Помоги проекту - поделись книгой:
Когда завеса рассеялась, я заметил, что тьма сгустилась. В этих неестественных сумерках «свечи» горели ярче, но они ничего не освещали. Мне почудилось какое-то движение за холмом, которое тут же прекратилось, стоило взглянуть прямо в ту сторону.
— Против кого мы собираемся обнажить мечи, Кимок? — ко мне подошел Ротхорф Долмейн.
— Против неизвестных существ, — что ещё я мог ответить?
Как и некоторые другие защитники границы, Ротхорф был смешанного происхождения. Его мать, беженку из Карстена, спасли салкарские моряки, и она вышла замуж за салкара. Но брак этот продлился недолго. Когда её муж, настоящий морской волк, погиб во время очередного набега на побережье Ализона, она вернулась к своим родным. У её сына были широченные плечи и светлые волосы морских бродяг Салкара, чем он заметно выделялся среди людей древней расы. Но душой Ротхорф принадлежал народу своей матери, ибо его не тянуло в море, — он любил горы. Поэтому он и подался на границу, и первый в жизни бой ещё совсем мальчишками мы приняли вместе.
— Значит, и правда это заколдованная земля… — задумчиво произнёс он.
— Да. А раньше это был благодатный мирный край, и в наших силах снова сделать его таким. Хотя потребуется немало времени…
— Чтобы очистить его? — закончил Ротхорф за меня. — А какова тактика врага? — живо поинтересовался он, возвращая меня в те дни, когда мы на границе изучали карты гор в ожидании приказа выступать.
Во мне шевельнулось опасение: пусть мои боевые товарищи не новички на войне, но та война по сравнению со сложностью и запутанностью предстоящей, казалась мне игрой. Не окажутся ли эти бывалые воины перед лицом неведомых опасностей беспомощными, как дети? Зачем мы привели их сюда? Вернувшись из Эсткарпа, Кайлан упрекал себя за то, что подвергает наших соплеменников неоправданному риску. Теперь я понял, какие чувства он испытывал тогда.
— Тактика может быть самой неожиданной, Ротхорф, — такой, о которой мы и представления не имеем.
И я рассказал ему о серых и расти, о коварстве кеплиана — жеребца, который чуть не погубил Кайлана, и о ловушках, расставленных здесь на каждом шагу. Ротхорф слушал серьёзно, не подвергая сомнению правдивость моих слов, хотя многое звучало для него дико.
— Земля ожившей легенды, — наконец, произнес он. — Похоже нам придётся порыться в памяти и припомнить сказки, которые мы слышали в детстве, чтобы не попасть впросак. А далеко отсюда до этой безопасной Долины?
— Ещё день пути. Мы стягиваем туда все силы.
— И где собираетесь начать наступление?
Я покачал головой:
— Ещё неизвестно. Надо собрать под наши знамена всех, кто пока остаётся в стороне.
Ночной мрак окутал землю раньше обычного, и мы расставили сторожевые посты. Низкие тяжёлые тучи, казалось, вот-вот разразятся бурей. Начался дождь. Холмы озарялись яркими вспышками, которые сопровождались треском, словно хлопали боевые кнуты зелёных, но это были молнии. Даже в том, как буря медлила обрушиться на нас, чудилось что-то зловещее.
Кайлану, как и мне, было не до сна, и мы решили обойти развалины, среди которых укрылись наши люди, и проверить, нет ли каких-нибудь подозрительных перемен за пределами, очерченными Дагоной. Вот так же когда-то мы обходили дозором стены города Эса.
Владычица Зелёной Долины сидела у костра в окружении женщин и детей — на этом островке безмятежности виднелись улыбавшиеся лица и слышался тихий смех. На коленях у Дагоны примостилась Лоэлла; девочка, не отрываясь, смотрела в лицо Владычице и слушала её так, как истомлённый жаждой ребёнок пьёт чистую прозрачную воду из журчащего родника.
В развалинах был такой родник, бивший посреди подёрнутого илом каменного бассейна, похожего на чашу разрушенного временем фонтана.
Наш походный ужин давно уже закончился, и сидевшие вокруг костра стали укладываться спать, заворачиваясь в плащи. Буря всё ещё не начиналась, но тучи по-прежнему нависали над нами. Ко мне подошёл Годгар. Я стоял у торчащего из земли огромного камня, вглядываясь в темноту. Бледное мерцание «свечей» казалось ещё более обманчивым. Я старался не смотреть на них, но они так и притягивали взгляд, и я, с трудом поборов себя, отвернулся.
