Помоги проекту - поделись книгой:
Возможно, он не блистал культурой и воспитанием, однако был достаточно хитер, чтобы извлечь урок из печального опыта Эда и сначала присмотреться к юному соколу. А пока в Орлеане Гуго Капет собрал своих феодалов, получивших доказательство, что у Франции появился новый король, с которым приходилось считаться. И, прежде всего, следовало оказать ему почтение.
Туда отправились и Конан с Фульком. Они вежливо поприветствовали друг друга, но затем по пути в гобеленовый зал граф внезапно услышал разговор бретонца с неким человеком, чья роль в истории ограничилась лишь тем, что он выслушал слова Конана, который сообщил ему, что «через четыре дня он одолеет своего соседа из Анжу и станет хозяином Анже.
Кто предупрежден, тот вооружен. А вооруженный Фульк, который был настоящим гением, стоил полдюжины графов. Ему следовало незаметно покинуть Орлеан и во весь опор помчаться обратно в Анжу, чтобы подготовить свои территории к обороне, что и было незамедлительно сделано.
Вернувшись к себе, он так блистательно организовал оборону, что когда граф Реннский со своими войсками решил застать Фулька врасплох, он сам оказался в ловушке. Кровавая битва была вчистую проиграна бретонцем, потому что войска Фулька окружили его плотным кольцом. На поле битвы Конан потерял двух сыновей и такое огромное количество солдат, порубленных анжуйцами, что на протяжении нескольких веков одна из башен замка называлась в честь этой битвы: «Топчи-бретонца» или «Руби-бретонца».
Теперь Фульк мог быть спокоен за неприкосновенность своих границ, и он воспользовался моментом, чтобы расширить свои владения. Сначала он разбил графа де Пуатье и отобрал у него Нижнее Пуату и Мож, а затем вспомнил о своем старом знакомом – графе де Блуа, о котором он вообще будет часто вспоминать на протяжении своей жизни. Фульк напал на него и захватил Тур, который, правда, позже ему пришлось вернуть. Затем он сразу же решил покончить с бретонцами и напал на владения Конана. Сражение произошло на равнинах Конкрёя при Гемене-Панфао. В этот раз он своими руками убил графа, а затем, будучи не в силах противостоять своей жажде крови, отдал приказ казнить всех пленных, что стало основой для рассказов о его дьявольских приступах ярости. Это была настоящая резня. Масштабы кровопролития Фульк сможет трезво оценить лишь на следующий день, когда спадет опьянение битвой.
Как упоминалось ранее, он боялся Бога и Божьего гнева. И ад вместе с дьявольскими вертепами казались ему как никогда близкими в тот момент. Такими близкими, что он решил покаяться, совершив великое искупление. Для этого он отправился в Иерусалим, чтобы получить прощение Всевышнего. Он ездил туда четыре раза на протяжении своей жизни. И это были четыре долгие поездки, каждая из которых могла оказаться смертельной. Таковой стала четвертая.
Возвратившись назад с очищенной душой, Фульк подтвердил свои завоевания и провел реформы в своих владениях. Его преобразования носили последовательный и благоразумный характер, и Анжу превратилось в богатый и могущественный феод, чьи вассалы даже не мыслили о неповиновении. Но без жестокости не обошлось. Все анжуйцы, независимо от их социального положения, должны были раз и навсегда уяснить, что ими правит безжалостный господин. Он нанял целую группу палачей, которые не сидели без работы. Он и сам порой не гнушался отрубить кому-нибудь голову, а затем публично раскаяться в содеянном. Так, например, после посещения базилики Сен-Мартен-де-Тур[3] Черный сокол возвращался босым, в простой рубахе и, плача, работал наравне с остальными, чтобы получить прощение монахов.
По его характеру можно догадаться, что с женщинами он обращался тоже весьма круто. Как только он встречал первую приглянувшуюся ему красавицу, то тащил ее в замок, несмотря на крики и возражения окружающих. Таким образом он довел до самоубийства прелестницу Шану, дочь сеньора де Шомона, которую он преследовал своими домогательствами. Хотя и жены у него были (женился целых два раза), но ни одна из них не испытала восторга любви от жизни с таким мужем.
Первую жену звали Адель, и была она дочерью графа Бушара де Вандома. Дата их свадьбы точно неизвестна, зато известно, что девушка сгинула в пожаре в 999 году. Ходили слухи, что это произошло не случайно и часовню поджег не кто иной, как ее собственный муж, надеявшийся превратиться во вдовца. А может быть, речь действительно идет всего лишь о несчастном случае?
Второй его жене, Хильдегарде, повезло не больше. Легенда гласит, что однажды, будучи в особо плохом настроении, граф обрушил гнев на супругу, обвинив ее в сомнительном заигрывании с каким-то конюхом. Обиженная и разозленная такими упреками Хильдегарда, уже давно вышедшая из того возраста, когда любезничают с конюхами, принялась отстаивать свою честь. Но это очень не понравилось ее супругу, которым овладел один из тех ужасных, свойственных ему приступов ярости. Он схватил жену и выбросил ее в окно.
Взглянув на высоту, с которой в реку Мен упала бедная женщина, любой бы подумал, что она свернула себе шею. Но, говорят, «ее спас ангел-хранитель, который перенес ее на другой берег реки, к старому полуразрушенному монастырю, построенному на месте бывшего склепа». На самом деле доподлинно неизвестно, что затем стало с Хильдегардой, известно одно: Фульк, из изумления или угрызений совести, приказал перестроить монастырь и обеспечить его всем необходимым.
На склоне лет Фульк, жестоко покарав своего сына после многочисленных разногласий с ним, вновь предпринял поездку в Святую землю. В Иерусалиме этот неукротимый старик привязал себя к ослу и пошел вперед под удары монашеских плетей, выкрикивая: «Всевышний! Всевышний! Сжалься над изменником и клятвопреступником Фульком!» Но простил ли его Господь? Обретя внутренний покой, грозный граф вернулся во Францию объездными путями, не привлекая к себе внимания. Но ему так и не удалось достичь Анже: 22 мая 1040 года он скончался в Метце… проезжая через Лотарингию.
Людовик IX Святой в период с 1230 по 1240 год построил огромный замок с семнадцатью черными и белыми башнями, отражавшимися в водах реки Мен. Сделал он это на месте бывшей крепости, а потом отдал замок во владение своему брату Карлу. Затем власть в Анжу снова перейдет королю в конце правления Капетингов, и Иоанн Добрый подарит его своему младшему сыну Людовику – вместе с герцогской короной.
Став Людовиком I Анжуйским, он заказал гобелен у Николя Батайя, парижского ткача. Это было сказочное произведение искусства, и оно станет самым дорогим достоянием анжуйских герцогов. Также он достроил замок, отделав его пышно согласно вкусам той эпохи. Его сын, Людовик II Анжуйский, поступил аналогичным образом, но не прожил достаточно долго, чтобы насладиться жизнью в замке. Замок Анже стал обителью его примерной вдовы, Иоланды Арагонской, герцогини Анжуйской, которой история приписывает титул правителя четырех королевств: Неаполя, Сицилии, Арагона и Иерусалима. Кстати, сюда Иоланда позвала потом дофина, будущего короля Карла VII, от которого отвернулась его мать Изабо. Она отказалась вернуть ей сына со словами: «Женщина, окруженная любовниками, не нуждается в сыне. Я оставлю его у себя!»
Здесь она его вырастила и нашла ему невесту. Она приготовила все для приезда Жанны д’Арк, внезапно появившейся на землях ее сына, в герцогстве Бар. Именно здесь она, прилагая все усилия, пыталась спасти Францию от развала и привить ей вкус к борьбе за свободу.
После ее кончины знаменитый герцог Рене Добрый, сын Иоланды, стал устраивать в замке великолепные праздники. Он был человеком, обладавшим чувством прекрасного, изумительным поэтом, автором захватывающей книги «Сердце, плененное любовью», и он проводил свое время как в милых его сердцу владениях в Анжу, так и в не менее любимом Провансе. После ужасов Столетней войны Рене Добрый оставил в конечном итоге на полотне истории изображение улыбающегося человека, потому что «он излучал радость, гнал прочь горести и отчаяние. Этим даром его наградил Бог».
Присоединенный к королевским владениям, замок Анже больше не знал таких радостных часов. Он навсегда сохранил воспоминания о временах Черного сокола.
Багатель (Bagatelle)
Розы… и госпожа Дюте
Везде, где ни сажал бы я розовые кусты,
Собирал всегда я розы…
Вначале этот замок назывался Бабиоль, когда в 1720 году маршал д’Эстре построил его для своей молодой и очаровательной жены на опушке Булонского леса, неподалеку от парка Мадридского замка. На самом деле тогда это был просто небольшой домик: четыре комнаты на первом этаже плюс мансарды. Однако стоил он достаточно дорого: более сотни тысяч ливров. Но маршал не жаловался, поскольку он зарабатывал такие огромные деньги на спекуляции шоколадом и кофе, что не обращал внимания на подобные мелочи. Особенно уж по сравнению с доходами, которые ему принесла система Лоу[4]. И к тому же он был влюблен… Да и как тут не влюбиться в такую соблазнительную женщину, особенно когда ты на тридцать лет ее старше?
Он ее совершенно не ревновал. Все, чего хотел маршал – чтобы его жена была красивой, сияющей и представительной. А та, в свою очередь, не замедлила этим воспользоваться.
У нее была подруга – мадемуазель де Шароле, которая жила неподалеку, в Пти-Мадриде, где вела не слишком-то скромный образ жизни. Мадемуазель де Шароле была дочерью герцога де Бурбона и мадемуазель де Нант, являвшейся дочерью Людовика XIV и мадам де Монтеспан. То есть ей было на кого опереться. На самом деле она ни в чем не нуждалась, кроме разве что порядочности.
12 августа 1721 года в честь новоселья был устроен званый ужин, главными гостями на котором были регент и его новая пассия, мадам д’Аверн. Это тут же придало дому особую атмосферу талантности и изящества, и это потом осталось в нем надолго. Багателль, стоивший так дорого, стал для его хозяйки и некоторых ее друзей очаровательным убежищем, где можно было посвящать время Любви и связанным с ней утехам.
Жена маршала принимала там своих любовников: красавца Марсийи, маркиза де Шовелена, канцлера д’Агессо, председателя Эно и графа Руссильонского. Ее мужа это обстоятельство совершенно не волновало. Он скончался в 1737 году, и вовсе не от тяжести рогов, которыми одарила его жена и которые никогда его не смущали. Супруга оплакивала его ровно столько, сколько полагалось, а затем вернулась к прежней приятной жизни, чему юный Людовик XV был несказанно рад. Король много раз навещал ту или иную сестру де Несль, которых заботливая рука мадемуазель де Шароле подталкивала к нему в кровать. Короче говоря, две подруги, несмотря на статус великосветских дам, стали обычными сводницами… Конечно же, ради блага Его Величества!
Казалось, если верить словам д’Аржансона, что Булонский лес и его окрестности были воплощенной копией рая на земле: «Сначала идешь на обед к мадемуазель в Мадридский замок; на ужин – в Мюэтт; затем великолепно проводишь время у жены маршала д’Эстре в Багателе, где можно предаться любви, если пожелаешь. И так прекрасно проводишь весь день…»
Смерть мадам д’Эстре в 1745 году нарушила эту отлаженную систему времяпрепровождения. Ее маленький домик сменил нескольких владельцев, в числе которых была некая мадам де Моконсей, которая, прежде чем вновь устраивать интимные встречи для Людовика XV, добилась от него назначения для своего супруга губернатором Кольмара, а затем и Юнинга. После этого благодарная дама стала устраивать его любовные встречи с княгиней де Робек, а затем давать в честь короля Станислава, тестя Людовика XV, пышные и роскошные пиры, которые практически полностью разрушили Багатель. Фонарики и бенгальские огни угасли, цветы завяли, запах духов выветрился. Багатель погрузился в сон на несколько лет, в течение которых там жила мадам де Моконсей. Она вела достаточно уединенный образ жизни, прежде чем покинуть наш мир в 1770 году. За четыре последующих года домик сменил трех владельцев и постепенно стал приходить в негодность.
Так он и продолжал ветшать вплоть до 1777 года, когда его наконец снесли, чтобы освободить место для тех великолепных построек, которые мы можем наблюдать и по сей день. И там один двадцатилетний принц, к удовольствию одной королевы, превратился в настоящего волшебника…
Этого принца звали графом д’Артуа. В 1775 году он приобрел Бабиоль мадам д’Эстре, но так ничего с ним и не делал до того дня, пока его золовка Мария-Антуанетта не поручила ему построить небольшой дворец на бывшем месте для любовных встреч Людовика XV. И построить его следовало за два месяца: если еще точнее, за шестьдесят четыре дня.
Когда тебе двадцать, не останавливаешься ни перед какими преградами! Артуа принял вызов и тут же пригласил архитектора Беланже. Цена пари: сто тысяч ливров. За эту же цену маршал д’Эстре построил Бабиоль. Но в этот раз следовало сделать все намного лучше… И, кроме того, принц предполагал израсходовать в шесть раз больше денег.
На самом деле, чтобы заново выстроить Багатель со всеми его садами, угодьями, гротами, фонтанами и клумбами, пришлось израсходовать в двенадцать раз больше. Девятьсот рабочих трудились день и ночь, пока личная гвардия графа д’Артуа изымала для строительства все повозки с камнями, гипсом и известью, которые проезжали мимо. В это же время подыскивали мебель, изделия из бронзы, фарфора, хрусталя, приобрели картины Юбера Робера, сделали деревянную обшивку стен, повесили шелка – то есть сделали все, чтобы Багатель стал самым прекрасным из всех «гнездышек» для знати. Конечно, это было безумной затеей, но зато какой восхитительной! В назначенный день Мария-Антуанетта прошла по саду с таким изобилием роз, что казалось, они росли здесь уже целую вечность. Королева проиграла пари, но взамен в ее честь был устроен настоящий праздник, в ходе которого, будучи страстной любительницей театра, она сыграла главную роль в спектакле «Роза и Колас» вместе с хозяином дома и мадам де Полиньяк. Говорят, что Людовик XVI освистал пьесу, найдя ее скучной, чем вызвал недовольство жены, посчитавшей это оскорблением и унижением ее актерского таланта. А ведь она так хотела признания! Однако юной королеве так понравилось в Багателе, что она возвращалась туда еще несколько раз, чтобы потанцевать или поужинать под звук флейт и скрипок.
Но Мария-Антуанетта была здесь лишь гостьей. Как только она возвратилась в Версаль, другая королевская особа проникла в этот маленький дворец с его садами, который будто бы нарочно был построен, чтобы подчеркнуть ее красоту, ведь она была, возможно, самой красивой женщиной в Париже. Настолько неотразимой, что даже десятилетия спустя люди мечтали о ней, рассматривая ее портреты: она поражала неповторимым очарованием. У нее были светлые волосы и перламутровая кожа. Без сомнения, Бог создал ее для любви. Она была настоящей розой, мечтой и отражением галантного, духовного, утонченного и вольного XVIII века. Звали ее мадемуазель Дюте. Эта артистка Оперы стала любовницей самого обаятельного французского принца. Но остановимся ненадолго на ее персоне – она, право, того стоит!
Как Багатель ранее был Бабиолем, так и мадемуазель Дюте сначала была Розали Жерар, дочерью скромного офицера и еще более скромной фрейлины из Версаля. Ни тот, ни другая состоянием не обладали, но были людьми верующими. И поэтому они отдали девочку на обучение в пансионат при монастыре Сент-Ор, где, как говорят, вместе с ней училась и другая молодая особа, постарше ее. Звали ту девушку графиня дю Барри, и ей предназначалась головокружительная судьба.
Но Розали надолго в Сент-Оре не задержалась. Ее быстро перепоручили тетушкам, которые занялись ее «просаведением». Эти дамы, в большинстве своем ростовщицы, продавщицы косметических и парфюмерных товаров, а также сводницы, сразу же заметили необычайную красоту их племянницы и приложили все усилия, чтобы она поняла, какие преимущества и выгоды можно из этого извлечь. Не забывая, конечно же, и о религиозном воспитании.
Они так хорошо наставили ее на путь, что затем она продолжила обучение под опекой самого архиепископа Нарбоннского.
Господин Артур-Ришар Дийон, потомок ирландских королей, был прелатом, любящим роскошь. Также под его началом находились Генеральные Штаты Лангедока и сам Лангедок. Это был красивый утонченный человек, обожающий женщин и охоту. Любые виды охоты! Он прекрасно оценил то сокровище, которое ему доверили. Тогда шел 1769 год, и Розали уже исполнилось семнадцать.
При помощи архиепископа и знаменитого кардинала де Рогана, которых она одинаково ненавидела, юная Жерар познала не только плотские удовольствия, но и изящную жизнь, а также получила много новых знаний. Дийон познакомил ее с талантливыми поэтами и писателями, в частности Жаном де Лафонтеном, известным баснописцем, который учил эту красавицу уму-разуму. Но епископ не слишком долго держал Розали при себе. Страсть к удовольствиям и, следует заметить, постоянная благотворительность не позволяли ему содержать такую красивую девушку в подобающих условиях. И он представил ее мадам де Сент-Этьенн, которая владела салоном, где встречались Дидро, Мармонтель и Кребийон, то есть самым утонченным местом для встреч в Париже. Умные мужи задерживались в залах, но знать расходилась по комнатам, где Розали и познакомилась с мастерами учтивости – герцогом де Ришелье и князем де Субизом.
Но и там она долго не задержалась. В нее влюбился знатный итальянец, князь Алтиери, впрочем ненадолго. Затем она ушла к главному откупщику Окару. Он создал для «прекрасного дитя» все условия, чтобы та устроилась в Оперу хористкой и на «подпевки». И тут она решительно отбросила фамилию Жерар, чтобы стать мадемуазель Дюте, очаровательной девушкой, от которой сходило с ума все общество, потому что она сочетала в себе одновременно неземную красоту и вежливость и при этом была весьма неглупа.
«Я многое повидала, – писала она (а она даже писала свои мемуары!), – мы родились в счастливое время, когда красивая женщина может так хорошо устроить свою жизнь! Я не упустила свой шанс. Я была одновременно и глупой, и кокетливой, и чувственной, и холодной, и хитрой. Меня называли глупышкой, но меня это не удивляло; мне приписывали редкую красоту, а такая красота неизменно сопровождается не слишком большим умом».
В Опере она встретила Мари-Мадлен Гимар, известную танцовщицу, и та вскоре стала ее лучшей подругой.
Тем временем главный откупщик обанкротился, и перед мадемуазель Дюте встал выбор из нескольких любовников, которые не всегда удовлетворяли ее потребности. По-настоящему она любила только господина де Леторьера, а граф Потоцкий нравился ей настолько, чтобы лишь ненадолго развлечься с ним. Но близилось посвящение принца, и это удачное знакомство станет высшей точкой в ее «карьере».
В Париже много говорили о мадемуазель Дюте и ее очаровании. К ней присматривался герцог Орлеанский: не для себя, конечно, а для своего сына. Этот любящий отец хотел доверить первый опыт своего сына той, которая лучше всего знала, как разжечь любовный пыл. И именно красавица Розали одним прекрасным вечером лишила девственности будущего Филиппа Эгалите[5], а пока только развлекала герцога Шартрского. Вот она, настоящая слава!
Но вот появился граф д’Артуа, и на этот раз это был триумф! Брат короля был моложе Розали на несколько лет, но влюбился в нее без памяти, насколько это было возможно при его ветреном сердце и уме. Он поселил Розали в чудесном особняке на улице Шоссе-д’Антен, где ее соседкой стала милая Гимар. Но чаще всего молодой человек и его прелестная возлюбленная встречались в Багателе, посреди чудесных садов.
На связь графа д’Артуа с Розали его супруге, невзрачной Марии-Терезии Савойской, у которой к тому же был очень длинный нос, как-то намекнул граф Прованский, простивший свою сестру и облекший свой намек в шутку:
– Мой брат хочет отведать савойский пирог с чаем…[6]
Но Розали не стеснялась жить на широкую ногу. Ее можно было видеть в Лоншане в карете, запряженной шестеркой белых лошадей с упряжью из голубого сафьяна. Она сияла и восхищала всех, но, несмотря на это, несколько раз слышала и ругательства в свой адрес, а перед ее каретой однажды возникла сумятица, потому что такая откровенная роскошь многим приходилась не по нраву:
«Когда наблюдаешь, как выставляют напоказ подобную пышность, удивляешься, с каким презрением эти богатые дамы относятся к тому, чем занимаются честные женщины», – писала не без доли зависти актриса Софи Арну.
Тем временем в Багателе появилось еще одно произведение искусства: граф д’Артуа заказал авалонскому художнику Антуану Вестье большой портрет своей любовницы. Портрет во весь рост, который не бросал ни малейшей тени на блеск и великолепие ее красоты. Позднее этот портрет стал самым очаровательным украшением ванной комнаты… Но счастье не может быть бесконечным. Настало время Революции, а для Артуа – время эмиграции. В Багателе воцарилась тишина, когда Розали Дюте на долгие годы уехала в Англию, где у нее имелось достаточно друзей. Она сохранила верность всему, что ей было дорого, и, будучи роялисткой на свой лад, она возвратилась во Францию только после Реставрации, когда туда вернулись и «ее принцы»…
Но розы уже увяли. А ее светлые волосы поседели. Да, пусть во Франции восстановилась милая ее сердцу монархия, но вот ее прежних друзей осталось совсем мало. Многих казнили на гильотине, другие погибли при Вандейском мятеже или в армии Конде. И даже Багатель уже не выглядел тем самым Багателем…
Во время Директории его купил некий Леритье, не нашедший ничего лучшего, чем превратить его в увеселительное заведение, которое он называл «отделением исламского рая на земле». Багателю пришлось дожидаться пришествия Наполеона, любившего порядок, чтобы замок наконец обрел добрую репутацию. Император восстановил его в качестве места для своих прогулок и недолговременного проживания. Римский король[7] приезжал играть в его садах, и именно там Жозефина встретила этого прелестного ребенка, из-за которого она потеряла корону. Хотя считать его из-за этого менее очаровательным она не стала.
Империя ушла, но тут вновь появился бывший владелец Багателя, тот самый волшебник, благодаря которому и появилось это произведение искусства. Одним словом, вернулся граф д’Артуа. Но если Багатель рассчитывал, что вернутся былые времена изящных праздников, то он сильно ошибался. Нынешний граф д’Артуа ничего общего не имел с тем версальским волшебником. Теперь он стал высоким господином, степенным и благочестивым, наследником своего брата короля Людовика XVIII. И если он и переделал что-то в замке, то только для того, чтобы стереть следы былых глупостей: большинство наиболее фривольных портретов сняли, прежде чем замок отошел герцогу де Берри, его сыну, который, обладая хорошим чувством юмора, возможно, и был бы ими доволен.
В 1832 году Багатель перестал быть владением короля, и его приобрел англичанин, который внес в него ряд изменений. Маркиз Хертфорд, брат лорда Генри Сеймура (который внес огромный вклад в развитие конного спорта) и, возможно, родной брат сэра Ричарда Уоллеса, разместил тут китайские ванны, привез статуи из замка Во-ле-Виконт и вазы из Берси. В парке он сделал лужайку, где потом учился ездить верхом молодой принц, сын Наполеона III. Он завещал Багатель Ричарду Уоллесу. А тот снес все здания и построил то, что получило название Трианон, который впоследствии перешел в собственность его вдовы. Она, в свою очередь, оставила его своему секретарю, который в 1904 году продал этот красивейший дворец парижской мэрии. С того времени больше никаких пиршеств в Багателе не было, кроме одного: настоящего пиршества роз, которые всегда чувствовали себя тут как дома.
Что касается Розали Дюте, то она «терпеливо ждала» до 1820 года, когда и скончалась, оставив после себя состояние примерно в шестьсот тысяч франков, которое наглядно демонстрирует, что в жизни вознаграждается не только добродетель.
Бриссак (Brissac)
Великие люди, великая любовь… и дама в белом
Дорога любви вымощена плотью и кровью.
Кто по ней пойдет – приподнимайте полы одежды!
«Это – новый замок, наполовину построенный в наполовину разрушенном старом замке», – так однажды изрек герцог де Бриссак в разговоре о своем великом замке на берегу Луары. На самом деле величественный Бриссак выглядел необычно: донжон был построен в стиле Людовика XIII, а окружали его в основном средневековые башни. В нем было пять этажей с высокими окнами, креплениями из камня, фронтонами и пилястрами… Но то были пять этажей величия, в которых проходила история Франции, потому что замок принадлежал знаменитым вассалам короля, чью преданность не мог бы никто оспорить.
Как и множество анжуйских замков, Бриссак имеет в своей основе четырехугольное укрепление, которые так любил строить Черный сокол, грозный граф Анжуйский. Но от того укрепления ничего не осталось, кроме разве что нескольких камней, которым выпала честь видеть Филиппа II Августа, проезжающего мимо в день Вознесения в 1200 году.
Нужно было дождаться XV века, чтобы увидеть строительство огромных башен Бриссака, устремленных в анжуйское небо. В то время (а на дворе был 1434 год) король Карл VII уже стал хозяином у себя на земле и практически избавился от англичан. На пост министра он назначил Пьера де Брезе – человека, сочетавшего в себе лучшие качества рыцаря.
Не раз встречая его имя на страницах истории Франции, я не солгу, сказав, что этот выдающийся человек был практически идеален. В самом деле, очень редко можно увидеть столько прекрасных свойств, имеющихся у одного человека. Пьер де Брезе был отважным бойцом, настоящим храбрецом, умным и предусмотрительным министром, великим человеком. К тому же в груди у него билось самое благородное сердце, а внешне он был весьма привлекателен и обаятелен. Настоящее воплощение самого Ланселота Озерного. И чтобы сходство стало совершенно полным, добавим, что Пьер де Брезе жил ради любви к одной женщине, но эта женщина была королевой Англии.
Маленькая Маргарита Анжуйская, племянница Карла VII, была еще очень молода, когда 23 мая 1445 года, одиннадцать лет спустя после покупки де Брезе земель Бриссака, колокола базилики Сен-Мартен-де-Тур отзвонили ее помолвку с юным королем Англии Генрихом VI; но она уже тогда считалась очень красивой. Недостаточно просто слов, чтобы описать восхищение тех, кому выпала честь созерцать этого пятнадцатилетнего ребенка, в котором так безупречно и гармонично сочетались грация и изящество.
Когда зимой она приехала ко двору своего дяди, ожидая часа отъезда в Англию, Маргарита завоевала все сердца, и в первую очередь сердце де Брезе. Тот сделался ее рыцарем и представлял ее цвета на турнирах. На Совете он отстаивал интересы будущей королевы.
Маргарите, в свою очередь, был довольно интересен этот человек, но в те времена их чувства не могли зайти дальше дружбы. У де Брезе было слишком сильно развито чувство чести, чтобы открыто проявить свою любовь. К тому же Маргарита была помолвлена, то есть практически была замужем. Вдобавок она была королевой, и все эти обстоятельства делали ее неприкосновенной. Когда настало время отъезда, де Брезе хранил молчание, но это молчание скрывало великую боль. О чем тогда думала молодая королева, которая попала под обаяние английского посла Саффолка, никто не знает.
Пьер и Маргарита увиделись вновь лишь через пятнадцать лет, когда та приехала искать убежища и помощи после битвы при Таутоне, самой кровавой в войне Алой и Белой розы, жестокой борьбе, носившей такое нежное название.
Королем был уже Людовик XI, но сорокачетырехлетний Пьер де Брезе все еще занимал пост министра. Маргарита изменилась: ей было уже тридцать два, и добрая половина Англии ее ненавидела. А это – признак того, что она была настоящей женщиной. Но она сохранила свою красоту, и де Брезе вновь попал под ее чары. На этот раз его любовь оказалась взаимной, и он получил бесценное право сопровождать королеву в Англию, когда та с помощью Людовика XI решила восстановить власть во взбунтовавшемся королевстве.
К сожалению, ничего не вышло. Несмотря на все свое мужество, де Брезе удалось спасти лишь королеву и ее сына, тогда как несчастный Генрих VI впал в безумие и остался в руках Йорков, сторонников Белой розы. Затем де Брезе переправил их во Францию. Но бывшая королева недолго радовалась такому верному защитнику, находившемуся рядом с ней. Несколько месяцев спустя, в 1465 году, Пьер де Брезе был убит в битве при Монлери, защищая своего короля. Замок Бриссак сменил владельца.
Новым хозяином стал сын Пьера от брака с Жанной дю Бек-Креспен, ставший участником весьма темной истории: он был женат на Шарлотте де Франс, одной из узаконенных дочек Карла VII от Аньес Сорель, и однажды вечером, вернувшись в замок раньше запланированного, он застал ее в объятиях другого. Реакция была незамедлительной: он убил и ее, и любовника. Эта трагедия легла тяжелым грузом на молодые годы их сына, будущего великого сенешаля Нормандии и мужа Дианы де Пуатье, и имела свои последствия для де Бриссака: говорят, что иногда ночью белая тень Шарлотты появлялась в башнях замка и его длинных темных залах.
Встречал ли когда-нибудь Луи де Брезе призрак своей матери? Известно только, что прошло много времени, прежде чем Луи женился, и что Диана никогда не изменяла ему, пока он был жив. Диана никогда не приезжала в Бриссак. Замок сменил владельца в 1502 году, и по сей день им правят члены семейства де Коссе.
Камергер Карла VIII Рене де Коссе, ставший Коссе-Бриссаком, был человеком мудрым и бдительным. После Безумной войны[8] он упросил короля пощадить лидера этого бессмысленного восстания. Герцог Людовик Орлеанский, ставший впоследствии королем Людовиком XII, был ему за это очень благодарен.
Кстати, преданность королевской семье – отличительная черта всех де Коссе-Бриссаков. Особенно ярко это может проиллюстрировать пример битвы при Павии. Когда Карл V согласился освободить Франциска I, содержавшегося под стражей в Мадриде, потребовав в обмен его сыновей, Рене и Шарлотта де Коссе-Бриссак последовали вместе с ними, о чем никогда не забывал Генрих II.
Поэтическое отступление: дочкой красавицы Анны де Коссе-Бриссак и господина Сюржера была ты самая Элен, по которой воздыхал стареющий Ронсар:
Очевидно, что поэзия не являлась сильной стороной этого рода, славного скорее своими великими солдатами (целых два маршала Франции!), а не писателями – герцог стал исключением.
Поколение спустя мы находим в замке Карла II, будущего маршала и губернатора Парижа. В этот раз он противостоял королю, несмотря на то, что был назначен на пост его предшественником Генрихом III. Он отказывался видеть в нем монарха, потому что тот был протестантом. Но все-таки он был мудрым и умным человеком, а посему убедил и себя, и своих товарищей открыть ворота новообращенному, положив конец одному из самых кровавых периодов в истории Франции. После чего, осыпанный почестями, он спокойно удалился на свои земли, решив сделать старый замок Бриссак более соответствующим своему времени.
Реконструкцию он поручил архитектору Жаку Корбино, который взялся за работу и построил большой корпус здания. Но в 1621 году умер маршал-герцог, и работы прекратились. В таком виде замок стоит и поныне.
В XVIII веке седьмой герцог этого рода также стал маршалом Франции в награду за многочисленные успехи на военном поприще. Но речь пойдет о его сыне, Луи-Эркюле, на долю которого выпала красивая и трагическая история любви, практически королевской любви… С мадам дю Барри.
Красавица графиня была новоиспеченной фавориткой, ее апартаменты находились в Версальском дворце, на верхнем этаже, по соседству с полковником швейцарских наемников, которым был не кто иной, как Луи-Эркюль. Из соседства родилась дружба. Было удивительно наблюдать, как хозяева этого замка сами пытались превратить эту дружбу в любовь.
А дружба тем временем продолжалась. Она даже пережила опалу графини. А той после смерти Людовика XV пришлось удалиться сначала в аббатство Понт-о-Дам, а затем, когда она проявила достаточно уважения и лояльности к королевству, – в маленький замок Сен-Врен, где ей разрешили принимать друзей.
Друзей у нее было не так уж много, потому что они рисковали попасть в немилость короля. Но в числе оставшихся был Луи-Эркюль. Он много раз приезжал в Сен-Врен, а затем, когда мадам дю Барри вернула свой замок Лувсьенн, сделался ее постоянным гостем.
В 1780 году, когда умер его отец, он стал восьмым герцогом, и король назначил его губернатором Парижа. Именно тогда между старыми друзьями разгорелась страсть – запоздалая страсть (герцог был на двадцать лет старше мадам дю Барри), но сопровождавшая их до самой смерти.
Несмотря на огромные усилия, которые они приложили, чтобы спрятать от окружающих свою любовь, скоро их тайная связь стала явной, и они понемногу перестали скрывать свои чувства. Графиня, приезжая в Париж, стала останавливаться у своего друга на улице Гренелль. С течением времени их страсть становилась только жарче.
Но случилась революция. В 1792 году герцог де Бриссак был убит в Версале мятежниками. Ему отрезали голову, и эту голову принесли в Лувсьенн и бросили к ногам мадам дю Барри. И она сама пережила герцога всего на несколько месяцев и окончила жизнь, как и многие другие, на эшафоте.
Замок Бриссак очень пострадал от революции и долго пребывал в полном разорении, прежде чем настали лучшие времена. Они пришли в середине XIX века, когда богатейшая Жанна Сэ из большой семьи, поднявшейся на производстве сахара, стала маркизой де Бриссак. Она с заботой и щедростью реставрировала старый замок. Потомки продолжили ее дело ради того, чтобы Бриссак еще долго оставался верным себе, анжуйскому небу, своему прошлому и образу тех, кто его любил и кого он защищал.
Часы работы
Везиньё (Ve€signeux)
«Прекрасная лилия» короля Людовика XIII
Свершает чудеса любовь, соединенная с молитвами…
Если следовать по дороге, идущей из Аваллона в Лорм или в Шато-Шинон, то вдалеке можно заметить замок, что возвышается возле пруда. Своими крышами из старой черепицы и древними стенами, покрытыми мхом, этот замок напоминает времена Великих Открытий. Но большей своей частью Везиньё – это творение XVII века. В 1619 году Маргарита де Бурбон-Бюссе подарила своему супругу Жану де Лафайетту, сеньору д’Отефёй, маленькую дочку, которой суждено будет сыграть важную роль в истории, поскольку именно она окажется в эпицентре того события, которое приведет к рождению короля Людовика XIV.
В 1635 году, когда Луизе де Лафайетт было шестнадцать лет, она была назначена фрейлиной королевы Анны Австрийской, жены короля Людовика, тринадцатого по счету, и в Везиньё начались приготовления «к бою». Семья – одна из древнейших, имевшая отношение к королевскому роду, ибо речь шла о фамилии Бурбон-Бюссе, – была в целом не бедна, но убранство в морванском замке было не слишком богато. И поэтому так важно было, чтобы Луизу заметили при дворе. Для того чтобы собрать гардероб, соответствовавший ее новому статусу, пришлось продать одну из ферм. Луиза, очарованная всем происходящим, отправилась в Париж. Она немного волновалась: до сей поры она считала себя предназначенной Господу и мечтала стать монахиней.
Наверное, если бы это произошло, многие огорчились бы, ведь она была очень привлекательна, эта девочка. Маленькая, с темными волосами и нежными бархатистыми глазами, грациозная и очаровательная, она была так невинна и наивна, что не могла пользоваться этим. Но вскоре за нее это сделали другие.
К этим другим относился главный егермейстер Франции господин Клод де Рувруа де Сен-Симон, любимый спутник короля на охоте. И один из его ближайших друзей. Сен-Симон искренне любил своего господина, и его бесило, когда он видел короля объектом устремлений одной хитрой кокетки – красивой, дерзкой и наглой Марии де Отфор, поклявшейся превратить Людовика XIII в раба собственных интересов[10]. С видом стыдливым и целомудренным она повела опасную и смелую игру, за которой настороженно наблюдали все придворные. К великому сожалению Сен-Симона, который однажды даже посоветовал королю уложить интриганку в постель, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Но в ответ он натолкнулся на непримиримую мораль:
– Богу не понравится, друг мой, если в дом войдет супружеская измена, – ответил ему король, ни капли, впрочем, не разгневавшись.
И что? Надо было оградить Людовика XIII от опасности, которую представляла собой прекрасная Отфор, а для этого следовало привлечь внимание его увлекающегося сердца каким-то «более нежным предметом». В этом смысле мадемуазель де Лафайетт, казалось, воплощала собой идеал в глазах главного егермейстера.
Он начал с того, что посоветовал королю обратить внимание на новую фрейлину, чтобы поставить на место Марию де Отфор: она слишком уж была уверена в своей власти над Людовиком и очень нуждалась в том, чтобы с нее сбили спесь. Ревность только пошла бы в этой ситуации на пользу…
Идея понравилась Людовику XIII, но он никогда не видел эту Лафайетт. Не проблема! Этим же вечером у королевы ему покажут ее, и он сможет убедиться, что она не только красива, но нежна и очень любезна.
Наступившим вечером король, будучи у своей жены, обратил внимание на группу из трех милых девушек, стоящих у окна и чем-то забавляющихся. Он знал двоих из них, девиц де Полиньяк и д’Эш, но ему не была знакома третья, которая от души смеялась над шутками своих подруг. Она действительно выглядела очаровательно, эта брюнетка, но Людовик XIII, как и все стеснительные люди, был очень неловок. Он подошел к девушкам и недовольным тоном, так часто выручавшим его, заявил:
– Почему вы смеетесь так громко, мадемуазель?
Результат оказался ужасным. Луиза смутилась, склонилась в реверансе, попыталась что-либо сказать, но в конечном итоге разрыдалась. Пораженный король произнес:
– Бог мой! Я вас обидел? Я совершенно не хотел этого.
Он тоже растерялся и, рискуя начать заикаться, предпочел удалиться без дальнейших объяснений. Эта первая встреча не удалась, но Сен-Симон увидел за ней другие и не счел себя побежденным. Он объяснил своему господину, что дворянин должен загладить недоразумение, произошедшее из-за того, что она еще просто ребенок. Он объяснил королю, что вполне естественно в шестнадцать лет громко смеяться, когда вам рассказывают забавные пустяки. Но этого король не смог понять: ведь он смеяться не умел.
Следующим вечером Людовик XIII принес полные чуткой деликатности извинения краснеющей Луизе, на что девушка ответила с такой любезностью, что очарованный король присел рядом с ней, чтобы немного поговорить. Он расспросил ее о семье, детстве, и Луиза, уже покоренная этим тихим и простым человеком, отвечала вполне естественно. Она рассказала ему о своем дорогом Везиньё, о своих домашних, обо всем том, что составляло ее маленький мир. И она не забыла и про ту странную тягу, которую всегда ощущала к монастырям. Она сообщила, что хотела бы стать монахиней…
Поделиться книгой: