Слабый свет исходил от моей лапы… Лапы! Значит, мне не удалось выбраться из того мира. На меня навалилось безграничное отчаяние.
Но… Я с трудом приподнял голову повыше: лапой заканчивалась человеческая рука! На руке возле локтя виднелся небольшой шрам, и я вспомнил бой, в котором его получил.
Я поднялся на колени и окинул взглядом своё тело. Это было моё собственное человеческое тело, прикрытое остатками одежды. Но лапы… Я не сразу решился дотронуться ими до лица, боясь, что на него перейдёт их скверна, хотя всё ещё не мог поверить, что больше не ношу на плечах жабью голову.
Позади меня во мраке что-то зашевелилось. Волоча за собой меч, я на четвереньках подполз туда и увидел женское тело в костюме для верховой езды жительницы Долины. Тонкие нежные руки заканчивались бурыми лапами, ещё более уродливыми, чем мои. Бурая голова, голая, гладкая — ни волос, ни лица, только глазные впадины. При моём приближении это жуткое подобие головы покачнулось, и глазницы уставились на меня.
— Каттея! — я потянулся к ней, но она отстранилась от меня. Только выставила вперёд свои лапы, словно хотела подчеркнуть их чудовищный вид, а потом заслонилась ими.
Не знаю, что меня толкнуло, но я потянул за конец шарфа, обвязанного вокруг моей руки — он уже больше не был полосой света — и, сняв, протянул его Каттее.
Глазницы уставились на шарф. Потом Каттея выхватила его у меня и обмотала им голову, оставив лишь узкую щель для глазниц.
Я снова огляделся. Мы были или в Башне или в её двойнике и сидели на полу возле спускавшейся вниз крутой лестницы. Дверные проёмы, ведущие в другие миры, были закрыты, но я решил, что надо поскорее уходить, и повернулся к сестре.
— Пойдём…
— Куда? — мысленно спросила она. — Куда я такая пойду, как я покажусь людям?
Я со страхом подумал: а что если мы действительно теперь навсегда останемся такими?
— Пойдём…
Я помог ей встать, мы друг за другом спустились по этой опасной лестнице и оказались у начала подземного коридора в основании кургана. Снова на мече выступили красные руны. Но я устремился вперёд, увлекая за собой Каттею. Она шла молча, двигаясь как сомнамбула, не заботясь, куда она идёт и зачем.
Мы вышли наружу в серый дождливый день. Перед нами лежала изборождённая колеями дорога.
Ум Каттеи не открывался мне, как ни старался я заинтересовать её в нашем побеге. Между нами возник непроницаемый барьер. Я следил за мечом, но руны, погасшие, когда мы вышли из кургана, больше не вспыхивали. Мы спустились во впадину и поднялись по противоположному склону. Я окинул взглядом открывшуюся впереди местность, ища знакомые ориентиры. Точно, вон там я сразил чудовище — одного из стражей Чёрной Башни.
Голод, который я едва осознавал в том, другом мире, мучительно напомнил о себе, я вынул из поясной сумки корни, которые собрала мне Орсия, и протянул один Каттее.
— Ешь, они вкусные… и хорошо сохранились, — сказал я.
Неожиданно она выбила корень у меня из рук, он покатился и исчез в трещине между камней. Нас по-прежнему разделяла стена отчуждённости. Я так ненавидел Динзиля, что если бы он теперь стоял передо мной, я бросился бы на него, как дикий зверь, и разорвал на куски.
Каттея шла, спотыкаясь, я хотел поддержать её, но она с силой оттолкнула меня. Я упал, а она, шатаясь, пошла назад к Башне…
Я догнал её и повернул обратно, на этот раз у неё не хватило сил сопротивляться — я крепко держал её, готовый к любой новой выходке.
Мы спускались по неровному склону. Местность была пустынная, нам не попадалось ни одного живого существа, и руны на мече не загорались. Мне показалось, я узнал кусты впереди, хотя теперь они не были окутаны туманом. Наконец мы достигли протока и подводного уступа, возле которого я расстался с Орсией. Я надеялся увидеть её на том же месте, ждущей меня и, когда её не оказалось, ощутил волну разочарования.
— Зря ты понадеялся на водяную девчонку, мой глупый брат, — вонзилась мне в мозг жестокая мысль этой новой Каттее. — Но ей повезло.
— Что ты хочешь этим сказать?
В мозгу у меня раздался её смех. Я был поражён: так смеялся только Динзиль.
— Просто, бесценный мой братец, я могла кое о чём попросить тебя — вряд ли ты смог бы мне отказать, — и вот тогда бы ей не повезло.
— Что ты хочешь сказать? — повторил я, но опять наткнулся на барьер. Только этот жуткий смех звучал у меня в голове. Я понял, что потерял Каттею, хотя она и шла рядом со мной.