— Что-то здесь затевается, — произнёс Годгар. — Нет, не буря. Может, это и хорошая оборонительная позиция, но не хотел бы я, чтобы нам пришлось защищаться.
— Ничего не поделаешь, ехать дальше в темноте нельзя, — ответил я.
— Да, верно… Э, что это там такое? Иди-ка сюда, смотри.
Я подошёл вслед за ним к бассейну, где журчал родник. Опустившись на колено, Годгар показывал на противоположную сторону каменной чаши. При свете костра я увидел, что стенка её в этом месте явно когда-то была разрушена, а потом наспех восстановлена при помощи камней, оказавшихся под рукой. Но они хорошо служили своей цели: течи не было. Я не понимал, почему это привлекло внимание Годгара, и вопросительно посмотрел на него.
— Похоже, это сделано неспроста, — произнёс он.
— Но зачем?
Вместо ответа он подал мне знак, чтобы я обошёл бассейн. Там я увидел каменную плиту, наполовину засыпанную землёй и поросшую травой; рядом виднелись остатки площадки, выложенной такими же плитами. Годгар откопал плиту охотничьим ножом, и между ней и площадкой обнаружил провал.
— Сюда, как видно, выпускали воду.
— Для чего?
— Не знаю. Но это, наверное, было важно для тех, кто это делал. Пролом в стене бассейна пробили второпях и заделали на время, чтобы снова можно было разобрать.
— Да какое это имеет значение для нас? — спросил я нетерпеливо.
— Я уже говорил, не знаю. Но в нашем положении надо учитывать всё странное и непонятное. И…
Неожиданно Годгар замолчал. Он стоял на коленях, опираясь на каменную плиту, и теперь смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Затем он бросился на землю и припал ухом к каменной плите.
— Слушай! — махнул он мне.
Я последовал его примеру и, растянувшись на земле, тоже прижался ухом к плите.
Снизу доносился странный вибрирующий звук. Убедившись, что нам это не кажется, я позвал Кайлана, а он — Дагону.
— Может быть, фасы… — предположила Дагона.
Она опустилась на колени, кончиками пальцев касаясь плиты, и закрыла глаза, словно призывая на помощь иное зрение, потом медленно покачала головой:
— Под землёй — другой мир, не мой. Но вот что я скажу: что-то надвигается на нас снизу. Судьба благосклонна к нам, она посылает предостережение. Не думала я, что фасы примкнут к врагу. Хотя, может быть, они просто любопытствуют, но зачем тогда… — она покачала головой, — подкрадываться тайком — союзники так себя не ведут и на нейтралитет это не похоже.
— А как же твой защитный барьер?
— Он защищает от тех, кто приближается по земле, а не под землёй. Смотрите, эта плита отличается от других. — Бассейн… — я поднялся на ноги. — Годгар считает, что воду использовали однажды, чтобы отразить нападение снизу. Почему бы и нам не сделать то же самое?
— Если со стороны фасов это просто любопытство, тогда мы только зря настроим их против себя. Оставим эту идею про запас. Давайте-ка получше рассмотрим водяную западню, — предложила Дагона.
Она вынула из костра горящую головню и поднесла её к камням, закрывавшим брешь в стенке бассейна. Я убедился, что Годгар прав: раньше тут было пробито отверстие, чтобы дать выход воде, и заделан проём был не слишком основательно.
— Если ударить вот здесь и здесь, — сказал Годгар, — камни подадутся.
Мы снова подошли к плите. На этот раз под ней не было слышно никакого движения, но тревога, овладевшая мной, ещё когда мы спустились с гор, усиливалась.
— А что, если чем-нибудь как следует придавить плиту? — спросил Кайлан.
— Не знаю. У каждого свои возможности: у нас — в растительном мире, у кроганов — под водой, а фасы многое могут под землёй. — Дагона подняла головню и посмотрела туда, где спали женщины и дети. — Надо быть начеку. Держись подальше от стоящих камней, они могут опрокинуться.
Годгар, сидя на корточках, по-прежнему держал руки на каменной плите. Когда Дагона вернулась к спящим, он неожиданно вскрикнул, и мы с Кайланом тоже закричали: земля под нами зашевелилась, уходя из-под ног. Я ухватился за один из голубых камней, земля засыпала мне ноги. В лагере раздался грохот, треск, и я увидел, как по склону ползут и катятся камни.
Что-то рухнуло в костёр, разбрасывая горящие головешки и искры. Слышались пронзительные крики. Я держался за камень, пытаясь нащупать ногами опору, но земля забилась и волновалась, как вода в озере кроганов.
Кайлан пытался воткнуть в движущуюся землю меч, чтобы подтянуться. Я последовал его примеру, надеясь продвинуться в сторону лагеря.
— Эй, сюда! — крикнул Годгар.
Его окружили, бешено атакуя, какие-то маленькие суетливые твари. Я взмахнул мечом и стал рубить наугад, чувствуя, как сталь кромсает чьи-то тела. Потом я увидел, что Годгар, споткнувшись, упал, и эти твари стремительно набросились на него; он отбивался, пытаясь подняться, и я наносил по ним удар за ударом, раскидывая их в разные стороны. Вокруг нас сверкали зловещие красные точки, и я понял, что это глаза, но какие лица могли быть у обладателей таких глаз, трудно было себе представить.
Годгар ухватился за меня, и я покалеченной рукой помог ему встать.
— Бассейн… надо пробить стенку… затопить их… — он шатаясь, двинулся вперёд и, дойдя до бассейна, распластался возле него, нащупывая камни, закрывающие пролом. Прокладывая себе путь через толпу маленьких визжащих тварей, я услышал резкий стук. Ноги и бёдра саднило; на спину мне прыгнуло маленькое существо, пытаясь меня опрокинуть. Стряхнув его, я добрался до Годгара и стал ему помогать.
Мы работали в темноте, отбиваясь от мерзко пахнущих существ, вылезших из-под земли, и, наконец, после удачного удара расшатали самый большой камень из преграждавших путь воде. Наружу вырвался бурлящий поток — я не ожидал, что в бассейне, где журчал маленький родник, таится такая сила.
Визг невидимых врагов перешёл в вопль, словно воды они боялись больше, чем стали и огня. Пронзительно крича, они бросились врассыпную, а вода, прибывая и плескаясь вокруг, уже неслась с силой речного потока. Из бассейна устремлялось воды больше, чем когда-либо в нём помещалось.
Годгар закричал, пытаясь оттащить меня в сторону. Я оглянулся: светящийся голубой столб воды поднимался всё выше и обрушивался вниз с нарастающей силой. Этот мощный фонтан не имел ничего общего со струйкой, которая не так давно журчала в бассейне.
Поток подхватывал маленьких косматых тварей, вертел их и нёс к той дыре, откуда они, должно быть, явились. Разбушевавшаяся вода отыскала плиту Годгара, вернее, тёмную яму в земле, которая до этого была закрыта плитой, и устремилась в неё сокрушительным водопадом.
Спотыкаясь, мы с Годгаром отступили назад. Бурлящий поток отрезал нас от лагеря; шум воды заглушал всё. Что-то, кружившее в водовороте, вцепилось мне в ногу, чуть не повалив меня. Я инстинктивно нанёс удар, чтобы освободиться, но бедро уже пронзила жгучая боль, и у меня вырвался отчаянный крик.
Я не мог опираться на раненную ногу и привалился к одному из голубых камней, пытаясь на ощупь определить в темноте величину раны. Но рваная рана была настолько болезненной, что я не мог вытерпеть прикосновения собственных пальцев. Я из последних сил старался не упасть, рядом тяжело дышал Годгар, а вода всё прибывала и прибывала из этого, казалось, неистощимого источника. На нашей стороне потока верещавших тварей уже не осталось, на противоположной же — снова вспыхнул костёр и стали видны люди и блеск мечей. У самого края воды неподвижно лежало какое-то существо — лицом вверх, устремив на меня невидящие глаза.
Я услышал крик Годгара, но не смог отозваться, боясь даже от небольшого усилия потерять сознание. Рана в бедре причиняла невыносимую боль.
Мёртвое существо, лежавшее у воды, было маленьким и уродливым; его тощие, покрытые жёсткими волосами конечности — подобие рук и ног — напоминали мохнатые корни. Тело, толстое и обрюзгшее, серовато-белое, бледнело у меня на глазах. Жёсткие волосы покрывали его пучками — такого я ещё никогда не видел ни у людей, ни у животных.
Шеи почти не было — голова, казалось, росла прямо из широких покатых плеч. Нижняя челюсть и маленький острый подбородок сильно выдавались вперёд, вместо носа было небольшое возвышение с двумя отверстиями, глаза сидели неестественно глубоко. Одежды на этом существе не было, я мог бы принять его за зверя, если бы не чувствовал, что передо мной более чем животное.
— Кто это? — спросил Годгар.
— Не знаю, — ответил я, понимая только, что это один из прислужников зла, вроде серых и расти.
— Смотри! — сказал Годгар. — Вода…
Столб воды, ещё недавно такой высокий и мощный, теперь всё уменьшался, а поток, отделявший нас от костра, становился всё уже.
Я наблюдал за этим, не в силах даже обрадоваться, поскольку чувствовал, что вот-вот упаду и наверное больше не смогу подняться. А поток уже превращался в ручей, ручей — в тонкую струйку.
— Кимок! — кто-то у костра звал меня.
Я попытался ответить, но не смог. За меня отозвался Годгар, к нам устремились люди. Я упал на руки Кайлану и провалился во мрак беспамятства, поглотившего боль.
Когда я очнулся, надо мной совещались Дагона и брат. С каким-то тупым безразличием я узнал, что укусы фасов — а напали на нас именно они — ядовиты, и что Дагона своими травами может на время облегчить боль, но вылечить меня в таких условиях нельзя.
Я оказался не единственным раненным: были пострадавшие от падений камней и ещё несколько укушенных фасами. Но мой случай был самым тяжёлым и мог задержать нас в пути.
Кайлан сказал, что останется со мной, пока не пришлют помощь, но по глазам Дагоны я понял, что оставаться нам слишком рискованно. Пребывая в дремотном состоянии под воздействием её снадобий, я не боялся ехать. Я знал: хотя, благодаря таинственному наводнению, фасам и пришлось отступить, вряд ли эта их вылазка будет последней, и быть отрезанными от Долины означало оказаться в ловушке.
— Привяжите меня к Шилу, — кое-как выговорил я, слыша свой голос как будто издалека. — Мы едем… иначе погибнем… надо ехать…
Дагона заглянула мне в глаза:
— Ты действительного этого хочешь, Кимок?
— Да.
На рассвете мы выехали; меня, как я и просил, привязали к Шилу. Дагона дала мне какие-то листья, велев их жевать. Кисловато-горький сок растения притуплял боль; она не исчезла совсем, но уже не причиняла невыносимых мучений.
Над нами по-прежнему нависали тяжёлые грозовые тучи. Я ехал словно в полусне, видя окружающее то как в тумане, то совершенно отчётливо, а порой вовсе погружался в забытье.
Мы достигли реки, и тут я внезапно ощутил мысленный удар, такой сильный и враждебный, что задохнулся и едва удержал равновесие на спине у Шила. Рентан издал душераздирающий вопль и очертя голову ринулся вниз по крутому берегу — он был неуправляем. Позади слышались крики и топот копыт.
Словно спасаясь от погони, Шил бросился в реку. Надо мной сомкнулась вода, я стал отчаянно биться, пытаясь сбросить путы, державшие меня на спине обезумевшего рентана, уходящего всё глубже под воду.
Наконец, верёвки ослабли, я вырвался и вынырнул на поверхность, задыхаясь, ловя ртом воздух. Плавал я хорошо — меня учил плавать Откелл, салкар, изуродованный в морских сражениях, которого приставил к нам наш отец. Но раненая левая нога не слушалась. Всё ещё задыхаясь, я подплыл к выступавшему из воды валуну и из последних сил ухватился за него. Весь туман улетучился у меня из головы, боль вернулась, лишая сил; меня вот-вот могло оторвать от камня течением.
Вдруг кто-то обхватил меня сзади. Кайлан! Я хотел произнести его имя, но не смог. Тогда я позвал брата мысленно… Никакого ответа!
Кто-то крепко вцепился в меня и стаскивал в воду. Я закричал, вырываясь и тщетно пытаясь повернуться, чтобы увидеть, кто это. Но меня уже тащили прочь от спасительного камня, в противоположную от берега сторону.
Голова моя едва высовывалась из воды, я увидел на берегу Кайлана, который, сидя верхом на Шабрине, искал меня взглядом. Казалось, он смотрит прямо на меня, но я понял, что он меня не видит. В отчаянии я снова хотел позвать брата, но ни звука не сорвалось с моих губ. Я попробовал мысленно призвать его и словно наткнулся на высокую сплошную стену.
