Успел – накрыл огонь стеклянной лопаточкой, немного подождал, перелил получившийся напиток в небольшой, тоже медный, узкий и глубокий сосуд – только в таком чувствуется вкус настоящего кофе. Немного подержал, согревая пальцы – ночами было холодно и ночуя на веранде он прилично замерзал. Потом в два глотка, не смакуя – выпил.
Пелену сна – словно мокрой тряпкой смахнуло. Враз.
Ни в России, ни в Виленском крае, где служил его отец, ни в Священной Римской Империи не умели готовить кофе. Закладывать его нужно примерно в два раза больше, в пересчете на стакан воды – чем это принято в цивилизованных странах. Ни сахар, ни молоко, ни тем более запивать холодной водой – всего этого кофе не терпит, это варварство. Напиток должен быть предельно концентрированным, только в этом случае он дает настоящий заряд жизненной энергии. Настоящий кофе не смакуют, его пьют залпом – зато в следующие двенадцать часов можно ничего не есть, работать – и не ощущать усталости. Правда потом – валишься в кровать как подстреленный.
Позавтракав, князь стал собираться. Повседневная форма – русские дворяне всегда носили форму, потому что иначе их могли заподозрить в трусости. Тем более – летная, светло-синяя. Трость – из местного дерева, выделки одного малоизвестного мастера – со стреляющим устройством на один патрон внутри, здесь такие тоже носили почти все. Пояс – роскошный, заказной, из телячьей кожи, проклепанный медными заклепками, не штатный, но смотрящийся просто шикарно. В ручной выделки кобуре – Маузер-712, тоже извечный выбор русского офицера на Востоке, больше половины покупали оружие за свой счет и почти всегда выбор падал именно на Маузер. Пистолет и легкий карабин в одном лице. Верней – в одном стволе.
Квартирных хозяев бояться было нечего – он последнее время не проигрывался, и долгов у него не было – поэтому на улицу князь спустился, весело насвистывая при этом местную популярную мелодию. Вид у него при это был весьма несерьезный – однако перед тем как выйти на улицу, он оттолкнул дверь тростью и несколько секунд присматривался – не ждет ли его на улице комитет по встрече. Только потом – вышел.
До аэродрома он всегда добирался пешком, благо, что недалеко. У него не было автомобиля, не было лошади или осла – но был мотоцикл. Самый настоящий британский гоночный БСА, трехцилиндровый. Настоящий зверь, иначе и не скажешь. Как то раз он баловства ради набрал двести тридцать на аэродромной взлетке – это было по-настоящему жутко. Словно летишь на бреющем – и бетонка в паре десятков сантиметров от твоего колена. Такого он не испытывал даже на истребителе. Жаль, что по-настоящему погонять на мотоцикле здесь и негде – нормальных дорог и в городе то почти нету…
Несмотря на внешне беззаботный вид, преодолевая короткое расстояние до аэродрома, князь присматривался по сторонам. Его научил этому отец, хлебнувший со своим полком лиха во время мятежей в Виленском крае. Внешне не представлять собой ничего особенного – но на самом деле все подмечать и все видеть. Торгуют ли торговцы – если дело плохо, то торговать, рисковать товаром не будет. Не закрывают ли ставни – посреди бела дня. Не малолюдно ли на улице – а с чего бы это? Не собирается ли около ограждения части толпа, не шляются ли посторонние с непонятными целями. Все подмечай – и врагу никогда не удастся застать тебя врасплох.
Тогда ты останешься жив.
У газетного торговца – а тут торговцы работали уже лет десять, все больше и больше йеменцев, особенно в городах умели читать и писать – князь купил Биржевые ведомости, приходящие сюда с опозданием на пять дней и местную Звезду Востока с типографией и редакцией в Багдаде. Нива еще не пришла, рано. Читать не стал, свернул и засунул под мышку – на аэродроме можно прочитать. Несмотря на то, что солнце только встало из-за горизонта, из хладных пучин океана – уже начинало припекать…
Авиаполк был отделен от общей, гражданской территории аэропорта колючей проволокой в два ряда, летный состав проходил через КП, устроенный по всем правилам военной науки – с кирпичными укрытиями для личного состава, с пулеметными стволами, торчащими из амбразур, с бетонными блоками, не дающими прорваться к шлагбауму на скорости. Исламисты ненавидели летчиков – небо было полностью за русскими, стоило только замешкаться – и на тебя обрушивалась неотвратимая, воющая смерть. Попытки прорыва на аэродром были, были и обстрелы – поэтому командование части предпринимало все возможные меры предосторожности.
Вольноопределяющийся, который проверял документы, был князю хорошо знаком.
– Что нового, Дончак?
"Вольник", с шикарными запорожскими усами и смешной фамилией пожал обтянутыми серой, с бурыми пятнами гимнастерки.
– Та ничего нового, пан летак… – Дончак говорил на смеси русского и польского, типичного для тех мест, откуда он родом – только в ночь обстреляли нас
– Обстреляли?
– Почитай тридцать мин на взлетку. Направляют зараз…
– По ангарам не попало?
– Кубыть нет.
Князь дружески хлопнул вольноопределяющегося по плечу, шагнул на территорию части.
На взлетке и впрямь работала техника – видно было даже отсюда. На военных аэродромах покрытие взлетно-посадочной полосы состоит из плит, быстро заменяемых после обстрела или бомбежки. Здесь же был гражданский аэродром, так его мать, гражданская полоса – и поэтому про полеты на сегодня следовало забыть. Взлетит только Г4, он и с поляны лесной взлететь может. А вот гордым соколам – сегодня отдых. Хотя, с их комполка – какой к чертовой матери и отдых…
Занятия устроит – к гадалке не ходи.
Его БШ-2[28] располагался во втором ангаре, почти на самом краю поля – и именно туда он направил свои стопы, ибо плох тот летчик, который с утра первым делом не поинтересуется здоровьем своего железного скакуна, покорителя небес. Ангар, к облегчению Шаховского стоял нетронутым, ворота были распахнуты настежь и двое техников под командой сутуловатого, в очках, чахоточного вида инженера возились именно с его машиной.
– Доброго здоровья – вежливо, не по уставному поздоровался князь, ибо его отец учил его, что аристократия отличается от быдла вежливостью и обходительными манерами даже с нижними чинами. А опыт боевого (тут шла настоящая, без шуток, война) летчика подсказывал, что вернется он на аэродром или нет после очередной штурмовки какой-нибудь банды – это зависит не только от него но и от тех людей, кто готовит самолет к вылету.
– Доброго здравия и вам, ваше благородие – на секунду оторвались от работы техники. Техниками они были в первом поколении – от сохи, из нищих, безлошадных деревень центральной России, подавшиеся от бескормицы в город и закончившие "за счет Государя" техническое училище с обязательством десять лет отслужить на военной службе. Пройдет десять лет – и они будут готовить к полетам уже гражданские машины, или их возьмут на какую фабрику – люди после армии там ценятся, они порядок знают. А с авиации и вовсе – без вопросов, ибо авиация учит скрупулезности, придирчивости и мелочности в технических вопросах. Самолет – не танк, сломается – технички не дождешься…
Князь поздоровался за руку с инженером, летным техником первого класса Васильченко, кивнул в сторону – отойдем мол.
Отойдя, первым делом Васильченко закурил сигарету, турецкую, черную и вонючую. Эта привычка убивала его, доктор запретил курить строго настрого но он все равно кур ил, мотивируя тем, что живем один раз. Князь отступил чуть в сторону, чтобы сигаретный дым уплывал в распахнутые ворота ангара, не отравляя обоняние. Он курил только местный наргиле[29] – и то под настроение а табаком – брезговал.
– Не попало?
– Нет, господин капитан. Бог миловал.
– Кого задело?
– То и странно – никого.
– Никого?!
– Истинный Бог – никого! – Васильченко истово перекрестился
Князю что-то не нравилось – но он пока не мог понять что. В произошедшем не было смысла – целить должны были в самолетные ангары.
– Коллиматор выставил?
– Выставил, проверил.
– Давление проверь. Травит, где то.
– Сделаем, господин капитан. Приземлились на сегодня…
– Прямо на задницу… – мрачно сказал князь – я позавтракаю и сюда. Вместе весь самолет переберем, коли не полетать сегодня.
Столовая – летчики мрачно называли ее "Ресторан две звезды Мишлен",[30] располагалась в старых британских одноэтажных казармах, на другом краю поля. В свое время британцы отсюда поспешно драпали, прикрываясь огнем главного калибра – а русские им в этом помогали, наступая на пятки и постреливая из полевых гаубиц – шестидюймовок образца ноль седьмого года. Бывшему зданию казарм досталось меньше всего – в итоге их отремонтировали и оборудовали как столовую для летного и технического персонала части. Правда, по проекту было два этажа, теперь осталось один – но это все, согласитесь, банальности и мелочи. Главное, что кормили там хоть и без изысков, но сытно. С шоколадом.[31] Единственно, по чему князь скучал, так это по сметане. В Виленском крае она входила в довольствие, а тут – ну не было тут сметаны!
Поскольку летчики считали себя "белой костью" – то и оборудовали свою столовую они как только смогли – с фарфоровыми тарелками, купленными вскладчину, с картинами на стенах, репродукциями но тем не менее, и даже со стыдливо прикрытым легкой шторкой "контрабандным" кальяном – командование кальян упорно не замечало. Да, некоторые подбавляли в курительную смесь и "зеленый сон" – но только после вылета, и в ограниченных пределах. Сами летчики следили друг за другом – звено штурмовиков состоит минимально из двух машин, истребительное звено – из четырех. Если хоть один не готов – погибнуть могут все, игра шла жесткая, без вариантов. Поэтому, по утрам никто и не думал подойти к кальяну.
В большом котле уже сварилось мясо – баранина с каким-то африканскими специями, делающими мясо соленым и жгучим. Его ели крупными кусками, которые за двенадцать часов готовки пропитывались рассолом – так было вкуснее. Кофе был не домашний, обычный, из большого сосуда – но неплохо и так, учитывая изумительные качества исходного продукта. Орудуя вилкой и небольшим складным ножом, капитан Шаховской принялся поглощать обжигающую нёбо баранину…
– Влад!
Князь недоуменно поднял глаза
– Ты что здесь сидишь?
– Не видишь – завтракаю… – недоуменно сказал капитан своему сослуживцу по полку, лейтенанту Гуревичу
– Бросай все! Там Грибов из-за тебя всех на ноль умножает.
Князь поудобнее перехватил вилку
– Из-за пяти минут боевая подготовка полка не пострадает. Скажи, что я иду от ангаров…
Как и все пилоты истребительной авиации, пусть и бывшие, князь Шаховской был гонористым, а княжеский титул и толика польской крови в жилах делали его гонористее втройне. Махнув рукой – бесполезно – Гуревич побежал обратно…
Неспешно доев мясо – проварилось и впрямь хорошо, выпив еще большую кружку более-менее приемлемого кофе, капитан, князь Шаховской направился к новым казармам…
Занятия по теоретической подготовке летного состава проводились на втором этаже новых казарм, в специально отведенном для этого зале, обвешанном плакатами с изображением боевой техники вероятного противника. Последним плакатом, появившимся на стене было изображение новейшего реактивного истребителя британцев под условным названием "Лайтнинг", молния. Инглиш Электрик, английские электрики, так их мать постарались, подкинули проблем русским авиаторам. Конец сороковых годов вообще ознаменовался началом коренного обновления авиационного парка. Старые добрые поршневые истребители – все эти Мессершмиты и Дорнье, Гаккели, Северские[32] и Дуксы, Ворхоки и Тендерболты, Си Фьюри и Харрикейны – все они сходили со сцены, уступая регалии королей неба машинам доселе невиданным. Вместо обтекаемых форм поршневиков – словно бочка с прилепленными к ней плоскостями, летчики даже брезговали попервой летать на таких машинах. Но все искупала скорость – необычная, дьявольская, за тысячу километров в час. Российская Империя пока не могла строить такие машина самостоятельно, пришлось закупить германские Блом унд Фосс, обтекаемые двухкилевые дьяволы, которым и полторы тысячи – не предел. Но их было немного, и они базировались там, где не попадали под первый удар британцев с моря. В глубине страны.
Князь попытался зайти в класс незамеченным – но это ему как всегда не удалось. Стоявший у доски – здесь была доска на стене как в гимназии, комэск, майор от авиации Петр Порфирьевич Грибов оборвал свою речь на полуслове…
– Господин капитан Шаховской… – Грибов недолюбливал дворян, хотя князь не мог понять за что как мило с вашей стороны, что вы соизволили присоединиться к нам. Если уж вы здесь – не соизволите ли вы немного рассказать нам о среднем британском бомбардировщике Веллингтон и особенностях борьбы с ним.
Несмотря на то, что чистых истребителей в зале было немного – командование авиации добивалось того, чтобы истребительную науку знали как можно большее число летного состава. Все понимали, что случись война – и первым делом придется бороться за господство в воздухе, имея противниками многочисленные авиакрылья с британских авианосцев и эскадры тяжелых бомбардировщиков. Борьба эта обещала быть тяжелой, кровавой и иметь подготовленный летный персонал на запас было жизненно необходимо. Когда начнется – учиться будет уже поздно.
– Охотно, господин майор – средний бомбардировщик Веллингтон, назвал так в честь города в Великобритании. Вас интересует "Марка один" или "Марка два", господин майор?
– Марка два будет интереснее, господин капитан
– Веллингтон Марка два, вырабатывается на заводах корпорации Виккерс, Великобритания. Моторы – либо Роллс-Ройс, либо Бристоль-Пегасус, менее мощные. Нормальная бомбовая нагрузка – примерно тысячу двести килограммов, максимальная – одна тысяча восемьсот. Максимальная скорость четыреста тридцать километров в час, крейсерская двести девяносто. Оборонительное вооружение – шесть пулеметов Виккерс, один пулемет в носовой установке, один пулемет – в астрокуполе[33] и по два – в хвостовой установке и в убирающейся подфюзеляжной. Имеются специальные модификации – самолет торпедоносец, транспортный самолет для буксировки десантных планеров и заброски малых групп противника за линию фронта, самолет с РЛС для наведения истребителей и управления боем.[34]
– Это понятно, князь, я уверен в вашем знании матчасти. Охарактеризуйте самолет как возможного противника воздушном бою, возможную тактику его применения, борьбы с ним.
– Самолет слабый, довольно тихоходный по нынешним временам. Скорость у него меньше, чем даже у более тяжелого "Вашингтона", не говоря уж о шестимоторнике "Виккерс Британия". Бомбовая нагрузка небольшая. При сопровождении этих самолетов истребителями, даже поршневыми возникнут проблемы связанные с разницей в скоростях. У того же Спитфайра крейсерская скорость больше километров на сто пятьдесят. Значит, при совместном полете либо истребители прикрытия будут идти в неоптимальном для себя режиме, либо бомбардировщики. Отсюда проистекает основная тактика борьбы со смешанными группами самолетов противника – бомбардировщиками с истребительным прикрытием. Полное звено – двенадцать машин делится на две группы – восемь и четыре машины. Большая группа должна атаковать сковать боем самолеты прикрытия. Они вынуждены будут либо увеличить скорость, либо их просто посбивают один за одним. Если они увеличат скорость – то оторвутся от бомбардировщиков. Меньшая по размеру группа атакует и выбивает бомбардировщики, действуя парами…
– Хорошо. Капитан, ответьте, с каких ракурсов Веллингтон максимально уязвим?
Князь ответить не успел – по нервам резанул сигнал тревоги…
– Вашу мать, Рубеж, я не могу поднять машины! У меня вся полоса – в ямах, самолет – это вам не танк и не автомобиль!
…
– Я говорю не могу. Как минимум час еще нужен на ремонт! Нет, штурмовик тоже не взлетит, все полосы закрыты. Гражданский тоже. Так точно. Есть.
…
Закрыв глаза, капитан Шаховской стоял – как раз под открытым настежь окном, где располагался полковой штаб. Нет, он не подслушивал, аристократ не будет подслушивать. Он вышел – чтобы лицо немного загорело, хотя куда уж там… В Адене было опасно загорать, солнце здесь было другим, жестоким. При короткой стрижке загорала кожа головы – сквозь волосы! Если не надел шляпу – запросто получишь солнечный удар. Люди здесь делались нервными, срывались по пустякам, много плакали. Британцы – когда эта земля принадлежала им – лишали на два года избирательных прав соотечественников, вернувшихся из Йемена. Считалось, что психика их серьезно подорвана и люди нуждаются в реабилитации.
А еще князь думал. Потому что если где то забивают колонну, а они не могут взлететь – это позор. Надо что-то придумать – и обмануть тех, кто обстрелял базу.
– Васильченко… – не открывая глаз, позвал князь
– Я здесь, ваше благородие…
– Ты помнишь, как полеты с авианосной палубы отрабатывали, когда здесь тренажера полноценного еще не было.
– Как ваше благородие?
– Машину цепляли на сцепку и…
– А… помню, ваше благородие.
– Машина та еще есть?
– Должно быть есть. Куда ж ей деться. На ней по-моему самолеты таскают, как раз она как тягач сделана.
– Проверь.
– Есть.
Васильченко убежал. Князь еще какое-то время смотрел на нестерпимое, проникающее даже сквозь кожу век солнце, потом повернулся и пошел обратно в штаб…
Майор смотрел на князя Шаховского так, как будто тот предложил ему перелететь всем полком и совершить посадку в Британском Сомали. Или вступить в содомическую связь прямо здесь, в кабинете, на столе.
– Капитан… Вам голову напекло, сударь. Идите, выпейте холодной воды.
– Никак нет, господин майор. План реальный.
– Какой реальный?! – взбеленился майор – это предпосылка к тяжелому летному происшествию! Это что придумали, с рулежки взлетать, да еще в сторону жилых кварталов! А зараз грохнетесь?! Нас всех за это так вздрючат!
Князь с интересом, словно первый раз все это видел, рассматривал кабинет комэска, майор от авиации Грибова. Потрепанный, старый стол, с письменным прибором – в чернильнице стоит перо и засохли чернила, хотя все давно писали ручками и карандашами. Пыльные, с драной обивкой колченогие стулья, засиженный мухами портрет Государя в рамке. Карта с нанесенной обстановкой, истыканная иголками на всю стену.
– А что, за погибших нас не вздрючат? – тихо, но четко спросил князь – за погибших вздрючат других? Это бесчестие, сударь!
Комэск медленно наливался багровым, бурачным соком, дыша как загнанный зверь
– Князь Шаховской, извольте выйти вон!!!
– Честь имею!
Повернувшись через левое плечо, чеканя шаг, князь вышел из кабинета.
Князь отводил комэску на то, чтобы успокоиться двадцать минут, но Грибов появился через пятнадцать. Он служил здесь не первый день и хорошо знал характер своего непосредственного начальника. Первой реакцией на такое предложение, дерзкое и выходящее за рамки правил – ярость. Просто человеку надо дать прокричаться – а потом он начнет соображать. Причем соображать, как никто другой. Такой нрав у командира – что поделаешь.
– Капитан Шаховской ко мне!
Капитан, стоящий в тени под навесом и обсуждавший с воентехником Васильченко детали предстоящего взлета повернулся, подошел к комэску Грибову, который уже привел себя в более-менее рабочее состояние.
– Кратко – как?
– Цепляем за тягач. Помните, как отрабатывался взлет с палубы авианосца? Зацепка за крюк, выход двигателя на режим и – взлет. Машина эта теперь как тягач используется.
– Как ты зацепишь бэ-ша за крюк?
– А кто сказал про бэ-ша, господин майор – удивился капитан – я на сорок третьем[35] собирался лететь.
Майор с силой провел руками по коротким, рано поседевшим волосам
– На Северском… Там же…
– Две бомбы на двести пятьдесят и четыре пулемета – крупняка. Серьезной зенитной артиллерии здесь не будет.