Наш путь лежал по протоку, а дальше — по реке. Теперь я знал дорогу и мог идти без Орсии, но я беспокоился за неё. Хорошо, если она просто предусмотрительно ушла в безопасное место, а не стала жертвой какой-нибудь злой силы, бродящей в этих местах.
Близилась ночь. Мы дошли до заброшенного жилища аспта, и я уговорил Каттею залезть внутрь. Она устроилась во мраке у противоположной стены, как можно дальше от меня.
— Каттея, пойми, живущие в Долине знают намного больше нашего. Они помогут тебе — они придумают, что делать.
— Кимок, я и сама знаю, что делать! Но для этого мне нужна твоя водяная девчонка. А если не она, так другая. Но и она подойдёт. Приведи её ко мне или меня к ней, и мы славно поколдуем — ты удивишься, Кимок, ведь ты думаешь, что постиг тайную мудрость, а сам только долбишь заученное — жалкие обрывки, которыми гнушаются те, кто истинно велик.
Я почти потерял терпение:
— Такие, как Динзиль, наверное?
Она долго не отвечала, затем в голове у меня снова зазвучал тот смех:
— Динзиль? Да, он хочет взобраться по тучам на небо. Он многого хочет, но получится ли у него хоть что-нибудь, это другой вопрос, и с этим он должен считаться. Знаешь, Кимок, я возненавидела тебя за то, что ты вырвал меня из того мира. Но теперь я вижу, что, пожалуй, всё к лучшему. Там я зависела от Динзиля — ты не зря боялся этого. Твои услуги, дражайший брат, будут вознаграждены, — голова, обмотанная зелёным шарфом, кивнула.
Я похолодел при мысли о том, что за существо поселилось в Каттее. Может ли оно быть изгнано? Я вспомнил о двух жребиях Лоскиты, в которых сестра действовала заодно с врагом, и подумал, что лучше бы она умерла.
Но человеку свойственно цепляться за надежду: «Если бы только привести её в Долину, — размышлял я, — там уж наверняка сумеют не только вернуть ей прежний облик, но и изгнать вселившееся в неё чудовище.»
— Спи, Кимок. Клянусь тебе, я не убегу. Теперь мне ничего другого не надо, кроме как идти туда, куда идёшь и ты.
Я чувствовал, что она не лжёт, но это не успокаивало меня. Я не знал, уснула ли Каттея, но она лежала не двигаясь, положив повязанную голову на руку. Наконец усталость взяла своё, и я провалился в сон.
Глава 17
С рассветом мы выползли из своего убежища. Я снова предложил Каттее корней, но она отказалась, объяснив, что не ест такое, и снова установила непроницаемый барьер, однако пошла дальше без принуждения.
Над протоком клубился туман, я был рад этому: проток служил нам дорогой, а туман скрывал нас от посторонних глаз. Я прислушивался и всматривался вперёд — не послала ли Орсия нам навстречу Кофи. Правда, она могла и не верить в моё возвращение, считая поход в Чёрную Башню безнадёжной затеей…
Листва деревьев, местами смутно проступавшая сквозь туман, поредела, тронутая дыханием осени. Было холодно, и я подумал, что не за горами зима. Я дрожал, и теперь мне очень пригодился бы плащ, из которого я сделал чучело.
То и дело я поглядывал на меч — не проступят ли на нём руны. Туман странным образом скрадывал звуки, и только меч мог предупредить нас об опасности.
Мы могли бы добираться по воде до самых гор, но возвращаться по подземным туннелям — нет, это было бы безрассудством.
Продолжать путь по суше тоже было слишком рискованно, но я знал, что этого не избежать.
Опять послышался тихий, издевательский смех. Быстро повернув голову, я посмотрел на Каттею.
— Боишься, что мы не попадём в Долину, мой дорогой брат? Ты наделён немалым даром предвидения. Но не забывай, ты идёшь со мной, и я могу показать тебе чудеса, о которых ни твоя водяная девчонка, ни колдуньи Эсткарпа никогда слыхом не слыхивали. Не волнуйся, мы вернёмся в Долину; раз мы оба этого хотим, значит, так оно и будет.
Снова то же высокомерие, самонадеянность и насмешливый тон. При этом я почувствовал, что она действительно знает, о чём говорит. Однако я не хотел никакой помощи от неё, тогда как помощь Орсии принял бы с радостью.
— Что это? — отвернув от меня свою обмотанную шарфом голову, Каттея, не отрываясь, смотрела на воду, туда, где сквозь туман виднелось какое-то странное волнение.
— Кофи! — воскликнул я, и мысленно позвал: — Орсия!
Никто не откликнулся.
Послышались всплески, мерфей шёл по мелководью нам навстречу.
— Что это? — снова спросила Каттея. — Мысленно я ничего не улавливаю, но там что-то живое.
— Это мерфей. Он был нашим проводником.
— Друг твоей водяной девчонки? — Каттея остановилась, словно не хотела к нему приближаться.
То, как она называла Орсию, раздражало меня.
— Её зовут Орсия, и она тоже обладает Силой. Орсия помогла мне найти тебя, — сказал я резко.
— Орсия, — повторила Каттея, — что ж, извини, брат. Пусть будет Орсия. Значит, она помогла тебе отыскать меня? Это я тоже запомню. Её магия в шарфе… Ну, а этот Кофи? Что от него толку — ведь мы же не видим его и нам не установить с ним мысленный контакт. Может быть, он хочет нам что-то сообщить?
— Думаю, что да.
Я опустился на мелководье на колено и протянул вперёд руку — то есть лапу — как делал это, когда Орсия помогла мне увидеть Кофи. Всплески приблизились, но никакого прикосновения я не почувствовал, наверное, Кофи не решился дотронуться до того, что теперь служило мне рукой. Я не мог винить его за это, но надеялся, что он воспримет мой жест, как приветствие.
Невидимый Кофи стал удаляться вниз по течению. Я не знал, то ли он не хочет больше иметь с нами дело, то ли снова собирается вести нас за собой, однако, я надеялся на второе.
Наверное, так оно и было — Кофи не удалялся, а приноравливаясь к нам, поджидал нас, хотя и на почтительном расстоянии. Один раз на мече проступили руны, и я жестом остановил Каттею, прислушиваясь и всматриваясь в густую завесу тумана. Послышалось приглушённое карканье и какие-то крики. Затем всё стихло. Мы стояли, не шелохнувшись; руны постепенно пропали.
— Это он, — уловил я мысль Каттеи.
Для меня теперь был только один «он»:
— Динзиль? Он преследует нас?
Она опять расхохоталась:
— Неужели ты думаешь, что он так просто отпустил меня? После всего, что он сделал, чтобы добиться от меня помощи? Я думаю, теперь Динзиль нуждается во мне больше, чем я в нём. Значит, мы сможем с ним договориться!
— Договориться?
— Я не хочу оставаться таким чудовищем ни в этом, ни в каком другом мире, Кимок! — не самоуверенность, а отчаяние и гнев уловил я на этот раз.
— Но что же ты можешь поделать? — спросил я, понимая, что причиняю ей боль, и всё-таки желая выведать, что, по её мнению, может предпринять Динзиль и чего ждать от неё самой. Я больше не доверял Каттее — этой Каттее.
— Я знаю, что делать. Но Динзиль способен на всё. Обратной дороги мне не будет. И кроме того… — она оборвала свою мысль, и между нами снова возник барьер.
Холод пронизывал моё полуголое тело, меня била дрожь. Каттея повернулась ко мне узкой щелью шарфа, через которую смотрела, и показала на росший рядом тростник.
— Принеси-ка мне вот это.
Я нарвал непослушными лапами большую охапку и протянул ей. Держа тростник на вытянутых руках, она наклонила голову и подышала на него. Хотя между нами и был барьер, я ощутил, как от её колдовства распространяется волна какого-то смутного беспокойства. Стебли тростника вытянулись, стали расплываться и слились друг с другом. Каттея протянула мне толстую куртку на вате, какие мы носили в Эсткарпе осенью. Надев её, я почувствовал, что она не только защищает от холода и сырости, но и излучает тепло — меня словно согрело весеннее солнце.
— Видишь, без колдовства не обойтись даже в мелочах, а не только в главном, — долетела до меня мысль Каттеи.
Я потрогал куртку — обычная, самая настоящая куртка. Мне оставалось лишь надеяться, что чары продлятся подольше. Каттея ответила на мою мысль:
— Куртка послужит, сколько потребуется, тебе будет в ней удобно и уютно.
Мы добрались до реки, туман рассеивался. Я настороженно следил за мечом, но Каттея уверенно шла по мелководью, как человек, которому нечего бояться. Впереди, рассекая воду, плыл незримый Кофи.
Тишину снова нарушили какие-то отдалённые звуки, и я прислушался: на этот раз не карканье, а лай — так лаяли, преследуя жертву, гончие, которыми ализонцы травили людей.
— Сарны… — встрепенулась Каттея.
Я не мог увидеть выражения её лица, но почувствовал, что она взволнована — не так, как если бы ей угрожала опасность, а как сторонний наблюдатель. Похоже, она была уверена, что Динзиль слишком дорожит ею, и ей незачем опасаться встречи с этой сворой.
— Динзиль знает, чего хочет. — Она снова ответила на мои мысли. — Он не пойдёт на приступ небес, пока хорошенько не подготовится. Для достижения своих целей он использовал разные средства, но с Силой из Эсткарпа имеет дело впервые. Тут ему не избежать неожиданностей.
Лай всё приближался. Я увидел, как треугольник рассекаемой мерфеем воды устремился к противоположному берегу. Зашевелилась трава — Кофи прятался. Я огляделся: нам укрыться было негде. Мы могли уйти на глубину и попробовать отсидеться под водой, но Каттея решительно воспротивилась.
— Это твоя Орсия любит хорониться в илистых ямах и ползать по дну. Но я не Орсия, у меня не жабры, а лёгкие. Да и у тебя тоже, дорогой брат. А что это у тебя за меч?.. — она протянула к нему лапу и тут же, вскрикнув, отдёрнула, прижав её к груди и поглаживая. — Что это?
— Оружие и талисман.
У меня почему-то не было желания рассказывать ей, откуда у меня меч и чем я ему обязан.
На нём проступили руны, разгораясь на золотистом фоне всё ярче и ярче. Не в первый раз я пожалел, что не могу их прочесть и узнать, насколько на самом деле велики возможности меча, чтобы при случае использовать его в полную силу, а не действовать наугад.
У подножия скал на противоположном берегу появилось какое-то движение. Я попытался столкнуть Каттею на глубину, но она увернулась и встала в стороне, спокойно поджидая тех, кто издалека направлялся к нам. Мне волей-неволей пришлось остаться с ней. Я сжимал рукоять меча; руны словно налились кровью, которая, казалось, вот-вот закапает в воду.
Они приближались: впереди трусили трое серых — это их лай мы слышали. За ними скакали всадники — такие же, как меченосцы, захватившие Орсию, а следом — ещё двое, вроде тех, что метали молнии, помогая расправе с кроганами.
Снова в мозгу у меня раздался жуткий смех Каттеи:
— Жалкая кучка, и они ещё думают с нами тягаться! Динзиль слишком забылся — так оскорбить меня!
Она повернулась к приближавшимся и принялась медленно разматывать шарф, закрывавший её ужасную голову. Рукоять моего меча сильно нагрелась.
Из клыкастых разинутых пастей серых сочилась слюна, глаза зловеще вспыхивали красным. Всадники позади осадили скакунов и поехали шагом. Животные, на которых они сидели, были похожи не на рентанов, а скорее, на лошадей Эсткарпа, только крупнее и мощнее. Вороные, без сбруи, они заставили меня вспомнить кеплиана — демонического жеребца, который чуть не погубил Кайлана.
Они подъехали к реке и, остановившись, смотрели на нас. Серые сели у кромки воды, остальные выстроились в ряд позади них. Меченосцы, как и Динзиль, походили на представителей древней расы — во всяком случае, ничем не выделились бы среди них. Но двое с огненными посохами отличались от остальных всадников сложением, а лица их скрывали капюшоны. Я заметил у них лапы — такие, как теперь были у меня, и подумал, что если сдёрнуть капюшоны, то под ними наверняка окажутся жабьи головы. Должно быть, Динзиль вызвал своих приспешников из того жуткого мира, входом в который служила Чёрная Башня.
Шарф спал с головы Каттеи. Её чудовищное «лицо» безжалостно открылось взгляду при свете дня. Впервые я увидел его так отчётливо и невольно отшатнулся, хотя тотчас преодолел себя.
Ни рта, ни носа — только пустые глазницы на гладкой бурой голове. Я вспомнил прекрасное лицо сестры и понял, что такое несчастье вполне могло повлиять на её рассудок, и что пытаясь вернуть себе прежний облик, она в самом деле пойдёт на всё.
Серые не решались войти в воду, и я вспомнил, что, по словам Орсии, проточная вода отпугивает некоторые злые силы. Но я видел, как оружие этих тварей в капюшонах плевало огнём через реку, и напряжённо ждал, что оно вот-вот будет направлено в нашу сторону.
Каттея протянула перед собой руки и стала медленно водить ими, словно подавала знаки стоявшим на противоположном берегу. При этом она мысленно что-то произносила. Мой мозг пронзила нечеловеческая боль, мне захотелось бежать прочь, но от меча по руке начало подниматься тепло, оно дошло до мозга и установило там защитный барьер, непроницаемый для сил, которые призывала Каттея, и я перестал чувствовать их воздействие.
Серые, запрокинув головы, дико, отчаянно взвыли, начали биться и стенать, как проклятые и обречённые, потом заметались по берегу и, наконец, бросились прочь от реки и исчезли среди скал.
Кеплианы заржали, встали на дыбы и помчались вслед за серыми. Некоторые сбросили своих седоков, и те лежали на земле ничком, не шевелясь, словно сражённые насмерть. Только двое в капюшонах, соскользнув со своих несчастных скакунов, умчавшихся прочь, стояли рядом, наблюдая за Каттеей. Но они не двигались и не наводили на нас своё оружие.