Кайлан пустил Шабрину вдоль берега, продолжая искать меня, хотя я был на виду. Меня тащили всё дальше и дальше, прочь от брата и остальных. Я увидел, как Шил, выйдя из воды, вскарабкался по берегу и встал с опущенной головой. Потом все они исчезли за поворотом реки, и я потерял последнюю надежду на спасение.
Глава 5
Меня больше не уносило стремительное течение — я лежал распростёртый на твёрдой сухой поверхности. Я не сразу открыл глаза, повинуясь первобытному инстинкту узнать как можно больше с помощью других чувств, не обнаруживая признаков жизни. Боль в бедре усилилась.
Дул ветер, и меня начало трясти от холода. Ощупав поверхность перед собой, я понял, что лежу на песке. Невдалеке слышался плеск воды, а над головой глухо завывал, как в голых ветвях, ветер. Больше я ничего не смог уловить и открыл глаза.
Тяжёлые тучи по-прежнему превращали день в сумерки. Надо мной в мрачном небе застыл корявый сухой сук, словно унылый памятник давно умершему дереву. Я попробовал приподняться, но голова закружилась, и всё поплыло перед глазами. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, я повернулся, тело моё напряглось, и изо рта хлынул поток воды.
Отдышавшись, я снова с отчаянной решимостью попытался приподняться. Борясь с новым приступом тошноты, я осторожно повернул голову, огляделся вокруг и увидел, что лежу в двух шагах от воды. Справа громоздились валуны, между которыми застряли побелевшие палки и обломки тростника — плавник, принесённый давним паводком.
Шлем и меч я потерял. Повязка, наложенная Дагоной, ослабла и вся пропиталась кровью. Рядом не было ни души. Тот, кто утащил меня по реке от брата и товарищей, не утопил меня, но обрек, может быть, на ещё более жестокую участь: рана лишала меня возможности передвигаться, и я не мог надеяться на спасение.
Но мы, эсткарпцы, упрямый народ. Да и мой отец никогда не смирялся под ударами судьбы. Преодолевая боль, я подтянулся к валуну, обливаясь потом, заставил себя подняться на ноги и всем телом навалился на камень. Теперь я мог полностью оценить обстановку: положение моё было безнадёжно.
Я находился не на берегу, а на островке посреди реки, который, судя по всему, временами полностью заливало водой. На нём не было никакой растительности: только песок и камни. Я вспомнил островок, на котором мы нашли прибежище, когда Каттея отправила посланника в прошлое Эскора. Но тогда я был цел и невредим, и, к тому же, в нашем триединстве ещё не появилось трещины.
Оба берега реки были обрывистые, течение — быстрое. Если бы не моя рана, я бы скинул кольчугу и пустился вплавь, но с больной ногой я был совершенно беспомощным.
Привалившись к валуну, я попытался покрепче затянуть повязку. Едва прикоснувшись к ней, я вздрогнул от боли и заскрипел зубами, но сделал всё, что мог. По-прежнему порывами налетал холодный ветер — на смену затянувшемуся лету надвигалась осень. Развести бы костёр! В поясной сумке у меня был кремень, но огонь мог привлечь внимание врага.
Я медленно обвёл взглядом берега и реку. За моим островком виднелся другой, побольше, местами покрытый зеленью. Я подумал, что хорошо было бы добраться до него, но понял, что не смогу бороться с течением.
Разве что… Я посмотрел на кучи застрявшего среди валунов плавника. Что, если попробовать сделать плот? Нет, не плот, конечно, хотя бы опору, чтобы, держась за неё, довериться течению в надежде, что удастся прибиться к берегу.
А что потом? Безоружный, способный только ползти, я стану лёгкой добычей для серых, расти или другой нечисти, бродящей в этих краях.
Но другого выхода не было, я нагнулся как можно ниже, стараясь не потерять неустойчивое равновесие, и попробовал подтянуть к себе плавник. Мой улов был слишком ничтожен — мелкие палки и прутья, настолько истёртые водой и пересохшие, что они легко ломались. Одна палка оказалась подлиннее и потолще, и я попробовал, опираясь на неё, продвинуться вперёд, прыгая на одной ноге. Боль и напряжение при этом были так велики, что после каждого «шага» приходилось отдыхать, обливаясь холодным потом и борясь с головокружением. Песчаная полоса оказалась слишком узкой, дальше идти было некуда — остальную часть островка покрывали валуны, и я не решился карабкаться через них.
Поделиться книгой: