Оговор

— Он ушел без десяти два, а вернулся в три.

Стаменов посмотрел на него с некоторым недоверием.

— Похвальная точность.

— Напрасно иронизируете. У меня есть веские доказательства. Я ведь тоже юрист, как и вы, и разбираюсь в таких вещах. Не бойтесь, я вас не подведу. В два часа мы пьем послеобеденный кофе. Втроем, я хочу сказать. Каждый день, как по часам… В дни зарплаты сбрасываемся, покупаем кофе и сахар, потом наслаждаемся… Мы только поставили кофейник, как он собрался уходить. Помню, я ему еще сказал: «Подожди немного, сейчас будет готов кофе». Но он спешил.

— Куда спешил?

— Нужно было навести какие-то справки, нам часто приходится это делать. Он попросил оставить ему порцию, сказав, что все равно любит пить кофе холодным.

— А это правда? — прервал его Стаменов.

— Мм-м-да! — не совсем уверенно произнес мужчина. — Иногда действительно пил его холодным… Так вот. Он ушел, а вернулся ровно в три. Спросите, почему я это запомнил? Я тогда принимал антибиотик, как раз в три мне нужно было проглотить таблетку… Сами видите, что у нас и сейчас нет стаканов для воды. А у него был, собственный. Он держал его в закрытом на ключ ящике стола. Когда он вошел, я попросил у него стакан и пошел за водой. Он — большой чистюля, даже немного маньяк в этом отношении. Не пользуется чужими вещами.

— Уборщица его как огня боится, — вмешалась в разговор женщина.

— А в каком состоянии он вернулся? Был спокоен, как всегда?

Мужчина задумался.

— Вот этого я не помню… Он вел себя, как обычно.

— Нет, нет, он был совершенно спокоен! — снова сказала женщина. — Помню, он даже пошутил. Проходил мимо рыбного магазина и увидел очередь. Спросил за чем стоят, и ему объяснили, что должны «выбросить» красную икру. Он рассмеялся. «Растет, — сказал, — народное благосостояние». Затем выпил свой кофе.

— А потом?

— Что потом?

— Он был с вами до конца рабочего дня?

— Нет, к четырем часам его вызвала Невена Борова, наша начальница, она работает этажом выше. Она позвонила по телефону и через меня велела ему немедленно подняться. Больше мы его уже не видели. А на следующий день узнали о несчастье.

Адвокат задумался: пока он не услышал ничего утешительного. О серьезном алиби не могло быть и речи.

— Скажите, а кто-нибудь приходил к вам, интересовался этими вопросами? Из милиции, например?

— Нет, никто! — ответили Стаменову в один голос.

Очевидно, следствие было не слишком тщательным. Стаменов любезно попрощался с коллегами Радева и поднялся этажом выше, в кабинет Невены Боровой. Его встретила сухая нервная женщина лет пятидесяти. Что-то небрежное, даже неопрятное было во всем ее облике, но это почему-то скорее располагало к ней, чем отталкивало. Возможно, этому способствовали ее интеллигентность и умные, немного усталые глаза. Стаменов в нескольких словах объяснил, кто он и зачем пришел.

— Это ужасный случай, — сказала Борова тихо. — Даже невероятный. Столько времени прошло, а я все не могу прийти в себя. Он был исключительно хорошим и честным служащим. Правда, работал без огонька, но зато добросовестно.

Затем она немного подумала и добавила:

— В нем была какая-то надломленность… Мне не верится, что такой человек способен на убийство!

— И мне не верится, — неожиданно для самого себя сказал Стаменов.

— Да, надломленность и безнадежность. И я понимаю, почему он тут же признался. Таким людям не хватает воли к сопротивлению.

— Его коллеги говорят, что в тот день вы вызывали его к себе.

— Да, вызывала.

— В котором часу?

— Думаю, что около четырех. Мне нужно было подготовить доклад для нашей главной дирекции. А он был старшим референтом, без него я этого сделать не могла. Мы составили доклад, и я его отпустила.

— Во сколько? — снова спросил Стаменов.

— Точно сказать не могу, но, вероятно, около пяти.

— Каким он вам показался?

— Не могу сказать. Я была очень усталой и не обратила внимания. С докладом, например, справился как всегда очень хорошо…

— Благодарю eat, — сказал адвокат. — А не могли бы вы показать мне этот доклад?

Женщина удивленно посмотрела на него.

— А это нужно?

— Да, нужно.

— Все же это служебный доклад. И в известном смысле — секретный.

— Речь идет о судьбе человека, товарищ Борова.

После секундного колебания женщина подошла к шкафу и вынула папку. Порывшись в ней, она протянула адвокату несколько скрепленных листков.

— Пожалуйста, — проговорила она сухо.

Стаменов внимательно прочел их. Это и в самом деле был образцовый доклад, солидный и краткий, напечатанный на машинке. Он придирчиво просмотрел каждую страничку, но не обнаружил ни одной опечатки, ни одной грамматической ошибки. В конце стояла дата — 27 мая. Именно в этот день было совершено убийство.

— Кто писал доклад? — спросил адвокат.

— Радев, разумеется. Он прекрасно печатает.

— Да, это видно. Мне придется снять копию.

— А это зачем?

— Для меня этот доклад имеет силу вещественного доказательства. Он подтверждает ваши устные показания о том, что между четырьмя и пятью часами Радев находился у вас.

Женщина нахмурилась.

— Я не могу решить этого вопроса без нашего директора. Но думаю, все будет в порядке.

Стаменов занялся теперь фатальной отлучкой. Требовалось узнать, где его подзащитный находился в это время, что делал? Пошел наводить справки! Куда? Может быть, этот мрачный и враждебно настроенный человек напряжет, наконец, свой ум и что-нибудь вспомнит? Или он только притворяется, что все забыл? Ведь он лучше всех знает, где он в действительности находился.

В таком взвинченном состоянии Стаменов вошел в небольшую закусочную. Заказал двойную порцию супа из потрохов с чесноком, бутылку лимонада… Если Радев и в самом деле между двумя и тремя часами совершил свое преступление, как мог он вернуться на работу столь спокойным? Конечно, встречается и такое. Зачем тогда Радев пошел на самопризнание?

Тупик!

Пока Стаменов ел чересчур острый суп, ему в голову пришла еще более невероятная мысль. А что если глуповатые и неправдоподобные объяснения Радева являются единственной и самой что ни на есть примитивной правдой? Не все же на свете должно быть логичным. Недаром какой-то ученый изрек: «Эта теория слишком правдоподобна для того, чтобы быть действительно верной».

Молодой адвокат выскочил из закусочной, даже не прикоснувшись к лимонаду. Нужно немедленно увидеться с Радевым, нужно хоть немного разобраться в этой темной истории. И если не в самой истории убийства, то хотя бы в чувствах подсудимого.

Но встреча состоялась только на следующий день. В спешке Стаменов забыл попросить разрешение на специальное свидание, и ему пришлось говорить с Радевым в общей комнате. Он сейчас же понял, что сглупил. Разделенные овальным окошком, они стали еще более чуждыми друг другу, чем раньше. При этом Радев опять впал в депрессию и держался так же замкнуто и враждебно, как при их первой встрече.

— Мне нужно снова поговорить с вами, — шептал Стаменов в окошко. — Вы должны еще раз рассказать мне о взаимоотношениях в вашей семье…

Радев ничего не ответил, лишь мрачно посмотрел на своего соседа. Через соседнее окошко какой-то щуплый, бледный и перепуганный мужчина тоже разговаривал со своим адвокатом. Они говорили очень тихо и чуть ли не лицом к лицу.

— Не обращайте на них внимания, — сказал Стаменов. — У них своих забот достаточно.

— Я и не обращаю, — сердито ответил Радев. — Но и вам мне больше сказать нечего.

— Хорошо, хорошо, я не стану докучать вам, — примирительно произнес Стаменов. — Несколько общих вопросов. Вы говорили, что ваша жена вышла за вас замуж не по любви, а лишь для того, чтобы не остаться старой девой.

Радев нахмурился.

— Да, я говорил об этом.

— Но потом она была хорошей женой и заботливой матерью. Что именно вы под этим подразумеваете? Она вам не изменяла до Генова?

— По крайней мере я так считаю, — сухо ответил Радев.

— Да, понимаю вас, такое случается… Наверное, в прошлом так чаще всего и было — люди женились не по любви. Но многие видные психологи и социологи утверждают, что такой союз может привести и к благополучному браку, что со временем появляются и любовь, и нежность, и привязанность… И, — как это получше выразиться, — появляется согласие, известная привычность в интимных отношениях. Может, и у вас было нечто в этом роде?

— Нет, — резко ответил Радев. — Она до конца оставалась чужой.

— Во всех отношениях?

— Во всех…

— Но у вас двое детей!

— При чем тут дети, — нервно ответил Радев. — Я говорю о сути.

— Она любила детей?

— Конечно. Как всякая культурная женщина. Но не так сильно и не так болезненно, как я.

— Почему болезненно?

— Очень просто, — спокойно объяснил Радев. — Муж нередко переносит на детей то, что не сумел дать их матери. И надеется получить от них то, чего не получил от нее.

— Вы правы, — согласился Стаменов. — И вопреки всему вы до последнего дня любили свою жену так же, как любили ее с самого начала?

— Да, именно так.

— Не знаю… И не понимаю вас! — с огорчением воскликнул Стаменов. — И не могу представить себе, как вы могли всю жизнь терпеть эту холодность… Ведь это, по сути дела, пренебрежение… И оскорбление того, что каждый нормальный человек ценит в себе. Как же всему этому не превратиться во враждебность, пусть в скрытую…

— Может превратиться, конечно!.. А как могут верующие испытывать такую безграничную любовь к своему богу? Неужели на свете существует нечто более далекое и более беспощадное, чем он?

— Именно поэтому они и перестают верить в него.

— Не все, — со вздохом сказал Радев. — Только сильные духом. А покорность убивает и последние силы, и независимость духа. Она была сильнее меня в этой трагической игре.

— Трагической? Почему трагической?

Радев снова нахмурился и недружелюбно сказал:

— Вы расспрашиваете меня не как защитник, а как следователь.

— Ошибаетесь. Я искренне хочу вам помочь. Ладно, не будем больше спорить… Вы можете дать мне хоть какое-нибудь объективное доказательство вашей любви к жене? Что-нибудь такое, что могло бы пригодиться в суде? Письма… Рассказ о каком-то случае…

— Мы никогда не писали друг другу.

Стаменов вздрогнул. Эти слова были проникнуты неподдельной горечью.

— Вы ни разу не поругались с женой из-за ее любовника?

— Ни разу.

— Даже не говорили о нем?

Радев ответил не сразу.

— Два раза я намекнул ей, что ее не должны видеть с чужими людьми в общественных местах. Но выглядело это скорее как капитуляция, а не как упрек…

Стаменов решил, что и этот разговор ни к чему не приведет. Не оставалось ничего другого, кроме как задать свой самый важный вопрос. И он задал его почти небрежно. Радев не должен был понять, какое значение он придает ему.

— Ваши сотрудники говорят, что между двумя и тремя часами вас не было в учреждении. Куда вы уходили?

— Наводил справки.

— Где именно?

— Кажется, в «Техноимпэксе»… И в «Рудметалле»…

Стаменов не осмелился расспрашивать дальше. Но это был важный след.

4

На следующий день на центральных улицах города можно было увидеть молодого человека, который, казалось, сошел с ума. Он брел, глядя себе под ноги, и еле заметно шевелил губами, будто считал что-то, и время от времени с удовлетворением смотрел на свои ручные часы. Потом вошел в рыбный магазин, вышел чрезвычайно довольный, хотя ничего, кроме кильки, там не было. Потом он снова проделал тот же путь — в обратном направлении. Но теперь он шел уже быстрее. Почувствовав усталость, завернул в кафе и заказал бутылку лимонада. И выпил ее чуть ли не единым духом — так он был рад и удовлетворен…