Помоги проекту - поделись книгой:
И тут с неожиданной теплотой она подумала, что если бы Дьюк Фарнхэм обладал хотя бы половиной мужественного очарования своего отца, то резинка трусов не оказалась бы для нее такой надежной защитой. Она вдруг почувствовала, что рассердилась на Грейс Фарнхэм. Какое оправдание можно найти женщине, ставшей хронической алкоголичкой, раздражительной, жирной, все прощающей себе, когда у нее такой муж?
Эту мысль сменила другая — о том, что с годами Карен может стать такой же, как ее мать. Мать и дочь вообще были похожи, если не считать того, что Карен не превратилась пока в жирную тушу. Барбаре вдруг стало неприятно думать об этом.
Карен ей нравилась больше, чем кто-либо из подруг по учебе, с которыми она столкнулась после возвращения в колледж. Ведь Карен такая милая, благородная и веселая…
Но может быть, когда-то и Грейс Фарнхэм была такой же.
Неужели женщина с годами всегда становится раздражительной и несносной?
Закончился последний кон, и Хью Фарнхэм оторвался от карт.
— Три пики, игра и роббер. Неплохо было заказано, уважаемый партнер.
Барбара покраснела.
— Вы хотите сказать, неплохо сыграно. Заказала-то я многовато.
— Ничего. В худшем случае мы могли бы потерять одну взятку. Кто не рискует, тот не выигрывает. Карен, Джозеф уже лег?
— Занимается. Завтра у него контрольная.
— Жаль. Я думал, что мы могли бы пригласить его сыграть. Барбара, Джозеф — лучший игрок в этом доме, всегда играющий смело, когда это оправдано. Прибавьте к этому, что он учится на бухгалтера и никогда не забывает ни одной карты. Карен, может быть, ты сама нальешь нам чего-нибудь, чтобы не беспокоить Джозефа?
— Конечно, масса Фарнхэм. Водка и тоник вас устроят?
— И чего-нибудь закусить.
— Пошли, Барбара. Придется нам похозяйничать на кухне.
Хьюберт Фарнхэм проводил их взглядом. Как несправедливо, думал он, что такое прелестное дитя, как миссис Уэллс, постигло такое несчастье — неудачный брак. В бридж она играет вполне прилично. Хороший характер. Может быть, немного нескладна, и лицо вытянуто чуть больше, чем надо… Но зато приятная улыбка, да и своя голова на плечах. Если бы у Дьюка была хоть капелька мозгов… Но у Дьюка ее определенно не было.
Фарнхэм поднялся и подошел к жене, тупо кивающей в телевизор.
— Грейс! — позвал он. — Грейс, дорогая, тебе пора ложиться. — Он помог ей дойти до спальни.
Вернувшись в гостиную, он застал сына в одиночестве.
— Дьюк, я хотел извиниться перед тобой за тот разговор во время обеда.
— Ах, это! Да я уже и думать забыл.
— Я предпочел бы пользоваться твоим уважением, а не снисхождением. Я знаю, что ты не одобряешь мою «дыру». Но ведь ты никогда и не спрашивал, зачем я построил ее.
— А что тут спрашивать? Ты считаешь, что Советский Союз собирается напасть на нас, и надеешься, что, укрывшись в земле, спасешься. Обе эти идеи нездоровы по сути. Болезненны. И более чем вредны для матери. Ты просто принуждаешь ее пить. Мне это не нравится. И еще больше мне не понравилось то, что ты напомнил мне — мне, адвокату! — что я не должен вмешиваться в отношения между мужем и женой. — Дьюк поднялся. — Пожалуй, я пойду.
— Сынок, ну пожалуйста, разве защита не имеет права высказаться?
— Что? Ну ладно, ладно. — Дьюк снова сел.
— Я уважаю твое мнение. Я не разделяю его, и я не одинок. Множество людей придерживается моей точки зрения. Хотя, впрочем, большинство американцев и пальцем не пошевелило, чтобы попытаться спастись. Но как раз в тех вопросах, которые мы обсуждали, ты не прав. Я не считаю, что СССР нападет на нас, и сомневаюсь, что наше убежище спасет кого-нибудь в случае ядерного удара.
— Тогда зачем же ты все время таскаешь в ухе эту штуку, сводя мать с ума?
— Я никогда не попадал в автомобильную катастрофу. Но я застрахован от нее. И бомбоубежище — это своего рода страховка.
— Но ведь ты сам только что заявил, что бомбоубежище никого не спасет!
— Нет, это не совсем так. Оно могло бы спасти наши жизни, если бы мы жили милях в ста отсюда. Но Маунтин-Спрингс — цель первостепенного значения, и ни один человек не может построить убежище, которое выдержало бы прямое попадание.
— Тогда о чем же беспокоиться?
— Я уже сказал тебе. Это лучшая страховка, которую я могу себе позволить. Наше убежище не выдержит прямого попадания. Но если ракета уйдет немного в сторону, оно выдержит, — а ведь их ракеты весьма капризны. Я просто постарался свести риск к минимуму. Это все, что я мог сделать.
Дьюк колебался.
— Отец, дипломат из меня никудышный…
— Тогда и не старайся быть дипломатом.
— В таком случае я задам вопрос в лоб: стоит ли сводить мать с ума, превращать ее в пьяницу только ради того, чтобы продлить свою жизнь на какие-нибудь несколько лет с помощью этой земляной норы? Да и имеет ли смысл дальнейшая жизнь после войны, когда страна будет опустошена, а все твои друзья мертвы?
— Может, и нет.
— Тогда зачем все это?
— Дьюк, ты пока не женат…
— Это бесспорно.
— Сынок, я тоже буду откровенен. Я давным-давно перестал заботиться о собственной безопасности. Ты уже взрослый человек и стоишь на собственных ногах, и твоя сестра, хоть она и учится в колледже, достаточно взрослая женщина. А что касается меня… — Он пожал плечами. — Единственное, что меня еще по-настоящему занимает, так это хорошая партия в бридж. Как ты, наверное, заметил, мы с твоей матерью практически перестали понимать друг друга.
— Да, я вижу это. Но это твоя вина. Это ты ведешь мать к помешательству.
— Если бы все было так просто… Во-первых, ты еще учился на адвоката, когда я построил это убежище, — как раз во время Берлинского кризиса. Тогда твоя мать приободрилась и снова стала самой собой. Тогда она за весь день могла выпить один мартини, а не четыре, как сегодня вечером, и ей этого вполне хватало. Дьюк, Грейс просто необходимо это убежище!
— Что ж, может быть. Но ты определенно выводишь ее из себя, снуя по дому с этой затычкой в ухе.
— Вполне возможно. Но у меня нет выбора.
— Что ты имеешь в виду?
— Грейс — моя жена, сынок. А «любить и заботиться» включает в себя и заботу о том, чтобы продлить ей жизнь, насколько это в моих силах. Это убежище может сохранить ей жизнь. Но только в том случае, если она будет находиться внутри него. Как по-твоему, за какое время до атаки нас успеют предупредить?.. В лучшем случае минут за пятнадцать. А для того чтобы укрыть ее в убежище, достаточно будет и трех минут. Но если я не услышу сигнала тревоги, у нас в распоряжении не окажется и трех минут. Поэтому-то я и слушаю непрерывно радио. Во время любого кризиса.
— А если сигнал поступит в то время, когда ты спишь?
— Когда обстановка напряжена, я сплю с пуговицей в ухе. Когда она напряжена до предела, как, например, сегодня, мы с Грейс ночуем в убежище. Девушкам тоже придется сегодня ночевать там. И ты, если хочешь, можешь присоединиться к нам.
— Пожалуй, нет.
— Напрасно.
— Отец, даже если предположить, что атака возможна, — только предположить, потому что русские еще не сошли с ума, — зачем же было строить убежище так близко к стратегической базе? Почему ты не выбрал место, которое было бы отдалено от любых возможных целей, и не построил убежище там? Опять же, только предположив, что оно необходимо матери для успокоения нервов, что, в принципе, возможно, и тем самым избавив ее от ненужных страданий?
Хьюберт Фарнхэм тяжело вздохнул.
— Сынок, она никогда бы не согласилась уехать отсюда. Ведь здесь ее дом.
— Так заставь ее!
— Сынок, тебе приходилось когда-нибудь заставлять женщину делать то, чего она по-настоящему не хочет? Кроме того, дело осложняется ее склонностью к выпивке. С алкоголиками довольно трудно сладить. А я должен, по возможности, стараться ладить с ней, насколько это в моих силах. И… Дьюк, я уже говорил тебе, что у меня не так-то много причин стараться остаться в живых. И одна из них вот какая…
— Ну, продолжай же!
— Если эти проклятые лживые подонки когда-нибудь сбросят свои смертоносные бомбы, то я хотел бы отправиться на тот свет как подобает настоящему мужчине и гражданину — с восемью мертвыми врагами, лежащими вокруг меня. — Фарнхэм выпрямился в кресле. — Я не шучу, Дьюк. Америка — лучшая страна из всех, что люди создали за свою долгую историю, по крайней мере, на мой взгляд, и, если эти мерзавцы убьют нашу страну, я тоже хотел бы убить хотя бы несколько из них. Человек восемь, не меньше. Я почувствовал большое облегчение, когда Грейс наотрез отказалась переезжать.
— Почему?
— Потому что я не хочу быть изгнанным из своего родного дома каким-нибудь крестьянином со свиным рылом и скотскими манерами. Я свободный человек. И надеюсь до конца остаться свободным. Я подготовился к этому как смог. Но бегство не в моем вкусе и… Девочки возвращаются.
Вошла Карен, неся напитки, за ней появилась Барбара.
— Ха! Барб осмотрела наши запасы и решила испечь крем-сюзе. Почему вы оба такие мрачные? Какие-нибудь плохие новости?
— Нет, но если ты включишь телевизор, мы еще успеем посмотреть конец десятичасовых новостей. Барбара, какой замечательный запах! Предлагаю вам место повара.
— А как же Джозеф?
— Джозефа мы оставим мажордомом.
— Тогда я согласна.
— Хей! — сказал Дьюк. — Как же это получается? Вы отвергаете мое предложение сочетаться законным браком и принимаете предложение моего старика жить с ним во грехе?
— Я что-то не заметила намека на грех в предложении вашего отца.
— Как? Разве вы не знаете, Барбара? Наш отец — известный сексуальный маньяк.
— Это правда, мистер Фарнхэм?
— Ну…
— Именно поэтому я и стал юристом, Барбара. Мы не в силах были таскать сюда Гарри Гизлера аж из самого Лос-Анджелеса всякий раз, когда папочка попадал в переплет.
— Да, славные были денечки! — согласился его отец. — Но, Барбара, к сожалению, эта было много лет назад. Теперь моей слабостью стал бридж-контракт.
— Раз вы так опасны, я считаю себя вправе рассчитывать на более высокий оклад…
— Тише, дети! — крикнула Карен и сделала телевизор погромче.
Карен выключила телевизор.
Дьюк заметил:
— Все именно так, как я и предполагал, отец. Можешь вынуть из уха свою затычку.
— Потом. Я занят крем-сюзе. Барбара, надеюсь, вы будете готовить его каждое утро.
— Отец, перестань соблазнять ее и сдавай карты. Я хочу отыграться.
— У нас впереди еще целая ночь. — Мистер Фарнхэм кончил есть и поднялся, чтобы убрать тарелку. В этот момент прозвенел звонок у входной двери. — Я открою. — Он направился в прихожую, но скоро вернулся.
— Кто там, папа? — спросила Карен. — Я сдала за тебя. На сей раз мы с тобой партнеры. Ну, вырази же свою радость по этому поводу.
— Я просто восхищен. Только помни, что игру с объявления одиннадцати взяток не начинают. По-моему, этот человек просто заблудился. А может, он не в своем уме.
— Должно быть, это один из моих поклонников. Пришел на свидание, а ты прогнал его.
— Вполне возможно. Какой-то старый лысый болван, насквозь мокрый и оборванный.
— Да, это ко мне, — подтвердила Карен. — Президент нашего студенческого союза. Пойди догони его, отец.
— Слишком поздно. Он только взглянул на меня и смылся. Кто объявляет масть?
Барбара продолжала играть на сей раз совершенно машинально. Но ей все время казалось, что Дьюк объявляет слишком много взяток; тогда она поймала себя на том, что недообъявляет взятки, и попыталась сосредоточиться. Они завязли в длинном мрачном роббере, который в конце концов «выиграли», хотя и проиграли по очкам.
Проиграть следующий роббер, с Карен в качестве партнера, было сущим удовольствием. Они поменялись местами, и Барбара вновь оказалась партнером мистера Фарнхэма. Он улыбнулся ей.
— Ну что, покажем им, как надо играть?
— Я постараюсь.
— Просто играйте, как всегда. По книге. Все ошибки предоставьте делать Дьюку.
— Слова не деньги, папа. Давай побьемся об заклад, что вам не выиграть этого роббера. Ставлю сто долларов.
— Хорошо, пусть будет сто.
Барбара стала нервничать, вспомнив о жалких семнадцати долларах, которые лежали в ее сумочке. Она разволновалась еще сильнее, когда первый круг закончился при пяти трефах, объявленных и побитых Дьюком, и тогда поняла, что он переборщил и остался бы без одной, если бы она покрыла его прорезку.
— Ну что, губернатор, удваиваем ставку? — предложил Дьюк.
— О'кей. По рукам.
Второй круг был для нее намного удачнее: ее контракт при четырех пиках. К тому же она смогла выйти со всех своих козырей. Улыбка ее напарника была вполне достаточным вознаграждением. Но у нее почему-то дрожали руки.
— Обе команды получают по очку, — сказал Дьюк, — и счет сравнивается. Как твое давление, папочка? Может, еще раз удвоим ставку?
Поделиться книгой: