Русское масонство в царствование Екатерины II

Рейхелева система не могла удовлетворить наиболее рьяных последователей масонства. Она не сообщала никаких секретных познаний, устремляя главные усилия на предварительные моральные упражнения. Она не была также достаточно блестящей по внешности, не привлекала обещаниями особой организации высших управляющих градусов. «Слабое наблюдение» остановилось как бы на перекрестке между двумя путями, один из которых вел к тайным знаниям, а другой к высшим степеням. Первый путь обещало своим адептам розенкрейцерство, второй — рыцарство.

Рыцарство (или «Строгое наблюдение») давно уже пыталось утвердиться в России. Около 1762 года переселился из Флоренции в Петербург резчик на камне Лоренц Наттер (умер в 1763 году), состоявший во Флоренции членом ложи лорда Саквиля. Наттер был предшественником и единомышленником известного Штарка. Сам Штарк жил в Петербурге в 1763–1765 годах; в это время он был учителем в Petrischule и второй раз в 1768 году. Уже в первый свой приезд он, совместно с шотландцем лордом Вильямсом, устроил в Петербурге капитул «Строгого наблюдения». Вильямс подчинен был тайному Комитету начальников ордена, находившемуся в Германии. Членом этого комитета был, между прочим, позднейший начальник наших розенкрейцеров Вёльнер. Во второй приезд в Петербург Штарк обновил капитул, наименовав его Фениксом.

«Строгое наблюдение», согласно масонской традиции, продолжало дело средневекового ордена Рыцарей Храма (Тамплиеров), изничтоженного в 1314 году усилиями Римского Папы и французского короля. Образ сожженного на костре гроссмейстера Якова Моле послужил яркими символом для масонской мысли XVIII века.

Пользуясь представлениями литературы XVII–XVIII веков о храмовниках, «возобновители ордена» построили свою систему на преобладании высших градусов и строгом подчинении низших.

Благодаря такой организации орден легко делался пригоден для всякого рода политических интриг (в Англии им пользовались сторонники Стюартов, в Швеции — искатели переворота в пользу неограниченной королевской власти вроде Пломенфельдта). Всеми эффектными приемами своей «рыцарской» бутафории и терминологии орден Храмовников служил к объединению высшего дворянства.

30 сентября 1776 года (то есть менее чем через месяц после соединения Елагина с Рейхелем) кн. Александр Б. Куракин отправился в Стокгольм для объявления королю Швеции вторичного брака Павла Петровича. Этой поездкой воспользовалась русская Провинциальная Ложа[96]. Она вручила Куракину письмо к стокгольмской Главной Ложе, прося посвятить Куракина в тайны шведского ордена и снабдить его истинными актами. В Стокгольме Куракин и сопровождавший его Г. П. Гагарин были посвящены в высшие степени и вернулись весной 1777 года в Петербург с некоторыми полномочиями и актами. По рассказу Бебера, большую роль в этом играл Георг Розенберг, который со своей ложей Аполлона оставался вне соединенной ложи Елагина — Рейхеля. Через барона Пфейфа, члена л. Аполлона, Розенберг вступил в письменные сношения с братом его, игравшим роль в шведском капитуле. Брат Георга Розенберга, Вильгельм, также способствовал переговорам, находясь в Стокгольме в качестве секретаря при посольстве Куракина. Куракин не привез, однако, в Петербург важнейших бумаг шведской системы, касавшихся управления орденом в России. Эти бумаги должен был доставить в Петербург летом 1777 года шведский король Густав III. Густав действительно приехал в конце июня в Петербург; в честь его устроены были торжественные празднества в Розенберговой ложе Аполлона.

Личное вмешательство Густава не устранило, однако, каких-то внутренних трений, мешавших окончательному установлению шведской системы в России. В письмах к А. Б. Куракину от 23 августа и 5 сентября депутат стокгольмской ложи Кауниц-Ритберг сообщает о том, «что окончание дела еще задерживается».

По-видимому, трения происходили из-за вопроса о лицах, которые должны были стать во главе ордена в России. Вероятно, герцог Зюдерманландский, начальник шведского масонства, хотел видеть переход под свое начальство всей существующей системы русского масонства вместе с великим мастером Елагиным; о том же, верно, «негоциировал» и посланный от петербургской Великой Ложи Куракин. С другой стороны, Розенберг должен был хлопотать о совершенно новой организации, в которой он мог бы получить больше значения. Ему косвенно содействовал своею нерешительностью и сам Елагин.

Елагин первоначально готов был на переход в шведскую систему со всей налаженной организацией русского масонства. В этих видах он сам перевел привезенные ему Курагиным шведские акты; на первом листе книги, содержащей один из этих переводов, Елагин записал имена кандидатов на должности, открываемые новой системой.

В этом реестре как среди братьев четвертой степени («избранных» или шотландских товарищей) и пятой степени («мастеров шотландских»), так и в «капители» названы все руководители соединенной Рейхелево-Елагиной Великой Ложи: великий мастер Елагин, наместный великий мастер Панин, великий секретарь Лукин, 1-й надзиратель Мелиссино, 2-й надзиратель Щербачев и др. Куракин и Гагарин поименованы далеко не на первых местах (на 13-м и 14-м в первом реестре, 14-м и 15-м — во втором, 6-м и 8-м — в третьем).

К этим прежним руководителям думал обратиться сначала и Кауниц-Ритберг: он просил Куракина сообщить содержание одного из своих писем «сенатору Елагину» и «генералу Мелиссино» наравне с князем Гагариным.

Скоро Кауниц-Ритберг мог, однако, убедиться в недостаточно искреннем отношении Елагина ко всему предприятию. «Очень сожалею, — пишет Кауниц Куракину от 5 сентября 1777 года, — что г. Елагин передал вам только вчера письмо, которое я имел честь писать к вам уже давно».

После долгих колебаний и задержек Елагин наконец отказался от гроссмейстерства в шведской системе. Вероятно, придворные соображения решили для него вопрос: отмеченная живым участием друга цесаревича Куракина шведская система сразу была холодно встречена Екатериной.

Уверяя Кауница в «наполняющей все его существо неизменной преданности и признательности», Елагин изысканными выражениями отклонил от себя предложение о гроссмейстерстве.

Елагин был не один в числе уклонившихся; Провинциальная Ложа осталась верной ему почти во всем составе. Братья Розенберг, получившие за привезенные Вильгельмом шведские акты 1400 рублей, вызвали негодование Елагиных братьев, так как в актах этих братья не усмотрели ничего нового сравнительно с Рейхелевыми[97].

В результате колебаний и сомнений стокгольмская ложа решила обойтись без участия Елагина и создать свою собственную организацию. 10 апреля 1778 года заключено было основное условие между шведским и русским капитулами. Префектом последнего взамен отказавшегося Елагина был поставлен кн. Г. П. Гагарин[98].

22 декабря 1778 года в Петербурге была открыта первая ложа шведской системы, принявшая имя Феникса. Пространную речь на этом торжестве произнес кн. Гагарин.

«Сооружа сей новый храм премудрости и добродетели, — говорил Гагарин членам новой ложи, — поставляю себе должностью изъяснить вам причины, побудившие меня предпочесть новое старому, или лучше сказать — оставя прежние стези, вступить на новый путь. Большая часть из вас составляла уже несколько лет число тех братьев, коих лестная ко мне доверенность избрала меня начальствовать над вами; взаимность требовала и с моей стороны беспредельного к вам усердия, и неусыпного попечения о благе ордена вообще и той части оного особенно, которая под управлением моим находилась. Сие то усердие побуждало меня вести вас по тем стезям, которые мне лучшими быть казались, пока угодно стало Всевышнему Создателю всех миров озарить меня лучом истинной своей премудрости и самыми неведомыми судьбами наставить меня на путь истинный». Отринув «глупое самолюбие», Гагарин признавался, «что все прежнее — тьма, а новое, ныне вводимое — истинный есть свет».

Главной задачей своей речи Гагарин поставил защиту от клеветы, которую взводят на орден его противники.

«Говорят иногда, что строгое наблюдение таинств ордена сокрывает может быть в себе некоторые непорядки и зловредные намерения, как то: опровержение веры, правительства и прочее сему подобное. На сие мой бы ответ был таков, что подозрение, падающее на тайное сообщество, часто бывает следствием тех же предрассуждений неосновательных, по которым древние христиане претерпевали. Сходбища их были тайны, в ночное время, за крепко заключенными дверьми: из сего однако же не следует, чтоб между ими происходили беспорядки или зловредные намерения были, но напротив того, всем известна чистота и непорочность правил христианской веры».

Только следующей весною (7 мая 1770 года) герцогом Зюдерманландским скреплен был патент, передававший Гагарину верховное управление над всеми русскими ложами шведской системы.

25 мая 1770 года состоялось торжественное открытие в Петербурге Великой Национальной Ложи, по шведскому ритуалу, под председательством Гагарина.

Шведская система насчитывала 10 степеней: три иоанновских (ученика, товарища и мастера), две андреевских (шотландского ученика, или избранного, и шотландского мастера) и пять рыцарских (рыцаря Востока и Иерусалима, рыцаря Ключа, брата белой ленты, брата фиолетовой ленты и брата Розового Креста)[99]. Всеми русскими ложами управляла на основании особых «законов» Великая Национальная Ложа, находившаяся в Петербурге.

«Понеже Великая Национальная Ложа русского государства имеет под своей властью провинции, населенные братьями различных народностей, — гласит § 1 этих законов, — она должна иметь в числе своих великих чиновников по два для замещения некоторых должностей».

В Национальной Ложе были установлены следующие должности:

1) Великого национального мастера[100], 2) двух великих наместных мастеров (один (для русского, другой для немецкого языка, как и ниже), 3); двух великих надзирателей, 4) двух великих секретарей, 5) двух великих риторов, 6) великого казнохранителя, 7) великого хранителя меча, или обрядоначальника, 8) двух великих милостынесобирателей, 9) великого привратника или стража (§ 2 законов).

Кроме перечисленных лиц, членами Великой Ложи считались все мастера, наместные мастера и надзиратели подвластных лож (§ 3).

Шведская система требовала гораздо более строгой подчиненности частных лож Великой, чем это было у Елагина.

«Великий мастер или его наместный мастер, — говорится в § 2 законов, — имеют власть и право не только присутствовать при работах всякой подвластной ложи, но если им заблагорассудится, и руководить работами, имея при этом мастера стула по левую руку».

Поэтому «для национального мастера в каждой работающей ложе должно поставлять кресло по правую руку близ алтаря. Это кресло даже в отсутствие его никто, кроме великого наместного мастера, занять не имеет право».

«Во всех общих собраниях Великой Ложи каждый член имеет один голос, великий же мастер два голоса, если дело не предоставлено благоусмотрению великого мастера» (§ 8).

«Ежели мастер стула (частной ложи) имеет степень не выше иоанновского мастера, он обязан передать молоток шотландскому мастеру, буде тот посетит ложу, а таковой в свою очередь тотчас обязан передать молоток брату высших степеней при входе такового в ложу. Этим братьям самим известно, кому они обязаны передать молоток» (§ 16).

А «поелику некоторым мастерам стула неизвестно, какого рода знаки почитания оказываются братьям высших степеней при входе их в ложу, то сим предписывается для наблюдения следующее: братья, носящие пурпурную ленту. Это избранные св. Иоанна (VIII степень).], имеют право пройти через ковер, носящие зеленые ленты. Это братья стуарты (VI степень) или ближние св. Иоанна (VII степень).] — идут справа от ковра и занимают места на этой же стороне; шотландские братья идут слева от ковра и садятся на этой же стороне» (§ 18).

Наконец, «для большего порядка и дабы число служащих братьев не умножалось чрезмерно, Великая Национальная Ложа на свой счет будет содержать узаконенное число таковых, кои обязаны, будут присутствовать в ложах при всех работах, и потому ни одна ложа союза не имеет права приводить с собою в Великую Ложу своих служащих братьев, хотя бы братья высших степеней просили привести своих служащих братьев для улучшения услуг» (§ 21).

Строгость организации выражалась, однако, не только в законах Национальной Ложи. Главным образом состояла она в том, что над явной и видимой наружной Национальной Ложей стояло высшее тайное правление, которое и распоряжалось всей «работой» явной ложи.

Еще Кауниц-Ритберг писал Куракину (5 сентября 1777 года) об этом высшем капитуле, про существование которого рядовые братья «ничего не знают и не должны знать».

Гагарин, став великим префектом капитула, вместе с тем принял на себя должность охранения в тайне от масонской толпы учреждения капитула Феникса и сообщения о существовании его лишь надежнейшим приверженцам нововведенной системы, избранными просветленными братьями.

«Невидимый капитул» Феникса даже для братьев должен был быть известен лишь под именем Национальной Ложи. Директория, управлявшая капитулом, скрыта была в Совете Великой Национальной Ложи.

9 июля 1780 года герцог Зюдерманландский подписал «Инструкцию» для этой Директории. Инструкция позволяет хоть немного вникнуть в характер управления шведской системы.

По мысли инструкции Директория «не только наблюдала бы за сохранением законов, статутов и обрядов св. Ордена, но также разрешала бы и судила все несогласия, могущие возникнуть между братьями, как масонами, так и тамплиерами, которые работают с целью расширять и поддерживать свет, а потому и не должны подлежать ведению профанских судей, не принадлежа к их области».

Инструкция устанавливает строгую власть Директории над всем вольнокаменщицким обществом России.

«Каждая ложа каменщиков, — говорит ст. 5-я инструкции, — как иоанновских, так и св. Андрея, называемая Шотландской, и каждый капитул, который существует или будет впредь существовать на всем пространстве империи всея России, обязаны во всем и без замедления повиноваться Директории, представлять ей точные донесения о своем состоянии, о способе своих работ, о своих экономических делах, о производимых ими принятиях и о том, как они исполняют приказания Директории или Великого Мастера, которые будут им сообщаемы Директорией, и никому не позволяется делать каких-либо нововведений, приводить в исполнение какой-либо проект без ведома и еще менее против мнения и без одобрения Директории.

В случае нарушения (этой статьи) виновные подвергнутся наказаниям, установленным законами, и будут вычеркнуты и исключены, как отщепенцы, изменники и клятвопреступники, из списка истинных свободных каменщиков и верных рыцарей Храма».

Директория должна была состоять из следующих должностных лиц: 1) великого префекта.[101], 2) канцлера[102], 3) вице-канцлера[103], 4) прелата Петербургского капитула, 5) начальника нововступающих, 6) великого хранителя, 7) декана, 8) прокуратора, 9 и 10) двух великих инспекторов храма, 11) великого казнохранителя, 12) великого милостынесобирателя, 13) великого герольда (ст. 2 инструкции).

«Великий префект есть всегда председатель Директории, где он имеет два голоса и при равенстве голосов решает. Он имеет право собирать Директорию так часто, как сочтет это нужным для пользы Ордена, по крайней мере раз в месяц» (§ 1).

«Он имеет также право управлять, открывать и закрывать капитулы, зависящие от его округа», но только «с согласия великого провинциального мастера» (то есть герцога Зюдерманландского) (§ 3 и 5).

«Должность великого префекта пожизненна, если только он ее не оставит добровольно» (§ 4).

«Он должен также смотреть за поведением лож и капитулов своего округа… Но в особенности блюсти за поведением рыцарей (§ 7).

Остальные великие чиновники должны были всячески помогать префекту в его наблюдении за распорядком жизни Национальной Ложи и отдельных лож.

Ярко выделяется только роль «прелата капитула». Должность эта подчеркивала духовно-клерикальный характер дворянской организации шведского рыцарства. По всей вероятности, она и должна была заниматься духовным лицом.

Прелат должен был «иметь попечение о том, чтобы в капитулах, зависящих от Директории, совершаема была божественная служба в первую пятницу каждого месяца по законам Ордена, и все духовные лица ордена должны признавать его власть».

Директория была передаточными звеном для подчинения русского масонства великому провинциальному мастеру, то есть герцогу Зюдерманландскому. В Директории «всегда будет иметь место и голос один из представителей Великого Капитула в Стокгольме, который будет назначен Великим Провинциальным Мастером IХ Провинции[104], чтобы чрез это иметь еще более средств к поддержанию тесной связи и доброго согласия между двумя капитулами» (ст. 2 «Инструкции»).

В своей присяге член капитула говорил: «Я обещаюсь блюсти за сохранением прав и законной власти славного и достопочтеного Великого Мастера этой IX провинции, не допускать никогда, чтобы ему нанесен был малейший ущерб, и повиноваться ему во всем, что не противно верности, повиновению и покорности, которыми я обязан моим законным государям и как светским, так и церковным законам этой Империи. Я обещаюсь также употреблять все мои старания к быстрому и немедленному исполнению приказаний и повелений моего Великого Мастера, идут ли эти приказания прямо ко мне, или, от его имени через Великую Директорию Северного Приората».

Статья 4 провозглашала: «Так как Директория России зависит единственно от Великого Провинциального Мастера IX провинции, она обязана будет строго исполнять все статьи договора 1778 года… Петербургская Директория каждые полгода будет посылать Великой Директории в Стокгольме точный отчет о ложах и капитулах, работающих на всем пространстве Российской империи, и в конце каждого года краткий общий отчет о замечательных событиях, какие произошли в течение года — для доклада о том великому провинциальному мастеру.

Директория проводит через все ложи и капитулы, находящееся в ее зависимости, повеления, эдикты и распоряжения великого провинциального мастера, относящиеся к делам св. Ордена. С этой целью, как скоро дойдут до Директории повеления великого мастера, она рассылает их в ложи и капитулы. Эти последние дают расписку в получении, с означением времени, на той же бумаге и отсылают ее обратно в Директорию для хранения в архиве Директории, которая потом доносит об этом, с приложением копий Великой Директории Северного Приората в Стокгольме» (ст. 6 «Инструкции»).

«Никто не должен быть баллотируем для принятия в рыцари Востока, прежде чем Капитул, где он предлагается, не пошлет предварительно его имени и его качеств в Директорию, для испрошения у великого провинциального мастера согласия на эту баллотировку» (ст. 7).

Связи со Швецией настроили Екатерину подозрительно против всей системы. В 1779 году петербургский полицеймейстер Лопухин по приказанию начальства два раза был в гагаринских ложах «для узнания и донесения Ее Величеству о переписке с герцогом Зюдерманландским».

«Ее Величество почла весьма непристойным столь тесный союз подданных своих с принцем крови шведским. И надлежит признаться, что она имела весьма справедливые причины беспокоиться о сем»[105].

В 1780 году великому национальному мастеру Гагарину пришлось покинуть Петербург и принять службу в Москве. «Работы» Национальной Ложи были прекращены. Тайные действия капитула, однако, продолжались, причем капитул лишь распался на московское и петербургское отделения.

Вместо явно зависимой от Швеции Национальной Ложи Гагариным была открыта в Москве (1780 год) формально самостоятельная Провинциальная Ложа. В речи, произнесенной на открытии этой ложи, ритор призывал воздержаться от несогласий в ордене, чтобы не посрамить на веки имени россиян и тем не «вонзить кинжал в сердце любезного и высоко просвещенного нашего брата Великого Мастера, поручившегося за целое наше общество, что мы просвещения достойны».

«Но ежели (от чего да сохранит нас Всевышняя Десница), — закончил свои слова ритор, — ежели окажется между нами такой изверг, которой, восприяв купно с нами освященную каменщичью работу, возмутит наше Общество; навлечет нечестивыми деяниями позор нашему имени; нарушит святость наших законов; да будет таковой предан Суду Божию, и да отсечется от числа нашего Братства, яко ветвь, вред общий наносящая, к вечному его постыжению. И первый я, ежели недостойным явлюсь имени Свободного Каменщика, первый я да буду истреблен из памяти человеков! Но свет, внезапно озаривший внутренний Храм души моей, сей свет удостоверяет меня, что ни я, никто из нас сему жребию не подвергнется, и каменщичество на Севере процветать будет».

Великим провинциальным мастером, как видно из речи, был кн. Г. П. Гагарин; великими наместным мастером — О. А. Поздеев, 1-м великим надзирателем Алексей Щепотьев, 2-м — кн. Николай Козловский, секретарем — Василий Росляков, ритором Иван Росляков, обрядохранителем — кн. Федор Гагарин[106].

Несмотря на ручательство кн. Гагарина перед Екатериной и пожелания ритора, шведская Провинциальная Ложа удержалась, кажется, не более года. Она заменена была ложей Сфинкса, около которой в начале 1780-х годов и сосредоточивалось в Москве шведское масонство.

В Петербурге продолжателем капитула был, вероятно, Бебер в своей ложе Пеликана. Внешней власти у Пеликана, впрочем, не было, и ложа эта вынуждена была примкнуть ко второму Елагиному союзу[107].

Во время своего расцвета в 1780 году шведская система считала в своем составе 14 русских лож: 1) Аполлона в Петербурге, 2) Трех Мечей в Москве, 3) Трех Секир в Ревеле, 4) Феникса в Петербурге, 5) Трех Христианских Добродетелей в Москве, 6) Св. Александра в Петербурге, 7) Аписа в Москве, 8) Блистающей Звезды в Петербурге, 9) Военного Союза в Кинбурне, 10) Пеликана (Благотворительности) — в Петербурге, 11) Горуса в Петербурге, 12) Нептуна в Кронштадте, 13) Озириса в Москве и 14) Союза молодых воинов, на французском наречии говорящих[108].

К этой же системе принадлежала 15) ложа Восходящего Солнца в Казани, основанная в 1776 году и не ранее 1780 года получившая акты от Провинциальной Ложи в Москве[109].

16) От ложи Пеликана или от Св. Александра около 1780 года была основана ложа Дубовой Долины.

17) Вероятно, шведского же масонства держалась и основанная бывшими членами л. Горуса ложа Золотого Ключа в Перми, открытая 24 июня 1783 года[110].

Продолжительность существования всех этих лож неизвестна. Во всяком случае, до 1788 года существовали ложи Нептуна в Кронштадте, Аполлона, Св. Александра и Дубовой Долины в Петербурге; в начале 1790-х годов «работала» еще ложа Пеликана.

Внутренняя жизнь отдельных лож шведской системы носила двойственный характер. С одной стороны, жизнь эта не во всем отличалась от Елагиных обычаев; приемы новых членов, по-видимому, играли в ней видную роль. Так, в пермской ложе Золотого Ключа на каждом заседании (1783 год) происходил прием или посвящение из низшей степени в высшую. Обрядовая пышность, процветавшая в главных ложах системы, требовала устройства таких же торжественных церемоний, к которым чувствовали пристрастие и Елагины братья.

В дни торжеств никакие дела Великой Ложей не принимались к обсуждению. В 1788 году шведские братья настолько торжественно обставили траурную ложу в память адмирала Грейга, члена ложи Нептуна, что дали повод современникам предположить, будто этим ложа Нептуна надеялась дать своей системе известность и приобрести для нее более прочное основание.

Почти Елагиного расцвета достигли и столовые ложи. Законами Национальной Ложи установлено было весьма солидное количество обязательных тостов, за которыми могли следовать и необязательные[111].

Но с другой стороны, в шведских ложах заметна более напряженная умственная деятельность, чем в новоанглийских. В «Уставе или правиле вольных каменщиков» вкратце намечена была нравственная и филантропическая задача масонства. В развитие этого Устава в ложах произносились морально-философские речи; некоторые братья через шведскую систему прошли к розенкрейцерству (Поздеев, кн. Козловский, Походяшин, кн. Н. Н.Трубецкой).

Правительственные гонения на шведскую систему отвечали внутренним сомнениям, которые возникали у многих братьев по поводу Национальной Ложи. Известен ответ Рейхеля Новикову на вопрос последнего: как отличить истинное масонство от ложного. Рейхель сказал: «всякое масонство, имеющее политические виды, есть ложное». После этого Новиков «еще осторожнее сделался» против шведского рыцарства.

Новиков, однако, оставался почти в полном одиночестве, когда пробовал распространять свои опасения со шведской системы на самый принцип рыцарства. Даже Шварц не был его единомышленником. Большинство держалось того убеждения, что, если шведская система оказалась ложной, надо искать другую, но в кругу того же рыцарства. Заподозрен был сперва лишь самый факт политической интриги внутри шведского рыцарства, но не понятие рыцарства вообще. Получить истинную систему надеялись все-таки от «Строгого наблюдения». Доступы к нему существовали для московских братьев и помимо Швеции.

В 1777 году в Москве «работала» тамплиерская ложа Candeur, основанная майором Беннингсеном.

Около 1779 года П. А.Татищев, мастер московской ложи Трех Знамен, достал себе из Берлина через английского купца Тусеня «четыре градуса шведских стрикт-обсерванских». В следующем году новый знакомец московских масонов, Шварц, сообщил братьям, что «в Курляндии есть старое масонство и в великом почтении у дворянства»[112].

Около 1781 года отпавший от шведской системы князь Трубецкой образовал с участием Новикова и Шварца «тайную сиентифическую» ложу Гармонии. Национального мастера Гагарина с его Сфинксом оставили в стороне; сперва побоялись пригласить и Татищева, градусы которого также были заподозрены в сходстве со шведскими.

Ложа Гармонии, по словам Новикова, «формальных собраний не имела еще; а только собирались для советований об ее установлении и как искать вышних градусов; ибо ведали, что Иван Перфильевич больше нашего Рейхелевских градусов не имеет; от барона же Рейхеля получить никакой надежды мы не имели, то предложил, наконец, Шварц, что он знаком с одним из старших курляндских масонов, фамилии его не помню, а знаю только, что он был мастером ложи Курляндской и префектом, помнится, капителя их по рыцарским градусам, который состоит в связи и знаком с некоторыми берлинскими масонами, которые работают по тем же актам, по которым и мы; и что и барон Рейхель с ними был знаком, вероятно, что от них и сам получил, то ежели мы его (Шварца) отправим туда, то он надеется получить сии вышние градусы».

Гармония одобрила предложение Шварца, а вслед за тем последовала и другому его совету — допустила к себе Татищева.

Татищев при этом дал от себя письма к «курляндскому масону» (то есть фон Фирксу) и в Берлин, в ту ложу, откуда сам получил акты[113].

Приехав в Курляндию, Шварц узнал, «что в немецкой земле в целом постановлении масонском делается реформа… и что великим мастером всего масонства избран герцог Брауншвейгский». Курляндские масоны снабдили Шварца рекомендательными письмами к герцогу. 22 октября 1781 года Шварц обратился к герцогу Брауншвейгскому «яко к видимому великому мастеру всех старых шотландских лож с просьбою о милостивейшем признании состоящих уже в высоком ордене братий». Шварц сообщал, что московские братья «вступили в союз с Митавскою старою шотландскою ложею, яко состоящею равным образом под высочайшим вашим ведением, который союз намерены они продолжать, потому наипаче, что он, к положению Курляндии, много способствует к всеобщей связи и корреспонденции».

Шварц просил о предоставлении России особой провинции ордена. Заявление Шварца было встречено благосклонно. Оно было подано как раз вовремя, так как предстоящий конвент должен был пересмотреть всю организацию ордена. Главный вопрос, который нужно было обсудить, затрагивал самое существование ордена Тамплиеров. «Должны ли мы орден принимать за нечто условное, или можем мы производить оный от какого-нибудь древнейшего общества и ордена, и какой есть сей орден?» — спрашивал «предварительный циркуляр», разосланный повсеместно герцогом в ожидании конвента в 1780 году[114].

Конвент происходил в Вильгельмсбаде 16–23 августа (н. ст.) 1782 года. На вопрос о зависимости масонства от средневекового Ордена Храма, был дан отрицательный ответ. Рыцарству оставлено лишь «историческое», то есть аллегорическое, значение. Новое масонство должно было сохранить только старые формы и влить в них совершенно иное содержание. Храмовничество было заменено «благотворным рыцарством». Одновременно с этим был утвержден «Устав, или Правило вольных каменщиков», проникнутый вполне тем же сентиментальным пафосом, что и самое название новых рыцарей. Генеральным мастером «благотворных рыцарей» избран был герцог Брауншвейгский.

Конвент оставил в силе прежние названия степеней германского тамплиерства. К трем обычным иоанновским степеням и четвертой шотландской в храмовничестве добавлялись V (новиция) и VI (рыцаря); VII градус («сиантифический») давал теперь историческое толкование рыцарству.

Заново были распределены провинции «Строгого наблюдения»; одна из них (восьмая) досталась теперь на долю России. Швеция вовсе вышла из-под власти герцога Брауншвейгского, так как не согласилась отречься от прежнего понимания тамплиерства[115].

В Москве на основании этих постановлений было организовано управление VIII провинцией. В письме от 14 февраля 1783 года Новиков сообщал А. А. Ржевскому список новых должностных лиц: «1) Провинциального великого мастера место еще вакантное[116]. 2) Приор VIII провинции, в ордене именуемый Петр рыцарь a cygno triumphante, Татищев. 3) Декан провинции, Георгий рыцарь a fortitudine, кн. Ю. Н.Трубецкой. 4) Генеральный визитатор провинции, кн. Николай рыцарь ab aquila boreali, кн. Н. Н. Трубецкой. 5) Казначей провинции имею честь быть я; в ордене мое имя Николай рыцарь ab апсога. 6) Канцлер провинции, Георгий рыцарь ab aquila crescente, И. Е. Шварц. 7) Генеральный прокуратор, кн. Алексей рыцарь ab aequitate, кн. А. А. Черкасский».

В состав провинциального капителя, кроме этих лиц, входили М. М.Херасков, П. П. Татищев и В. А. Всеволожский.

В директории VIII провинции «присутствуют провинциальные чиновники всегда, когда им угодно, а сверх того, по введенному порядку, назначены для исправления текущих дел президент и члены. Первым имею честь быть я (Новиков), а члены: 1) рыцарь Василий а рііа, В. В.Чулков, 2) рыцарь Иван ab aurora boreali, И. П. Тургенев, 3) Jacobus а concordia, господин профессор Шнейдер, 4) рыцарь Федор ab oliva tenebra, Ф. П. Ключарев[117], 5) рыцарь Григорий a cuba, Г. П. Крупенников».

Руководители московской директории пытались установить зависимый от себя «приорат» в Петербурге. Желательными кандидатами в петербургский «капитель» Новиков (в том же письме к Ржевскому) называл Елагина, Куракина, Перфильева, Фрезе[118] и Дмитриевского.

В январе того же 1783 года Трубецкой выражал надежду, что Ржевский возьмет на себя должность префекта в Петербурге и учинится там «центром или орудием ордена, который бы все различные радиусы привел воедино». 26 апреля Новиков дал знать Ржевскому, что ему «вручено достоинство петербургского префекта». Но только в июле Директория сообщила представителю петербургского масонства, кн. А. Н. Засекину, о состоявшемся учреждении префектуры в Петербурге. Префектом назван Алексей, рыцарь a bona spe (А. А. Ржевский). Членами префектуры, вероятно, определены были А. А. Нартов, А. П. Митусов, Г. М. Лукашевич, И. А. Тейльс, С. В. Перфильев.

Таким образом лишь почти через год после Вильгельмсбадского конвента Брауншвейгская рыцарская организация дошла до Петербурга. В том же году одна ложа была учреждена новой московской Директорией и в провинции. Это ложа Северной Звезды в Вологде; патент на основание ее был выдан от имени «Директории VIII провинции, именуемой России» за подписями Татищева, Новикова и Шварца.

Подчиненные новому уставу ложи управлялись Директорией через посредство двух «капителей». Один из них (Коронованного Знамени) находился под начальством П. А. Татищева; префектом другого (Латоны) был кн. Н. Н. Трубецкой.

Под главенством этих капителей или одного из них состояли в Москве ложи Девкалиона, Светоносного Треугольника, Астреи и св. Моисея[119].

Внутренняя жизнь отдельных лож Московского масонства в 1782–1783 годах недостаточно ясна. По-видимому, она была далека от блестящей и шумной внешности английской и шведской систем, приближаясь уже к строгой духовной обстановке «теоретических собраний». О направлении деятельности этих лож свидетельствуют, например, речи С. И. Гамалеи, произнесенные им в ложе Девкалиона в 1782–1783 годах.

Увлечение рыцарством, ярко проявившееся в шведской и брауншвейгской системах, охватило большую часть русских масонов конца 70-х и 80-х годов XVIII века, не оставив в стороне ни одной почти ложи.

Но в то время, как первые две системы имели широкие планы и для осуществления их пытались создать всеобъемлющие организации, остальная масонская масса довольствовалась внешним блеском церемоний и не участвовала в решении тревожных политических или моральных вопросов. Удовлетворение себе она нашла во французском и английском рыцарстве.