Помоги проекту - поделись книгой:
А тогда это было настолько для нас недоступно, что мы старались об этом даже не думать, чтобы не деморализовываться, и простодушно радовались нашему маленькому складику в соседнем крыле жилого дома. Но вести туда немца, чтобы он всю эту красоту увидел своими глазами, – это было чересчур. Я попробовала отказаться. Но немец был тверд как кремень и упорно стоял на своем – веди на склад, да и только, иначе никакого совместного бизнеса не будет. Пришлось повести.
Мы с ним и с переводчиком ходили по нашим узеньким проходам между стеллажами, протискиваясь мимо спешащих на погрузку ребят с коробками, слышали забористую ругань бригадира грузчиков, смотрели, как ошалелые тетки-сборщицы носятся туда-сюда с бумажными распечатками заказов и какими-то ящичками, толкая нас при этом, и, надо сказать, мне было очень стыдно. Я все время пыталась объяснить на скверном английском, что, мол, вот уже скоро мы сможем арендовать склад поприличнее и поставить для сборки заказов какой-никакой конвейер, что, мол, и на этот склад у нас есть лицензия от государства, что мы ничего не нарушаем и наш склад удовлетворяет всем требованиям… Немец слушал, смотрел и все молчал…
Наконец мы вернулись с ним в офис, и я уже думала, что переговорам конец, что вида нашего склада немец не перенесет. И тут он выдал совершенно удивительную речь. Вот что он сказал: «Я вижу, что вы расстроены тем, что ваш склад пока не очень презентабельно выглядит. Не расстраивайтесь. Я должен вам сказать, что после войны, когда мне было 16 лет, я поступил работать на такой же склад у нас в Германии. Я там таскал такие же ящики, и склад вообще был очень похож на ваш. Были такие же низкие потолки, и стеллажи стояли так же не очень удачно, и конвейера у нас, конечно, не было, – но ведь нужно было как-то работать. С тех пор прошло вот уже 50 лет. Сейчас у нас прекрасный склад, и все хорошо. И у вас так же будет. Не расстраивайтесь, все придет. Я вижу, что вы действительно работаете, значит, все появится».
Немец согласовал с нами очень значительный по тем временам объем товарного кредита, 3 месяца отсрочки платежа (тогда это считалось очень много) и уехал. Я до сих пор его вспоминаю, хотя имени не могу назвать.
Кстати, тут уместно снова вспомнить тему инвентаризации на складе и привести еще один рассказ С. М.
«По мере роста компании мы расширили склад до 500 м2, докупив часть здания на улице Грина. Но инвентаризацию проводили, как и раньше, каждую неделю – вечерами по пятницам. Тут тоже не обходилось без анекдотов.
За московский сбыт и косвенно за склад отвечал наш верный товарищ Дмитрий. Итак, по пятницам я приезжал к нему, и мы, раздав пересчетные ведомости складским ребятам, спокойно садились выпить виски и подождать окончания инвентаризации. К 20–21 часу приносили данные, и я шел проверять, сразу находил ошибку и шел выпить виски дальше. Так всегда происходило по два-три раза, пока инвентаризация не заканчивалась. Начальник нашего склада Ольга целый год просила меня рассказать, как я нахожу ошибки (причем не в ведомости, а на глаз, на реальном складе). Я молчал и не открывал ей секрета и только перед переездом на новый большой склад объяснил, как я это делаю. Идешь по складу и видишь – некоторые коробки покрыты пылью или есть коробка, сильно отличающаяся по размеру от остальных на той же полке, то есть наверняка с другим товаром, а на эту полку попала явно случайно… (нужно иметь навык). С большой вероятностью тут обнаружится ошибка, потому что запыленные коробки означают, что их никто на самом деле не передвигал и не пересчитывал, а “неразмерная” коробка с “не тем” товаром наверняка должна лежать на другой, своей полке, а там ее не хватило. В результате должна получиться “недостача”, если коробку не вернуть на место. В книжках по менеджменту это называется умным термином “управление по отклонениям”. Правда, чтобы такой подход был успешным, надо знать склад лучше начальника склада».
Глава 15 Создание региональных филиалов
Примерно в это же время (1995 год) мы начали понимать, что, поскольку московские клиенты перестали сами к нам приезжать за товаром и стали требовать доставку «таблеток» к ним в течение суток после заказа, значит, скоро то же самое произойдет и с региональными клиентами. Да, сейчас они еще ездят к нам в Москву за товаром, но все менее и менее охотно. Рынок понемногу развивается, и не за горами момент, когда с таким сервисом для регионов (вернее, с отсутствием нормального сервиса) мы станем неконкурентоспособны. Надо открывать филиалы в крупных городах и организовывать обслуживание региональных аптек так же, как это сделано в Москве.
Первый филиал «Фармапомощи» в Калуге был открыт на самом деле случайно. У нас был очень симпатичный дилер, обслуживавший группу московских аптек на своем собственном автомобиле, – парень по имени Рудик. Он был родом из Калуги, и там жили его родители и еще кто-то из семьи. И вот у него серьезно заболел кто-то из родственников, и Рудику пришлось переехать в Калугу на постоянное жительство, чтобы помогать своей семье. С работой в регионах и, в частности, в Калуге было очень плохо, и Рудик оказался перед проблемой – если он бросит работу у нас, то, вполне возможно, никакой адекватной замены в Калуге ему найти не удастся.
К этому времени вся активная часть населения нашей страны уже твердо знала, что человек – сам кузнец своего счастья. И Рудик тоже решительно взял быка за рога. Он предложил нам создать в Калуге филиал, вызвался сам все оформить, найти помещение под склад, организовать продажи и все остальное, если мы согласны назначить его директором филиала. Поскольку нам уже пора было так или иначе пробовать работать через филиалы, мы с удовольствием ухватились за это предложение. Правда, было совершенно неясно, как начинать это дело, – практического опыта в открытии филиалов не было не только у нас, но и вообще ни у кого на нашем рынке.
Рудик, однако, не испугался и отважно отправился с этой идеей на прием к губернатору Калужской области. Надо сказать, что к губернатору он попал без проблем – просто записался у секретарши, и через неделю его приняли. Это очень выгодно отличает тогдашнюю работу органов власти от нынешней ситуации, когда человеку «с улицы» попасть на прием к губернатору региона практически нереально и даже «по большому знакомству» попадаешь с определенным трудом.
Губернатор идею Рудика выслушал, одобрил как социально полезную для населения и поддержал. Впрочем, поддержка была для него совсем нетягостна – он просто дал команду своему губернаторскому юристу проконсультировать Рудика, как правильно действовать, чтобы в кратчайшие сроки зарегистрировать филиал в Калуге. Помещение для склада и мини-офиса Рудик нашел уже сам.
О том, что это было за помещение, вспоминает моя мама Елена Викторовна, которая в то время тоже устроилась к нам работать в новое перспективное подразделение, придуманное Виталием, – в Аналитический центр. Об Аналитическом центре я подробно расскажу дальше, чтобы не отвлекаться сейчас от темы открытия филиалов. В Калугу Елена Викторовна ехала по своим делам, и Сережа попросил ее заехать в новорожденный филиал и посмотреть, на что похожа деятельность Рудика на месте.
Дело было зимой, и, поколесив как следует по засыпанным снегом (и, разумеется, нерасчищенным) улицам Калуги, она добралась в конце концов до здания бывшей церкви, стоявшей где-то на задворках города. Церковь была без купола, часть окон заколочена фанерой, часть все-таки со стеклами. Внутри небольшое помещение было разгорожено дощатой перегородкой примерно пополам. В одной половине и размещался Рудик и две его сотрудницы, а что было во второй половине, нам осталось неизвестно. В помещении был один стол, несколько стульев и четыре стеллажа с запасом «таблеток». На столе стоял не просто телефон, а факсовый аппарат – главная гордость Рудика. Одна девушка принимала заказы от клиентов, в том числе иногда уже по факсу, а не только «с голоса» – вот какой прогресс! Вторая девушка собирала заказы, паковала их в коробки, а Рудик приезжал на своем стареньком автомобильчике и отвозил заказы клиентам. Документы были аккуратно разложены стопочками на каких-то упаковочных ящиках, стоящих вдоль стенки. Из малюсеньких окон была видна узенькая улица, утопавшая в сугробах, так что было даже не очень понятно, как Рудик ухитряется подъезжать к филиалу для погрузки товара.
Так или иначе, филиал производил вполне «работоспособное» впечатление, как выразилась Елена Викторовна, приехав в Москву. Мы похвалили Рудика за начало работы, и не зря. Филиал в тот момент оказался монополистом на аптечном рынке Калуги и стал быстро наращивать свои обороты – в той степени, в какой это позволяла платежеспособность рынка на тот момент. Вскоре автомобильчик Рудика перестал справляться с объемом развоза заказов, и мы купили так называемый «каблучок» (автомобиль марки ИЖ с небольшим закрытым кузовом). Филиал продолжал работать до самого закрытия «Фармапомощи», хотя, конечно, довольно скоро его превзошли по объемам продаж новые филиалы, открытые в более крупных городах.
Второй филиал мы открыли в городе Сочи – не потому, что там был какой-то суперперспективный рынок, а потому, что туда уехал жить дядя Виталия, который тоже не мог найти для себя другой работы.
Вскоре стало ясно, что к выбору мест для новых филиалов надо подходить более серьезно и будет гораздо выгоднее открывать их сначала в самых крупных городах страны. И вообще, мы стали понимать, что для дистанционного управления этой географически разветвлявшейся структурой необходимо иметь специальные методы и специальных людей. Так возник отдел филиалов.
Первым его директором была Елена Ивановна, человек, с которым мы проработали больше 10 лет и до сих пор поддерживаем дружеские отношения.
Вот что она пишет о своем приходе в «Фармапомощь» и первых шагах отдела филиалов.
«1995 год – мой приход в “Фармапомощь”. На тот момент это была вторая после “П.” фирма по обороту. Первоначально я была принята в отдел маркетинга, но ни дня не работала в нем. Через неделю после моего прихода в отпуск уходил Анатолий (один из двух сотрудников отдела закупок; тогда Катя работала в Польше, а он – в Москве). Неделю он вводил меня в курс дела, чтобы я могла его заменить на время отпуска, и потом месяц я заказывала товар вместо него. Через пару недель С. М. сказал мне: “Посмотри, что там делается у нас с новорожденными филиалами (Калуга и Сочи)”. На тот момент филиалы курировала Елена Викторовна. К возвращению из отпуска Анатолия речи о моем переходе в маркетинг уже не было. С. М. объявил: “Не справишься с филиалами – вот тогда и будет тебе маркетинг”».
Из трудностей того момента – полное отсутствие нормативной базы по функционированию филиалов компаний. Единственную строчку на эту тему мы нашли в каком-то из кодексов: «Филиал – это обособленное подразделение юрлица». Бухгалтерия «Фармапомощи» не знала, как правильно вести учет в филиалах, и учитывала отгрузки из Москвы в филиалы так же, как продажи сторонним клиентам.
Были огромные проблемы с регистрацией – в налоговой, в местной администрации региональные власти не понимали, чего мы хотим, и стремились подвести наши филиалы под двойное налогообложение (то есть заставить нас платить все налоги дважды – и в регионе, и в Москве). Для примера привожу здесь выдержку из официального письма, которое мы направляли региональным властям для разъяснения нашей позиции:
«Сообщаем Вам, что в соответствии со ст. 5 Федерального закона “Об акционерных обществах” от 24.11.95 № 208-ФЗ, филиалом общества является его обособленное подразделение, расположенное вне места нахождения общества и осуществляющее все его функции или их часть (п. 2 ст. 5).
Филиал не является юридическим лицом, действует на основании утвержденного обществом положения (п. 4 ст. 5).
Филиал осуществляет деятельность от имени создавшего его общества. Ответственность за деятельность филиала несет создавшее его общество (п. 5 ст. 5)».
Такие письма приходилось рассылать вплоть до 1999 года.
Мы составляли первые инструкции для директоров филиалов. Часть этих инструкций была посвящена тому, как зарегистрировать филиал.
Что касается потребностей клиентов в сервисе наших филиалов, то в этом вопросе мы были действительно пионерами. В 1995 году не было непосредственной необходимости не только в филиалах, но и в доставке клиентам. Клиенты еще охотно сами ездили в Москву за товаром. Например, в 1996 году один заблудившийся клиент из Астрахани, чтобы получить товар, принес икру не в региональный отдел, а в отдел филиалов. Он, видите ли, боялся, что без икры ему товар не отпустят, и хотел нас задобрить.
Одновременно отдел филиалов встречал негативное отношение со стороны московского и регионального отделов сбыта: «Зачем тратим деньги и товар на филиалы, нам и здесь не хватает». Но компания понимала, что за развитием «филиальской» стратегии – будущее.
Тогда на самом деле понимал необходимость такой стратегии, может быть, только один Сережа (он же С. М.). Даже Виталий, у которого, надо сказать, было очень хорошее бизнес-чутье и способность видеть будущее, сомневался, стоит ли с этим возиться. Но С. М. всех убедил. Вот его собственные записи о стратегии развития филиалов в России и за рубежом (уж теперь-то мы имеем возможность сравнить свои действия с заграничным опытом).
«К 1994–1995 году стало ясно, что мало иметь товар только в Москве, нужно открывать склады в регионах. Где и сколько – неясно (сейчас-то более или менее ясно, да и то разные дистрибьюторы продолжают экспериментировать: то открывают много филиалов, то закрывают часть и открывают вместо них “логистические центры”). Тогда все смотрели друг на друга. Больше всего филиалов наоткрывали “И.” и “С.” – по 2–3 филиала в каждой области. Не надо думать, что это глупость. Просто видение рынка было таким: аптеки будут и дальше приезжать за товаром сами и, чтобы обеспечить им сервис, товар нужно иметь и в Кемерово, и в Новокузнецке, и в Тюмени, и в Сургуте и т. д.
Причем многие так думали до 1996 года. Но мы не “повелись” на это – я с самого начала исходил из необходимости иметь 20–25 филиалов, и моя позиция не изменилась, даже когда коллеги-конкуренты открывали по 40–50 филиалов и когда стали закрывать и открывать дистрибьюторские центры. Замечу, что данная тенденция – много филиалов – была не только в России. В Голландии мне рассказывали, что у них три склада в Амстердаме и два – на остальную страну. Результат тот же, но причины противоположные – доставка 6 раз в день. Помните, у Гегеля – “крайности сходятся”. Сейчас все сравнялось – на всю Голландию один склад».
Продолжаю цитировать из записок Елены Ивановны.
«В Красноярске был первый филиал, открытый согласно намеченному плану, и там мы в первый раз произвели целенаправленный поиск директора филиала. Это был также первый и последний опыт работы с бывшими чиновниками.
Дальнейшие события произошли зимой 1995–1996 года.
Наш директор (Игорь, фамилию не помню) оказался бывшим чиновником красноярского аптекоуправления, мы его переманили оттуда к себе.
Я пришла в “Фармапомощь” в середине июля 1995 года, директора как раз только что приняли на работу (неделю-две назад). Видите ли, решили поручить открытие филиала человеку с опытом. Результат был ужасен.
Филиал все время существования показывал совсем маленькие продажи, большие расходы и огромные не собранные с клиентов долги. Директор был практически неуправляем, и его трудно было застать на рабочем месте. Было также подозрительно то, что среди клиентов выделялся один особенно крупный неплательщик.
Приняли решение этого человека увольнять, был найден новый директор по имени Александр.
В Красноярск поехали впятером – я, моя заместительница Лариса, Татьяна – бухгалтер отдела филиалов, а также юрист “Фармапомощи” и наш единственный на тот момент сотрудник службы безопасности Игорь Петрович.
Командировку планировали на два дня (четверг-пятница), за это время надо было провести ревизию, снять директора и назначить нового. Ситуация усугублялась тем, что мужчины забыли получить командировочные, пришлось им занимать, денег на продление гостиницы и обмен билетов ни у кого не было, а впереди были выходные, поэтому нужно было обязательно успеть на вечерний самолет.
В филиал, который находился на краю города, в промышленном районе, мы поехали только втроем – эсбэшник решал вопросы в городе с местными коллегами, а юрист два дня не мог прийти в себя после грандиозной попойки, которую устроил прямо в самолете Москва – Красноярск (он там даже дирижировал детским хором…). Так что юрист все время командировки проболел… (после командировки был сразу уволен, так как болел алкоголизмом).
Ситуация в филиале обнаружилась такая: помещение было арендовано у фирмочки, которая принадлежала местным мелким бандитам. Дело было поставлено следующим образом. Наш директор появлялся только для звонков в Москву, все отгрузки вела эта фирмочка, в основном продавала наш товар сама себе и при этом нам не платила. Совсем немножко товар продавали от имени филиала другим клиентам, чтобы не очень бросалось в глаза. В результате все расходы по данным операциям ложились на наш филиал – сотрудники были оформлены у нас, машиной пользовались нашей, телефоны, ксерокс, оплата аренды помещений также ложились на “Фармапомощь”. Доходы же полностью доставались этой фирме. Когда в пятницу было объявлено о том, что мы снимаем директора и съезжаем из этого помещения, со стороны сотрудников этой “фирмочки” началась истерика. Ключи от машины нам удалось забрать еще накануне под предлогом проверки, счет в банке перевели на нового директора, а вот переговоры о вывозе товара и оргтехники велись практически целый день. У них был предлог нас не выпускать – не был оплачен последний месяц аренды.
Мужчины в филиале так и не появились, и товар “Фармапомощи” у этих полубандитов “отбивали” три женщины, одна из которых (Татьяна) была простужена и только шептала ссылки на законодательство.
К вечеру удалось достигнуть договоренности, но до этого с их стороны были и угрозы физического насилия, и ссылки на нашу задолженность, да и с нашей стороны – аналогичные обещания. Мы все говорили, что сейчас вернется наш эсбэшник и вот тогда…
Товар загрузили в “Газель” спустя час после того, как мы уже должны были уехать в аэропорт. Поставили “Газель” с товаром во двор дома нового директора и на скорости 150 км в час полетели в аэропорт на машине нового директора. Мысли посещали не очень хорошие, потому что в силу сложившихся обстоятельств мы опять отдали товар новому человеку (естественно, без всяких описей и расписок), а что, если снова кадровый прокол… Я перед этим 10 лет работала в государственной аптеке, где была строгая материальная ответственность и где недостачи или излишки в 100 рублей приводили к смене всего коллектива».
Надо сразу сказать, что новый директор красноярского филиала Александр оказался совершенно достоин нашего доверия и проработал с нами много лет, в том числе в нашей новой компании, причем всегда считался у нас одним из самых успешных директоров.
Продолжая свой рассказ об открытии региональных филиалов, я должна сказать, что в начале нашего развития было сделано много попыток сэкономить усилия, создавая филиалы (или консигнационные склады) на базе уже действовавших в том или ином регионе небольших местных дистрибьюторов. При такой схеме обычно договаривались с местной компанией, чтобы ее директор одновременно стал директором нашего филиала в этом городе и чтобы мы могли использовать их уже имеющиеся складские площади и торговый персонал для своих целей. Насколько я знаю, по этому же пути пытались двигаться наши крупные конкуренты. Но он практически ни у кого к успеху не привел.
Продолжаю цитировать рассказ Елены Ивановны.
«Несколько раз мы пытались проводить опыты с открытием филиалов на базе мелких региональных оптовиков – например, Ставрополь, Кострома. Их директора работали в двух ипостасях – директор местного оптовика одновременно становился директором нашего филиала в данном городе и пытался работать, совмещая интересы обеих компаний (своей местной компании и “Фармапомощи”). Разумеется, это у него получалось плохо – все время оказывалось, что интересы своей фирмы ему как-то ближе. Было немало неприятностей. Например, ревизия в Ставрополе обнаружила много злоупотреблений и крупную недостачу нашего товара и начала составлять акт в соответствии с инструкциями. В результате девочки-ревизоры стали получать прямые угрозы: “Е. И. в Москве, а вы у нас в Ставрополе. Что вы слушаетесь ее инструкций? Лучше не рискуйте”.
Были и другие попытки злоупотреблений со стороны директоров – перераспределение платежей клиентов в пользу своей фирмы, регулирование ассортимента филиала не в пользу филиала. В результате, хотя мы постоянно получали обращения мелких оптовиков с просьбой открыть филиал на базе их фирмы, в дальнейшем мы всегда от этого отказывались. Понятно, почему они обращались к нам с этими идеями – так они пытались решить свои проблемы нехватки оборотных денежных средств и слабости каналов поставок».
Пришлось разработать целую схему подбора кадров для будущего филиала в удаленных регионах. На самом деле хорошей и стабильной работы для населения в регионах было мало, что облегчало наше положение. На объявление о вакансии директора филиала из региона могло прийти до 100 анкет соискателей. Обычно действовали так. Помощник Елены Ивановны Андрей выезжал в город, размещал объявления о наборе персонала в местной прессе и нанимал там человека с домашним телефоном, чтобы он отвечал на звонки по объявлениям и все записывал. Через неделю-две Андрей снова приезжал в город и проводил собеседования с кандидатами на месте, ориентируясь на записи этого «временного телефонного оператора».
Не обходилось и без анекдотов.
«Однажды случилась анекдотическая история в Ижевске. Мы наняли там некую молодую женщину на роль такого вот “временного телефонного оператора”. Однако через некоторое время после начала работы от нее внезапно перестала поступать информация о принятых звонках от кандидатов, и мы никак не могли дозвониться до этой женщины. Когда мы все-таки сумели дозвониться, телефонную трубку подняла вовсе не она, а ее разгневанный муж, от которого мы получили отповедь – ему надоело, что его жене постоянно названивают кавалеры (наши кандидаты). Не слушая никаких объяснений, он закончил свою речь тем, что сообщил нам, что жену просто выгнал из дома за недостойное поведение».
Была еще одна история, когда искали людей для филиала на Дальнем Востоке – объявления разместили, но почему-то никто не откликался, что было очень странно. Наш представитель поехал туда и только на месте обнаружил, что объявление размещено в виде бегущей строки на местном телевидении, которая появляется на экране лишь в час ночи и исчезает к утру. Оказывается, когда ее размещали, ориентировались на московское время суток и совсем не учли, что сдвиг по времени с Дальним Востоком составляет 8 часов!
Еще была странная история в каком-то региональном городе, когда объявление разместили в такой форме: «Московская компания ищет молодых девушек для различной работы» – и послали его в какой-то «не тот» раздел в местной газете. Смотрим, приходящие кандидатки все какие-то странные, на собеседовании ведут себя необычно, смотрят куда-то в сторону, уходят явно разочарованные, работать никто не соглашается… Оказывается, наше объявление попало в газете в раздел сексуальных услуг. Вот и пошел нам в руки «соответствующий контингент». Пока мы в этом разобрались, прямо-таки ум за разум заходил от удивления.
Глава 16 О проблеме подбора кадров: история вопроса
Как видно из предыдущей главы, вопрос о правильном подборе кадров занимал тогда одно из самых важных мест среди проблем, с которыми нам приходилось сталкиваться.
Надо сказать, что так было всегда, а не только в первый период развития фармрынка в нашей стране. Дело в том, что наш бизнес – человекоориентированный. Завод по производству алюминия или нефтеносные пласты имеют ценность даже без работающих на них людей. Конечно, грамотный персонал очень важен для любого предприятия. Но представьте себе, что с некоего завода или нефтеразработок каким-то образом исчезли все люди (ну, например, их переманил к себе конкурент). То, что после этого останется, все равно будет иметь очень значительную ценность.
В нашем дистрибьюторском бизнесе, если удалить с предприятия персонал, останется, увы, очень немногое: несколько арендованных складов, куча взятого в долг товара, небольшой парк сильно потрепанных автомашин и бывших в употреблении компьютеров. Связи с клиентами, хоть и зафиксированные в договорах и отгрузочных документах, мгновенно обесценятся, так как клиенты в несколько дней перебегут к другим дистрибьюторам. Связи с поставщиками вообще очень сильно завязаны на личном доверии и глубоком понимании нужд и слабостей друг друга. Так что в результате оказывается, что ядро бизнеса и его основная ценность в нашем случае – это грамотный, сплоченный и лояльный персонал.
Этот коллектив должен не только быть лояльным к компании и обладать некоторыми профессиональными навыками, но и уметь поддерживать эффективное взаимодействие со смежными подразделениями, географически разбросанными по всей стране, противостоять внешней быстро меняющейся и часто агрессивной среде и при необходимости принимать самостоятельные разумные решения в ситуации, когда по какой-то причине нет возможности связаться с начальством или оно не может быстро оказать помощь. Кроме того, он должен уметь абсорбировать из внешней среды подобных себе людей и быстро обучать их своим внутренним правилам.
Я нарисовала, конечно, идеальную картину. На практике всех этих целей удается достичь только частично. Но мы всегда старались максимально приблизиться к этому идеалу, и коллективы обеих наших компаний всегда считались очень неплохими. Хочу также сразу опровергнуть распространенную точку зрения, что русские люди не умеют работать, ленивы, жуликоваты и т. д. За свою жизнь я работала и с русскими людьми (строго говоря, российскими, так как этнический состав был самый пестрый), и с европейцами, и с американцами. Я имела возможность сравнивать. Уверенно могу утверждать следующее. Наши отличаются самой высокой работоспособностью, готовностью работать не за страх, а за совесть, не считаясь со временем. Они выделяются гибкостью ума и способностью быстро и самостоятельно маневрировать в сложных ситуациях, готовы отважно брать на себя ответственность при необходимости, не боятся возражать начальству, если считают, что оно не право. С другой стороны, они способны глубоко уважать своего руководителя и доверять ему, если этот человек демонстрирует ум, силу и справедливость.
Далеко не каждый народ имеет такой прекрасный набор качеств. Европейцам свойственно, по моим наблюдениям, излишнее чинопочитание и очень формальный подход к работе. У нас тоже встречается такое отношение к делу: пробило 6 часов, конец рабочего дня – встал, все бросил и пошел – хоть трава не расти. Но в нашей компании это легко и быстро удавалось изжить. А в Европе я это наблюдала просто повсеместно. Там практически нереально увидеть, что человек хоть на 10 минут задержался после «отбоя», хотя бы для того, чтобы дописать начатую страницу или закончить начатый разговор. Кстати, американцы, как и наши люди, вполне способны и задержаться на работе, и прийти пораньше, чтобы что-то успеть в срок. Американцы вообще больше работают.
Кроме того, меня всегда очень удивляло подчеркнутое соблюдение европейцами рамок своих должностных инструкций. Они всегда делают «от сих до сих» и ни на сантиметр больше. Чуть задашь дополнительный вопрос, который касается проблемы, вплотную примыкающей к их непосредственной работе, – получаешь ответ: «Это не моя компетенция». Наших российских сотрудников за такой ответ С. М. убил бы на месте. Как это не твоя компетенция? Ты же видишь, что этот вопрос важен для дела! Надо либо решить его дополнительно к своим основным обязанностям, либо выяснить, кто из твоих коллег должен его решать и как он с этим справляется. А затем поддерживать с ним постоянный контакт, чтобы в этой точке не возникло какой-нибудь неприятности для бизнеса. В конце концов, если вопрос нельзя решить на горизонтальном уровне – обратись к начальству, привлеки его внимание к этой ситуации!
Наши старания заставить людей мыслить в таком ключе не пропадали даром, а находили вполне адекватный отклик со стороны нашей русской команды. Я говорю не на пустом месте. Несколько раз наши разнообразные зарубежные акционеры устраивали нам аудиты персонала с помощью различного рода консалтинговых компаний (видно, опасались чего-то из-за распространенных предубеждений насчет русских работников). И раз за разом консультанты выносили заключение – коллектив представляет собой очень работоспособную и мотивированную команду с великолепно развитыми горизонтальными связями.
Что касается чинопочитания, то приведу один пример. Когда у нас уже были европейские (англо-итальянские) акционеры, то нам назначили куратора – голландца по имени Жак. Он очень интересовался нашим российским бизнесом и с удовольствием, в частности, ездил с нами по филиалам, когда мы его приглашали. В первый раз он поехал с нами в командировку в Екатеринбург. Директором этого филиала был очень хороший парень по имени Алексей, умный, самостоятельный, хорошо знающий рынок, один из лучших наших менеджеров.
И вот мы приехали в филиал. Алексей, как водится, прошелся с нами по складу и офису и сделал краткий доклад о ситуации в филиале и на областном фармрынке. Потом мы стали разбирать с ним основные накопившиеся проблемы и успехи, которых филиал смог добиться за истекший период. Так обычно всегда проходят наши командировки в филиалы. Обсуждение шло в форме свободной беседы. Мы сидели у Алексея в его небольшом кабинетике, Жака, разумеется, взяли с собой. Разговор шел то по-русски, то по-английски. Алексей немного мог говорить по-английски, в сложных местах переходил на русский, а я из вежливости, чтобы Жак не скучал, старалась, как могла, обеспечивать перевод. Жаку все было интересно, потому что необычно, он тоже задавал вопросы, иногда очень и очень неглупые. И нам всем было интересно участие Жака в беседе, потому что это был взгляд свежего человека, взгляд со стороны, а это всегда очень полезно.
И вот в числе прочих вопросов мы стали обсуждать крупных клиентов и, беседуя об одном из них, начали упрекать Алексея, что он недостаточно активно (как нам казалось) с ним работает. У этого клиента был собственный товарооборот больше 10 миллионов рублей в месяц (это была довольно крупная региональная аптечная сеть). В тот момент наша доля на рынке Екатеринбурга составляла около 12 %. «Значит, – говорил С. М., – ты, Алексей, должен ему продавать товаров на сумму около полутора миллионов в месяц. А у тебя продажи еле-еле дотягивают до 300 тысяч ежемесячно, то есть налицо огромный потенциал для работы с этим клиентом. Ты бы, Алексей, дал ему товарный кредит пошире, скидку по всем правилам, ему можно предлагать такую-то и такую! Наверняка можно серьезно увеличить обороты». Но Алексей кривился, хмыкал и наконец заявил: «Не буду я ему товарный кредит расширять, хоть убейте. Это жулик, кроме того, у него тесть сидит в губернаторской администрации. Потом долги невозможно будет собрать. Он всей области кругом должен и сроду еще никому вовремя не платил. Я потому и скидку ему не даю, чтобы цены были повыше на случай, если придется выбивать долги через суд, – для компенсации судебных издержек. И еще неизвестно, как там, в суде, все пойдет с этим высокопоставленным тестем. Нет, не буду я с ним обороты увеличивать. Я лучше на других, нормальных клиентах, буду увеличивать объемы продаж».
Нам такая логика показалась разумной, Жак тоже ничего не сказал, и мы перешли к другому вопросу. Потом, уже вечером, когда мы с Жаком пили чай в гостинице, он нам вдруг говорит: «Слушайте, ребята, вы знаете, я сегодня очень удивился. Ваш менеджер вот так просто вам в глаза говорит, что не будет делать то-то и то-то, что вы ему предложили. И вы не сердитесь, вы соглашаетесь. Это что, обычное поведение для России?» Мы только рты пооткрывали. «Подожди, Жак, – говорим. – Но ты же видел, он не просто отказался, он объяснил почему… Он хороший специалист, он уже 7 лет работает в этой области, всех тут знает как свои пять пальцев… Конечно, нам из Москвы не все видно, мы многих деталей не знаем про здешний рынок… В конце концов, мы его за то и ценим, что он гораздо лучше нас разбирается в том, что здесь происходит… Разве это не логично?» «Ну да, – отвечает Жак, – логично-то логично, только я должен вас предупредить, что в Европе так себя вести не принято… У нас менеджеры руководителю обычно никогда не возражают… Во всяком случае, это не принято и случается очень редко, и руководители к такому поведению не готовы… Я думаю, что лучше вам это знать, а то вы будете вести себя с европейским начальством, как дома».
Мы этот разговор, конечно, запомнили. И потом много раз видели сами на совещаниях в Европе, что менеджеры среднего звена ужасно боятся возражать начальникам, даже если те очевидно не правы или просто чего-то не поняли. Конечно, бывают случаи, что все-таки возражают, но видно, как им страшно. Они прямо-таки все свое мужество в кулак собирают. А многие просто не решаются возразить, только переглядываются, кивают и записывают «ценные указания» начальника. У нас в этом отношении обстановка на рабочих совещаниях все-таки гораздо спокойнее и конструктивнее, во всяком случае, в бизнесе. Не знаю, как обстоит дело в госучреждениях, потому что никогда там не работала. По слухам, там тоже не очень-то принято возражать.
Возвращаясь к перечисленным мною достоинствам российского персонала, я должна отметить, что его распространенные недостатки прямо вытекают и следуют из этих достоинств. Например, гибкий ум и инициативность российского сотрудника очень часто приводят его к идее, как наилучшим образом обойти ту или иную инструкцию, регламент и даже закон. Далеко не всегда он делает это из корыстных побуждений. Очень часто он просто хочет внести усовершенствование в бизнес-процесс, организовать работу наиболее удобным способом и т. д, то есть, в принципе, старается для пользы дела. Просто иногда (и даже довольно часто) у него не хватает дальновидности или «широты горизонта», чтобы учесть все возможные негативные последствия – ведь любое решение неизбежно влечет за собой не только «плюсы», но и «минусы». Так вот, обычно людям, увлеченным новой идеей, свойственно недооценивать эти неизбежные «минусы». А российская природная смелость (которая является, как ни крути, положительным качеством) подталкивает их к тому, чтобы дерзко махнуть рукой на сам факт нарушения. Вот и получается иногда, что люди из лучших побуждений, как говорится, мостят и себе и другим дорогу в ад. Как-то раз один сильно обрусевший европеец, давно работавший в Москве, сказал мне фразу, которую я тоже запомнила: «Русские любят срезать углы на поворотах, надо за этим следить, это не всегда бывает хорошо».
Точно так же, поскольку наши люди всегда стараются понять смысл порученной им работы (что хорошо), то они очень часто самостоятельно готовы решить, что в такой-то работе смысла никакого нет и поэтому ее можно вообще не делать. При этом, как нетрудно догадаться, они нередко ошибаются – например, просто не смогли правильно понять указания. Начальник злится, обвиняет их в неисполнительности, а они его – в идиотизме (обычно за глаза, в глаза все-таки не хамят). Но в целом, если не удалось доходчиво объяснить цель работы, заставить ее выполнить довольно трудно – надо, чтобы начальник пользовался заслуженным авторитетом и доверием коллектива. Иначе придется прибегать просто к жестким принудительным мерам типа «не сделаешь – убью», а это тоже не всегда хорошо.
В целом работать с российским коллективом надо уметь – он ведет себя совсем не так, как европейский. Никак нельзя сказать, что он ведет себя ХУЖЕ. Наоборот, во многих случаях он работает быстрее и эффективнее, чем европейский, но функционирует ПО ДРУГИМ ПРАВИЛАМ. Что лучше – гвоздь или кирпич? Глупый вопрос – скажете вы. Смотря для чего. Каждый предмет хорош для применения в определенной сфере. Вот так и с российским коллективом. Он, несомненно, более функционален в наших российских реалиях – быстро меняющаяся обстановка, неустоявшиеся правила игры и т. д. Точно так же более управляемые и педантичные в отношении любых правил европейцы гораздо лучше приспособлены к своему европейскому миру, где капитализму стукнуло уже 200 лет, многие отрасли «народного хозяйства» долго развивались в более или менее стабильной обстановке, а не делают первые шаги, как у нас.
Но я сильно забежала вперед и стала говорить о том опыте, который мы сами приобрели только после 20 лет работы в российском фармбизнесе. Тогда, в середине 1990-х годов, перед нами стояла совсем другая задача – собрать работоспособный и конкурентоспособный коллектив буквально из ничего. Надо было придумывать методики отбора людей, обкатывать их прямо «на скаку», набирать персонал, тут же создавать методики обучения и обучать его ведению нашего бизнеса.
С одной стороны, имелись огромные проблемы, потому что бизнес-образования в СССР, разумеется, не существовало в принципе, то есть готовых специалистов найти было просто невозможно. Впоследствии я видела, как действуют западные кадровые менеджеры, когда им нужно заменить сотрудника в компании или, скажем, набрать персонал для нового подразделения. Существует давно работающая и разветвленная система подготовки специализированных кадров. Она стабильно в течение многих лет выпускает «калиброванных» специалистов с хорошо известными стандартными навыками и компетенциями по определенному списку специальностей. Кроме того, о качестве подготовки, вообще говоря, можно более или менее точно судить по уровню университета, который выпустил данного специалиста, то есть чем выше рейтинг университета, тем лучше качество будущего работника. Самые престижные и дорогие университеты вообще выпускают практически универсальных самообучающихся персонажей (как и лучшие российские университеты), вдобавок уже загруженных расширенным пакетом бизнес-образования (чего наши университеты пока что делать не умеют). Таких людей можно сразу смело брать уже на достаточно ответственные позиции.
Кроме того, если вы имеете дело с человеком, у которого уже есть опыт работы, о нем довольно много можно сказать по той зарплате, что он раньше получал. Как правило, связь вполне однозначная – если зарплата повыше, то и качество работы будет получше и наоборот. Иначе говоря, западный кадровик как бы видит перед собой некие полочки «виртуального магазина», на которых расставлены специалисты, предлагающие ему свои услуги. И выбор на самом деле не очень труден: если ты ищешь менеджера по продажам – смотри на вторую полку слева, там представлены люди с более или менее одинаковыми способностями и навыками, оплата труда которых обойдется тебе в такую-то более или менее известную заранее сумму. А если тебе нужен, например, главный бухгалтер компании (со знанием международной системы отчетности, разумеется) – пожалуйста, шестая полка справа, там у нас есть 5–6 кандидатов примерно одинаковой квалификации. В более или менее сложных случаях принято прибегать к услугам разветвленных кадровых агентств, которые работают по всему миру и могут, например, подобрать тебе главу представительства для работы в ЮАР с опытом аналогичной деятельности на развивающихся рынках.
В России той поры, которую я описываю, вполне можно было найти на рынке труда множество работоспособных, умных и гибких людей с широкой базовой подготовкой, с предпринимательской жилкой. Как известно, особенно хороша была советская математическая и естественнонаучная подготовка, но и военные, и медицинские, и другие вузы часто давали очень неплохое общее образование. Всех этих людей можно было брать и обучать необходимым в конкретном бизнесе навыкам и знаниям. Об их потенциале невозможно было судить по прежнему образованию или, например, по уровню зарплаты, за которую они готовы были работать. Поскольку любой бизнес 70 лет был вне закона, людей с предпринимательской жилкой общество выталкивало в самые разнообразные сферы деятельности: в науку, в комсомольскую работу, в военную сферу. И запросто могло оказаться, что отличным директором по закупкам станет бывший военный, а аспирантка инженерного института – на самом деле гений по части продаж. Когда такой человек приходил к нам в компанию, он и сам не знал, на что годится, и нам было довольно сложно это определить.
Была разработана целая система опросов, которая позволяла приблизительно оценить образовательный уровень соискателя рабочего места и то, в каком направлении его следует продвигать. Поясню, что об образовании можно было хоть как-то судить, если речь шла о выпускнике известного университета (и то не всегда) или о человеке, который хоть каких-то успехов успел добиться на своей прежней работе при советской власти. Но кормить семьи надо было всем, и к нам кто только не приходил! Я помню, что мы как-то раз развесили по городу объявления такого содержания: «Коммерческая фирма приглашает на работу менеджеров по закупкам и менеджеров по продажам, а также специалистов на другие должности. Зарплата низкая, работа тяжелая». Нам на следующий день оборвали звонками телефон – люди оценили незатейливый юмор. Но звонила и приходила самая разнообразная публика. Как, например, оценить потенциал девушки, окончившей училище взрывотехников в Урюпинске и два года проработавшей продавцом китайских шмоток на барахолке? Она запросто может оказаться, скажем, неплохим менеджером по ценообразованию на медикаменты или сотрудником для того же отдела кадров.
Прежде всего мы, как я помню, пытались определить, умеет ли человек считать и вообще соображать в цифрах. Был разработан комплект вопросов: и простых, и сложных. Например, быстро выяснялось, что некоторые не способны сосчитать, сколько будет 5 % от 120. Потом шли более сложные вопросы. Например: «Если наш товар стоил 100 рублей по закупочной цене и мы сделали наценку 10 %, а потом клиент получил от нас 10 %-ную скидку, то какой будет конечная цена товара для этого клиента?» Человек, способный правильно ответить на такой вопрос, уже мог претендовать на то, что его возьмут в отдел продаж, – значит, он сможет сообразить, что так, как описано в задаче, поступать нельзя – получишь убыток в 1 рубль.
Коронным был такой вопрос, на который не могли ответить очень многие, в том числе якобы с экономическим образованием: «Если курс доллара со вчерашнего дня поднялся на 10 %, то на сколько за это время упал курс рубля?» Девочки из отдела кадров, которым надлежало задавать эти вопросы на первом собеседовании, плакали и просили написать им шпаргалку с ответами, потому что они сами не знали, как это сосчитать.
Когда мы уже активно начали пользоваться компьютерами, то, конечно, проверялась степень владения компьютером и т. д. Для персонала, которому предстояло работать с клиентами или поставщиками, тестировались коммуникативные навыки. Претендентов на более или менее серьезные позиции заставляли рассказывать свою биографию, начиная чуть ли не с детского сада, при этом мы пытались понять, на что они способны и какие мотивы обычно двигают ими в жизни.
Нельзя сказать, что эта система была безошибочна, но, во-первых, она давала возможность хоть как-то сортировать кандидатов, во-вторых, мы приобретали опыт распознавания людей, в-третьих, отобранных кандидатов все равно всегда брали с испытательным сроком, и если быстро обнаруживали ошибку, то с ними можно было, в принципе, легко расстаться. Мы быстро определили и категории лиц, с которыми лучше не связываться. Например, бывшие чиновники или родственники действующих чиновников. Или люди, которые до нас поработали в нескольких местах и всюду меньше года. Ну, ясное дело, не брали людей с криминалом в прошлом. Выявились также категории, к которым следовало относиться с осторожностью. Например, казалось бы, нам, как «таблеточной» компании, должны хорошо подходить люди с фармобразованием. Так вот на самом деле далеко не всегда. Их можно было брать для выполнения специальных функций – например, следить за «фармпорядком» на складе, анализировать ассортимент, они очень успешно работали с продажами по государственным тендерам (правда, это было позднее). Но они почти не умеют считать, и отправлять их на коммерческие переговоры с клиентами, например, опасно – те их легко обводят вокруг пальца при переговорах по экономическим параметрам сделок. Ну и так далее.
Иными словами, оказывалось, например, что разумнее взять на позицию «менеджер по продажам» человека, никогда в жизни не имевшего отношения к фармацевтике, но умного, быстро считающего в уме, с хорошей памятью и умеющего легко устанавливать отношения с людьми. Правда, его приходилось заново многому учить – например, мы заставляли выучить наизусть названия первых 100 медикаментов с наибольшими скоростями продаж, на память знать цены на первые 40 позиций, при этом не только наши цены, но и те, что предлагают конкуренты (для этого специально выпрашивали у клиентов недавние накладные от других поставщиков). Менеджер должен был уметь оценивать платежеспособность клиента, хорошо знать действующие в компании инструкции о скидках при тех или иных объемах закупок, о применяемых отсрочках платежа. Причем инструкции надо было не только знать, но и, главное, ПОНИМАТЬ! Я уже говорила: то, что люди НЕ ПОНИМАЮТ, они обычно не готовы выполнять. Их учили также переговорным навыкам – как, например, ответить клиенту, если он говорит: «У вашей компании плохой ассортимент», как бороться с клиентами-жуликами, скандалистами и т. д. Как видно из этого перечня, выходило, что менеджеру по продажам собственно фармацевтические знания оказывались нужны меньше всего.
С. М. по необходимости очень много внимания уделял разработке курсов обучения и тренингов для менеджеров разного типа, для директоров филиалов и т. д. Мне кажется, у него природная склонность к преподавательской работе. Его любимым детищем долго был наш собственный Учебный центр, который довольно успешно готовил и переподготавливал нам сотрудников даже тогда, когда общее количество работающих уже перевалило за 2000 человек. В 1990-х годах С. М. создал и записал несколько циклов лекций для наших действующих и будущих сотрудников, применявшихся для корпоративного обучения на нескольких уровнях. Например, недавно при разборке старых документов в шкафах я обнаружила целые тома, озаглавленные «Курс лекций для обучения сотрудников фирмы “Фармапомощь”. 1 и 2����� ����уровень» или «Основы управления организациями. Лекции для Учебного центра “Фармапомощи”».
Хочу напоследок привести здесь очень смешной рассказ о первых шагах на работе, который когда-то написал один из таких менеджеров по продажам, по имени Максим. Он, как и многие другие, попал к нам достаточно случайно и прошел довольно долгую и успешную карьеру в нашей компании, став одним из лучших руководителей сбыта. Эта история, правда, относится к более позднему периоду и работе в нашей второй компании, но она очень хорошо иллюстрирует тему о подборе и обучении кадров и вообще хорошо передает атмосферу, царившую в компании.
РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В КАРТОЧКЕ КЛИЕНТА
«В результате всем знакомой канители с рассылкой резюме и собеседованиями я устроился в одну компанию по продаже таблеток на должность менеджера по продажам. Про таблетки раньше я знал очень мало, образования специального не имел, а лечиться предпочитал водкой. Но при собеседовании директор сказал, что это не беда. Более того, он заметил, что все, кто что-то знает про лекарства, продавать их не умеют, он всех таких уже уволил, и что продавать таблетки – то же самое, что продавать обувь. Так я поступил на работу, где все мне очень понравилось. Я даже начал вести короткие записки. И вот что из этого получилось.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Заполнил подробную анкету. Долго читал трудовой договор, подробно вчитываясь в права работника, рассудив, что про обязанности мне еще напомнят. Договор о неразглашении коммерческой тайны очень понравился хотя бы одним своим наличием. Читался как шпионский роман. Возникло подозрение, что таблетки в этой фирме продаются только для отвода глаз. Изложил свое видение секретарю. Мне сказали, чтобы я не умничал и все подписывал. Подошел директор. Участливо поинтересовался успехами и подвел меня к начальнику отдела, сказал, что это мой ротный командир и что он будет меня обучать и контролировать. Начальник сказал: “Делай, как я!” – и устремился в столовую. Этот урок оказался нелишним, потому что столовую спрятали за бесконечными лабиринтами коридоров на случай захвата интервентами, и одному ее было не найти. После обеда у начальника отдела существенно улучшилось настроение, он велел называть себя по имени и посоветовал держать хвост пистолетом.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Начальник дал толстую пачку бумаги, сказал, что это “прайс”, и велел учить наизусть все, включая порядковые номера. После этого он сказал, что меня ждет лекция маркетолога “про кочергу”, и отбыл. Мне очень понравился маркетолог, который оказался сильно занятой симпатичной девушкой. Она с пониманием кивнула на слово “кочерга”, попросила подождать и пока учить прайс. До конца дня выучил порядковые номера до 1325-го. Подошел директор. Участливо поинтересовался успехами и посоветовал держать хвост пистолетом.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Доучил порядковые номера в прайсе, послушал телефонные переговоры. Некоторые менеджеры разговаривали с клиентами очень весело и даже смеялись. Наверное, в лекарствах много смешного. Начал читать наименования в прайсе, большинство из них оказались действительно забавными. После обеда добрался до знакомого слова – “виагра”. Попросил более опытного менеджера подтвердить, правду ли об этих таблетках говорят мужики на стоянке. Оказалось – правду. Подружились с менеджером, остаток дня курили в туалете. Разговорились про директора. Мой новый товарищ поведал, что тот – мужик понимающий, хотя и хитрый. А еще сказал, что уйти с работы позже него невозможно, потому что он никогда не уходит. Снова попытался поговорить с девушкой-маркетологом про кочергу. Та одной рукой общалась по аське, а в другой держала трубку телефона, по которому говорила. Жестами пояснила, что завтра. Подошел директор. Участливо поинтересовался успехами и посоветовал держать хвост пистолетом.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
Опоздал на работу. Начальник отдела сказал, чтобы я готовился говорить о сокровенном, и пошел в магазин за шоколадками. Я решил, что будет ругать за опоздание. Но он достал здоровенную таблицу умножения, сказал, что это скидки, что знать про них мне еще рано, но он мне все равно объяснит. Потом он долго водил по таблице карандашом, плохо скрывая раздражение от моего непонимания, наконец сам запутался и таблицу спрятал. Затем мне объяснили, что такое конспирация, вербовка агентуры и слежение за конкурентами. Лекция была увлекательная, тем более что автором ее был явно Феликс Эдмундович Дзержинский. Я заел лекцию шоколадом и пошел удостовериться, что у маркетолога опять нет времени. Девушка-маркетолог сказала, что я где-то хожу, а она за мной бегает. После этой тирады я ничего хорошего не ждал, но она рассказала-таки мне про кочергу. Я к этому слову уже привык и был рад узнать, что это не шутка, что кочерга правда существует и что ею мы отгоняем конкурентов. Узнав, сколько у нас конкурентов, я несколько утешился. Раз столько народу торгует одними и теми же таблетками, значит, дело стоящее. С удвоенной силой дочитывал прайс. Удивлялся фантазии людей, придумывающих названия таблеток. Подошел директор. Участливо поинтересовался, все ли понятно. Главное, сказал он, держать хвост пистолетом и не расстраиваться.
ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Оказалось, что у меня есть клиентская база. Это пара десятков аптек, которые у нас ничего не покупают, но с нашей фирмой уже знакомы, знают про нее гораздо больше, чем я, и в основном плохое. Поинтересовался у начальника отдела, где написано все плохое про этих клиентов. Он выдал мне таинственное, засекреченное досье, которое называлось “карточка клиента” и было заполнено до меня каким-то горемыкой с врачебным почерком. Из всего написанного удалось разобрать только телефоны. Начальник отдела сказал, что карточку домой уносить нельзя, но и в офисе хранить – тоже. Что в ней должны быть все нужные сведения, но ничего конкретного. Она должна заполняться в компьютере, но сохранять ее там нельзя. В общем, гриф “секретно”. Долго осмыслял все это в курилке с карточкой в руках. Проходил мимо директор, участливо поинтересовался, зачем я держу карточку, сказал, что это нельзя, посоветовал карточки спрятать и держать хвост пистолетом.
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Начальник отдела сказал, что настал мой звездный час. Так и сказал: звездец, говорит, тебе. Пора знакомиться с клиентами. Поехали вместе. Он показал мне, где вход в аптеке, с какой ноги заходить внутрь и что говорить, чтобы сразу не выгнали. Заведующая аптекой была рада познакомиться и со мной и с начальником, а также узнать про существование нашей компании. А еще она сказала, что у нас все дорого, но она хочет покупать еще дороже. На эту фразу начальник отдела отреагировал интенсивным подмигиванием и выгнал меня в торговый зал пересчитывать упаковки на полках. Он вышел через полчаса довольный, участливо поинтересовался, сколько в аптеке упаковок, и посоветовал держать хвост пистолетом. Директора в этот день я не встретил.
С ДНЯ СЕДЬМОГО ПО ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ
Ездил знакомиться с клиентами как взрослый – самостоятельно. Почти ниоткуда не выгнали. Задача у меня была достаточно странная – собрать копии накладных. Я сначала думал, что копии наших накладных, а оказалось, что наших как раз не надо. В одной аптеке очень ловко прикинулся менеджером “П.” (компании-конкурента. –
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
Звонил менеджер “П.”. Поблагодарил, что я за него работаю, попросил больше так не делать и предложил сотрудничество. Я согласился за процент от его зарплаты. Он стал торговаться, сказал, что не против, но жена не поймет. Сторговались на копиях накладных. А еще он сказал, что если он кому-то поднимет цены, то он меня предупредит. Спросил у директора, нельзя ли на представительские расходы списать ящик пива для менеджера “П.”. Тот поинтересовался, какого именно, посоветовал обсудить с начальником отдела, как это прописать по кодам. До конца дня вникал в значение услышанного. Начальник отдела с издевательской участливостью пояснил, что это меня таким образом просто послали, посоветовал не унывать.
ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ
Начальнику отдела по электронной почте пришли копии накладных из “П.”. Он долго и задумчиво смотрел на меня и не нашелся, что сказать. Потом посоветовал распечатать их и отдать маркетологам – видимо, в музей. После этого он рассказал мне про маржу, как ее надо держать и за что. А еще оказалось, что у меня есть “маржовый план”. Над этим словосочетанием мы долго смеялись с друзьями за бутылкой коньяку. Друзья единодушно позавидовали моему крутому месту работы, посоветовали держать хвост пистолетом и скорее становиться директором.
ДЕНЬ ТРИДЦАТЫЙ
Начальник отдела сказал, что я выполнил какой-то план, что я молодец и прошел испытательный срок. Подошел директор, пожал руку, поздравил и ободрил. А еще он сказал, что меня ждет светлое будущее, что план следующего месяца увеличен всего на сто процентов, и ушел, забыв сказать про хвост и пистолет. Я понял, что настоящая работа только начинается.
Екатеринбург, декабрь 2004»
Глава 17 Брынцалов и настойка боярышника
Возвращаюсь к своему повествованию о середине 1990-х годов.
Я уже много писала о поведении на нашем рынке западных производителей медикаментов, и было бы несправедливо обойти вниманием отечественные предприятия этого профиля, тем более что среди них были такие, история которых любопытна и поучительна. Расскажу сначала о крупном московском заводе, первоначально именовавшемся «Ферейн», руководителем которого в то время был очень необычный человек по имени Владимир Брынцалов.
В его фигуре сошлись многие характерные признаки начинающего российского бизнеса той эпохи, и его судьба тоже была очень показательна. Он практически одновременно выпускал дешевые лекарства для российского населения, торговал безакцизным спиртом, был женат на супермодели, являлся депутатом Государственной Думы, избирался в Президенты России, преследовался по нескольким уголовным делам, обвинялся в краже западных технологий и массовом изготовлении на своем заводе фальсификатов. Он вышел сухим из воды после всех своих судебных процессов, но был вынужден эмигрировать, потом вернулся. Он пользовался одновременно преданной любовью и острой ненавистью окружающих. В общем, весьма колоритный персонаж.
Часть материалов о его любопытной биографии я для пущей точности заимствовала из интернет-источников или из прессы тех времен, но нам и самим приходилось иметь с ним дело и так или иначе участвовать в чрезвычайно бурном обсуждении его деятельности, которое в течение долгого времени будоражило весь рынок.
Вот выдержки из его биографии.
«Владимир Брынцалов родился 23 ноября 1946 года в городе Черкесск Ставропольского края. По собственному признанию, в восьмом классе его исключили из школы “за драки и разные другие дела” и далее среднее образование он получал в школе рабочей молодежи. В 1969 году окончил Новочеркасский политехнический институт.
После окончания института работал преподавателем специальных технических дисциплин в Черкасском политехникуме, затем прорабом на стройке, начальником стройуправления, рабочим, бригадиром подсобного хозяйства.
В это время будущий бизнесмен выстроил себе “скромный” трехэтажный дом. О масштабах строительства и источниках его финансирования в данном случае история умалчивает (хотя теоретически понятно, с каких доходов строили себе дома начальники стройуправлений в первой половине 1970-х годов), зато известны последствия: Брынцалова исключили из партии с формулировкой “за мелкобуржуазные тенденции в мировоззрении”, а заодно выгнали с работы.
Тогда он устроился в подмосковный пчелосовхоз – начальником подсобного хозяйства. Так бы ему и подсоблять в совхозе по сей день, если бы не появился закон о кооперации. Уже в 1987 году, на заре кооперативного движения, Владимир зарегистрировал кооператив “Пчелка”. Контора с игривым названием на бумаге занималась производством меда и лечебных препаратов на базе маточного пчелиного молочка, а на практике – торговлей всем подряд.
В 1989 году “мелкобуржуазный” Брынцалов возглавил фирму “Агро Био Апис”, затем открыл кондитерскую фабрику. В этот период его пчеловодческий кооператив был поставщиком сырья Московскому химико-фармацевтическому заводу им. Л. Я. Карпова. При акционировании завода в 1990 году “Пчелке” первоначально принадлежало только 12 % акций, но, по словам Брынцалова, он был единственным, кто внес живые деньги – 480 миллионов рублей (по тогдашнему курсу “черного” рынка это было никак не меньше 25 миллионов долларов). Полный контроль над финансами завода был одним из условий приобретения акций, и инвестор Брынцалов стал директором по экономике фармацевтического гиганта.
В дальнейшем он скупил за бесценок все приватизационные чеки у рабочих предприятия, а затем сформировал административный совет и потребовал проведения новых выборов руководства организации, на которых его единогласно избрали президентом.
Так родилось знаменитое фармацевтическое акционерное общество (ФАО) “Ферейн”, штаб-квартира и производственные помещения которого как раз и разместились на площадях бывшего завода им. Карпова на Варшавском шоссе, вблизи станции метро “Нагатинская”».
В середине 1990-х годов ходили самые невообразимые слухи о деятельности «Ферейна». Например, я помню рассказы о том, как у проходной завода якобы постоянно стояли две «Газели» без номеров. С этих машин канистрами (!) без каких-либо документов и кассовых чеков продавали 90-градусный спирт за смешные деньги (в пересчете на цены за водку получалось в 2–3 раза дешевле). Говорили о том, что разные приходившие на завод проверочные комиссии тут же выгоняла охрана с автоматами, причем Брынцалов чуть ли не лично принимал в этом участие. Говорили, что «Ферейн» является едва ли не форпостом кавказской организованной преступности в Москве. В общем, рассказы ходили какие-то совершенно фантастические.
Сейчас в Интернете я обнаружила следующие сведения:
«В декабре 1995 года Брынцалов оказался вовлеченным в скандал во время проверки ФАО “Ферейн” налоговой инспекцией. Как указывали в рапортах инспекторы, глава концерна кричал: “Попробуйте дотронуться до меня – депутата Государственной Думы, – убью всех на месте!” Сотрудники налоговых органов старались успокоить разбушевавшегося бизнесмена, “но господин Брынцалов в который раз попытался спровоцировать милиционеров, продемонстрировав свой пистолет, и сказал, что для начала было бы неплохо отстрелить человек пять”.
Кроме того, в 1997 году Брынцалов имел напряженные отношения с мэром столицы Ю. Лужковым из-за деятельности ФАО “Ферейн” на территории Москвы. В результате он, по некоторым данным, перевел практически все свои средства в Карачаево-Черкесию (аул Новый Карачай), а позже перерегистрировал компанию, скромно назвав ее “Брынцалов А”».
Брынцалов сначала активно занимался изготовлением водки, но, будучи человеком находчивым, очень быстро сообразил, что производственная площадка «Ферейна» предоставляет в этом направлении совершенно другие и гораздо более привлекательные возможности. На этой площадке была зарегистрирована как лекарственный препарат спиртовая настойка боярышника и начался ее массовый выпуск. А настойка боярышника, как фармацевтический препарат, не облагается ни акцизами, ни НДС. Достаточно долго «брынцаловка» выпускалась в нетрадиционной для фармакологии таре – литровых бутылках. Но по новому Налоговому кодексу РФ спиртовые растворы в емкостях больше 100 мл стали все же облагаться водочным акцизом (17,6 рубля за пол-литра). Брынцалов был вынужден перейти на выпуск маленьких пузырьков. Этот «лекарственный продукт» бил все рекорды по популярности в стране. Хоть как-то ограничить его распространение очень долго не удавалось.
Эта «настойка боярышника» представляла собой абсолютно прозрачный спирт крепостью 70 градусов. Долгое время именно этот лекарственный препарат лидировал в рейтингах продаваемых на российском рынке – как по количеству проданных «штук», так и по денежной сумме. Особенно ярко лидерство было видно в регионах, где небогатое население очень активно покупало этот продукт как в больших, так и в маленьких пузырьках, и пользовалось им как обычным спиртным напитком, вдобавок очень дешевым. Напрасными были всевозможные выступления медицинских чиновников о том, что этот продукт «надо принимать не рюмками, а каплями» и т. д. Население весело смеялось над этими заявлениями и активно продолжало «лечиться» большими дозами замечательного лекарственного средства. Все наши клиенты-аптеки предъявляли огромный спрос на этот официально зарегистрированный продукт. В регионах он продавался огромными фурами и стал чуть ли не основой благосостояния многих региональных аптек. Надо сказать, что Брынцалов был просто его первооткрывателем и самым крупным производителем, но через очень короткое время замечательная настойка была зарегистрирована и производилась еще на 36 предприятиях страны (в основном это небольшие фабрики с оборудованием, не менявшимся с советских времен).
Кончилось все это тем, что Минздрав все-таки отозвал у Брынцалова производственную лицензию на этот продукт «за нарушение рецептуры и технологии производства», но далеко не сразу. Точную дату мне не удалось установить, но, по моим воспоминаниям, это было уже в 2000-х годах. Вот цитата из статьи газеты «Ведомости» от 7 сентября 2001 года:
«Самое популярное лекарство в российских регионах – настойка боярышника. Не потому, что это хороший кардиологический препарат, а потому, что настойка дешевая и содержит много спирта. Минздрав приостановил лицензию компании “Брынцалов А” на выпуск этой живительной влаги, но фирма Владимира Брынцалова продолжает производство.
Стомиллилитровый пузырек настойки боярышника продается в аптеках за 6–10 рублей. Благодаря этому обстоятельству лекарство, по данным ЦМИ “Фармэксперт”, является лидером продаж по всей России, исключая Москву…
…За нарушение рецептуры и технологии производства Минздрав и отозвал у компании лицензию.
Это могло бы нанести “Брынцалов А” значительный урон – по данным ЦМИ “Фармэксперт”, на настойку боярышника приходится более 10 % объема производства компании. В прошлом году продажи настойки “от Брынцалова” составили $6,6 миллиона, в I квартале 2001 года – $4,2 миллиона.
В компании, однако, решили проигнорировать запрет на производство популярного лечебного напитка. По словам директора “Брынцалов А” Виктора Коломина, Минздрав действительно прислал письмо об отзыве лицензии у компании “Ферейн 1” (дочернее предприятие “Брынцалов А” в Электрогорске, выпускающее в числе прочего и настойку боярышника). “Но это еще не значит, что надо прекращать производство, – считает Коломин. – Чиновники нашли две серии настойки, которая не соответствует стандартам. Они даже не провели расследование, действительно ли это наша продукция. Это все несерьезно”».
К середине 1990-х относится и грандиозный скандал с попыткой Брынцалова производить «российский инсулин» – сначала по лицензии компании «Ново-Нордиск», а потом самостоятельно. Хронология событий, согласно Интернету, выглядела так:
«Еще в 1997 году Брынцалов заключил с известным датским консорциумом “Ново-Нордиск” соглашение, план которого включал три этапа. На первом этапе “Ферейн” должен был заниматься упаковкой и реализацией в России инсулина под датской торговой маркой. На втором этапе Брынцалов становился уже производителем рекомбинантного инсулина из импортных субстанций. И на третьем он должен был получить от датчан технологию производства сырья и, таким образом, стать владельцем всей технологической цепочки и первым в стране полноценным производителем инсулина нового поколения.
Именно этой заманчивой перспективой Владимир и склонил Минздрав РФ к сотрудничеству, предложив ему проект, носивший гордое название “Русский инсулин”. Федеральное ведомство через госпредприятие “Национальное медицинское агентство” (НМА) заключило с Брынцаловым контракт на покупку препарата для государственных нужд в объеме 40 миллионов рублей. По сути, это был госзаказ: сделка, осуществленная по схеме “закупка у единственного источника”, призванная полностью обеспечить ту долю инсулиновых препаратов, которые в отличие от прочих не приобретаются за счет бюджетов субъектов Федерации, а поставляются из центра в рамках государственной программы “Сахарный диабет”.
Брынцалов с головой окунулся в новое дело. Однако датчане вскоре обнаружили, что, получив производственную линию и сырье на 6,5 миллиона долларов, он вдруг вывел ФАО “Ферейн” за пределы Москвы. А владельцем того, что осталось на месте предприятия, оказалось ЗАО “Брынцалов А”. Партнеры почувствовали неладное и, сославшись на нарушение лицензионного соглашения, выразившееся в передаче прав третьему лицу, разорвали контракт. Кроме того, “Ново-Нордиск” потребовал прекращения выпуска лекарств с их торговой маркой и возвращения 6,5 миллиона долларов долга. Брынцалов проигнорировал требования Министерства по антимонопольной политике, поддержавшего иностранцев, и продолжал выпускать препарат, фактически не имеющий к датской фирме никакого отношения, но снабженный ее торговой маркой.
Пока датчане безуспешно искали на Брынцалова управу в Московском арбитражном суде, он о них начисто забыл… Условия контракта с НМА по госзаказу предполагали 80 %-ную предоплату. Деньги были получены. Однако в августе 2000 года случился скандал, который выплеснулся на страницы многих газет и журналов. Выяснилось, что находчивые отечественные производители нарушили госконтракт, заменив часть генно-инженерных инсулинов на морально устаревшие, сделанные из животного сырья. И те 11 миллионов рублей, которые арбитраж постановил взыскать с Брынцалова в виде компенсации за нарушение условий госзаказа, бюджет получить так и не смог. Оказалось, что ЗАО “Брынцалов А”, с которым у НМА был заключен договор, юридически нищее: все его имущество взято в аренду и даже описи не подлежит.
Между тем инсулин Брынцалова, не имеющий никакого отношения к генно-инженерным, наводнил страну. Во всех инстанциях множилось количество жалоб на его качество. Директор Эндокринологического центра РАМН академик И. Дедов демонстрировал журналистам ворох писем от пациентов из всех регионов России, в которых сообщалось об осложнениях после перехода на “русский” препарат: “Что на самом деле скрывается во флаконе, который чреват побочными эффектами? За это не может поручиться никто. Кристаллы для приготовления генно-инженерного инсулина Брынцалову сейчас никто из серьезных производителей продавать не станет, после истории с “Ново-Нордиск” они от него шарахаются. Скорее всего, в ход идет сырье, не востребованное придирчивым западным рынком. О соблюдении технологии тоже трудно судить”.
“В 2000 году все инсулины животного происхождения во всех странах мира не рекомендованы к применению. Разрешены только генно-инженерные. Поэтому то сырье, которое было заготовлено в зарубежных странах – Аргентина, Бразилия и др., – свиные инсулины, оно стало стоить копейки. И вот на этих копейках хотят выиграть за счет нанесения ущерба больному сахарным диабетом”, – заявлял летом 2001 года главный диабетолог Минздрава М. Балаболкин».
Всю эту историю правоохранительные органы квалифицировали как мошенничество, и даже было заведено уголовное дело. Но, по-моему, оно так ничем и не закончилось. Под суд руководители брынцаловских компаний попали в конце концов по совсем другому уголовному делу – за производство многочисленных фальсифицированных препаратов различных европейских компаний, которые изготовлялись на конвейерах бывшего завода «Ферейн» поточным методом, и это практически не скрывалось. Препараты укладывались в прекрасно имитированные упаковочные коробочки, практически неотличимые от упаковок оригиналов, на них печатались номера серий, которые реально выпускались истинным владельцем марки. К ним прикладывались копии сертификатов качества, которые были самым настоящим образом получены в результате анализа партий препаратов, производимых реальным владельцем этой марки лекарств. Иначе говоря, абсолютно все (и сам продукт, и документы на него) выглядело совершенно как настоящее, но стоило в два-три раза дешевле, так как брынцаловские фирмы не платили положенных истинным владельцам марки лицензионных отчислений, а это составляет существенную часть стоимости лекарств.
В неофициальных разговорах менеджеры компаний, которые торговали этим контрафактом, подчеркивали, что считают свою деятельность общественно полезной. «Мы продаем лекарства прекрасного качества, их тысячу раз проверяли все контролирующие лаборатории страны – никогда никаких претензий нам не могли предъявить! Лекарства популярные, нужные широким слоям населения, при этом они гораздо дешевле, чем те, которые можно получить при импорте из-за границы… Значит, мы помогаем выживанию нашего небогатого населения…» – такой была их обычная логика.
Поделиться книгой: