Среди обломков не было найдено ни одной обгорелой вещи. Да и по составу находок у водолазов складывалось впечатление, что самолет был кем-то загружен случайными, уже ненужными вещами. Тела погибших пассажиров найти не удалось, хотя в других аналогичных случаях морских падений самолетов останки людей, как правило, находились.
Один из водолазов рассказывал журналистам «Известий», проведшим свое собственное и, пожалуй, самое обстоятельное в России расследование:
Не менее интересен рассказ корреспонденту «Известий» начальника водолазной службы производственного объединения «Арктиморнефтегазразведка» Владимира Захарченко:
Отсутствие тел — это одна из основных загадок гибели «Боинга». У нее может быть два объяснения. Первое — на борту не находилось пассажиров. Но его легко опровергнуть, так как сохранилось немало свидетелей, способных подтвердить наличие пассажиров на борту рейса KAL 007. Второе — опытным южнокорейским пилотам удалось все же посадить «Боинг», и пассажиры были эвакуированы. Это предположение легло в основу еще одной версии событий в районе Сахалина. На наш взгляд, это самая правдоподобная и логически стройная гипотеза.
Согласно ей, пассажирский самолет, незадолго до этого оснащенный в США специальным радиоэлектронным оборудованием, участвовал — с согласия южнокорейского руководства — в американской разведывательной операции. Пассажиры «Боинга», разумеется, об этом и не подозревали. Знал только экипаж самолета. Этим, возможно, и объясняется подавленное состояние пилота накануне рейса. Незадолго до полета, как сообщалось в СМИ, он неожиданно застраховал свою жизнь на большую сумму и вышел в свой последний рейс в плохом настроении.
После поражения «Боинга» двумя ракетами с истребителя Осиповича он не рухнул в океан, а некоторое время находился еще в воздухе. Этим и объясняется тот факт, что имеются записи переговоров его экипажа с наземными службами спустя несколько десятков минут после попадания ракет. Советские радиотехнические подразделения в эти минуты «вели» по ошибке пикирующий МиГ-23, потеряв на своих экранах южнокорейский самолет.
После приводнения «Боинга» американцы скрытно эвакуировали экипаж и пассажиров, а нашим военным оперативно подбросили заранее подготовленную — на крайний случай — «обманку»: масляное пятно, мелкие обломки старого пассажирского самолета, неношенная обувь, кроссовки, пачка связанных паспортов, пустые женские косметички, несколько фрагментов трупов из морга… Далее дело было за американскими дипломатами и специалистами из внешнепропагандистских структур, которые мастерски переиграли слабеющий аппарат ЦК КПСС.
Подобной версии придерживается, в частности, представитель Международного комитета по спасению жертв рейса KAL-007 Бен Торри. «Мы, — утверждает он, — проанализировали записи переговоров пилотов и диспетчеров… и эти данные подтверждают показания информаторов и свидетелей о том, что в то утро какой-то самолет сел неподалеку от острова Монерон».
Английская радиокомпания Би-би-си, всегда очень осмотрительная и осторожная в своих суждениях, в передаче 1 сентября 2003 года, ссылаясь на мнение Бен Торри, признала, что в истории с «Боингом» далеко не все так просто. Процитируем фрагмент передачи:
Но это тоже только версия, пока американские спецслужбы не откроют свои архивы, а это произойдет, по законам США, не ранее 2033 года.
Прошло 30 лет. Основные участники событий — кто на пенсии, кто умер. Подполковник Геннадий Николаевич Осипович давно уже не служит в авиации. Вскоре после истории с «Боингом» его решили перевести служить на родину в город Майкоп. Опасались провокации со стороны местных корейцев, тем более что угрозы были. На Сахалине выходцев из Кореи жило немало. Интересно, что они раньше всех узнали о гибели «Боинга». Как вспоминали офицеры, служившие в то время на острове, первую информацию о случившемся они получили не из советских СМИ, а от сахалинских корейцев. Им уже было известно, что с аэродрома около поселка Сокол взлетал истребитель, сбивший южнокорейский самолет. Поэтому корейцы из поселка Гастелло двинулись к военному аэродрому и организовали там митинг протеста.
На новом месте службы с Осиповичем случился несчастный случай. Он перегонял истребитель с авиационного завода в Ташкенте, где работало много корейцев. У самолета неожиданно остановился в полете двигатель. Внизу—склады боеприпасов. Офицер успел отвернуть самолет в сторону. Но катапультироваться пришлось уже с малой высоты. При приземлении Геннадий Николаевич повредил позвоночник. Летать по здоровью он не мог и решил уйти в запас.
По факту катастрофы истребителя проводилось расследование. В числе причин аварии отрабатывали и «корейский след», но затем все спустили на тормозах. Так «корейский фактор», возможно, дважды сыграл свою роковую роль в судьбе военного летчика.
Родина «щедро» отблагодарила офицера за честное и самоотверженное выполнение воинского долга. Геннадию Осиповичу с Сахалина переслали на новое место службы в качестве награды за уничтожение нарушителя государственной границы 196 рублей! Должны были двести, но на почте четыре рубля удержали за пересылку.
Но боевой летчик не в обиде.
Не услышанный маршал
В 1960-е годы талант Н.В. Огаркова, новатора-реформатора, не остался незамеченным, вскоре он стал командующим войсками Приволжского военного округа (1965—1968 гг.), а затем с апреля 1968 года первым заместителем начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР (1968—1974 гг.). Период службы Николая Васильевича в Генеральном штабе был наполнен большой, напряженной и эффективной работой.
Работа в войсках на различных штабных и командных должностях, оперативно-стратегическое мышление и интуиция, чувство новизны, способность к глубокому анализу обстановки, умение использовать боевой опыт и идти на оправданный риск при решении задач в экстремальных условиях позволили Огаркову 8 января 1977 года занять пост начальника Генерального штаба Вооруженных сил. За семь лет работы в этой должности он так же, как и раньше, продемонстрировал способность и искусство сплачивать большие коллективы органов управления, твердо направлять их работу. Обладая высокой работоспособностью, предельно требовательный к себе, он умел подбирать, учить и ценить кадры, поддерживать их разумную инициативу.
На этом высоком посту Огаркова не покидала мысль о необходимости реформирования армии и флота. Этот процесс назревал давно. В те годы Николай Васильевич много работал над повышением боевой и мобилизационной готовности Вооруженных сил, вносил конкретные меры противодействия американским планам размещения ракет «Першинг-2» и крылатых ракет. Тогда в европейской части СССР были развернуты новые ракеты средней дальности, получившие на Западе название СС-20.
Важно, что после жарких дискуссий часть новых идей была воплощена в жизнь, что положительно сказалось на общем состоянии войск, авиации, сил ПВО и флота. Так, вместо двух систем ПВО (территории страны и Вооруженных сил) в военных округах и группах войск была создана единая система противовоздушной обороны при единоличной ответственности за нее соответствующего командующего войсками военного округа (группы войск). Продолжалась отработка единого управления ВВС и ПВО с объединенных командных пунктов (ОКП ВВС и ПВО), создаваемых на стратегических направлениях (ТВД). По инициативе Огаркова много делалось и в плане дальнейшего повышения устойчивости и живучести системы управления войсками в целом.
Летом 1984 года положительно решился вопрос о создании в мирное время главных командований войск стратегических направлений (Западного, Юго-Западного и Южного; Главное командование войск Дальнего Востока было создано в 1978 году) как органов оперативно-стратегического управления вооруженными силами на театрах военных действий.
Став главнокомандующим войсками Западного стратегического направления, Николай Васильевич трудился ответственно, с присущей ему добросовестностью и с полной самоотдачей. Мы, его ближайшие помощники, видели, что он свое перемещение по должности воспринял достойно, с пониманием необходимости укрепления руководства войсками на театрах военных действий. Немало вложил труда, энергии и знаний, своего опыта в формирование Управления главнокомандования, в организацию его практической деятельности, сосредоточивая усилия на резком повышении боевой готовности и подготовки войск с учетом условий театра военных действий и сложившейся на то время военно-политической обстановки в Европе.
Маршал оперативно и с напором организует и проводит инспекторскую проверку Центральной группы войск. Откровенно говоря, группа войск нас разочаровала общей неустроенностью, запущенностью солдатского быта. Потом — поездка в ГСВГ с такими же целями, и там такая же картина. Затем — СГВ, где быт и обустроенность оказались еще хуже. Огарков решает: в феврале 1985-го (всего через три месяца) на базе Прикарпатского военного округа провести специальный сбор, на котором показать руководящему составу, каким должен быть образцовый солдатский быт.
За многие годы у меня сложилось твердое убеждение: Огарков — личность, видный военачальник и государственный деятель. Это был блистательный эрудит, восхищавший окружающих феноменальной памятью, огромной работоспособностью и интеллигентностью. К этим высоким качествам профессионального военного следует, конечно, добавить необыкновенно привлекательные человеческие черты маршала: коммуникабельность, внимательность к подчиненным, доброжелательность. И еще. Николай Васильевич не был злопамятен, мстителен, мелочен. И, может быть, в первую очередь это объясняло то неподдельное, искреннее уважение, которым он пользовался в офицерском корпусе. Вот таким запомнился Николай Васильевич — реформатор, человек кристальной чистоты и честности.
Практика и стиль его работы хорошо воспринимались на местах. Это дало возможность решить одну из главных задач — непосредственно приблизить руководство к войскам, положительно решить проблему взаимодействия с войсками союзных армий (хотя они не были подчинены), все это отработать в оперативных планах, а также реально создать систему управления коалиционными войсками на ТВД как в мирное, так и на военное время. Система связи и управления войсками на ТВД фактически была создана заново на пустом месте, ибо ее не было раньше. Она создавалась усилиями тысяч высококвалифицированных связистов — солдат и офицеров.
В тех условиях чрезвычайно важно было иметь твердое, гарантированно надежное управление силами и средствами ПВО и ВВС на ТВД. Инициатором идей по созданию новой системы на стратегическом направлении (ТВД) был генерал-лейтенант В.В. Литвинов, лично разработавший принципы построения такой системы. Мы предпринимали все меры к тому, чтобы противовоздушная оборона на территории в пределах стратегического направления была построена по территориальному принципу, с возложением ответственности за ее организацию в границах ТВД на главкома войск направления (этим вводилась новая инстанция, берущая на себя ответственность за противовоздушную оборону); в границах военного округа — на соответствующего командующего войсками округа. Это признавалось более гибкой, надежной и легкоуправляемой системой, способной успешно решать свойственные ей задачи. В этих целях проводили систематически тренировки, включая силы и средства ПВО союзных армий.
Вносили существенные коррективы в организацию и проведение мероприятий по оперативной подготовке генералов, офицеров и штабов. Нам удалось в этом плане сделать резкий крен на совместные учения со штабами и войсками всех четырех союзных армий, но по согласованию с генеральными (главным) штабами ННА ГДР, Войска Польского, Чехословацкой народной армии и Советской Армии, ибо союзные войска Главному командованию направления (еще раз подчеркну) не подчинялись.
В стиле работы главных командований видов Вооруженных сил, штабов военных округов и групп войск на то время фактически мало что изменилось. Вся отработанная годами система оставалась в действии. За руководством военных округов (групп войск) не только сохранялось право непосредственного обращения к министру обороны, в Генеральный штаб и к главным командованиям видов Вооруженных сил, но и даже поощрялось. Хотя четко был определен круг вопросов, которые должны были решаться через главные командования направлений. Это подкреплялось и тем, что все вопросы материального обеспечения, а также кадровые вопросы решались в центре, прежде всего в аппаратах главкоматов видов Вооруженных сил. Даже система планирования оперативной и боевой подготовки не претерпела никаких изменений. Такая практика автоматически создавала условия для различных конфликтов, вела к параллелизму в работе, принижала роль главкоматов направлений и главкоматов видов Вооруженных сил.
Как ни странно, Главное командование ОВС государств — участников Варшавского договора, будучи одним из инициаторов создания главных командований направлений, с появлением последних стало всячески препятствовать их контактам с руководством союзных армий. И Генеральный штаб Вооруженных сил СССР к тому времени не выработал более четких установок по этому поводу, занимая как бы двойственную позицию в отношении новых органов управления. Любые контакты с генеральными штабами союзных армий должны были предварительно санкционироваться Генеральным штабом в Москве. Все это не могло не сказываться негативно на общих делах.
В силу ряда объективных, а больше всего субъективных причин радикальных крупномасштабных реформ в армии и на флоте в те годы не удалось провести, взял верх консерватизм центра. Почти все проведенные в Вооруженных силах оргмероприятия, о которых упоминалось вначале, были отменены, и все отброшено назад. Это было крупной ошибкой, ибо затормозило развитие Вооруженных сил на многие годы. Одновременно началась сплошная замена руководящего состава главных командований направлений, неоднократная смена командующих группами войск, военных округов и Балтийского флота, а также высших должностных лиц Министерства обороны и Генерального штаба.
В конце 1988 года, в одно и то же время (одновременно), были отправлены в отставку главнокомандующие войсками трех направлений (Западного, Юго-Западного и Южного), начальники штабов и начальники политических управлений названных главкоматов. Осенью того же года переводится в группу генеральных инспекторов начальник Генерального штаба, а Главком Сухопутных войск отправляется в отставку. Годом позже, также в одно и то же время, переводятся в группу генеральных инспекторов Главком и начальник штаба ОВС стран — участниц Варшавского договора, а также Главком ВВС…
К этой кадровой перетряске следует добавить тот факт, что за четыре года (с 1984 по 1988 г.) четыре раза сменились главнокомандующие Группой советских войск в Германии, трижды менялись командующие Северной и Центральной группами войск, Белорусского и Прикарпатского военных округов. Что это такое — объяснений не требует, да и вряд ли это было вызвано необходимостью укрепления руководства Вооруженными Силами, скорее наоборот — их ослаблением.
Произошло сокращение численности главкоматов направлений, вывод из их непосредственного подчинения военных округов (групп войск). Все это впоследствии превратило главные командования лишь в формальные органы руководства, а с распадом стратегической группировки советских и союзных войск в Восточной и Центральной Европе управление главного командования войск Западного направления было упразднено.
В 1991 году, оценивая сложившуюся ситуацию в Вооруженных силах, Маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев с горечью говорил: «Наши оппоненты требовали немедленной ломки как структуры, так и системы управления Вооруженными Силами, в том числе главных командований войск направлений. Система послевоенной безопасности страны, на которую нашим народом было затрачено столько сил и средств, рухнула… Шла под откос значительная часть военного опыта, теории и практики нашего военного дела…»
В то время наши оппоненты настойчиво оказывали давление, а сепаратисты и сторонники прозападной ориентации предпринимали яростные попытки ускоренной департизации воинских коллективов. Главная их цель сводилась к тому, чтобы разрушить сложившуюся систему руководства страной, максимально ослабить Вооруженные силы и органы безопасности. Все это происходило на фоне нерешительности и непоследовательности в действиях аппарата ЦК КПСС, и как следствие — стремительная потеря влияния Центра на развитие событий в стране. Корни разрушения великой державы и сепаратизма следовало бы корчевать с их ростков незамедлительно и твердо. Однако в силу почти сплошной замены руководящих лиц в партийных, советских и военных органах руководство было ослаблено, и оно не могло взять на себя миссию по стабилизации политической ситуации в стране, да, очевидно, в борьбе за власть и не было в этом заинтересовано. До этих пор нет ясного ответа на вопрос о причинах перерождения многих руководителей в верхних звеньях управления…
Нерешительная, мягко говоря, позиция бывших руководителей СССР, постоянные односторонние уступки с их стороны в 80—90-х годах привели к легкому осуществлению намерений по развалу Советского Союза. Все это претворялось под шум «демократизации», «гласности» и «перестройки» путем клеветы и инсинуаций, грубого обворовывания народа, экономического обвала, под видом кардинальных реформ одностороннего разоружения, а фактически развала мощных Вооруженных сил.
Но вслух об этом наши руководители не говорили. Тогдашний министр обороны называл сокращение Вооруженных сил оптимизацией и «революционным процессом». Так ли это? Верил ли министр обороны своим словам? Думаю, что нет и нет! В действительности это были навязанные командой Горбачева целеустремленные действия по преднамеренному массированному разрушению Вооруженных сил. Знаю Дмитрия Тимофеевича как твердого, целеустремленного и принципиального военачальника, но, к сожалению, в той судьбоносной для страны ситуации он, возможно из соображений партийной дисциплины, не проявил присущих ему качеств.
Могло ли быть иначе, если бы во главе Вооруженных сил оставались военачальники наподобие маршалов Огаркова и Ахромеева? Однозначно судить не берусь… Впрочем, история не терпит сослагательного наклонения.
«Перемещение по горизонтали»
На должность главкома Западного стратегического направления Николая Васильевича Огаркова назначили тихо, сочтя, что его самого можно и не спрашивать об этом. Когда маршала пригласили в ЦК КПСС и Константин Черненко поздравил его с назначением, теперь уже бывший начальник Генерального штаба спросил у генсека, почему с ним никто об этом смещении предварительно не поговорил. Хотя бы по телефону. Черненко ответил: «Считайте, что никакого смещения с должности начальника Генштаба нет. Есть перемещение в должности по горизонтали, так надо в интересах Родины. Вы прекрасно знаете значение Западного направления».
И все-таки это было понижение. Что за ним стояло? Огромный авторитет маршала в Вооруженных силах? Присущая ему самостоятельность мышления? Прямота суждений, сопряженная с оригинальностью идей, не всякому понятных? Эти вопросы я задал человеку, который хорошо знал Огаркова, — генерал-полковнику в отставке Михаилу Никитовичу Терещенко. Мой собеседник в манере истинного военного интеллигента, привыкшего оперировать лишь абсолютно достоверной информацией, не стал вдаваться в предположения. Он предпочел этому констатацию фактов, которые, как известно, сами за себя говорят.
— Судьба предоставила мне прекрасную возможность более тридцати лет работать вместе с Николаем Васильевичем Огарковым, в том числе в 1984—1988 годах начальником штаба Главного командования Западного стратегического направления. За эти годы у меня сложилось твердое убеждение: Огарков — личность, видный военачальник и государственный деятель.
И еще. Николай Васильевич не был злопамятен, мстителен, мелочен. И, может быть, в первую очередь это объясняло то неподдельное, искреннее уважение, которым он пользовался в офицерском корпусе.
—
— Назначение состоялось 5 сентября 1984 года. Да, это было для всех неожиданностью. Ведь речь шла о перемещении двух крупных военачальников. Первый шел, так сказать, по горизонтали. А второй — маршал Ахромеев Сергей Федорович — из первых замов становился начальником Генштаба. Примечательно, что данная перестановка проходила как-то спешно, ее будто подталкивали сверху. Видимо, за этим стояли непростая военно-политическая обстановка в Европе и решимость нашей высшей власти произвести назревшее тогда сосредоточение руководства войсками на отдельных стратегических направлениях. Но, может быть, и не только это.
Я хорошо помню, как проходили проводы Николая Васильевича. Они были очень теплыми. Ахромеев, уже в должности начальника Генштаба, обратился к собравшимся и сказал о большом вкладе Огаркова в укрепление обороны страны. Отметил он и исключительную важность работы на новом месте. Было шампанское. Николай Васильевич обошел всех со своим бокалом. Один из генералов выразил было ему сожаление по поводу его ухода. На что маршал отреагировал резко: «Я не нуждаюсь в соболезнованиях. Назначен я на ответственную должность и исполнять ее буду со всем пониманием важности такого шага».
В этом, подчеркну, был весь Огарков — государственный деятель, отдававший талант и энергию службе Родине. Кто-то потом писал, что он, дескать, потерпел фиаско, провалился со своими нововведениями. Нет, не было никакого фиаско. Так же, как и в случае с маршалом Жуковым, которого направляли на самые трудные участки фронта. Хотя, конечно, один отличительный нюанс тут есть: Жуков оставался заместителем Верховного. Но этот нюанс лишь подчеркивает, что военачальников, занимающих ключевые посты (пусть и на периферии), целесообразно включать в состав высших центральных органов коллегиального управления.
—
— Для газетного интервью эта тема, наверное, великовата. Поэтому я постараюсь быть предельно кратким. Главная идея Огаркова состояла в том, чтобы все нити управления войсками сконцентрировать в общевойсковом штабе и под его организующим началом в штабах родов войск и служб. Для этого предлагалось командующему (или командиру) иметь только одного первого заместителя — в лице начальника штаба. Огарков считал, что только он, начальник штаба, может быть основным докладчиком командующему по всем вопросам и вносить соответствующие предложения по ним. Кроме того, технические службы предусматривалось подчинить заместителю командующего по технической части (эту должность еще требовалось ввести повсеместно, вплоть до военного округа и Министерства обороны). Сейчас это существует на практике.
Начальников инженерных и химических войск с их штабами предлагалось ввести в общевойсковой штаб на уровне служб, отделов или управлений соответственно. Эти же принципы, но с учетом уже существовавшей структуры, распространялись и на тыловые органы. Впоследствии указанные идеи были частично реализованы в войсках.
В целом, хочу это особо подчеркнуть, Огарков поднимал организующую роль общевойсковых штабов, стремился штабную работу сделать привлекательной, престижной и результативной. Согласитесь, что это весьма актуально и сейчас.
Николай Васильевич был новатором и в методике. Он со всей твердостью настаивал на том, чтобы войска учили тому, что необходимо на войне. Чтобы учили преимущественно на местности, в обстановке, приближенной к боевой, «час за час», то есть без лишних скачков во времени. Практическая организация занятий — вот чему он уделял главное внимание.
—
— Порой и одного понимания недостаточно. Чтобы внедрить в практику новую идею, надо показать ее ярко, на примере. А в этом-то Огарков был силен. Еще сорок лет назад, в 1962 году, я, будучи слушателем Военной академии Генерального штаба, был включен в состав инспектирующей группы для поездки в Белорусский военный округ. Генерал-майор Огарков возглавлял тогда штаб БВО. Программой проверки предусматривалось фронтовое КШУ, на котором Николай Васильевич и должен был продемонстрировать свои идеи по совершенствованию системы боевого управления войсками. На этом учении я впервые слушал доклад Огаркова. Стройный, подтянутый, смелый, он излагал все на память. В общем, впечатление оставил о себе сильное.
Потом было продолжение, весьма последовательное. После окончания ВАГШ я работал в штабе Сухопутных войск. Помню, вызывает Ште-менко: «Там Пеньковский (генерал армии, командующий БВО. —
Прилетели. Встретил Огарков. Действительно, в центре внимания учения — совершенствование системы боевого управления. В районе Бобруйска и Барановичей были развернуты дивизии. Наступление велось с полным боевым обеспечением, бомбометанием, применением артиллерии. Появился Чуйков с командой. Стали дотошно изучать методику. Оценили в целом высоко, новизну заметили.
Позже, когда Огарков занимал более высокие должности, вплоть до начальника Генштаба, он последовательно продолжил свою линию. То есть везде добивался четкого разграничения функций, ясного определения места и роли каждой структуры, активной работы в войсках по принципу: старший учит младшего. Его мысль шла дальше, к реформированию армии и флота, он чувствовал, что этот процесс назрел. У него было много сторонников. Но и противники были. В частности, со стороны главного командования ВВС и ПВО. Вот почему в итоге не все вышло так, как было задумано.
—
— Прежде всего, конечно, оперативность, напор, с которыми Огарков приступил к работе на новом месте. Он прибыл 25 сентября, а в октябре уже инспектировал Центральную группу войск…
Хорошо запомнился и эпизод в Войске Польском. Мы были втроем: Огарков, Уткин (генерал-полковник, член Военного совета. —
—
— Да, мы не раз дискутировали. Были острые моменты. Но никогда это не выносилось за пределы нашего личного общения. Огарков отлично умел слушать. Он вообще был очень внимательным человеком.
Помню наш разговор о фронтовом начальнике Генштаба маршале Александре Михайловиче Василевском, о «школе маршала Шапошникова», во многом определившей стиль работы «мозга армии» в период Великой Отечественной войны. О Николае Васильевиче Огаркове у меня тогда сложилось твердое убеждение как о человеке философского склада ума, умеющего взглянуть на проблемы широко, глубоко, по-государственному. Это подтверждают рассказы о маршале его непосредственных сослуживцев.
Герой Советского Союза генерал армии В.И. Варенников:
— Первоначально между министром обороны СССР Дмитрием Федоровичем Устиновым и начальником Генерального штаба складывались хорошие, добрые, деловые отношения.
Реформирование Вооруженных сил СССР в то время в основном проводилось под руководством Н.В. Огаркова. Будучи в течение ряда лет первым заместителем начальника Генштаба, он хорошо изучил актуальные проблемы, которые являлись тормозом в дальнейшем развитии армии и флота, и теперь принимал конкретные, энергичные меры с тем, чтобы сбросить тормозящие «оковы», повысить боеготовность и боеспособность Вооруженных сил.
Думаю, не случайно, что в это время в западной прессе все чаще стали появляться хвалебные статьи об Огаркове, противопоставляющие его Устинову. На Западе не были заинтересованы, естественно, в укреплении нашего военного потенциала и пытались по-иезуитски стравить советских военачальников. К примеру, западногерманский журнал «Штерн» писал, что назначение Устинова министром обороны — это ошибка Брежнева, что уже прошло три года, как Устинов на своем посту, но никак себя не проявил и не проявит, потому что рядом с ним находится начальник Генерального штаба — одаренный, на десять лет моложе его человек. В журнале прямо говорилось: «Огарков — восходящая звезда…»
Понятно, что это была провокация. Но с характером министра устоять перед такой провокацией было не просто. К тому же имелись «наушники» и в самом военном ведомстве, и на Старой площади (там размещался аппарат ЦК КПСС. —
Несмотря на все это, Огарков в течение четырех лет подготовил и провел несколько самых крупных в истории наших Вооруженных сил учений на всех основных стратегических направлениях. На основе анализа этих учений, а также с учетом развития техники и вооружения и общей военно-политической обстановки, опираясь на лучших специалистов Генштаба, Николаю Васильевичу удалось впервые в истории Генерального штаба создать пятитомник — теорию «Основ подготовки и ведения операций» (операции всех видов — фронтовых, групп фронтов, воздушных, противовоздушных, морских и так далее). Особое внимание он уделял развитию теории управления стратегическими ядерными силами, а также противоракетной обороне.
Огарков фактически создал в Генеральном штабе Центр оперативно-стратегических исследований.
Особое внимание Огарков уделял вопросам укрепления деятельности главных командований видов Вооруженных сил и главных командований стратегических направлений, а также их штабов. Важное место в деятельности военачальника занимали военные округа, группы войск, флоты и отдельные армии.
Если брать в целом реформирование Вооруженных сил, когда начальником Генерального штаба был маршал Огарков, то оно проходило успешно и положительно сказалось на жизни армии и флота, их боевом потенциале. Конечно, в ходе реформ отдельные положения поправлялись, открывался путь более целесообразным структурам, формам и методам действий.
Николай Васильевич постоянно заботился о подготовке высшего командного состава Вооруженных сил, штабов всех звеньев, а также старался, чтобы войска всегда были в высшей степени боеспособны. Он лично участвовал в разработке, подготовке и проведении крупнейших оперативно-стратегических учений и маневров с применением всех видов Вооруженных сил, военно-научных органов, военно-промышленных организаций и министерств оборонной промышленности. Кстати, в ряде стратегических тренировок принимал личное участие генеральный секретарь ЦК как Верховный Главнокомандующий.
В числе крупнейших было оперативно-стратегическое учение под кодовым названием «Запад-81», проведенное в 1981 году, которое по своему размаху, привлечению войск и сил флота, а также по методу проведения являлось единственным в истории Вооруженных сил. По своим масштабам оно может быть сравнимо лишь с крупными операциями времен Великой Отечественной войны. Это учение было уникальным еще и потому, что все новые образцы вооружений Сухопутных войск, авиации и флота применялись с максимальным напряжением. На нем впервые были опробованы автоматизированная система управления и некоторые виды высокоточного оружия. Инициатором всего этого был маршал Огарков, человек энергичный, целеустремленный, широчайшей эрудиции.
Развитие вооружения и боевой техники в ту пору неоправданно приписывалось одному лишь маршалу Устинову. И это неверно.
Подтверждением личных заслуг Николая Васильевича в деле разработки новых видов оружия, приемов и способов их боевого применения является факт присуждения ему в 1981 году Ленинской премии.
Говоря о Николае Васильевиче, нельзя умолчать, конечно, о вводе наших войск в Афганистан. Руководство Генерального штаба было против такого авантюристического акта. Огарков предпринимал огромные усилия, чтобы уговорить Дмитрия Федоровича Устинова не делать этого. Когда «уговоры» и «переговоры» не удались, Николай Васильевич 8 декабря 1979 года, видимо, по инициативе Громыко или Андропова, был приглашен на совещание к Брежневу.
В течение доброго часа начальник Генштаба доказывал бесперспективность ввода наших войск в Афганистан. Его выслушали и поблагодарили. А через два дня новое совещание у Брежнева — и опять приглашают Огаркова.
Позже Николай Васильевич говорил, что создалось впечатление, будто Устинов с Брежневым все обговорили и предварительное решение уже было принято. В этой связи мне хотелось бы привести выдержку из книги воспоминаний советского посла в США, а в дальнейшем секретаря ЦК КПСС Анатолия Федоровича Добрынина «Сугубо доверительно»:
«…Характерно, что Генеральный штаб и бывавшие в Афганистане советские военные решительно возражали против ввода войск, доказывая опасность и нецелесообразность втягивания советских регулярных войск в затяжную гражданскую войну в Афганистане в трудных условиях гористой местности. Высшие чины генералитета — Огарков, Ахромеев, Варенников — даже обратились с необычным коллективным рапортом по этому поводу к министру обороны Устинову. В ответ они услышали раздраженный окрик: “…Не рассуждать! Выполняйте решение Политбюро”».
С сожалением следует отметить, что люди, не разделявшие реформаторских взглядов Николая Васильевича, и их интриги в конце концов подтолкнули министра обороны к тому, чтобы инициировать перед Политбюро вопрос о замене начальника Генерального штаба. Конечно, это сильно навредило общему делу. Как показали дальнейшие события, из всего состава коллегии Министерства обороны только один Огарков был способен принципиально до конца отстаивать коренные интересы Вооруженных сил…
В 1984 году Николая Васильевича назначили главнокомандующим войсками Западного стратегического направления, где в его оперативном подчинении находилось четыре группы войск и несколько перворазрядных военных округов, значительные силы ВВС и ПВО, Балтийский флот… Это было около 35—40 процентов общей численности Вооруженных сил СССР.
Понимая роль и место Западного стратегического направления, Огарков полностью отдался новой интересной и ответственной работе, совершенно не показывая вида, что он значительно ущемлен по службе…
Генерал армии А.Д. Лизичев:
— Маршал Советского Союза Николай Васильевич Огарков был крупным военным деятелем. Впервые я услышал о нем в середине 60-х годов от тогдашнего министра обороны маршала Советского Союза Р.Я. Малиновского и генерала армии А.А. Епишева. Речь зашла о кадровой политике, и оба военачальника положительно отзывались об Огаркове.
В январе 1977 года Николай Васильевич возглавил Генеральный штаб, и с этого периода началось наше личное общение. Постепенно наши отношения стали доверительными.
У нас был всегда обстоятельный обмен мнениями по взаимодействию органов управления — как в центре, так и в войсках между штабами и политорганами в интересах укрепления боевой готовности соединений и объединений, воспитания личного состава армии и флота.
В целях улучшения взаимодействия между основными ведомствами страны, занятыми решением важнейших проблем обороны государства, по согласованию с руководством ЦК КПСС и Совмина СССР Николай Васильевич создал на базе Генерального штаба «пятерку» — группу представителей этих госструктур, которые готовили анализ военно-политической обстановки в мире и конкретные предложения руководству страны по всем важнейшим проблемам внешней безопасности СССР для принятия оптимальных решений. Это была очень эффективная форма работы.
Следует сказать также о такой важной области его политической и государственной деятельности, как переговорный процесс по ограничению стратегических и обычных вооружений. В нем Николай Васильевич принимал самое непосредственное участие.
Став начальником Генерального штаба, маршал Огарков активизировал разработку новых позиций для советской делегации в Женеве и переговоров на высшем уровне. В результате всех этих усилий в 1979 году удалось подписать функциональный документ — Договор ОСВ-2. Николай Васильевич вплоть до 1984 года внимательно следил за проблемами ограничения и сокращения вооружений, сочетая решения по ним с укреплением безопасности Родины.
Вместе с главкомом ОВС государств — участников Варшавского договора маршалом Куликовым, начальником Главного политуправления генералом армии Епишевым маршал Огарков активно участвовал в разрешении острого политического конфликта, возникшего летом 1980 года в Польше.
И еще немало добрых дел совершил маршал Огарков. В 1984 году он был назначен главкомом Западного стратегического направления, которым командовал четыре года. Он по-прежнему как в нашей стране, так и за рубежом оставался непререкаемым авторитетом, а дух его, его взгляды будоражили умы, вдохновляли на самоотверженный труд многих генералов и офицеров во имя безопасности Родины.
Генерал армии В.Н. Лобов:
— В первый раз я встретился с Маршалом Советского Союза Николаем Васильевичем Огарковым в 1979 году, когда учился на выпускном курсе Академии Генерального штаба. Хотя перед тем он уже круто вмешался в мою судьбу…