Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Стихотворения о любви - Эдуард Аркадьевич Асадов на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

* * *

Женщина, если в нее влюбились,

От радости вспыхнет, как маков цвет.

При этом все женщины с юных лет

На жен и любовниц всегда делились.

В чем разница? Трудно ли уяснить?!

Тут полный контраст: и душа, и кровь —

Любовница дарит свою любовь,

Жена – позволяет себя любить.

Но втайне у этой, как и у той,

Великою завистью сердце полнится:

Любовнице хочется стать женой,

Жене – непременно побыть в любовницах.

И если желания их сбываются,

То жизнь обретает обратный ход:

Они как бы вдруг ролями меняются,

И все происходит наоборот.

Свершилось! Окончились все бессонницы!

Отныне получено все сполна:

Любовница – это теперь жена,

Жена – наконец-то уже любовница!

А дальше у этой, как и у той,

Извечною завистью сердце полнится:

Любовнице хочется стать женой,

Жене – обязательно стать любовницей…

Но пусть благородный упрек замрет,

Сам Бог ведь придумал запретный плод!

1991

Наивность

Сколько я прочел на свете строк

О любви, как плетью оскорбленной,

О любви, безжалостно сожженной,

Из сплошных терзаний и тревог.

Сколько раз я слышал от друзей

О разбитом на осколки счастье

И о злой или холодной власти,

В пешки превращающей людей.

И тогда мне думалось невольно:

Пусть не все я знаю на земле,

Но в науке о добре и зле

Преуспел я нынче предовольно.

– Что мне зло и хитрости ужи! —

Думал я в самовлюбленном барстве.

Знал. И слова тут мне не скажи!

А споткнулся на глупейшей лжи

И на примитивнейшем коварстве…

Что ж, пускай! Не загрохочет гром,

И звезда не задрожит в эфире.

Просто помнить следует о том,

Что одним доверчивым ослом

Стало больше в этом славном мире!

1991

О покорности и любви

Повезло нам иль не повезло,

Только мир устроен очень странно:

Ибо в этом мире постоянно

Всюду рядом и добро, и зло.

Был Иисус исполнен светлых сил,

И, прося властителей о милости,

Он взывал к любви и справедливости

И всю жизнь терпению учил.

И к сердцам, молящим о защите,

Золотые подбирал ключи:

«Кто тебя ударит по ланите —

Ты подставь другую и молчи!»

Только зло всегда вооружалось,

Никаких укоров не стыдясь.

Зло над добротой всегда смеялось —

Ведь где сила, там всегда и власть!

Поливаем завистью и ложью,

Нес Христос свой тяжелейший крест.

И не окажись он Сыном Божьим,

Разве б он вознесся и воскрес?

И не будь там в час смертельной муки

За спиною Бога самого,

Кто к нему потом воздел бы руки,

Даже просто вспомнил про него?!

Нет, я не грешу, а восхищаюсь

Той прекрасно-скорбною стезей.

Но я с жизнью все-таки встречаюсь

И до правды нам, не сомневаюсь,

Не дойти с покорностью одной.

И чтоб зря всю жизнь не унижаться,

Я уверен, что Любовь должна

Не терпеть от зла, а защищаться

И за правду яростно сражаться,

А не то ей просто грош цена!

1991

Я прошу тебя, будь хорошею

В нашей жизни, когда порошею

Заметает нам вьюга путь,

Я прошу тебя: будь хорошею,

Самой доброй на свете будь!

Чтоб все лучшее сохранить,

Не скупись в беде на улыбки,

Научись прощать за ошибки

И за мелочи не корить.

Посмотри, сколько там и сям

Лжи и всяческих унижений,

Сколько мелких и крупных драм

И предательских отношений!

Вот поэтому страшно хочется

Совершенно иначе жить,

Ведь любовь – это тоже творчество,

Даже высшее, может быть!

Предлагаю, сердец не мучая,

Даже в мыслях ни в чем не лгать

И, друг другу даря все лучшее,

Все до донышка раскрывать.

В спорах мыслями не виляя,

В бурях совести не губя,

Сам себя я тебе вручаю.

Так вручи же и ты себя!

Я хочу, чтоб в минуты злые

Среди стрел любых и огней,

Как земля моя, как Россия,

Ты бы силой была моей.

Не терпи никакого плена,

Чтоб сквозь всякую страсть и сласть

Даже крохотная измена

В нашем доме не завелась.

А еще, это важно очень,

Чтоб твой голос сквозь все года

Не застенчиво-одиночен,

А уверенно тверд и прочен

Был бы рядом со мной всегда.

И какою бы злой порошею

Ни стелила нам вьюга путь,

Я прошу тебя, будь хорошею,

Обязательно будь хорошею,

Самой доброй на свете будь!

1992

* * *

Говорят о том, что на планете

Много нежных губ и нежных рук.

Почему же мне когда-то вдруг

Не пришли однажды губы эти?

Впрочем, что хитрить! Встречались губы

И довольно нежные подчас,

Только почему-то все на час,

Только почему-то все не судьбы!..

Ну, а может, я не одинок,

Ну, а может, нежность, как ни странно,

К нам приходит на короткий срок

И не терпит слова «постоянно»?

И ее, как золотую птичку,

Не удержишь в клетке никогда.

И она при слове «навсегда»

Тотчас превращается в привычку?

1993

Последний тост

Ему постоянно с ней не везло:

На отдыхе, в спорах, в любой работе

Она, очевидно, ему назло

Делала все и всегда напротив.

Он скажет ей: «Слушай, пойдем в кино!»

Она ему: «Что ты! Поедем на лыжах!»

Он буркнет: «Метель… За окном темно!!!»

Она: «Ну, а я все прекрасно вижу!»

Он скажет: «Ты знаешь, весь факультет

Отправится летом на Чусовую!» —

«А я предлагаю и голосую,

Чтоб нам с тобой двинуться на Тайшет!»

При встречах он был, как самум, горяч

И как-то сказал ей: «Пора жениться!»

Она рассмеялась: «Ты мчишься вскачь,

Тогда как зачетка твоя – хоть плачь!

Нет, милый, сначала давай учиться!

Поверь мне: все сбудется. Не ершись!

Конечно, совет мой как дым, занудный,

Но я тебя вытяну, ты смирись!

А главное… главное, не сердись —

Такой у меня уж характер трудный!»

Но он только холодно вскинул бровь:

«Ну что ж, и сиди со своей наукой!

А мы потеплее отыщем кровь,

Тебе же такая вещь, как любовь,

Чужда и, наверное, горше лука!»

В любви он был зол, а в делах хитер,

И в мае, в самый момент критический

Он, чтоб до конца не испить позор,

Вымолил отпуск академический.

Лето прошло, и семестр прошел.

Но он не простил ее, не смирился.

И, больше того, в довершение зол

Ранней зимой, как лихой орел,

Взял и на новой любви женился.

Пир был такой, что качался зал.

Невеста была из семьи богатой,

И пили, и лопали так ребята,

Что каждый буквально по швам трещал!

И вдруг, словно ветер в разгаре бала

От столика к столику пробежал.

Это она вдруг шагнула в зал.

Вошла и бесстрашно прошла по залу…

Ей протянули фужер с вином.

Она чуть кивнула в ответ достойно

И, став пред невестою с женихом,

Сказала приветливо и спокойно:

«Судьба человеческая всегда

Строится в зареве звездной пыли

Из воли, из творческого труда,

Ну, а еще, чтоб чрез все года

Любил человек и его любили.

И я пожелать вам хочу сейчас,

А радости только ведь начинаются,

Пусть будет счастливою жизнь у вас

И все непременно мечты сбываются!

И все-таки, главное, вновь и вновь

Хочу я вас искренне попросить:

Умейте, умейте всю жизнь ценить

И сердце надежное, и любовь!

Гуляйте ж и празднуйте до утра!

И слов моих добрых не забывайте.

А я уезжаю. А мне – пора…

Билет уже куплен. Ну все… Прощайте».

Затем осушила бокал и… прочь!

С улыбкой покинула праздник людный.

Ушла и… повесилась в ту же ночь…

Такой уж был, видно, «характер трудный».

1993

Магнетизм

О, как же мы странно с тобой прощаемся:

Твердим: «До свиданья», твердим: «Пока».

Но только все время в руке рука,

И мы их так слабо разнять пытаемся.

Ужасное время – пора разлуки…

Но, кажется, силы у нас нашлись.

Однако, едва лишь разжались руки,

Как губы вдруг взяли да и слились.

А губы слились – значит, смолкли речи.

Но чуть только мы их смогли обуздать,

Как тут устремились друг к другу плечи

И руки уже обнялись опять.

О, Господи! Что же творит любовь?!

Все планы практически рассыпаются:

То руки мгновенно опять смыкаются,

То губы встречаются вновь и вновь…

А чуть распрощаемся до конца,

Как все будто снова летит по кругу:

То ноги несут нас опять друг к другу,

То тянутся руки, то вновь сердца.

О, люди! Запомните мой совет:

Коль вдруг вот такое у вас случится,

Не мучьтесь, а мчитесь бегом жениться.

Другого решения просто нет!

1994

На осеннем пороге

В саду деревья стынут на рассвете,

А ветер, по-напористому злой,

Столбом взвивает листьев разноцветье

И сыплет сверху белою крупой.

А ты сейчас печалишься о днях,

Что улетели птицами на юг.

Глядишь в окно, и у тебя в глазах

Не то морозец, а не то испуг.

Но я прошу: не надо, улыбнись!

Неужто ждать нам лета и весны?!

Ведь климат в сердце, и настрой, и жизнь

Во многом все же нам подчинены.

И, Господи! Ведь это ж в нашей власти

Шагать сквозь все на свете холода

И твердо знать о том, что наше счастье,

Какие б вдруг ни грянули напасти,

Уже остыть не сможет никогда!

Давай же вместе вместо вьюг и зим

Мы вечный май любовью создадим!

1994

Права и слова

Сижу за решеткой в темнице сырой…

А. С. Пушки

н

Нет, в тюрьме я, конечно, вовек не сидел,

Полагая, пожалуй, не без резона,

Что сидеть за решеткой – всегда удел

Либо тех, кто за истину потерпел,

Либо тех, кто, напротив, попрал законы.

Только жизнь – это жизнь. И святой наив

Разлетается, словно туман под ветром:

Я – в солдатской шинели. Я весь – порыв!

Я шагаю сквозь дымные километры.

Цель прекрасна! Но доля порой горька,

Ибо в армии вечно свои порядки

И права у солдата не выше пятки,

А точней, командирского каблука.

Ведь солдат – что комар в кулаке командира!

Его можно легко в порошок стереть,

Наказать, преспокойно послать на смерть

И надолго отрезать порой от мира.

Но отслужит солдат и придет домой.

И бесправью конец! Ни обид, ни начальства!

Если сам он себе не отыщет рабства,

А пойдет независимой в жизнь стезей!

Вот и я, возвратившись с войны когда-то,

Твердо выбрал прямой и свободный путь,

Никакой меня бурею не согнуть!

Я – упрям. И в права свои верю свято!

Но когда я в любовь распахнул окно,

Мне пришлось, как на мине, на ней взорваться:

Ибо так мне уж, видимо, суждено

Верить там, где мне надо бы сомневаться.

Есть закон: чем подлее на свете зло,

Тем пестрей оно любит всегда рядиться,

Тихим ангелом утро в мой дом вошло,

Чтоб затем (ну за что мне вот так везло!)

В превосходного дьявола превратиться!

Да, жену мне тогда подарил Господь,

Только вот за какие грехи, не знаю,

Где бесчувственно сердце, распутна плоть

И душа лицемерная и пустая.

И гуляла она, и болталась она

Где угодно и, боже мой, с кем угодно!

Возвращалась прокурена и хмельна,

Но зато независима и свободна.

И, чем больше швыряла она вранья

И встречалась со всякою шелухою,

Тем отчаянней билась за то, чтоб я

Был отрезан от мира глухой стеною.

А зачем? А чтоб жил в беспросветной лжи,

Чтобы рвал и здоровье, и душу в клочья,

И работал как лошадь и днем, и ночью

На курорты, наряды и кутежи!

Я молчал. Может, где-то был убежден,

Что воздается судьбой мне за тяжесть груза,

Иль затем, может статься, что был влюблен

В светлый образ, украсивший небосклон

И носивший прекрасное имя: Муза!

Но отдушина все же порой была:

В Доме творчества, там, где я в песню рвался,

Там, где Муза с улыбкой меня ждала,

Где я жил и писал вдалеке от зла

И где так интересно с людьми встречался!

Но едва возвращался я вновь домой,

Как кидались навстречу скандалы дома,

И опять от знакомых и незнакомых

Был отрезан я, словно глухой стеной…

Но друзья (нет, не сгинула красота!)

Не смирялись, стучась в эти злые стены,

А всех громче всегда возмущалась та,

Что стихи мои людям несла со сцены.

– Нет! – она восклицала, – ну как же так?!

Я – артистка. Бываю буквально всюду,

И везде тебя любят. Я лгать не буду!

Ты же заперт от мира, как злейший враг! —

И, смутясь, добавляла: – Когда б, любя,

Нас связала судьба, то, хитрить не буду,

Я бы шла, все преграды твои рубя,

Чтобы жизнь клокотала вокруг тебя

И чтоб люди общались с тобой повсюду! —

И Судьбу, видно, тронула эта речь,

И, чтоб кончились беды и все разлуки,

Повелела она мое зло отсечь

И затем, вместо наших нелегких встреч,

Навсегда нам сплела и сердца, и руки.

Я не знаю, на радость или беду

Я кидал в восхищенье за словом слово:

– Люди! Здравствуйте! Славьте мою звезду!

Я покончил с бесправьем, я к вам иду!

Ибо ныне я стал человеком снова!

Да, две жизни, два образа – день и ночь:

Там – сплошные распутства, здесь —

вроде нежность,

Там – обманы, здесь – правда и откровенность.

Значит, прочь все сомненья и беды прочь!

Вот уж мчит по сердцам высочайший ток!

Но попробуй понять даже лучших женщин!

Есть забот океан и любви поток,

Только вот про общенье с людьми – молчок…

Да и слов о свободе все меньше… меньше…

Даже мизер: былая тропа моя

В подмосковный Дом творчества, труд, общенье,

Получили суровое запрещенье:

– Для чего тебе мир, если рядом я?!

Да, конечно, великая вещь – семья!

Но припомни Людовика, дорогая,

Что сказал: – Государство-де – это я!

– Он король, а в России свои края.

И довольно. Я диспут наш прекращаю! —

Вот и все. Но вопрос вырастает вновь:

Ты за счастье, и я всей душой за счастье,

Только будет ли истинною любовь,

Если кто-то стремится к верховной власти?

Если кто-то, все споры разя мечом,

Верит только в свое «золотое слово»?

И, уверен в себе и уме своем,

Пусть любя, но священным горя огнем,

Просто жаждет держать под замком другого?!

Но ведь вроде есть главное: жить бы и жить бы!

Кто же пишет за нас этот злой устав?

Неужели ж хорошее слово – женитьба

Равнозначно понятью «лишенье прав»?

Люди, люди! Родные мои, хорошие!

Мы же веруем в счастье, а не в тоску!

Почему же тогда вот такою ношею

Мы любимых сгибаем порой в дугу?!

Совместима ль, скажите, любовь с неверьем?!

Нету веры? Не надо тогда и лгать!

Ну, а если действительно есть доверие,

То зачем же нам душу друг другу рвать?!

Надо вырваться нам, наконец, из круга,

Где томится то радость, то снова зло,

Ну неужто нельзя нам понять друг друга

Без конфликтов: доверчиво и светло?!

1994

Она уснула на плече моем

Она уснула на плече моем

И, чуть вздыхая, как ребенок дышит,

И, вешним заколдованная сном,

Ни чувств, ни слов моих уже не слышит…

И среди этой лунной тишины,

Где свет и мрак друг в друге растворяются,

Какие снятся ей сегодня сны,

Чему она так славно улыбается?

А кто сейчас приходит к ней во сне?

Я знаю. Ибо я умен и зорок!

Улыбки эти безусловно – мне,

Ведь я любим и непременно дорог!

Сквозь молодость и зрелость столько лет

Идем мы рядом, устали не зная,

Встречая бури радостей и бед

И в трудный час друг друга выручая.

Но мудрая и добрая луна

Вдруг рассмеялась: «Чур, не обижаться!

Ты прав, конечно, но она – жена,

Пусть милая, а все-таки жена,

А им мужья, как правило, не снятся!

На свете часто все наоборот:

Ты – муж прекрасный! Глупо сомневаться!

Но вот скажи мне: ты запретный плод?

Нет, я серьезно: ты запретный плод?

Ах, нет? Тогда не стоит волноваться!

Муж существует в доме для того,

Чтобы нести обязанность любую.

Он нужен для того и для сего,

Короче, абсолютно для всего,

Но только не для ласк и поцелуя…

А если сам захочешь навещать

Вдруг чьи-то сны под звездным небосводом,

То должен тоже непременно стать,

Хоть в прошлом, хоть теперь, но только стать

Вот этим самым «запрещенным плодом».

Она уснула на плече моем,

Неслышно ночь под потолком сгущается…

Любимая моя, согрета сном,

Совсем по-детски тихо улыбается…

Лезть к ближним в мысли люди не должны,

И споры ничего не достигают.

Ну что ж, пускай средь вешней тишины

Ей сладко снятся лишь такие сны,

Что дорогое что-то воскрешают…

И если мне никак не суждено

Быть тем, кто снится в дымке восхищений

Иль в тайне острых головокружений,

Я снов чужих не трону все равно!

И я ревнивых игл не устрашусь,

Ведь может статься, озарен судьбою,

Я все равно когда-нибудь явлюсь,

Вот именно, возьму да и приснюсь

Душе, готовой восхищаться мною…

Пусть сны любимой остро-хороши,

Однако может все-таки случиться,

Что ведь и я не олух из глуши

И в песне чьей-то трепетной души

Могу и я торжественно явиться!

1995

Рабство

Все жаждут любви. Только как понять

Порой в ней нелепейшие различья:

Там чувства застыли от безразличья,

А тут за плевок могут жизнь отдать?!

Какой-нибудь старый распутный чин

Цинично с амурами лезет к молодости,

А молодость, часто без капли гордости,

Доверчиво стелется перед ним.

А здесь вдруг начальница, щуря взгляд

И сея улыбочки сквозь одышку —

Толста: не поймешь где перед, где зад? —

На лирику тянет почти мальчишку…

Распутную старость легко понять:

Ей нужно «свежатинки», как салата.

Но молодость – та, что всегда крылата,

Вот ей-то зачем этот смрад глотать?!

А там, где и сверстники. Что с того?!

Вы – молоды. Счастливы. Вот богатство!

Так нет же! Бог ведает, отчего

Один превращается в божество,

Другой чуть не сам заползает в рабство.

Какую ж дорогу в любви избрать?

Кого утверждать и к чему стремиться?

Конечно, неплохо рабу обнять,

Но сколько же счастья способна дать

Любимая, избранная царицей!

1995

Дорогие оковы

Россия без каждого из нас обойтись может. Но никто из нас не может обойтись без России.

И. С. Тургенев

Париж. Бужеваль. Девятнадцатый век.

В осеннем дожде пузырятся лужи.

А в доме мучится человек:

Как снег, голова, борода, как снег,

И с каждой минутой ему все хуже…

Сейчас он слабей, чем в сто лет старик,

Хоть был всем на зависть всегда гигантом:

И ростом велик, и душой велик,

А главное – это велик талантом!

И пусть столько отдано лет и сил

И этой земле, и друзьям французским,

Он родиной бредил, дышал и жил,

И всю свою жизнь безусловно был

Средь русских, наверное, самым русским.

Да, в жилах и книгах лишь русская кровь,

И все-таки, как же все в мире сложно!

И что может сделать порой любовь —

Подчас даже выдумать невозможно!

Быть может, любовь – это сверхстрана,

Где жизнь и ласкает, и рвет, и гложет,

И там, где взметает свой стяг она,

Нередко бывает побеждена

И гордость души, и надежда тоже.

Ну есть ли на свете прочнее крепи,

Чем песни России, леса и снег,

И отчий язык, города и степи…

Да, видно, нашлись посильнее цепи,

К чужому гнезду приковав навек.

А женщина смотрится в зеркала

И хмурится: явно же не красавица.

Но рядом – как праздник, как взлет орла,

Глаза, что когда-то зажечь смогла,

И в них она дивно преображается.

Не мне, безусловно, дано судить

Чужие надежды, и боль, и счастье,

Но, сердцем ничьей не подсуден власти,

Я вправе и мыслить, и говорить!

Ну что ему было дано? Ну что?

Ждать милостей возле чужой постели?

Пылать, сладкогласные слыша трели?

И так до конца? Ну не то, не то!

Я сам ждал свиданья и шорох платья,

И боль от отчаянно-дорогого,

Когда мне протягивали объятья,

Еще не остывшие от другого…

И пусть я в решеньях не слишком скор,

И все ж я восстал против зла двуличья!

А тут до мучений, до неприличья

В чужом очаге полыхал костер…

– О, да, он любил, – она говорила, —

Но я не из ласковых, видно, женщин.

Я тоже, наверно, его любила,

Но меньше, признаться, гораздо меньше. —

Да, меньше. Но вечно держала рядом,

Держала и цель-то почти не пряча.

Держала объятьями, пылким взглядом,

И голосом райским, и черным адом

Сомнений и мук. Ну а как иначе?!

С надменной улыбкою вскинув бровь,

Даря восхищения и кошмары,

Брала она с твердостью вновь и вновь

И славу его, и его любовь,

Доходы с поместья и гонорары.

Взлетают и падают мрак и свет,

Все кружится: окна, шкафы, столы.

Он бредит… Он бредит… А может быть, нет?

«Снимите, снимите с меня кандалы…»

А женщина горбится, словно птица,

И смотрит в окошко на тусклый свет.

И кто может истинно поручиться,

Вот жаль ей сейчас его или нет?..

А он и не рвется, видать, смирился,

Ни к спасским лесам, ни к полям Москвы.

Да, с хищной любовью он в книгах бился,

А в собственной жизни… увы, увы…

Ведь эти вот жгучие угольки —

Уедешь – прикажут назад вернуться.

И ласково-цепкие коготки,

Взяв сердце, вовеки не разомкнутся.

Он мучится, стонет… То явь, то бред…

Все ближе последнее одиночество…

А ей еще жить чуть не тридцать лет,

С ней родина, преданный муж. Весь свет

И пестрое шумно-живое общество.

Что меркнет и гаснет: закат? Судьба?

Какие-то тени ползут в углы…

А в голосе просьба, почти мольба:

– Мне тяжко… Снимите с меня кандалы…

Но в сердце у женщины немота,

Не в этой душе просияет пламя.

А снимет их, может быть, только ТА,

В чьем взгляде и холод, и пустота,

Что молча стоит сейчас за дверями.

И вот уж колеса стучат, стучат,

Что кончен полон. И теперь впервые

(Уж нету нужды в нем. Нужны живые!)

Он едет навечно назад… назад…

Он был и остался твоим стократ,

Прими же в объятья его, Россия!

13 октября 1996 г. Красновидово – Москва

Задумчиво она идет по улице

Она идет задумчиво по улице,

Стройна, как синеглазый василек.

Но все сейчас в ней словно бы сутулится,

Сутулится душа, и взгляд сутулится,

И даже чувства съежились в комок.

Идет она, как в проклятое царство.

Где нет ни звезд, ни пищи, ни воды.

И нет на свете, кажется, лекарства,

Чтоб вдруг ее избавить от беды.

Но есть лекарство прочих посильней,

Которое помочь всегда готово,

Чтоб человек, известный только ей,

Который всех важнее и нужней,

Сказал одно-единственное слово…

3 июня 1998 г. Москва

Женская песенка

О любви не надо, милый.

Ну зачем нам болтовня!

Это я тебя любила,

А не ты любил меня!

И волнений наших повесть

Каждый разно прочитал:

Это я теряла гордость,

А не ты ее терял!

И когда другим, бывало,

Ты объятья раскрывал,

Это я тебя прощала,

А не ты меня прощал.

Если ж там, где пела лира,

Спор тяжелый назревал,

Это я искала мира,

А не ты его искал!

И когда вдруг я болела

Или ты порой болел,

Это я к тебе летела,

А не ты ко мне летел.

Ну а в дни разлук, бывало,

Кто страдал и тосковал?

Это я тебе писала,

А не ты ко мне писал!

И когда с холодной силой

Нам разрыв навек грозил,

Это я с ума сходила,

А не ты с ума сходил!

Нынче все уже простыло,

Хватит душу унижать!

Это я порвать решила.

А не ты решил порвать!

Жгу сама все чувства. Дабы

Не мешать тебе в пути.

Уж такой характер слабый:

Не могу быть жалкой бабой,

Будь же счастлив. И прости!

15 октября 1998 г. Москва

Не надо отдавать любимых!

Не надо отдавать любимых,

Ни тех, кто рядом, и не тех,

Кто далеко, почти незримых,

Но зачастую ближе всех!

Когда все превосходно строится

И жизнь пылает, словно стяг,

К чему о счастье беспокоиться?!

Ведь все сбывается и так!

Когда ж от злых иль колких слов

Душа порой болит и рвется —

Не хмурьте в раздраженьи бровь.

Крепитесь! Скажем вновь и вновь:

За счастье следует бороться!

А в бурях острых объяснений

Храни нас, Боже, всякий раз

От нервно-раскаленных фраз

И непродуманных решений.

Известно же едва ль не с древности:

Любить бессчетно не дано,

А потому ни мщенье ревности,

Ни развлечений всяких бренности,

Ни хмель, ни тайные неверности

Любви не стоят все равно!

Итак, воюйте и решайте:

Пусть будет радость, пусть беда,

Боритесь, спорьте, наступайте,

Порою даже уступайте

И лишь любви не отдавайте,

Не отдавайте никогда!

8 июля 1999 г. Красновидово

Никогда не ревнуй меня к прошлому

Я прошу: никогда не ревнуй меня к прошлому.

Ну зачем нам друг друга зазря терзать?!

В прошлом было и вправду немало хорошего,

Но довольно и злого и тошно-претошного,

Вспоминать о котором – как хину глотать!

Я мечтаю дела сопрягать с желаньями,

Ты пойми, моя трепетная звезда,

Жить на свете одними воспоминаньями

Не умней, чем по кругу ходить всегда.

А еще я заметил, сама суди:

Чем живем мы и дышим на свете дольше,

Тем прошедшего больше у нас и больше

И все меньше того, что еще впереди….

Вот поэтому надо сказать заранее,

Что любой, кто изведал невзгод вполне,

Хочет именно только на новизне

Сфокусировать больше всего внимания.

Пусть еще не легла нам на души тень,

Но уже мы давно не в телячьем раже.

И транжирить на мелочи новый день

И нелепо, и просто обидно даже!

И покуда нам мыслится и хохочется

И сердца, как и встарь, не хандрят в груди,

Еще многое видится впереди,

А назад постоянно смотреть не хочется.

И, шагая все к новым и новым дням,

Мы, надеюсь, немало еще увидим.

А ревнуя друг друга к былым годам,

Мы же попросту сами себя обидим!

15 февраля 1999 г. Москва Сретение. Масленица

Чужие свиданья

Ты спешишь на свиданье. И в сердце твоем

Все, пожалуй, смеется. А как иначе?!

Все весенним, наверно, горит огнем!

Только мне как-то стыдно признаться в том,

Что тебе не могу пожелать удачи…

Ревность хуже, наверно, чем едкий дым.

Надо жить в доброте и высокой радости.

Но чтоб милой любви пожелать с другим —

Нужно быть ну пускай не совсем святым,

Но хотя бы стоять на пороге святости…

Коль судьба в них друг к другу любовь пробудит,

Что ж прикажете, петь или звать музыкантов?!

Только нету подобных во мне талантов

И навряд ли когда-нибудь это будет!

Но коль счастье не вспыхнет в ее дому

И удачи не будет от тех свиданий —

Все равно запоздалых потом признаний

Я, наверно, не вынесу, не приму!

Нет, все это не глупые словоблудии,

Не тщеславьем набитая голова,

Просто трудно как в праздники, так и в будни

Знать, что ты там всего только номер два!

В чувствах странными часто бывают люди:

Спорят, мирятся, кто-то порой схитрит.

Где-то зло, где-то мягко друг друга судят,

Но когда вдруг серьезно и крепко любят —

То уже не умеют прощать обид!

13 декабря 1999 г. Москва

Секрет отношений

Пришла неприятность, и я расстроился.

За что мне, простите, такая «радость»?

Но только я вроде бы успокоился,

Как, здравствуйте: новая неприятность!

А ты, не теряя привычной гордости,

Спросила, взглянувши светло и ясно:

«В чем дело? Откуда все эти сложности?

Ведь раньше же было все так прекрасно!»

А я улыбаюсь: мне это «нравится»…

Все верно… Прекрасно и вправду было.

Но дело-то в том, что одна красавица

В ту пору ужасно меня любила…

Когда же любовь вдруг как будто пятится

И смотрит порой хмуровато-косо,

Вот тут хоть убей: ничего не ладится…

И в этом-то, видимо, суть вопроса.

Смеешься? Ну что же: и впрямь занятно!

Я мог бы все сложности перечислить,

Но, вижу, тебе и без слов понятно.

Люблю, когда люди умеют мыслить!

Уж нам ли прекрасного не досталось?!

И ты не зря сейчас улыбаешься.

Ведь что нужно сделать, чтоб все получалось

И жизнь превосходнейше состоялась?

Ты лучше, чем кто-нибудь, догадаешься…

Ведь сложности мира и вздох любой

Зависят вовек лишь от нас с тобой!

31 октября 2001 г. Москва

Будничный наряд

Ах, как много женщины теряют

Оттого, что, возвратясь домой,

На себя такое надевают,

Что подчас наряднее бывает

Даже, вероятно, домовой!

Тут не пустяковая задача,

Дело это – мудрого ума.

Ведь себя ж в запущенность упряча,

Позабудет женщина иначе,

Что она – поэзия сама!

И хоть я в нарядах не знаток,

Понимаю: дома – по-домашнему.

Но когда домашность «по-неряшному»,

Тут, простите, впору наутек.

На работе чуть ли не влюбляются:

– Хороша, изящна! – Но зато

Жаль, что им не видно ту «красавицу»,

Что порою дома одевается

Черт ведь знает попросту во что!

Увидав ее в «домашнем платье»,

Вы бы просто потеряли речь:

То ль она в засаленном халате?

То ли в кофте с бабушкиных плеч?

Но, смутясь, сказала бы красавица:

– Так ведь в доме нету же мужчин!

Ну, а папа, братья, муж и сын,

Это же, конечно, не считается! —

Вот такой житейский оборот!

Только ей подумать бы впервые,

Что, быть может, все наоборот,

Что совсем ориентир не тот

И свои важнее, чем чужие?!

Что душа у братьев или сына

Как-никак – не прошлогодний снег.

И что муж, он все-таки мужчина

И, пожалуй, даже человек!

Да к тому ж в житейских столкновеньях,

Как ни странно, часто виноват

Да все тот же выцветший халат,

Что порою раздражает взгляд,

Да и просто портит настроенье.

И, пожалуй, чтобы быть счастливыми,

Чтоб и в будни пели соловьи,

Надо вечно, всюду быть красивыми,

Дорогие женщины мои!

1972

Люблю сердца, способные простить

Люблю сердца, способные простить.

Нет-нет, отнюдь не как-нибудь бездумно,

А с добрым сердцем, искренно и умно.

Простить – как бы занозу удалить…

Подчас так сладко горечь затаить,

Ведь нет теперь уже пути обратно,

А выйдет случай – крепко отомстить!

Приятно? Да и как еще приятно!

Коль отомстил – считай, что повезло:

Дал сдачу на укусы бессердечности!

Но зло обычно порождает зло,

И так идет, порой, до бесконечности…

От всепрощенья сердце не согрето,

А беспринципность – сущая беда.

Есть зло, когда прощенья просто нету!

И все же так бывает не всегда.

Пусть гневаться и даже раздражаться

Приходится, хоть это нелегко.

А все же зло, коль честно разобраться, —

Зачем хитрить?! Давайте признаваться:

Порой совсем не так уж велико!

Месть с добротою сложно совмещать.

И что порой важнее, я не знаю,

И все-таки стократно повторяю:

Люблю сердца, способные прощать!

<17 сентября 2001 года>

У любви не бывает разлук

У любви не бывает разлук,

У любви есть одни только встречи,

До смешного счастливые речи

И ни лжи, ни тем более мук.

«Как же так! – скажут мне. – Где любовь,

Там всегда и обиды, и споры,

Бесконечные ревности, ссоры,

Примиренья и ревности вновь!»

Но давайте подумаем здраво:

Там – то счастье, то – лесть, то – месть.

Бесконечных эмоций лава,

Только есть ли уверенность, право,

В том, что это любовь и есть?!

При любви ведь не жгут корабли,

И разлука в любви не считается,

Даже если сердца друг от друга вдали,

Встреча все-таки продолжается!

Ну так скажем же вновь и вновь:

При любви все обиды мнимы,

Ибо там, где живет любовь,

Все преграды преодолимы!

<3 октября 2002 года. Москва>

Сказка о любви

Они без слов понимали друг друга,

И не было в мире сердец нежней.

Он бурно любил. А его подруга

Любила, быть может, еще сильней.

Есть множество чувств на земной планете,

И все-таки, что там ни говори,

Навряд ли найдется прибор на свете,

Способный измерить накал любви.

Насколько все было у них счастливо —

Прочувствовать было бы слишком сложно.

Однако же было все так красиво,

Что попросту вычислить невозможно!

И все ж вдруг такое порой случается,

Что там, где все тысячу раз прекрасно,

Свершается вдруг до того ужасно,

Что просто в сознаньи не умещается…

Встречая весенне-душистый шквал,

Шагнули они вдруг беде навстречу

И в самый спокойный и светлый вечер

Попали под бешеный самосвал.

А дальше, как тысячи лет подряд,

Взлетев под сияющий свод святилища,

Они оказались у врат чистилища,

Откуда дорога и в рай, и в ад…

И, глядя печально в свои бумаги,

Сказал им сурово премудрый Петр:

«Хоть думай о горе, хоть думай о благе,

А промысел Высший и чист и тверд.

Кому-то грустится, кому-то хохочется,

Ведь судьбы не мы, а за нас вершат,

Не все получается так, как хочется,

Тебе, – он сказал ей, – дорога прочится

Отныне и присно в кромешный ад.

Когда-то ты в юности нагрешила,

И ныне, что выпало – принимай.

А мужу иное Судьба решила:

Грешил ты немного, что было – то было,

Ступай же отныне в прекрасный рай!»

Но он на колени упал с мольбою:

«Пусть будет такой и ее стезя!

Оставь же ее навсегда со мною!»

Но Петр покачал головой: «Нельзя!

Конечно, все это ужасно сложно,

Но так существует мильоны лет:

Вот если за грешником вслед, то можно,

Но только подумать здесь крепко должно:

Обратной дороги оттуда нет!»

Но он улыбнулся: «Смешной секрет!

Разлука в любви – пострашней страданий!»

И в страшную лаву без колебаний

Он прыгнул навечно за милой вслед!

Мораль тут излишня: пойми и знай:

Ведь если бы все мы вот так любили,

То чувства людей обрели бы крылья,

А наша земля превратилась в рай…

29 января 2002 г. Москва

Веселые споры

Мы спорим порой, будто две державы,

А после смеемся, слегка устав.

И все же не могут быть оба правы,

При спорах один все равно не прав.

Ах, люди! Ведь каждый, ей-богу, дивен.

Вот книгу читаем и снова спор:

«Ты знаешь, прости, но роман наивен», —

«Наивен? Но это же просто вздор!»

А может ли сеять раздор природа?

Еще бы! И даже порой с утра:

«Взгляни: нынче сказка, а не погода!»

«Да, да – препаскуднейшая жара!»

А бывает ли так: не склоня головы,

Оба спорят, но оба при этом правы?!

Да, когда они фразу за фразой рубят,

Но при этом безбожно друг друга любят!

5 августа 2001 г. Красновидово

Раздумье над классикой

Возможно, я что-то не так скажу,

И пусть будут спорными строки эти,

Но так уж я, видно, живу на свете,

Что против души своей не грешу.

В дружбу я верил с мальчишьих лет,

Но только в действительно настоящую,

До самого неба костром летящую,

Такую, какой и прекрасней нет!

Но разве же есть на земле костер,

Жарче того, что зажгли когда-то

Два сердца с высот Воробьевых гор,

На веки веков горячо и свято?!

О, как я о дружбе такой мечтал

И как был канонами околдован,

Пока не осмыслил, пока не познал

И в чем-то вдруг не был разочарован.

Пусть каждый ярчайшею жизнью жил,

Но в этом союзе, клянусь хоть небом,

Что только один из двоих дружил,

Другой же тем другом высоким не был!

Да, не был. Пусть сложен житейский круг,

Но я допускаю, хотя и туго,

Что к другу приехавший в гости друг

Мог даже влюбиться в супругу друга.

Влюбиться, но смуты своей сердечной

Даже и взглядом не показать,

Тем паче, что друг его, что скрывать,

Любил свою милую бесконечно.

Сердце… Но можно ль тут приказать?

Не знаю. Но если и вспыхнут страсти,

Пусть трудно чувствами управлять,

Но что допустить и как поступать,

Вот это все-таки в нашей власти!

Я гения чту за могучий ум,

За «Колокол», бивший в сердца набатом,

И все же могу я под грузом дум

Считать, что не все тут, быть может, свято.

И надо ли, правды не уроня,

Внушать мне, как высшую из примеров,

Дружбу, в которую у меня

Нету великой и светлой веры.

Ведь дружба – есть чувство, как жизнь, святое,

Так как же уверовать и понять,

Что можно дружить и навек отнять

У друга самое дорогое?!

А вера моя до могилы в том,

Что подлинный друг, ну а как иначе,

Лишь тот, кому твердо доверишь дом,

Деньги, жену и себя в придачу!

Стараясь все мудрое познавать,

Держусь я всю жизнь непреклонных взглядов,

Что классику следует уважать,

Осмысливать, трепетно изучать,

Но падать вот ниц перед ней не надо.

А тех, кто сочтет это слишком смелым

Иль попросту дерзким, хочу спросить:

Желали б вы в жизни вот так дружить?

Молчите? Вот в этом-то все и дело…

Мы идем с тобой, взявшись за руки

Мы идем с тобой, взявшись за руки,

Вдоль бульвара меж тополей.

Я б хотел тебя вскинуть на руки

И нести по планете всей…

Ты смеешься: «Увы, когда-то

Я легка была словно пух…

А теперь не бесплотный дух!

И поднять меня сложновато…»

«Что мне груз! – говорю я. – Милая!

Пусть года по судьбе прошлись.

Только я еще с доброй силою,

Мог тебя б еще вскинуть ввысь!

Впрочем, сколько бы плоть ни весила,

Только надо признаться смело,

Что характер наш, скажем весело,

Иногда повесомей тела…

И, прости за такую фразу,

Только, если зажжен огнем,

Я вздыму тебя ввысь не сразу…

Значит, дело тут только в нем.

А коль так, то во имя мудрости

Ты характер чуть-чуть измени:

Убери из него все трудности,

А все нежности сохрани.

Вот тогда-то мы, взявшись за руки,

Может, станем зари светлей,

И тебя сквозь огни-фонарики

Я уверенно, вскинув на руки,

Пронесу по планете всей!»

11 октября 2001 г. Москва

Россия начиналась не с меча!

Россия начиналась не с меча,

Она с косы и плуга начиналась.

Не потому, что кровь не горяча,

А потому, что русского плеча

Ни разу в жизни злоба не касалась…

И стрелами звеневшие бои

Лишь прерывали труд ее всегдашний.

Недаром конь могучего Ильи

Оседлан был хозяином на пашне.

В руках, веселых только от труда,

По добродушью иногда не сразу

Возмездие вздымалось. Это да.

Но жажды крови не было ни разу.

А коли верх одерживали орды,

Прости, Россия, беды сыновей.

Когда бы не усобицы князей,

То как же ордам дали бы по мордам!

Но только подлость радовалась зря.

С богатырем недолговечны шутки:

Да, можно обмануть богатыря,

Но победить – вот это уже дудки!

Ведь это было так же бы смешно,

Как, скажем, биться с солнцем и луною,

Тому порукой – озеро Чудское,

Река Непрядва и Бородино.

И если тьмы тевтонцев иль Батыя

Нашли конец на родине моей,

То нынешняя гордая Россия

Стократ еще прекрасней и сильней!

И в схватке с самой лютою войною

Она и ад сумела превозмочь.

Тому порукой – города-герои

В огнях салюта в праздничную ночь!

И вечно тем сильна моя страна,

Что никого нигде не унижала.

Ведь доброта сильнее, чем война,

Как бескорыстье действеннее жала.

Встает заря, светла и горяча.

И будет так вовеки нерушимо.

Россия начиналась не с меча,

И потому она непобедима!

Лунный вечер

Закат хрустально-алый мост

Над речкой воздвигает,

И вверх в сопровожденье звезд

Луна, поднявшись в полный рост,

Торжественно шагает.

Ей все принадлежат сердца

И замки на планете,

А у тебя же ни дворца,

И, кроме одного певца,

Нет никого на свете.

Но это, право, не беда,

Взвей гордость, словно стяг,

Один, он тоже иногда

Уж не такой пустяк!

Готов я верить и любить,

О бедах не трубя.

Одно не знаю: как мне быть?

Какую песню сочинить,

Достойную тебя?

Твои слова, улыбки, взгляд

Я в сердце собирал,

И, встреться мы лет сто назад,

Я так бы написал:

Всегда поэзии полна,

То холодна, то страстна,

Ты – как полночная луна

Таинственно-прекрасна!

А впрочем, и средь наших дней

Горит живая сила:

И горделиво-светлой ей

Ты, с строгой скромностью своей,

Навряд ли б уступила.

Ведь гордо-чистая луна

Средь всех других планет

Одной лишь стороной видна,

Другой как словно нет.

А та, другая, для кого,

Где все темно и строго?

Для неба или для того,

Кто всех дороже. Для него —

Сверхдруга или бога!

Луна одна, и ты – одна.

И знаю я: твой взгляд,

Твоя дневная сторона

И звездно-тайная страна

Лишь мне принадлежат!

И так как в верности своей

Ты, как луна, тверда,

Живи ж средь песен и людей

И ныне, и всегда!

А если вечность обойдет

Капризно стороною

И бабка старая придет

С железною клюкою,

Ну что ж, не нам белеть, как снег!

Мир вечен – как замечено.

Как горы, как движенье рек.

В моих стихах тебе навек

Бессмертье обеспечено!

Я встретил тебя в апреле

Я встретил тебя в апреле

И потерял в апреле.

Ты стала ночной капелью и шорохом за окном,

Стала вдоль веток-строчек

Чутким пунктиром точек,

Зеленым пунктиром почек в зареве голубом.

Тучек густых отара

Катится с крутояра.

Месяц, зевнув, их гонит к речке на водопой.

Скучное это дело

Давно ему надоело,

Он ждет не дождется встречи с хохочущей зарей.

А наши с тобой апрели

Кончились. Отзвенели.

И наши скворцы весною не прилетят сюда…

Прощанье не отреченье,

В нем может быть продолженье.

Но как безнадежно слово горькое: «Никогда!..»

1975

Прямой разговор

Л. К.

Боль свою вы делите с друзьями,

Вас сейчас утешить норовят,

А его последними словами,

Только вы нахмуритесь, бранят.

Да и человек ли в самом деле

Тот, кто вас, придя, околдовал,

Стал вам близким через две недели,

Месяц с вами прожил и удрал.

Вы встречались, дорогая, с дрянью.

Что ж нам толковать о нем сейчас?!

Дрянь не стоит долгого вниманья,

Тут важнее говорить о вас.

Вы его любили? Неужели?

Но полшага – разве это путь?!

Сколько вы пудов с ним соли съели?

Как успели в душу заглянуть?!

Что вы знали, ведали о нем?

То, что у него есть губы, руки,

Комплимент, цветы, по моде брюки —

Вот и все, пожалуй, в основном?!

Что б там ни шептал он вам при встрече,

Как возможно с гордою душой

Целоваться на четвертый вечер

И в любви признаться на восьмой?!

Пусть весна, пускай улыбка глаз…

Но ведь мало, мало две недели!

Вы б сперва хоть разглядеть успели,

Что за руки обнимают вас!

Говорите, трудно разобраться,

Если страсть. Допустим, что и так.

Но ведь должен чем-то отличаться

Человек от кошек и дворняг!

Но ведь чувства тем и хороши,

Что горят красиво, гордо, смело.

Пусть любовь начнется. Но не с тела,

А с души, вы слышите, – с души!

Трудно вам. Простите. Понимаю.

Но сейчас вам некого ругать.

Я ведь это не мораль читаю.

Вы умны, и вы должны понять:

Чтоб ценили вас, и это так,

Сами цену впредь себе вы знайте,

Будьте горделивы. Не меняйте

Золота на первый же медяк!

* * *

Не надо любви никогда стыдиться!

Пусть будет в ней хворь иль невзгод безмерность.

Седины иль юность, богатство иль бедность,

Любовью нам надо всегда гордиться,

Ибо она – редчайшая ценность!

А если стыдиться, то только связи, —

Что манит людей лишь минутной новью.

Ведь в связи есть что-то порой от грязи,

Иначе была бы она Любовью!

Наверно, уж так создала Природа,

Что связь и любовь, словно мрак и свет,

Живут как два вечные антипода —

И общего в них абсолютно нет!

9 декабря 1998 г. Москва

Как мне тебе понравиться?.

Как мне тебе понравиться?

Стать мрачным и непонятным?

А может быть, вдруг прославиться

Поступком невероятным?

Или вдруг стать мятежным,

Порывистым и упрямым?

А может быть, нежным-нежным

И ласковым самым-самым?..

А то вдруг лукаво-мглистым,

Сплетающим ловко сети?

Иль простодушно-чистым,

Доверчивым, словно дети?

Иль стать искушенным в жизни,

Солидным и мудрым очень,

Так, словно бы между прочим,

Роняющим афоризмы?

Разгневать тебя мне, что ли,

Поссорясь с тобой всерьез?

Иль рассмешить до колик,

До радостно-глупых слез?

Богатым прийти иль бедным,

С подарками или без?

Словом ли вдруг хвалебным

Поднять тебя до небес?

Что делать? Куда направиться:

К другу или врагу?

Откуда решенье явится?

Как мне тебе понравиться,

Понять уже не могу!

А ты даже будто рада

Терзать меня, как юнца.

Но только любовь не надо

Испытывать до конца.

Запомни мое пророчество:

Когда-нибудь, как во сне,

Страдая от одиночества,

Ты снова придешь ко мне.

И, бросивши спесь красавицы,

Скажешь: – Встречай, чудак!

Я с сердцем не в силах справиться.

Ну, как мне тебе понравиться? —

А я улыбнусь: – Никак!..

1970

Мы решили с тобой дружить…

Мы решили с тобой дружить,

Пустяками сердец не волнуя.

Мы решили, что надо быть

Выше вздоха и поцелуя…

Для чего непременно вздох,

Звезды, встречи, скамья в аллее?

Эти глупые «ах» да «ох»!..

Мы – серьезнее и умнее.

Если кто-то порой на танцах

Приглашал тебя в шумный круг,

Я лишь щелкал презрительно пальцем —

Можешь с ним хоть на век остаться.

Что за дело мне? Я же друг.

Ну а если с другой девчонкой

Я кружил на вешнем ветру,

Ты, плечами пожав в сторонке,

Говорила потом мне тонко:

– Молодец! Нашел кенгуру!

Всех людей насмешил вокруг. —

И, шепнув, добавляла хмуро:

– Заявляю тебе, как друг:

Не танцуй больше с этой дурой!

Мы дружили с тобой всерьез!

А влюбленность и сердца звон…

Да для нас подобный вопрос

Просто-напросто был смешон.

Как-то в сумрак, когда закат

От бульваров ушел к вокзалу,

Ты, прильнув ко мне, вдруг сказала:

– Что-то очень прохладно стало,

Ты меня обними… как брат…

И, обняв, я сказал, ликуя,

Слыша сердца набатный стук:

– Я тебя сейчас поцелую!

Поцелую тебя… как друг…

Целовал я тебя до утра,

А потом и ты целовала

И, целуя, все повторяла:

– Это я тебя, как сестра…

Улыбаясь, десятки звезд

Тихо гасли на небосводе.

Мы решили дружить всерьез.

Разве плохо у нас выходит?

Кто и в чем помешает нам?

Ведь нигде же не говорится,

Что надежным, большим друзьям

Запрещается пожениться?

И отныне я так считаю:

Все влюбленности – ерунда.

Вот серьезная дружба – да!

Я по опыту это знаю.

1965

Эдельвейс

(

Лирическая баллада

)

Ботаник, вернувшийся с южных широт,

С жаром рассказывал нам

О редких растениях горных высот,

Взбегающих к облакам.

Стоят они гордо, хрустально чисты,

Как светлые шапки снегов.

Дети отчаянной высоты

И дикого пенья ветров.

В ладонях ботаника – жгучая синь,

Слепящее солнце и вечная стынь

Качаются важно, сурово.

Мелькают названья – сплошная латынь —

Одно непонятней другого.

В конце же сказал он: – А вот эдельвейс,

Царящий почти в облаках.

За ним был предпринят рискованный рейс,

И вот он в моих руках!

Взгляните: он блещет, как горный снег,

Но то не просто цветок.

О нем легенду за веком век

Древний хранит Восток.

Это волшебник. Цветок-талисман.

Кто завладеет им,

Легко разрушит любой обман

И будет от бед храним.

А главное, этот цветок таит

Сладкий и жаркий плен:

Тот, кто подруге его вручит,

Сердце возьмет взамен.

Он кончил, добавив шутливо: – Ну вот,

Наука сие отрицает,

Но если легенда веками живет,

То все-таки кто его знает?..

Ботаника хлопали по плечам,

От шуток гудел кабинет:

– Теперь хоть экзамен сдавай по цветам!

Да ты не ученый – поэт!

А я все думал под гул и смех:

Что скажет сейчас она?

Та, что красивей и тоньше всех,

Но так всегда холодна.

Так холодна, что не знаю я,

Счастье мне то иль беда?

Вот улыбнулась: – Это, друзья,

Мило, но ерунда…

В ночи над садами звезды зажглись,

А в речке темным-темно…

Толкаются звезды и, падая вниз,

С шипеньем идут на дно.

Ветер метет тополиный снег,

Мятой пахнет бурьян…

Конечно же, глупо: атомный век —

И вдруг цветок-талисман!

Пусть так! А любовь? Ведь ее порой

Без чуда не обрести!

И разве есть ученый такой,

Чтоб к сердцу открыл пути?!

Цветок эдельвейс… Щемящая грусть…

Легенда… Седой Восток…

А что, если вдруг возьму и вернусь

И выпрошу тот цветок?!

Высмеян буду? Согласен. Пусть.

Любой ценой получу!

Не верит? Не надо! Но я вернусь

И ей тот цветок вручу.

Смелее! Вот дом его… Поворот…

Гашу огонек окурка,

И вдруг навстречу мне из ворот

Стремительная фигурка.

Увидела, вспыхнула радостью: – Ты!

Есть, значит, тайная сила.

Ты знаешь, он яростно любит цветы,

Но я смогла, упросила…

Сейчас все поймешь… Я не против чудес,

Нет, я не то говорю… —

И вдруг протянула мне эдельвейс!

– Вот… Принимай… Дарю!

Звездами вспыхнули небеса,

Ночь в заревом огне…

Люди, есть на земле чудеса!

Люди, поверьте мне!

Моей маме

Пускай ты не сражалась на войне,

Но я могу сказать без колебанья:

Что кровь детей, пролитая в огне,

Родителям с сынами наравне

Дает навеки воинское званье!

Ведь нам, в ту пору молодым бойцам,

Быть может, даже до конца не снилось,

Как трудно было из-за нас отцам

И что в сердцах у матерей творилось.

И лишь теперь, мне кажется, родная,

Когда мой сын по возрасту – солдат,

Я, как и ты десятки лет назад,

Все обостренным сердцем принимаю.

И хоть сегодня ни одно окно

От дьявольских разрывов не трясется,

Но за детей тревога все равно

Во все века, наверно, остается.

И скажем прямо (для чего лукавить?!),

Что в бедах и лишеньях грозовых

Стократ нам легче было бы за них

Под все невзгоды головы подставить!

Да только ни в труде, ни на войне

Сыны в перестраховке не нуждались.

Когда б орлят носили на спине,

Они бы в кур, наверно, превращались!

И я за то тебя благодарю,

Что ты меня сгибаться не учила,

Что с детских лет не тлею, а горю,

И что тогда, в нелегкую зарю,

Сама в поход меня благословила.

И долго-долго средь сплошного грома

Все виделось мне в дальнем далеке,

Как ты платком мне машешь у райкома,

До боли вдруг ссутулившись знакомо

С забытыми гвоздиками в руке.

Да, лишь когда я сам уже отец,

Я до конца, наверно, понимаю

Тот героизм родительских сердец,

Когда они под бури и свинец

Своих детей в дорогу провожают.

Но ты поверь, что в час беды и грома

Я сына у дверей не удержу,

Я сам его с рассветом до райкома,

Как ты меня когда-то, провожу.

И знаю я: ни тяготы, ни войны,

Не запугают парня моего.

Ему ты верь и будь всегда спокойна:

Все, что светло горело в нас, достойно

Когда-то вспыхнет в сердце у него!

И пусть судьба, как лист календаря,

У каждого когда-то обрывается.

Дожди бывают на земле не зря:

Пылает зелень, буйствуют моря,

И жизнь, как песня, вечно продолжается!

Моя звезда

Наверно, так уж повелось от века,

В народе говорится иногда,

Что где-то есть порой у человека

Далекая, счастливая звезда.

А коль звезда по небу покатилась,

В глубокой тьме прочерчивая след,

То где-то, значит, жизнь остановилась

И что кого-то в мире больше нет.

Звезда моя! Прозрачно-голубая,

Всю жизнь воюя, споря и любя,

Как ты добра – я в точности не знаю.

Но с детских лет я верую в тебя.

Когда мне было радостно до боли,

При свете милых удивленных глаз,

И в час, когда читал я в нашей школе

На выпускном стихи в последний раз;

И в час, когда шагал я с аттестатом

В лучах надежды утренней Москвой,

Когда я был счастливым и крылатым, —

Ты в полный жар сияла надо мной!

И в дни, когда под грохот эшелонов,

Под пенье пуль, навстречу воронью,

Я шел без сна, в шинели и погонах,

Сквозь сто смертей за Родину мою;

Когда я стыл под вьюгой ледяною,

Когда от жажды мучился в пути,

И в тихий час, и в самом пекле боя

Я знал, что ты мне светишь впереди.

Но так уж в мире, кажется, бывает,

Что дальняя, счастливая звезда

Не всякий раз приветливо мигает

И полным жаром блещет не всегда…

И в том бою, когда земля горела

И Севастополь затянула мгла,

Ты, видимо, меня не разглядела

И уберечь от горя не смогла.

И вот когда дыханье пропадает,

Уходят силы, а сознанье – дым…

Тогда для смерти время наступает,

И смерть пришла за сердцем за моим.

Да не сумела, не остановила.

То ль потому, что молодость жила,

Иль потому, что комсомольским было,

Но только зря старуха прождала.

Звезда моя! Я вовсе не стараюсь

Всего добиться даром, без труда,

Я снова сам работаю, сражаюсь,

И все же ты свети хоть иногда…

Ведь как порою нелегко бывает,

Когда несутся стрелы мне вослед

И недруги бранят, не умолкая,

Тогда сижу, курю я и не знаю:

Горишь ты надо мною или нет?

А впрочем, что мне недруги и стрелы!

Звезда моя! Счастливая звезда.

Да, ты горишь! А если б не горела,

Я не достиг бы счастья никогда!

А я – достиг… Чего мне прибедняться!

Я знаю цель. Тверды мои шаги.

И я умею даже там смеяться,

Где слабый духом выл бы от тоски!

Звезда моя! Ты тоже не сдаешься,

Как я, таким же пламенем горя!

И в час, когда ты, вздрогнув, оборвешься,

Не скажут нам, что мы горели зря!

И я мечтаю вопреки примете:

Когда судьба нас вычеркнет навек,

Пусть в этот миг родится на планете

Какой-нибудь счастливый человек!

1965

У ночного экспресса

Поезд ждет, застегнутый по форме.

На ветру качается фонарь.

Мы почти что двое на платформе,

А вокруг клубящаяся хмарь.

Через миг тебе в экспрессе мчаться,

Мне шагать сквозь хмурую пургу.

Понимаю: надо расставаться.

И никак расстаться не могу.

У тебя снежинки на ресницах,

А под ними, освещая взгляд,

Словно две растерянные птицы,

Голубые звездочки дрожат.

Говорим, не подавая виду,

Что беды пугаемся своей.

Мне б сейчас забыть мою обиду,

А вот я не в силах, хоть убей.

Или вдруг тебе, отбросив прятки,

Крикнуть мне: – Любимый, помоги!

Мы – близки! По-прежнему близки! —

Только ты молчишь и трешь перчаткой

Побелевший краешек щеки.

Семафор фонариком зеленым

Подмигнул приветливо тебе,

И уже спешишь ты по перрону

К той, к другой, к придуманной судьбе.

Вот одна ступенька, вот вторая…

Дверь вагона хлопнет – и конец!

Я безмолвно чудо призываю,

Я его почти что заклинаю

Горьким правом любящих сердец.

Стой! Ты слышишь? Пусть минута эта

Отрезвит, ударив, как заряд!

Обернись! Разлуки больше нету!

К черту разом вещи и билеты!

И скорей по лестнице! Назад!

Я прощу все горькое на свете!

Нет, не обернулась. Хоть кричи…

Вот и все. И только кружит ветер.

Да фонарь качается в ночи.

Да стучится сердце, повторяя:

«Счастье будет! Будет, не грусти!»

Вьюга кружит, кружит, заметая

Белые затихшие пути…

На рассвете

У моста, поеживаясь спросонок,

Две вербы ладошками пьют зарю,

Крохотный месяц, словно котенок,

Карабкаясь, лезет по фонарю.

Уж он-то работу сейчас найдет

Веселым и бойким своим когтям!

Оглянется, вздрогнет и вновь ползет

К стеклянным пылающим воробьям.

Город, как дымкой, затянут сном,

Звуки в прохладу дворов упрятаны,

Двери домов еще запечатаны

Алым солнечным сургучом.

Спит катерок, словно морж у пляжа,

А сверху задиристые стрижи

Крутят петли и виражи

Самого высшего пилотажа!

Месяц, прозрачным хвостом играя,

Сорвавшись, упал с фонаря в газон.

Вышли дворники, выметая

Из города мрак, тишину и сон.

А ты еще там, за своим окном,

Спишь, к сновиденьям припав щекою.

И вовсе не знаешь сейчас о том,

Что я разговариваю с тобою…

А я, в этот утром умытый час,

Вдруг понял, как много мы в жизни губим.

Ведь если всерьез разобраться в нас,

То мы до смешного друг друга любим.

Любим, а спорим, ждем встреч, а ссоримся

И сами причин уже не поймем.

И знаешь, наверно, все дело в том,

Что мы с чем-то глупым в себе не боремся.

Ну разве не странное мы творим?

И разве не сами себя терзаем:

Ведь все, что мешает нам, мы храним.

А все, что сближает нас, забываем!

И сколько на свете таких вот пар

Шагают с ненужной и трудной ношею.

А что, если зло выпускать, как пар?!

И оставлять лишь одно хорошее?!

Вот хлопнул подъезд во дворе у нас,

Предвестник веселой и шумной людности.

Видишь, какие порой премудрости

Приходят на ум в предрассветный час.

Из скверика ветер взлетел на мост,

Кружа густой тополиный запах,

Несутся машины друг другу в хвост,

Как псы на тугих и коротких лапах.

Ты спишь, ничего-то сейчас не зная,

Тени ресниц на щеках лежат,

Да волосы, мягко с плеча спадая,

Льются, как бронзовый водопад…

И мне (ведь любовь посильней, чем джинн,

А нежность – крылатей любой орлицы),

Мне надо, ну пусть хоть на миг один,

Возле тебя сейчас очутиться.

Волос струящийся водопад

Поглажу ласковыми руками,

Ресниц еле слышно коснусь губами,

И хватит. И кончено. И – назад!

Ты сядешь и, щурясь при ярком свете,

Вздохнешь, удивления не тая:

– Свежо, а какой нынче знойный ветер!

А это не ветер. А это – я!

Ты должна полюбить меня

Ты должна меня полюбить,

Всем дыханьем, душою всей!

Как ты можешь на свете жить

Без меня и любви моей?!

Биотоки не ерунда,

Их нельзя зачеркнуть, смеясь.

Разве ты не чувствуешь связь

Между мной и тобой всегда?

У тебя на душе легко,

Ты смеешься, причин не зная.

Это я далеко-далеко

О тебе сейчас вспоминаю.

А когда вдруг бессонный взгляд

Устремишь ты во тьму ночную,

Ты прости, это я виноват!

Это я о тебе тоскую…

Говорят, что любовь робка,

Шорох трав, голубой восход,

Что она намекнет слегка

И со страхом ответа ждет.

Но тесны мне дорожки лунные.

Не могу молчать, не хочу!

Хочешь – выйду на площадь шумную

И о нежности закричу?!

Пусть все знают, как я люблю,

Как отчаянно я богат!

Я ведь каждый твой вздох ловлю,

Сберегаю твой каждый взгляд!

Вон звезда, мигнув на лету,

Покатилась в траву, звеня…

Приходи же. Я крепко жду.

Ты должна полюбить меня!

Верю гению самому

Когда говорят о талантах и гениях,

Как будто подглядывая в окно,

Мне хочется к черту смести все прения

Со всякими сплетнями заодно!

Как просто решают порой и рубят,

Строча о мятущемся их житье,

Без тени сомнений вершат и судят

И до чего же при этом любят

Разбойно копаться в чужом белье.

И я, сквозь бумажную кутерьму,

Собственным сердцем их жизни мерю.

И часто не столько трактатам верю,

Как мыслям и гению самому.

Ведь сколько же, сколько на свете было

О Пушкине умных и глупых книг!

Беда или радость его вскормила?

Любила жена его – не любила

В миг свадьбы и в тот беспощадный миг?

Что спорить, судили ее на славу

Не год, а десятки, десятки лет.

Но кто, почему, по какому праву

Позволил каменья кидать ей вслед?!

Кидать, если сам он, с его душой,

Умом и ревниво кипящей кровью,

Дышал к ней всегда лишь одной любовью,

Верой и вечною добротой.

И кто ж это смел подымать вопрос,

Жила ли душа ее страстью тайной,

Когда он ей даже в свой час прощальный

Слова благодарности произнес?!

Когда говорят о таланте иль гении,

Как будто подглядывая в окно,

Мне хочется к черту смести все прения

Со всякими сплетнями заодно!

И вижу я, словно бы на картине,

Две доли, два взгляда живых-живых:

Вот они, чтимые всюду ныне, —

Две статные женщины, две графини,

Две Софьи Андревны Толстых.

Адрес один: девятнадцатый век,

И никаких хитроумных мозаик.

Мужья их Толстые: поэт и прозаик,

Большой человек и большой человек.

Стужу иль солнце несет жена?

Вот Софья Толстая и Софья Толстая.

И чем бы их жизнь ни была славна,

Но только мне вечно чужда одна

И так же навечно близка другая.

И пусть хоть к иконе причислят лик,

Не верю ни в искренность и ни в счастье,

Если бежал величайший старик

Из дома во тьму под совиный крик

В телеге, сквозь пляшущее ненастье.

Твердить о любви и искать с ним ссоры,

И, судя по всем его дневникам,

Тайно подслушивать разговоры,

Обшаривать ящики по ночам…

Не верю в высокий ее удел,

Если, навеки глаза смежая,

Со всеми прощаясь и всех прощая,

Ее он увидеть не захотел!

Другая судьба: богатырь, поэт,

Готовый шутить хоть у черта в пасти,

Гусар и красавец, что с юных лет

Отчаянно верил в жар-птицу счастья.

И встретил ее синекрылой ночью,

Готовый к упорству любой борьбы.

«Средь шумного бала, случайно…»

А впрочем,

Уж не был ли час тот перстом судьбы?

А дальше бураны с лихой бедою,

Походы да черный тифозный бред,

А женщина, с верной своей душою,

Шла рядом, став близкою вдвое, втрое,

С любовью, которой предела нет.

Вдвоем без конца, без единой ссоры,

Вся жизнь – как звезды золотой накал.

До горькой минуты, приход которой,

Счастливец, он, спящий, и не узнал…

Да, если твердят о таланте иль гении,

Как будто подглядывая в окно,

Мне хочется к черту смести все прения

Со всякими сплетнями заодно!

Как жил он? Что думал? И чем дышал?

Ответит лишь дело его живое

Да пламя души. Ведь своей душою

Художник творения создавал!

И я, сквозь бумажную кутерьму,

Лишь собственным сердцем их жизни мерю.

И чаще всего не трактатам верю,

А мыслям и гению самому!

Поздняя любовь

Пусть радость к нам поздно с тобой пришла.

Ты шутишь: «Носилась без нас как рыба!»

Не надо ироний, не надо зла,

Ведь все же нашла она нас, нашла,

Давай же ей скажем за то спасибо!

Ты только представь, что любви звезда

Когда-то спокойно, неуловимо

Взяла и прошла бы сторонкой мимо

И нас не заметила, не нашла?

Ну что бы, скажи, тогда с нами было?

Ведь мы б с тобой были несчастней всех!

Ты в страхе ладошкой мне рот прикрыла:

«Об этом и думать-то даже грех!»

Ну грех или нет – не берусь судить.

Ты знаешь, я, в общем, не суеверен.

Я просто доверчив и сердцем верен.

И только в судьбу я всегда намерен

И верить, и с нею в согласьи жить.

Поэтому надо ли говорить:

Мы встретились поздно или не поздно?

Не годы способны судьбу решить,

А люди, что могут всегда любить

Как мы – до отчаянности серьезно.

Вот многие, радуясь, пьют вино

Для временно-сладкого настроенья.

А нам ну совсем ни к чему оно,

Ведь нам много крепче хмелеть дано

От слов и от всяческого общенья…

Конечно, прекрасно, когда влюбленные

Наивною песней упоены,

Совсем по-щенячьи, еще зеленые,

Кидаются в первый порыв весны.

И я тут совсем не ворчу, не ною,

Я тоже всем сердцем люблю цветы.

Но все ли они, просияв весною,

Полны и до осени красоты?

И я не лукавлю: ведь сколько раз

Два сердца, что вспыхнули с юным пылом,

Бросались друг к другу всего на час,

На месяц, на два, ну на год от силы!

А мы? Ты застенчиво улыбаешься:

Не месяц, не два, и отнюдь не год…

Когда настоящее вдруг придет,

То ты с ним вовеки не распрощаешься…

Поэтому нам ли с тобой не знать,

Под чьей мы находимся яркой властью?!

Давай же не годы с тобой считать,

А песни, а звезды любви и счастья!

25 ноября 2001 г. Москва – Красновидово

Судьбы и сердца

Ее называют «брошенная»,

«Оставленная», «забытая».

Звучит это как «подкошенная»,

«Подрезанная», «подбитая».

Раздоры – вещи опасные,

А нравы у жизни строги:

Ведь там, где все дни ненастные,

А взгляды и вкусы разные,

То разные и дороги.

Мудрейшая в мире наука

Гласит, что любви не получится,

Где двое мучат друг друга

И сами все время мучатся!

Сейчас выяснять бессмысленно,

Кто прав был в их вечном споре.

Счастье всегда таинственно,

Зато откровенно горе.

А жизнь то казнит, то милует,

И вот он встретил другую:

Не самую молодую,

Но самую, видно, милую.

Должно быть, о чем мечталось,

То и сбылось. Хоть все же

Любимая оказалась

С судьбою нелегкой тоже.

И вот он, почти восторженный,

Душой прикипел влюбленной

К кем-то когда-то брошенной,

Обманутой, обделенной.

И странно чуть-чуть и славно:

Была для кого-то лишнею,

А стала вдруг яркой вишнею,

Любимой и самой главной!

А с первою, той, что в раздоре,

Кто может нам поручиться,

Что так же все не случится

И счастье не встретит вскоре?!

Покажутся вдруг невзгоды

Далекими и смешными,

И вспыхнут и станут годы

Празднично-золотыми.

Ведь если сквозь мрак, что прожит,

Влетает к нам сноп рассвета,

То женщин ненужных нету,

Нету и быть не может!

И пусть хоть стократно спрошенный,

Стократно скажу упрямо я:

Что женщины нету брошенной,

Есть просто еще не найденная.

Не найденная, не встреченная,

Любовью большой не замеченная.

Так пусть же, сметя напасти,

Быстрее приходит счастье!

Сказка об одном собрании

Собранье в разгаре. Битком людей.

Кто хочет – вникай, обсуждай и впитывай!

Суть в том, что Фаустов Алексей

Сошелся внебрачно в тиши ночей

С гражданкою Маргаритовой.

Все правильно. Подано заявленье,

И, значит, надо вопрос решить.

Устроить широкое обсужденье,

Принять соответственное решенье

И строго безнравственность заклеймить!

Вопросы бьют, как из крана вода:

– Была ль домработница Марта сводней?

Что было? Где было? Как и когда?

Только, пожалуйста, поподробней!

Фаустов, вспыхнув, бубнит, мычит…

А рядом, с каменно-жестким профилем,

Щиплет бородку и зло молчит

Друг его – Мефистофелев.

Сердитый возглас: – А почему

Мефистофолев всех сторонится?

Пусть встанет и скажет, а то и ему

Тоже кой-что припомнится!

Тот усмехнулся, отставил стул,

Брови слегка нахмурил,

Вышел к трибуне, плащом взмахнул

И огненный взгляд сощурил.

– Мой друг не безгрешен. Что есть, то есть.

И страсть ему обернулась бедою.

Но те, что так рьяно бранились здесь,

Так ли уж вправду чисты душою?

И прежде чем друга разить мечом,

Пусть каждый себя пощипать научится.

Ах, я клеветник? Хорошо. Начнем!

Давайте выясним, что получится?!

Пусть те, кто женам не изменяли,

И те, кто не знали в жизни своей

Ни ласк, ни объятий чужих мужей, —

Спокойно останутся в этом зале.

А все остальные, – он руки воздел, —

Немедля в ад крематория! —

Зал ахнул и тотчас же опустел…

Страшная вышла история.

1969

Любовь, измена и колдун

В горах, на скале, о беспутствах мечтая,

Сидела Измена худая и злая.

А рядом под вишней сидела Любовь,

Рассветное золото в косы вплетая.

С утра, собирая плоды и коренья,

Они отдыхали у горных озер

И вечно вели нескончаемый спор —

С улыбкой одна, а другая с презреньем.

Одна говорила: – На свете нужны

Верность, порядочность и чистота.

Мы светлыми, добрыми быть должны:

В этом и – красота!

Другая кричала: – Пустые мечты!

Да кто тебе скажет за это спасибо?

Тут, право, от смеха порвут животы

Даже безмозглые рыбы!

Жить надо умело, хитро и с умом.

Где – быть беззащитной, где – лезть напролом,

А радость увидела – рви, не зевай!

Бери! Разберемся потом.

– А я не согласна бессовестно жить.

Попробуй быть честной и честно любить!

– Быть честной? Зеленая дичь! Чепуха!

Да есть ли что выше, чем радость греха?!

Однажды такой они подняли крик,

Что в гневе проснулся косматый старик,

Великий Колдун, раздражительный дед,

Проспавший в пещере три тысячи лет.

И рявкнул старик: – Это что за война?!

Я вам покажу, как будить Колдуна!

Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,

Я сплавлю вас вместе на все времена!

Схватил он Любовь колдовскою рукой,

Схватил он Измену рукою другой

И бросил в кувшин их, зеленый, как море,

А следом туда же – и радость, и горе,

И верность, и злость, доброту, и дурман,

И чистую правду, и подлый обман.

Едва он поставил кувшин на костер,

Дым взвился над лесом, как черный шатер,

Все выше и выше, до горных вершин,

Старик с любопытством глядит на кувшин:

Когда переплавится все, перемучится,

Какая же там чертовщина получится?

Кувшин остывает. Опыт готов.

По дну пробежала трещина,

Затем он распался на сотню кусков,

И… появилась женщина…

Ночь

Как только разжались объятья,

Девчонка вскочила с травы,

Смущенно поправила платье

И встала под сенью листвы.

Чуть брезжил предутренний свет,

Девчонка губу закусила,

Потом еле слышно спросила:

– Ты муж мне теперь или нет?

Весь лес в напряжении ждал,

Застыли ромашка и мята,

Но парень в ответ промолчал

И только вздохнул виновато…

Видать, не поверил сейчас

Он чистым лучам ее глаз.

Ну чем ей, наивной, помочь

В такую вот горькую ночь?!

Эх, знать бы ей, чуять душой,

Что в гордости, может, и сила,

Что строгость еще ни одной

Девчонке не повредила.

И может, все вышло не так бы,

Случись эта ночь после свадьбы.

Пока ты любишь меня

Чем только не полон наш шар земной!

Красот и богатств в нем не счесть. И все же

Из всех драгоценностей под луной

Ну есть ли хоть что-то любви дороже?!

Я в мире немало прошел дорог,

Встречая и сажу, и белоснежность,

Но что бы достиг я и что бы смог,

Когда бы ни женского сердца ток,

Когда бы ни женская в мире нежность…

Все было: и хмель сумасшедших фраз,

И счастье такое, что – дрожь по коже!

Они окрыляли меня подчас,

Они вдохновляли меня не раз,

Но, будем честны: предавали тоже…

Сегодня – ты рядом, как вешний свет!

Горящий веселою добротою.

Не будем же прошлых считать побед

И боль, причинявших когда-то бед.

Давай про сейчас говорить с тобою!

Жизнь может подножку дать не краснея

И зло укусить, в западню маня.

И все-таки в даль я смотрю не робея!

И тысячи раз одолеть сумею

Все стужи, пока ты любишь меня!

Всю жизнь ты ждала от Судьбы награды,

А праздник-то вот он – взгляни душой!

Ведь в чувствах моих сомневаться не надо,

Сердце мое день и ночь с тобой!

Да, ты – вдохновенно-нежна. И все же

Не знаю: гожусь ли в твои герои?

Но нам до чего ж хорошо с тобою!

А то, что я – старше, а ты – моложе,

Ну что ж! Значит, я еще что-то стою!

И кто мои силы сумел бы смерить

Хоть в буре труда, хоть на кромке огня?!

Я буду сражаться, любить и верить

Всегда, пока ты любишь меня!

19 ноября 1999. Москва

Не проходите мимо любви!

Нет на земле абсолютной свободы.

Весна – от зимы, ну, а семя – от семени,

Птица – от птицы, народ – от народа.

Все подчиняется власти природы,

Все, разумеется, кроме времени…

Взрослеют и старятся бывшие дети,

Сначала бодры, а потом – неловки,

Время, кружа, царит на планете

И нет ни на миг ему остановки!

Годы, что молоды были когда-то,

Седеют и мыслями, и душой.

Оглянешься: сколько же их за спиной?!

И даже считать уже страшновато…

И все ж с высоты промелькнувших лет

Вдруг взглянешь на пройденные дороги

И хочешь порою спросить в тревоге:

«Любил тебя кто-нибудь или нет?»

И даль, что в тумане была когда-то,

Вдруг словно под лупою проясняется,

И поразительно выясняются

Знакомые лица, дела и даты…

И голос, какой-то нездешней силы,

Прошепчет: «Вон – девушка… Узнаешь?

Она же любила тебя, любила,

Ты только припомни: и как любила!

А разве ты чувствовал эту дрожь?

Молчишь? Хорошо! Вспоминай другую,

Тут тоже веселой не будет речь:

Красивую, яркую, молодую,

И множество радостно-светлых встреч!

Она и надеялась, и металась,

То слезы, то счастье тая в груди,

Тебе было радостно. Но казалось,

Что счастье пока что не повстречалось,

И главное все еще впереди!

А чьи-то иные сердца и взгляды,

Напористей всех и хитрее всех,

Имели порою такой успех,

Которого лучше бы и не надо!»

И впрямь, почему так порой бывает:

Что люди, вступив вдруг с собою в сделку,

Подделку за подлинник принимают,

А подлинник чуть ли ни за подделку?!

А почему так, друзья-товарищи?

Да потому, что живем свободно!

Бросаемся часто на что угодно,

Пока не окажемся на пожарище!

А птицы-года у мужчин и женщин

Несутся, и отзвук от них все горше…

И чем этих лет за спиною больше,

Тем радостных дней впереди все меньше…

Поэтому, люди, в потоках событий,

Каждый, как хочешь, так и живи:

Мечтайте, боритесь, страдайте, творите!

Но только вовеки не проходите,

Не проходите мимо любви!

9 февраля 2000 года Москва

Не уходи из сна моего

Не уходи из сна моего!

Сейчас ты так хорошо улыбаешься,

Как будто бы мне подарить стараешься

Кусочек солнышка самого.

Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!

Ведь руки, что так меня нежно обняли,

Как будто бы радугу в небо подняли,

И лучше их нет уже ничего.

Не уходи из сна моего!

В былом у нас – вечные расстояния,

За встречами – новых разлук терзания,

Сплошной необжитости торжество.

Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!

Теперь, когда ты наконец-то рядом,

Улыбкой и сердцем, теплом и взглядом,

Мне мало, мне мало уже всего!

Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!

И пусть все упущенные удачи

Вернутся к нам снова, смеясь и плача,

Ведь это сегодня важней всего.

Не уходи из сна моего!

Не уходи из сна моего!

Во всех сновиденьях ко мне являйся!

И днем, даже в шутку, не расставайся,

И лучше не сделаешь ничего.

Не уходи из сна моего!

1994



Поделиться книгой:

На главную
Назад