коммуналке, все четверо в одной комнате. Александр вместо нее ходил по различным инстанциям и требовал, тряс историей болезни, результатами анализов. Добился приема в Министерстве здравоохранения. Наверное, он обладал даром убеждения, недаром именно в это время он почувствовал в себе экстрасенсорные способности. Семья его пациентки успела въехать в отдельную квартиру, а через неделю она умерла. Ее муж, тихий робкий человек субтильного телосложения, который в последнее время сопровождал ее к врачу, а когда она уже совсем слегла, не отходил от нее ни на шаг, тусклым голосом сообщил о смерти жены по телефону доктору Лодкину и поблагодарил за все, что тот сделал для его семьи.
Александр еще какое-то время работал, исправно вел своих больных, все больше задумываясь над тем, что мало чем может им помочь. И тут наступили времена стихийного нецивилизованного бизнеса. Разочарованный в возможностях отечественной медицины, Александр решил пойти ва-банк. А почему бы не попробовать заняться частной практикой? Вот что может принести достойные деньги. Бросать дело своей жизни он не хотел. Участвовал в научных конференциях, читал специализированную литературу, медицинские журналы. Постоянно отыскивал что-то новое, изучал достижения пластической хирургии и к тому времени всерьез начал интересоваться паранормальными явлениями, стал развивать в себе экстрасенсорные способности, которые у него явно имелись. Словом, в то время когда открывались такие возможности, довольствоваться зарплатой районного врача с его талантом было просто грешно. Александр вдобавок оказался хорошим организатором. Сначала к нему потянулись на консультации обеспеченные люди, из тех, кто знал его прежде как хорошего специалиста, внимательного и чуткого врача. Небольшой круг обеспеченных больных гарантировал ему приличное существование. Но он уже задумывался над тем, что может предложить новым, по-настоящему состоятельным людям, которых породило новое время.
Он хорошо знал женщин, их потребности, поскольку женщин любил, будучи натурой увлекающейся. И знал — каждая женщина хочет быть красивой. И любая считает, что еще чуть-чуть, небольшое усилие — и она приблизится к совершенству. Вот изменить бы форму носа, слегка подправить губы, чтобы были попухлее, прижать уши, чтобы не оттопыривались. Почти все были недовольны формой груди — кто хотел побольше, кто наоборот — уменьшить. Все хотели, чтобы грудь стояла, как у молодой девушки. Значит, ее нужно приподнять. Что ж, это вполне возможно, пластическая хирургия может исполнить и не такой каприз. А о чем еще мечтают женщины? Естественно, все они хотят выглядеть стройными и изящными, следовательно — проблема похудения у них, как правило, стоит на первом месте. Он вспомнил свою бывшую возлюбленную, Ларису, которая крутилась перед зеркалом в платьице сорок четвертого размера и недовольным голосом жаловалась:
— Все-таки я очень толстая. Вот сбросить бы еще килограммов шесть…
— И на кого ты тогда станешь похожа? На тощего Буратино? — неудачно пошутил Саша.
Увы, это была их последняя встреча. Спустя восемь лет, когда он уже владел сетью клиник, успешно практиковал как пластический хирург и был известен своими экстрасенсорными способностями, она пришла к нему на прием с мужем, кстати, его бывшим однокурсником Петькой Разбоевым. Тот окинул своим разбойничьим взглядом навороченный кабинет главврача, заглянул через застекленную дверь в стерильную операционную и мрачно изрек:
— Ладно, согласен. Бери ее. А то уже все мозги мне проела. Нос у нее, видите ли, как у Буратино. На мой взгляд — очень даже симпатичный нос.
Александр присмотрелся к носу бывшей возлюбленной и только теперь заметил, что он у нее действительно длинноват. А ведь раньше не замечал… Вот что значит взгляд профессионала.
Лариса смущенно поглядывала на доктора, которому решила доверить свой нос. Свою обиду на него она уже давно забыла, но, видимо, случайно оброненные им слова запали ей в душу. И она их взращивала, поливая невыплаканными слезами, пока не созрела для решительных перемен. Ее невольный обидчик возмужал, заматерел, обрел мастерство, а с ним и имя. А муж, который занимался поставками дорогих лекарств из-за границы, вполне мог позволить себе оплатить любую прихоть жены. Пускай теперь оба потрудятся над ее образом. Чтобы никто и никогда не посмел даже мысленно сравнивать ее с длинноносым героем детской сказки.
Лариса и теперь оставалась вполне изящной особой, и Александр не удержался от комплимента:
— Ты так же очаровательна и стройна, как в юности.
— Работаю над этим, — честно призналась Лариса, видя в нем теперь не бывшего возлюбленного, а доктора, которому можно доверить любую тайну.
— Голодаешь? — деловито уточнил доктор.
— Хуже…
Александр понял, что она занимается активным очищением организма. Но при муже обсуждать эту тему не хочет.
Надо сказать, что после операции Лариса похорошела еще больше.
Круг пациентов Александра Лодкина неуклонно расширялся. Кое-кто из прежних знакомых не только разбогател, но и успел второй раз жениться, так что приводил новых жен, их родственников, а те — своих знакомых. «Пластико-экстрасенсорный» бизнес процветал. Были у него и постоянные пациентки, которые фактически «подсаживались» на пластические операции, как наркоман «на иглу». Стабильно раз в два года они приходили на очередную дорогостоящую операцию и смело ложились под нож, неустанно совершенствуя свою красоту. Иногда Лодкину даже приходилось их отговаривать, но словно пораженные бациллой легкого безумия, они требовали немедленной операции.
— У вас и так талия восемнадцатилетней девушки, — увещевал он свою пятидесятилетнюю постоянную пациентку. — Ну, зачем вам претерпевать такие сложности? Опять наркоз, электропила, липосакция, постельный режим, корсет. А потом такой долгий, мучительный восстановительный период. Вы же это уже проходили, знаете сами… — Он нарочно называл вещи своими именами и намеренно сгущал краски. Хотелось знать, есть ли предел женской тяги к совершенству, насколько женщины теряют голову в предвкушении очередного шага к идеалу.
— А я хочу, как актриса Шер. Она себе уже половину ребер удалила. И в свои шестьдесят выглядит на двадцать восемь, — капризно надувала пухлые губки, над которыми только что успешно поработал доктор, состоятельная владелица нескольких бутиков модной одежды «Толстушка».
И Александр Борисович, вздыхая, шел на поводу у своих богатых пациентов. Он строго следил за тем, чтобы их здоровье позволяло переносить столь кардинальные хирургические вмешательства, поэтому результат его операций всегда был отличным. А доходы позволили обзавестись большим загородным домом, дважды в год отдыхать за границей.
Он полюбил путешествовать и как человек общительный прихватывал с собой или очередную подружку, или целую компанию друзей. К этим поездкам он относился со всей обстоятельностью, как и ко всему, чем занимался всерьез. Выбрав для тура очередную страну, Александр обкладывался справочниками и красочными путеводителями, читал историю страны и того региона, куда он отправлялся, изучал достопримечательности, отмечал на карте места, которые нужно непременно повидать.
В последнее время он пришел к выводу, что с подружками лучше встречаться у себя дома. Их всегда можно деликатно выставить за дверь, если они начинают его напрягать своим щебетом или мелкими капризами. Для серьезных путешествий они были малопригодны. Однажды во Франции любимая девушка извела его непрестанным нытьем, жалуясь, как неудобно ходить по брусчатке на высоких каблуках. При всем честном народе, сидя на скамейке в Версальском парке, она сняла модельную туфельку, демонстрируя стертую в кровь пятку. И это при том, что он настоятельно советовал ей прихватить удобную разношенную обувь.
— Сашенька, как можно — в Париже в стоптанных башмаках? Да я же со стыда сгорю! — лепетало это воздушное создание, запихивая в чемодан шесть пар модельных туфель на десятисантиметровых каблуках. Чтобы к каждому наряду была своя пара туфель.
Другая его спутница на горном курорте в Швейцарских Альпах, выйдя из фуникулера в легкомысленной маечке, открывающей все ее прелести, не пройдя и двух шагов, принялась портить ему настроение. Ей здесь не нравилось абсолютно все. Последовало подробное перечисление «этого всего»: и какой здесь собачий холод в августе в этих горах, шашлыки нигде не жарят, немцы топают в гору, как заведенные, опираясь на две туристические палки, а он о ней совсем не позаботился, и теперь она рада даже лыжной палке, да где ж ее взять? И сколько теперь топать на эту верхотуру? И вообще — почему немцы в теплых куртках? А почему они на нее смотрят? А один и вовсе схватил ее за руку своей красной лапой. Говорит, мол, согреть хочет. А сам старый, из него песок сыплется. И бабульки так и чешут за ним, вместо того чтобы с внуками дома сидеть… И что это они так развеселились, глядя на нее?
— Да потому, радость моя, что ты одна такая — полуголая на высоте в две тысячи метров. Не слушала мои предупреждения, что в горах холодно! Ладно, я тебе сейчас свой свитер отдам. Хотя у тебя в Москве их двадцать штук. Но ты же приехала продемонстрировать свою неотразимую грудь! — раздраженно отвечал Александр, подавляя в себе желание задушить беспокойную и бестолковую спутницу. Но эта очаровашечка, в которую он имел глупость влюбиться, да еще сдуру взять с собой в Швейцарию, продолжала ныть, что теперь нужно тащиться вверх и вверх, а ей и без того дышать нечем. Она хочет в ресторан, и пускай ей подадут шашлык. Правда, потом утешилась земляникой, ошалев от ее количества. Наверное, никто здесь отродясь не собирал ягоды, они краснели на каждом шагу, и русская голодающая не ленилась то опускаться на колени, то тянуться к горному склону, сметая все вокруг. Как будто приехала из голодного края! Он отчаялся оторвать ее от этого изобилия, и пришлось вместе с ней уныло клевать ягоды, вместо того чтобы присоединиться ко всем восходящим и подняться на высоту две тысячи шестьсот метров, как советовал справочник, и любоваться красотами изумрудных окрестностей.
На следующее утро он все-таки встал на рассвете и побывал у заветной таблички, указывающей высоту горы. И какой-то пожилой француз в толстой куртке увековечил его на цифровой камере, купленной Александром специально для подобных путешествий. А его подружка, объевшись ягодами, маялась животом почти целые сутки. Короче, отпуск она ему испортила капитально. Слава богу, привычка жениться у него прошла после второго брака, и он расставался со своими возлюбленными без особых драматических потрясений.
Но окончательно чашу его терпения переполнила поездка в Португалию с молодой поэтессой Леночкой Зиминой, которая в свои двадцать четыре года издала первый сборник стихов и чувствовала себя на вершине Олимпа. Как у любого творческого человека, ее мысли витали где-то в заоблачных высях, она была абсолютно не приспособлена к суровой земной жизни. Это со всей отчетливостью проявилось в их последний вечер пребывания в Алгарве. В двенадцатом часу ночи вдруг выяснилось, что она не знает, где ее паспорт. Они перерыли весь номер, поднимали матрас, выворачивали пододеяльник и наволочки, шарили под ванной, отодвигали от стены массивный комод. Паспорт исчез самым таинственным образом. Когда они уже совсем отчаялись, а часы показывали второй час ночи, Сашу осенило:
— А куда ты выбросила упаковочную бумагу от подарков? Я видел — ты раскладывала все эти пакетики на столике рядом с документами.
— Бросила в мусорный контейнер возле ресторана, — наморщив лобик, с трудом вспомнила поэтесса.
Оба уставились друг на друга и одновременно вскочили с кровати.
Сонный портье с удивлением проследил взглядом за беспокойными русскими, несущимися на всех парах к выходу. Через стекло он изумленно наблюдал, как постояльцы развили бешеную деятельность вокруг мусорного контейнера. Невысокая девушка подпрыгивала, как мячик, пытаясь заглянуть в контейнер, а ее спутник свесился через бортик и активно копошился в мусоре. Время от времени он извлекал очередной ворох бумаг и внимательно рассматривал их под тусклым светом фонаря. Мимо проехала полицейская машина с мигалками, а потом остановилась. Вышли удивленные полицейские и неспешно прошествовали к странной паре. Парень достал свой паспорт и показал им. Когда полицейский обратился с каким-то вопросом к девушке, та указала рукой на мусорный контейнер. Полицейские минуты две понаблюдали за парнем, который опять нырнул в мусор, с усмешкой переглянулись и так же неторопливо отправились к машине.
Паспорт Саша все-таки отыскал, но с тех самых пор зарекся брать с собой в путешествия женщин. Какими бы они ни были обаятельными красавицами, мужская компания в чужеземных странах ведет себя куда более предсказуемо. Он уже убедился в этом на собственном опыте. В крайнем случае мужик напьется вдребадан, и то уже только поздно ночью. С утра они никогда не пили. В чужих странах интересно и без горячительного.
Коли у тебя есть деньги, то способов потратить их отыщется великое множество. Александр теперь мог баловать маму и бабушку, с благодарностью вспоминая, как много они ему дали в жизни. Мама лет двадцать преподавала в университете русский язык иностранцам, занималась репетиторством. И все ради того, чтобы ее сыновья получили хорошее образование, отлично знали английский язык. Ведь знание языков очень расширяет возможности человека. Вообще, любое знание и умение — благо. На это она денег не жалела. Сыновья решили пойти на курсы вождения — и опять мама оплачивала их занятия, а потом еще и дополнительные с инструктором, чтобы душа не тревожилась, когда они сядут за руль. Она считала, что все нужно делать профессионально, а для этого нужно учиться у хороших педагогов. Будь то преподаватель университета или инструктор по вождению.
Когда в стране наступили времена «дикого капитализма», мама стала давать частные уроки заграничным бизнесменам, которые рискнули открыть свой бизнес в новой России. Оказалось, что частные уроки дают очень и очень существенный доход. Благодарные ученики рекомендовали ее друзьям и знакомым. Мама умела создать деловую и вместе с тем дружескую атмосферу, урок часто заканчивался чаепитием и неспешными разговорами о жизни за «бугром» и в новой России.
— Говорите по-русски, — требовала она от своих взрослых учеников. И те, пыхтя и старательно подбирая сложные русские слова, рассказывали о традициях своей страны, о себе, о своих семьях, о работе.
Какое-то время мама продолжала работать просто для собственного удовольствия. Деньги у нее были, но Александр решил, что его долг — баловать своих женщин. И прежде всего занялся их здоровьем. Благо такой возможностью он обладал. Его клиника на десять палат и три операционные была оснащена самым современным оборудованием. Плюс отличный медперсонал, который он подбирал лично, знакомясь сначала с резюме, а потом приглашая соискателей на собеседование.
Когда его мама, ухоженная дама, всегда умевшая держать спину, катила перед собой инвалидное кресло с девяностолетней матерью по сверкающему чистотой коридору, пациентки, с изумлением поглядывая на колоритную пару, перешептывались:
— Ну, уж если эти старушки делают подтяжки и прочие омолаживающие процедуры, нам-то сам Бог велел! Вы только посмотрите, доктор берется омолаживать даже тех, кого уже ноги не носят!
А женщины из семьи Лодкиных, являющие собой «ходячую рекламу», как их шутливо называл Александр, направлялись на легкий массаж или принимать грязевые ванны. Сестрички в белоснежных халатиках окружали важных персон вниманием и заботой, а обе дамы благосклонно, как должное, принимали их опеку. Маме никогда не приходило в голову сделать себе подтяжку. Она знала, что и так выглядит гораздо моложе своих лет. Кожа на ее лице была гладкая, матовая, она умела за собой ухаживать. Бабушка, невзирая на свой весьма преклонный возраст, даже в инвалидном кресле восседала, как королева. У нее от старости уже дрожали руки, поэтому волосы по утрам ей укладывала дочь в одну и ту же прическу, которая не менялась на протяжении многих лет. Бабушка как будто сошла со страниц романа Диккенса. Ее голубые глаза с любопытством взирали на мир. И он ей нравился. В этом мире ей жилось комфортно и уютно. И все это благодаря заботам любящих дочери и внуков.
— Какая же у меня веселая старость! — любила повторять она, получая очередной знак внимания от членов своей семьи.
Обе дамы обожали наряжаться и имели отменный вкус. Так что живая реклама в их лице приносила клинике доктора Лодкина большие дивиденды. Круг пациентов расширялся, доктор работал не покладая рук.
Но был у Александра Борисовича заветный кабинет, где он преображался. Вместо уверенного пластического хирурга представал маг в малиновом облачении. Властный взгляд, видящий все насквозь, уверенный голос, скупо роняющий слова, четкие отточенные жесты. И он действительно
Сколько во всем этом было экстрасенсорики, ведовства, ясновидения, а сколько трезвого взгляда опытного врача, вдумчивого психолога, просто мудрого человека с большим жизненным опытом — никто не знал.
Семен пытался расспросить брата об этом, но всегда открытый словоохотливый Сашка мгновенно замыкался, и выдавить из него хоть что-либо вразумительное не удавалось. Он или отмахивался, или отшучивался — то ли из суеверия, то ли из-за невозможности просто объяснить свой метод.
С того времени круг его пациентов состоял не только из клиенток, которые решились прибегнуть к помощи пластической хирургии или очищению организма, но и из тех, кто хотел заглянуть в свое будущее, распутать прошлое, избавиться от комплексов, очистить карму. Клиентки, пришедшие к пластическому хирургу Лодкину, как правило, оказывались в «пещере» А потом приводили туда своих знакомых. Это и понятно: людям легче обратиться со своими проблемами к знакомому доктору, который уже хорошо зарекомендовал себя и ему можно довериться. Частенько это бывали люди с положением — солидные бизнесмены, политики, чиновники… Нередко человек и сам не знал, что ему надо, и экстрасенс Александр Лодкин, сосредоточившись, помогал клиенту нащупать и нейтрализовать мучающие его проблемы. А иногда просто советовал обратиться к тому или иному специалисту, благо круг знакомств у него был большой. У доктора Лодкина, который за годы своей практики обрел широкие связи в медицинском мире, был заветный пухлый блокнот с нужными телефонами и адресами. И те, кому он звонил, всегда откликались на его просьбы.
Глава 4
Метания
Младший из братьев Лодкиных, Семен, в свое время доставил семье немало огорчений. Мама, которая по доброте своей не умела держать сына в строгости, иногда приходила от его выходок в полное отчаяние.
— Мамочка, ну почему он у нас такой? — огорченно спрашивала она у своей матери. — Воспитываем одинаково и того, и другого, моей любви им хватает поровну, строгости тоже, — тут она уже лукавила. Сама знала, что многое прощает младшему сыну. Со старшим хлопот почти не было, вот она время от времени и теряла бдительность. Считала, что и Семен должен сам соображать, не все же его носом тыкать. Сколько можно проявлять безалаберность и полную безответственность? Пора бы уже и повзрослеть. Она знала и о его проделках в университете, и как он халтурно готовится к сессии, и на какие ухищрения пускается, когда готовит к сдаче свои якобы репортажи… Но между тем в глубине души она гордилась его находчивостью и предприимчивостью. Все-таки несильно усердствовать в постижении журналистского мастерства и оставаться на плаву не каждый сможет.
Первый раз она была по-настоящему потрясена, когда сын после окончания университета вместо того, чтобы устроиться в какую-нибудь газету, решил пойти в армию.
Александр на правах старшего брата устроил ему разнос:
— Я тебе могу любую отмазку устроить по медицинской части. Что ты вытворяешь? О маме с бабушкой подумал?
— Что ты так переживаешь? — искренне удивлялся Семен. — Я поступаю как настоящий мужчина, а вы все волнуетесь, как будто до меня никто в армии не служил. Если на то пошло, я хочу набираться впечатлений. Для пишущего человека жизненный опыт просто необходим.
В конце концов семья смирилась с выбором Семена. Не держать же его на привязи дома! Может, ума наберется, как известно, армия дисциплинирует.
Из армии Семен писал жизнерадостные письма, полные юмора, читали их с удовольствием всей семьей. Потом долго обсуждали, на самом ли деле служба на погранзаставе похожа на пребывание в пионерлагере или Семен не пишет, как там на самом деле, а просто их успокаивает? Почему-то по его письмам выходило, что служба на румынской границе — ежедневный праздник. Он писал, что купается в Дунае, а в городе Измаиле красивые девушки на любой вкус. Город сам по себе вполне цивилизованный, чистенький и зеленый. В увольнении он ходит с девушками в ресторанчик «Голубой Дунай», где готовят очень вкусные фаршированные перцы по-болгарски. А когда скучает по русской кухне, есть блинная, но там можно отведать и вкусных щей. В кафе в новом здании речного вокзала подается замечательная дунайская селедка. Семен любил вкусно поесть, и добрая четверть любого его письма всегда посвящалась гастрономической теме. Мама радовалась, что ежемесячная дотация, которую она выделяла сыну, приносит ему столько радости. Иначе выдержать однообразную солдатскую еду ему было бы тяжело. В письмах он сравнивал уклад жизни по обе стороны Дуная. «Огромная разница между жизнью на нашей стороне и румынской. Напротив современного здания речного вокзала Измаила — нищая румынская деревенька. У нас вдоль Дуная по шоссе проносятся машины, а по ту сторону реки по грунтовой дороге скрипит огромными колесами что-то вроде арбы. Возница в соломенной шляпе и с длинными усами, как персонаж какой-нибудь старой сказки, понукает волов, время от времени лениво стегая их длинным кнутом. Женщины в темных юбках до пят и рубахах с широкими рукавами, у всех на головах платки. А у нас девчонки в мини-юбках».
В следующем письме он писал уже об интернациональном населении Измаила. Но почему-то на примере местных девушек, поразивших его внимание. Больше всего ему нравились болгарки, хотя молдаванки — тоже красавицы. Симпатичны и гагаузки, но у некоторых большие носы, Сашке было бы где разгуляться со скальпелем. Русские и украинки ни в чем не уступали всем вышеперечисленным. В общем, местное женское население вполне заслуживало внимания столичного кавалера. В ответном письме Александр не удержался от ироничного замечания: «Из твоего письма я понял, что Измаил заселен одними девушками, как город Иваново. Есть ли там ткацкая фабрика?»
«Ты недалек от истины, — ответил ему младший брат. — Поскольку мужчины этого замечательного города по полгода плавают по Дунаю, то в нем остается одно женское население. Ставки пограничников в это время очень повышаются. Ткацкой фабрики в городе нет. Только консервный завод и педагогический институт. Но в нескольких часах езды от Измаила, в городе Бендеры, есть шелковый комбинат. Там тоже много девушек…» — писал Семен со знанием дела, как настоящий исследователь местной легкой промышленности.
Мама пришла к выводу, что сыну служится в армии очень даже неплохо. А главное, он действительно набирался впечатлений. Его жизненный опыт становится богаче, а это необходимо будущему журналисту.
Письма младшего сына походили на тематические очерки. В очередном письме Семен рассказывал, как совсем недавно, будучи в увольнении, он был потрясен изменениями, произошедшими в городе за неделю. «Я решил, что власть в городе переменилась. Но нам еще ничего не успели сообщить об этом. Крыши домов на окраине города покрыли соломой, как во времена боярской Румынии. Вывески с названиями улиц и над магазинами вдруг оказались на румынском языке. Румынское знамя развевалось над административным зданием, по улицам ходила толпами молодежь в национальных костюмах, все веселились и радовались. Я растерялся и немного забеспокоился, не мог понять, что происходит. Как ни странно, но все говорили на русском языке. Я понял, что снимается фильм, когда на главной площади увидел известных актеров. А большое количество молодежи на улицах — это школьники и студенты местных училищ и пединститута, задействованные в массовке…».
Семен исправно отслужил два года, вернулся домой здоровенным детиной, и мама долго не могла привыкнуть, что этот дядька, которому нужно ежедневно бриться, ее младший сын. Черты лица у него огрубели, руки вдруг стали такими крупными, как будто он работал землекопом. Голос стал низким и поначалу пугал даже глуховатую бабушку. Старушка заметила, что после армии внук — уже не прежний щеголь и теперь даже трудно представить, что он воспитывался в интеллигентной семье. Шутки у него тоже были грубоватыми, даже Саше они не нравились, хотя в мужской компании среди врачей он слышал и не такое. Семен нарочито хотел казаться крутым парнем, новая роль ему очень нравилась. Этакий прошедший огонь и воду настоящий мужчина.
— И чем ты теперь будешь заниматься? — поинтересовался старший брат, испытывая потребность наставлять младшего на путь истины. Он давно понял, что женской половине семьи сей неблагодарный труд уже не под силу.
— Пойду в автосервис. В армии я работал в автомастерской, кое-чему научился. А главное, мне это дело очень нравится.
— Как? А журналистика? Столько усилий потрачено, а теперь ты решил пойти по наиболее легкому пути? — удивился раздосадованный Александр. Ему казалось, что Семен просто шутит.
— А почему ты решил, что это легкий путь? — в свою очередь удивился Семен. — Хорошего мастера по автоделу не так-то легко найти. Вспомни, сколько ты сам ворчал, что некому доверить свою машину. А я, между прочим, хороший автомеханик. На погранзаставе чинил машины нашего начальства, меня все хвалили. Может, у меня дар открылся.
— Ну да, гений автодела! — саркастически усмехнулся старший брат.
— Но как же твое высшее образование? — в отчаянии взывала к непутевому сыну мать. — Пять лет учиться, чтобы в результате валяться под машинами! У тебя руки будут вечно пахнуть машинным маслом!
— Вот именно, — проворчала бабушка. — Я, кстати, не переношу всякие химические запахи. У меня может появиться астма.
— Бабуля, я буду ежедневно принимать душ, а когда нужно будет прийти к тебе в гости, стану с ног до головы поливаться твоей любимой туалетной водой. Какие у тебя предпочтения в этом сезоне? — грубовато пошутил Семен, а мама с бабушкой обиделись.
— Ты мне не ответил, зачем учился все эти годы? — настаивала на ответе мама.
— Чтобы получить высшее образование, — лениво ответил Семен. — Вы же сами этого хотели. И вообще — дайте мне возможность самому решать свою судьбу. Если я вам скажу, что у меня не возникает ни малейшего желания просиживать штаны в редакциях, вы наконец оставите меня в покое?
— Что-то новенькое в профессии журналиста… — вмешался Александр. — До сих пор я думал, что журналиста, как и волка, ноги кормят. Кстати, тебе же понравилось в армии. Могу тебя устроить в военный журнал. У моей пациентки муж — влиятельное лицо в Воениздате, поговорю с ним. Вполне престижная работа. На кусок хлеба всегда заработаешь. И пиши до конца жизни на военную тему.
— Большая радость — мотаться по гарнизонам, собирать материалы, а потом сидеть под присмотром начальства и кропать заказные статейки, да еще не забывать при этом лакировать действительность. Иначе ничего не пропустят. Нетушки, я уж лучше под машинами поваляюсь. Нравится мне это дело. Кстати, клиенты с мастерами иной раз тоже любят за жизнь поговорить. Тут-то я и блесну своим высшим образованием, — утешил он вконец огорченную маму. — Между прочим, в армии я выпускал стенгазету. Может, в автомастерской пригодится мой опыт. Стишки про машины стану писать, сочинять хвалебные отклики клиентов в свой адрес, мадригалы называются. Так что и журналистское образование сгодится.
Семейный совет потерпел полное фиаско, и Семену дали вольную. Теперь, чтобы уверить членов семьи в правильности своего выбора, он с воодушевлением рассказывал о своей работе, клиентах, новых друзьях. Мама испуганно замечала, что ее сын со своими грубоватыми шуточками все больше становится похож на неотесанного мужлана. А когда он со стуком ставил на стол бутылку пива и рассказывал брату о веселой и дружной компании мужиков, с которыми он работал, или, как он выражался, «травил» всякие байки о клиентах, Александр отказывался его понимать и не мог оценить всей прелести новой жизни младшего брата.
— Представляешь, к нам тут пополнение прибыло, — однажды стал выкладывать Семен свои новости. — Молодая деваха по имени Галина. Очень даже симпатичная. В моторах разбирается, как бог. Но какая-то молчаливая, даже странно. Необычное качество для женщин. Только зыркает своими огромными серыми глазищами. А ресницы — отпад. Черные, длиннющие, пушистые. Не красится! Мы ее все пытались разговорить, откуда у нее такой опыт. Все-таки призналась однажды, когда мы после работы пивка хлебнули, что работала помощником механика на корабле, мореходку закончила. Поплавала несколько лет, замуж вышла. Муж с ней плавал. Потом их корабль списали, на берегу работу не нашли. Муж пошел продавцом в частный магазин, загулял с хозяйкой, Галя как узнала, сразу его и выгнала. Помыкалась с дочкой, пыталась торговать на рынке, не получилось. Пришла к нам. Ее приятель пристроил, он друг нашего хозяина. Так что она теперь счастлива, любимым делом занимается. Такая девка классная! Фигурка точеная, рост — метр семьдесят пять.
— Ты поосторожнее с этими девушками из автосервиса, — предупредил его опытный брат. — Знаешь, сколько заразы в Москве теперь ходит?
— Советуешь к тебе на анализ привести? — Семен в своей обычной манере грубовато шутил, не выбирая выражений.
— Если собираешься с ней закрутить, не мешало бы, — Александр отнесся к словам брата вполне серьезно.
— Да я бы женился, — вдруг неожиданно заявил Семен.
— Сема, да ты что? — воскликнула в испуге мама, прислушивающаяся к разговору сыновей. — Ты же ее совсем не знаешь. К тому же у нее дочка. Еще неизвестно, что это за ребенок.
— Известно. Неважный ребенок, деньги у матери ворует, шляется целыми днями по дворам, покуривает, с плохой компанией связалась. Она же без пригляда. У отца новая любовь, мать на работе целыми днями. Некому дитем заниматься.
— Ужас-то какой! Сколько же ей лет? И сколько лет твоей Галине?!
— Девочке семь, а Галине двадцать девять. Но по виду двадцать пять.
— И думать даже не смей! Девочке всего семь лет и уже такая оторва! Такой груз на себя взваливать!
— Ма, пошутил я, не пугайся так. Не хочу я жениться. Кстати, Галина свою дочку в интернат определяет, чтобы та под присмотром была. А то совсем девчонка от рук отобьется.
— Да куда уж дальше, если она в семь и курит, и ворует. Что в мире творится… — вздохнула мама не то с сочувствием, не то с облегчением, радуясь тому, что заявление о женитьбе было всего лишь очередной шуткой. А то с него станет, с его, как он говорит, закидонами!
— А говоришь, девушка неразговорчивая. Ты уже успел все выведать о ее личной жизни и даже знаешь, что ждет ее дочурку в ближайшем будущем, я имею в виду интернат, — продолжил разговор Саша.
— Да, наверное, ей не с кем было поделиться, вот она мне и рассказала. У Галки как-то и подруг нормальных нет, не успела завести, когда с корабля списалась. А вообще, мне ее действительно жалко. Не представляешь, какая грусть у нее в глазах. Я спрашивал, может, ей лучше мужа попробовать в семью вернуть. А она говорит — ни за что. Ей попались любовные письма от той женщины, к которой он ушел. И Галина поняла, что у них там все серьезно. Она таких писем своему мужу никогда не писала. Самое интересное, что у той женщины тоже муж есть. И как только он узнал, что у жены роман с другим, вообще куда-то пропал. Уехал и все. Ни слуху ни духу. Вот как бывает в жизни. Сколько поломанных судеб из-за одной страсти…
— Сюжет для книги, — подал идею Александр. — А что? И профессия у героини необычная: то моряк, то автослесарь. И семейная драма. И любовная страсть. И как результат всего — педагогически запущенный ребенок. Еще неизвестно, чем грозит девочке пребывание в интернате. То есть вполне понятно, что ничего хорошего это не сулит ни ребенку, ни матери. Полный мрак. Такая чернуха вполне в духе писательницы Петрушевской. Я когда ее читаю, мне жить не хочется. Но почему-то читаю.
— Да у тебя так все благополучно в жизни, что даже скучно. Тебе недостает настоящих страстей. Вот и читаешь книжки, чтобы сравнить со своей жизнью и порадоваться, что у тебя-то самого, слава богу, все лады. А насчет сюжета для книги я подумаю.
Семен никому из своих близких не признавался, что давно ведет дневник. Записывает туда и события из своей жизни, и мысли, и наблюдения, и все интересное, что слышал от других, и всяческие наброски и этюды. Так, на всякий случай. В глубине души он допускал, что когда-нибудь снова начнет писать. И кто знает, может быть, эти записи еще сослужат ему свою службу.
Жизнь шла своим чередом. Он по-прежнему копался в моторах, находя поломки и устраняя их. Иногда клиенты приезжали конкретно к Семену, у него была репутация хорошего мастера. Только теперь Семен стал понимать, что ему стало недостаточно общения с друзьями по автоделу. Оказывается, не такая уж у них независимая и разудалая жизнь. После работы — неизменное пивко, дома к пивку добавлялся телевизор. Работа сводилась к тому, чтобы побольше зашибить денег и постараться надуть клиента, навешав ему лапшу на уши.
Однажды в выходной день Семен решил прошвырнуться по набережной у ЦДХ. Было любопытно поглазеть и на картины, и на праздношатающуюся публику. Когда-то в далеком школьном детстве он ходил в художественную школу. У него даже находили способности рисовальщика. Особенно удавались ему шаржи и карикатуры — умение, которое потом высоко оценили в армии.
Был апрельский серенький денек, над городом нависло свинцовое небо. На мокром асфальте подтаивал грязно-белый ноздреватый снег, но уже явственно пахло весной. Впрочем, северный ветерок нахально забирался под легкую курточку, на которую он сменил надоевший за зиму пуховик. Продавцы стояли у пестрых картин, зябко кутаясь в теплую одежду, подстелив под ноги картонки. Так им было теплее. Они переговаривались осипшими простуженными голосами и выжидающе смотрели на прохожих. На фоне неприглядного пейзажа уходящей зимы куски картона и холста поражали буйством красок и вызывали ощущение настоящего праздника. Когда прошел шок от этого пестрого разнообразия, Семен стал различать, сколько откровенно дешевого китча выставлено здесь на продажу. Какие-то слащавые пейзажики, аляповатые букеты… По-настоящему хороших работ было совсем немного.
Что-то дрогнуло в его душе, когда взгляд упал на картины с горными пейзажами. Желто-охристые горы, ярко-синее небо и на фоне неба — древние каменные храмы. Цветовая гамма напоминала работы Сарьяна, но это было что-то свое, оригинальное. Молодой черноволосый продавец обрадовался, когда Семен заговорил с ним. Оказалось, он и есть автор этих пейзажей. Каждое лето он ездит на родину, в Армению, забирается с друзьями в безлюдные места, пишет этюды, а зимой возвращается в Москву и дорабатывает картины. Его мастерская здесь, недалеко от Крымского моста, на набережной. Ее арендуют шесть художников. У некоторых, как и у него, нет своего жилья, и они живут там же, в мастерской, такой небольшой коммуной. Заработать много не удается, потому что он пишет не то, что пользуется коммерческим успехом, а то, что велит душа. Вот рядом стоят ребята, бойко торгуют картинами на потребу новым русским, так они зарабатывают большие деньги. Их букеты незабудок в круглых белых вазах, розы на длинных стеблях в хрустальных бокалах, обнаженные девушки с тонкой талией и большой грудью — это те сюжеты, на которые всегда есть спрос. И главное, сколько продавец заломит, столько ему и платят, не торгуясь. Считается, что торговаться за картины стыдно. Цена определяет качество. И если за картину просят две тысячи долларов, значит, она того стоит. Так думают жены новых русских, украшая свои коттеджи аляповатыми «шедеврами», купленными у ЦДХ.