Честное слово, я не знала, что ему ответить. Я редко теряю дар речи, но потом тема секса стала регулярной в наших с Адамом беседах.
Я разрывалась. Разум все еще говорил мне, что рано снова пытаться идти на какие-либо отношения, тем более по общему соглашению, «для здоровья». Но мое сердце (ну ладно, будем честны, места, расположенные слегка пониже) находило Адама приятным и сексуальным, а поскольку тон его сообщений стал более игривым, чем раньше, я все больше и больше задумывалась: а почему бы и нет?
Мы переписывались достаточно долго, чтобы узнать друг о друге гораздо больше, чем любая пара, познакомившаяся в клубе субботним вечером.
Адам не подгонял с ответом насчет встречи, но наши разговоры все больше и больше приближались к больной теме. Сейчас я могу сказать, что тогда это воспринималось как лекарство, даваемое им в предвкушении того удовольствия, которое мы могли бы испытать вместе, и интригующего меня достаточно, чтобы попробовать. Да и как могло быть по-другому: как копирайтер, он был чрезвычайно изобретателен, когда мы беседовали о том, что могли бы делать. Как-то незаметно со временем наши беседы сместились от вещей, которые мы делали или хотели бы сделать, к вещам, которые мы могли бы делать вместе, и я все чаще обнаруживала, что по ночам, лежа в постели, размышляю о созданных им сценариях.
Диалог наш так и продолжал виться между темами причудливых фантазий и реальной жизни. Однажды на неделе у меня выдались два тяжелых дня, совершенно забитые вечерней работой, и наши имейлы были короткими. Мы обсуждали в основном новости дня. Однако когда на третий день я открыла письмо Адама, то обнаружила длинные абзацы — он выслал мои случайные комментарии по поводу секса без обязательств в виде полноценной истории о нас как главных героях.
Тем не менее понадобилась пара секунд, чтобы я это осознала. Я сидела на работе, за своим столом, и когда просмотрела сообщение, почувствовала, что залилась яркой краской. Я закрыла письмо на случай, если кто-то из нашего офиса вздумал бы подсматривать через мое плечо.
Потом Адам прислал следующее сообщение, чтобы узнать, понравился ли мне рассказ. Я сказала, что еще как следует не прочитала, но была слегка шокирована, получив такое посреди рабочего дня. Его ответ предполагал, что меня потенциально должно волновать его намерение смутить меня.
Я почувствовала, что улыбаюсь, несмотря на то, что до сих пор ощущала, как горят щеки. Как будто я собиралась сказать ему об этом!
Ладно, может быть, задним числом я и рассказала ему…
Все это еще больше заставило меня задуматься: каким же доминантом он может быть, как будет контролировать меня?
После этого рабочий день показался мне самым длинным в мире, но в конце концов я попала домой и начала читать историю. Это было потрясающее сочинение. Сценарий был горяч и очень хорошо написан — возможно, это не самый существенный фактор, но поверьте, для меня это важно. К тому времени, когда я дочитала до конца, мои руки уже двигались внутри трусиков.
Поразительно, но он сосредоточился на восприятии женщины-сабы, исследуя ее мысли. В сущности, это была эротика, которой я наслаждаюсь в любом случае, но помимо этого я нашла интересным выбранный им стиль изложения — глубокое проникновение в суть чередования страха и возбуждения, понимание и объяснение ее образа мышления, ясно показывающее, насколько он проницателен. Все это еще больше заставило меня задуматься: каким же доминантом он может быть, как будет контролировать меня? И конечно, как легко он сумел разобраться в моих собственных реакциях, если мы никогда не были вместе? Он определенно был умен.
Как только я завершила чтение, сразу же открыла почту и послала ему сообщение.
Руки замерли над клавиатурой. Конечно же, я протекла. И мы оба это знаем. Так почему же так трудно написать об этом?
С того момента в нашей переписке по электронке появилось некоторое количество непристойностей. Адам не выставлял никаких требований, не действовал как какой-то сверхдоминант, но делал такие супервежливые замечания, что у меня не было сил отказать — и в это время я мысленно проклинала необходимость угождать, так присущую моей натуре. Но я знала, что это было нечто большее. Все сильнее и сильнее мне хотелось угождать именно
Для него я тоже написала историю, вложив в нее множество мыслей, возникавших у меня ночью в постели, по поводу того, чем мы могли бы заниматься вместе. Он прислал мне сообщение, рассказывающее, какое удовлетворение он от этого получил и что у него возникла эрекция. И то и другое вызвало у меня дрожь возбуждения. Потом он предложил несколько вещей, которые мы могли бы осуществить, из того сценария, который я набросала, и в итоге у нас получилась творческая непристойная беседа.
Это было огромнейшее удовольствие. Ничто не имело пределов — отчасти из-за спокойной открытости Адама, отчасти оттого, что наша дружба была относительно недавней, не возникало опасности сказать что-то грязное, что могло бы навсегда ее разрушить — и мы могли говорить обо всем: о фантазиях, ограничениях и поощрениях. Для меня это был новый уровень общения, и он был действительно прекрасным и раскрепощающим. Часто он был и просветительским, например, когда стало очевидным, что мы оба достаточно непредвзяты в своем отношении к D/S.
Я не успела даже начать печатать ответ, как пришло следующее сообщение.
Мотивации Адама были очень созвучны моим собственным, и его идеи по поводу желаемого им образа сабы полностью мне подходили.
Эти сообщения вызвали у меня улыбку и облегчение — мотивации Адама были очень созвучны моим собственным, и его идеи по поводу желаемого им образа сабы полностью мне подходили. Он мне нравился, но я не собиралась быть «с постоянно опущенными глазами, именуя себя в третьем лице» — тем видом сабмиссива, который так любят некоторые доминанты. Адама это тоже не интересовало. Уф! Я всегда была совершенно уверена, что у него не возникают комплексы, когда с ним не соглашаются или высмеивают, но всегда лучше быть уверенным на сто процентов.
Мы обсуждали мои ограничения наравне с его — еще одно утешение; я никогда не была с доминантом, который так много говорил бы о своих ограничениях — обычно это не имеет особого значения. Адам спрашивал, не возражаю ли я против игр с удушением и пощечин. У меня был ограниченный опыт по первому пункту, а вторым я была заинтригована, но объяснила, что хотя мне любопытны оба, и они кажутся мне возбуждающими, теоретически это вещи, которые я опасаюсь попробовать в первый раз.
Я успокоилась.
Мы переписывались так каждую ночь в течение нескольких недель, доводя друг друга до легкого сумасшествия от страсти, хотя не все разговоры были о сексе — иногда наши мысли мгновенно меняли направление, например, когда мы смотрели одну и ту же телепередачу, каждый в своей квартире. Однажды Адам сказал, что на следующий вечер у него запланирована большая вечеринка с друзьями, и он не сможет быть на связи.
Я признаю, мысль, что я не поговорю с ним, показалась необычной, но я пожелала ему хорошо провести время и сказала, что смогу побеседовать с ним через день. Невозможность поговорить с ним странно повлияла на меня, я была не в духе. Моего решения оставить Адама в покое и не писать ему ни сообщений, ни на почту придерживаться было трудно. Вряд ли даже забавный комикс, который я сию минуту читала, смог бы удержать меня до утра.
Около 7.30 вечера мой телефон тренькнул, и я решила, что выдержать такое трудно не только мне. Это был текст от Адама:
Я практически поздравила себя, удостоверившись, что он обо мне думал. Ненормальная? Да. Но я и была такой.
Признаю, это не самое захватывающее из посланий, но это была правда. К тому же я не пыталась вовлечь его в длительную беседу, поскольку он был не дома, а с друзьями.
В течение следующего часа он прислал еще несколько SMS. Его сообщения становились более частыми.
Втайне опасаясь, что, возможно, дело все же в алкоголе, я ответила; но если и была хоть какая-то мудрость, которую я постигла в университетские годы, так это не спорить с пьяным, пока он не протрезвеет. Поэтому я сообщила ему, что чувствую то же самое, но что он должен сосредоточиться на общении с друзьями. Он ответил быстро, отметив, что у них большая компания, там много всяких разговоров, поэтому то, что он делает, не выглядит слишком невежливо. Я не была в этом убеждена, но я вообще отношусь к тому типу людей, которые звереют в то время, когда кто-то достает в ресторане телефон, если только он не врач «Скорой помощи», великий вождь свободного мира или кто-нибудь в этом роде. В то же время я была польщена, что он все еще хочет поговорить со мной. А он действительно хотел. Грамматика Адама становилась все хуже по мере того, как он пьянел, речь — непристойнее, к концу это уже определенно был, говоря печатным языком, секстинг [2].
Было горячо и, как ни странно, еще горячее от того, что он сидел с компанией в пабе, в то время как я удобно расположилась дома на диване и могла делать что угодно в соответствии с любыми похотливыми желаниями. Он только прислал мне сообщение, в деталях описывающее, как он сжимает мои соски, и я тут же испытала прилив вдохновения, как использовать преимущество своих условий. Я воспользовалась камерой телефона, чтобы сфотографировать грудь, показывая, как мои соски затвердели.
Я воспользовалась камерой телефона, чтобы сфотографировать грудь, показывая, как мои соски затвердели.
Ну, я не безрассудна, по крайней мере, настолько. После этого я сразу удалила картинку, а лица моего на ней и не было — тороплюсь добавить, не потому, что у меня были особые опасения насчет благоразумия Адама, а больше оттого, что если вдруг кто-нибудь из нас потеряет телефон, то я бы не хотела, чтобы фото моей ухмыляющейся рожи и голых сисек стало достоянием какого-то случайного человека, нашедшего трубку.
Когда телефон звякнул, оповестив о новом сообщении, я разнервничалась перед тем, как его прочесть. Только что, чисто из собственного великодушия, я отправила Адаму фото своих грудей. Кто нашел это свидетельство похоти? Что, если его увидел кто-то из его друзей? Сообщение открылось: