Принц (ЛП)

Я выругался и забежал в первую попавшуюся комнату, потому что мне ясно дали понять, что я должен впервые встретиться со всеми девушками лишь в субботу утром. Никто не объяснил, почему это было так важно, но я полагал, что главной причиной была подготовка. Если бы Пятая вошла во дворец без какой-либо помощи со стороны стилистов, она вряд ли могла бы надеяться на победу. Возможно, они хотели уравнять шансы. Я бесшумно выскользнул из комнаты, в которой прятался, и поспешил в свой кабинет, стараясь забыть о своем чуть было не случившимся промахе.

Но затем снова, когда я направлялся к отцу, чтобы передать ему несколько документов, я услышал неподалеку незнакомый девичий голос, и это заставило меня буквально подскочить на месте. Я вернулся к себе и принялся тщательно полировать все объективы и сортировать прочее свое фото-имущество. Я занимал себя всем, чем только мог, пока время не перевалило за полночь и я не позволил себе выйти в коридор со спокойной совестью, зная, что девушки в такой час уже точно не покинут своих комнат.

Это была одна из тех моих привычек, которые так сильно досаждали отцу. Он постоянно твердил, что я слишком много двигаюсь. Но что я мог поделать? На ногах мне лучше думалось.

Во дворце царила тишина. Если бы я не знал наверняка, я бы ни за что не подумал, что сегодня здесь ночевало так много народу. Быть может, перемены будут не столь заметны, если я не буду обращать на них особого внимания?

К тому моменту, как я добрался до конца коридора, я с новой силой испытал все сомнения, не отпускавшие меня вот уже вторую неделю.

Что если я не смогу полюбить ни одну из этих девушек? Что если ни одна из них не полюбит меня? Что если моя родственная душа осталась в своей провинции просто потому, что вместо нее была выбрана девушка с более привлекательной биографией?

Я присел на верхнюю ступеньку и обхватил голову руками. Как мне пройти через этот кошмар? Каким образом я должен отыскать среди всех этих девушек кого-то, кто смог бы меня полюбить, и кого в ответ смог бы полюбить я, мои родители и вся огромная нация? Я даже боялся приплетать к вопросу такие важные качества, как ум, обаяние и целеустремленность, все то, что позволило бы мне без стыда представить свою супругу главам и послам других государств, с которыми мне предстояло в будущем иметь дело.

Я велел себе собраться, постараться увидеть ситуацию в хорошем свете. Что если время, проведенное с этими леди, будет лучшим в моей жизни? Что если все они окажутся милыми, забавными и сногсшибательно красивыми? Что если девушка, которая сильнее прочих затронет мою душу, удовлетворит отца по всем параметрам или даже превзойдет его ожидания? Что если моя идеальная пара лежала прямо сейчас в своей постели, мысленно желая мне спокойной ночи?

Быть может… быть может все могло пройти именно так, как я представлял себе эти долгие годы — вплоть до момента, когда все это стало слишком реальным. Это был мой шанс найти себе спутницу жизни.

Столько лет Дафни была единственным человеком, в ком я был полностью уверен; никто не понимал нас так, как мы понимали друг друга. Но теперь я мог позволить кому-то войти в свой мир, и это будет самым правильным шагом в моей жизни, потому что… потому что эта девушка будет всецело моей.

А я — ее. И мы всегда будем друг о друге заботиться. Она станет для меня тем, чем моя мать стала для моего отца — источником комфорта и того спокойствия, которое порой вовремя останавливало его, не давая ему заходить слишком далеко. А я бы стал для нее защитой и опорой.

Я встал и начал спускаться вниз, явственно ощущая нахлынувшую уверенность. Мне просто нужно было покрепче держаться за это чувство. Я сказал себе, что Отбор для меня пройдет именно так. Под флагом надежды.

Когда я преодолел последние ступени, на моем лице была улыбка.

Может, я и не обрел покоя, зато я снова обрел уверенность.

— …наружу, — по коридору разнесся слабый надломленный голос.

Что там происходило?

— Мисс, вернитесь к себе немедленно, — я прищурился, силясь рассмотреть что-нибудь в дальнем конце коридора, и увидел слабую дорожку лунного света, в которой вырисовывался силуэт стражника, преграждающего девушке — девушке! — путь в сад. Было темно, и я не мог как следует рассмотреть ее лица, но у нее были ослепительно-рыжие волосы, цвета такого, словно чистейший мед, лепестки роз и солнечный свет смешали воедино.

— Пожалуйста… — она стояла там, вся дрожа, и было видно, что с каждой секундой ей становится хуже. Я подступил чуть ближе, пытаясь решить, что делать.

Стражник сказал что-то, чего я не смог разобрать. Я двинулся в их сторону, все еще не до конца улавливая смысл происходящего.

— Я… я не могу дышать, — она упала прямо в руки стражника, который, к счастью, успел отбросить свою амуницию и подхватить ее. Казалось, ему уже порядком надоело возиться с ней.

— Отпустите её! — приказал я, подойдя, наконец, достаточно близко.

К черту правила, я не мог позволить этой девушке страдать.

— Она упала в обморок, Ваше Высочество, — объяснил стражник. – Она хотела выйти наружу.

Я понимал, что стража попросту выполняла свою работу, стараясь сохранить нас всех в безопасности. Но что я мог поделать?

— Откройте двери.

— Но… Ваше Высочество…

Я осек его взглядом.

— Отоприте двери и выпустите её. Немедленно!

— Будет исполнено, Ваше Высочество!

Тот, что стоял ближе к дверям, принялся возиться с замком, а я наблюдал за девушкой, легонько покачивавшейся в руках у другого стражника. Как только дверные створки распахнулись, нас обдало теплым, сладковатым Анджелесским воздухом. Стоило легкому ветерку коснуться ее обнаженных рук, как она сорвалась с места и выпорхнула в сад.

Я стоял в дверях и смотрел, как она, замедлив шаг, спотыкаясь, брела по саду. Мелкая галька чуть слышно шуршала под ее босыми ступнями. Я никогда прежде не видел девушку в ночной рубашке, и хотя эта юная особа в настоящий момент не отличалась элегантностью, должен признать, выглядела она на удивление соблазнительно.

Я заметил, что стража тоже за ней наблюдает, и это мне не понравилось.

— На места, — тихо приказал я. Они прокашлялись и заняли свои привычные позиции. — Оставайтесь здесь. Если понадобитесь, я вас позову, — с этими словами я спустился в сад.

Мне было сложно разглядеть ее под покровом ночи, но я прекрасно ее слышал. Она тяжело дышала и время от времени всхлипывала. Я искренне понадеялся, что последнее мне померещилось.

Наконец, я заметил, как она осела на траву рядом с мраморной скамьей, опустив руки и голову на каменное сидение.

Казалось, она не заметила, как я приблизился, поэтому я просто стоял рядом и ждал, когда она поднимет глаза. Спустя несколько минут, однако, мне стало немного неловко. Мне казалось, она по крайней мере захочет поблагодарить меня за проявленное участие, поэтому я заговорил.

— Ты в порядке, милая?

— Я тебе не милая, — отрезала она, поднимая голову и пришпиливая меня к месту яростным взглядом. Она до сих пор была окутана полумраком, но ее волосы сияли в лунном свете, просачивающемся сквозь редкие облака.

Но мне не нужно было видеть ее лица, чтобы уловить смысл ее слов.

Где, спрашивается, была благодарность?

— Я тебя чем-то обидел? Разве я не дал тебе желаемого?

Она не ответила, а лишь отвернулась и продолжила плакать. И почему женщины так любили это дело? Мне не хотелось показаться грубым, но я должен был спросить.

— Почему ты все еще плачешь, милая?

— Не называй меня так! Я для тебя такая же милая, как и остальные тридцать четыре незнакомки, запертые здесь, в твоей клетке.

Я слегка улыбнулся. Один из многих моих страхов заключался в том, что все эти девушки с первого же дня конкурса постараются произвести на меня положительное впечатление, натянув маску вежливости и покорности. Я боялся, что даже потратив недели на то, чтобы узнать их, я возьму в жены кого-то, кто сразу же после свадьбы покажет свое истинное лицо, и то, что выйдет наружу, мне совсем не понравится.

И вот, прямо передо мной была девушка, которой не было ни малейшего дела до моего статуса. Она меня отчитывала!

Я медленно двинулся вокруг скамьи, обдумывая ее слова. Мне стало интересно, подействует ли ей на нервы моя привычка рассуждать на ходу. И если да, скажет ли она мне об этом?

— Это несправедливое замечание. Вы все мне милы, — сказал я. Да, я долгое время избегал всего, что было хоть как-то связано с Отбором, но это не означало, что прибывшие во дворец девушки не были ценны в моих глазах. — Вопрос лишь в том, кто окажется самой милой.

— Ты всегда говоришь так старомодно? — невозмутимо спросила она.

— Боюсь, что да, — усмехнулся я. — Прости, это издержки моего воспитания.

Она пробормотала что-то неразборчивое.

— Прости?

— Это просто смешно! — вскричала она. Боже, ну у нее и характер.

Отец, должно быть не очень хорошо ее знал. Если бы знал — будь она хоть самой завидной невестой во всей стране, ноги бы ее во дворце не было. Ей повезло, что я, а не он, наткнулся на нее, когда она была в плохом настроении. Иначе ее бы еще пять минут назад отослали домой.

— Что именно? — поинтересовался я, заведомо уверенный, что она говорила о сложившейся ситуации. Я никогда прежде не бывал втянут в нечто подобное.

— Конкурс! Все это! Ты что, никогда никого не любил по-настоящему? Так ты хочешь найти себе жену? Ты что, правда настолько поверхностный?

Это неприятно задевало. Поверхностный? Я присел на край скамьи, чтобы легче было поддерживать разговор. Я хотел, чтобы эта девушка, кем бы она ни была, поняла мою позицию, увидела все моими глазами.

Я изо всех сил старался не заострять внимания на изгибах ее талии и бедер, на ее обнаженных ступнях.

— Наверное, со стороны кажется, что это не больше, чем просто дешевое развлечение, — ответил я, кивая. — Но в моем мире я нахожусь под постоянной охраной. Я знаком лишь с несколькими девушками. Почти все они — дочери послов, и у нас не очень-то много тем для обсуждений. Даже когда мы говорим на одном языке.

Я улыбнулся, вспоминая неловкие вечера, когда я вынужден был сидеть за ужином в обществе юных дам, и свои жалкие попытки развлечь их, которые всегда с треском проваливались, потому что переводчики, как правило, были слишком заняты, обсуждая между собой политические проблемы. Я взглянул на незнакомку, ожидая хоть какой-то реакции на мое откровение, но ее плотно сжатые губы даже не дрогнули в улыбке. Тогда я прочистил горло и продолжил.

— При таких обстоятельствах у меня просто не было возможности влюбиться, — признался я, нервно сжимая собственные пальцы. Она, похоже, забыла, что до настоящего момента мне вообще не было позволено думать о любви. И тут мне стало любопытно. Надеясь, что не одного меня постигла подобная неудача, я задал ей самый сокровенный вопрос. — А у тебя?

— Была, — сказала она. В ее голосе одновременно звучали гордость и тоска.

— Тогда, можно сказать, что тебе повезло.

Какое-то время я помолчал, глядя в сторону, а потом продолжил, не желая завершать разговор на весьма позорном признании об отсутствии у меня какого-либо опыта с представительницами прекрасного пола.

— Мои родители нашли друг друга таким способом, и они вполне счастливы. Я надеюсь, что тоже найду свое счастье. Найду девушку, которую полюбит вся Иллея. Кого-то, кто сможет стать мне хорошим партнером и поможет устраивать приемы для лидеров других стран, когда те будут приезжать во дворец. Кого-то, кто окажет поддержку моим друзьям и кому я смогу целиком и полностью довериться. Я готов найти жену.

Даже я слышал в своей речи отчаянные нотки надежды. В мою душу снова закрались сомнения. Что если никто из них не сможет меня полюбить?

Нет, все будет замечательно.

Я снова перевел взгляд на девушку. Ее тоже в какой-то степени можно было назвать отчаянной.

— Это место действительно кажется тебе клеткой?

— Да, — выдохнула она. И мгновение спустя прибавила, — Ваше Высочество.

Я рассмеялся.

— Я и сам не раз чувствовал что-то подобное. Но ты должна признать, это очень красивая клетка.

— Для тебя, — парировала она. — Заполни эту красивую клетку тридцатью четырьмя другими мужчинами, сражающимися за то же, что и ты. Посмотрим, насколько это тебе понравится.

— Только не говори, что кто-то уже заявил свои права на меня. Видимо не все из вас понимают, что это только мой выбор, — я даже не знал, как к этому отнестись, но это, определенно, было бы интересно обдумать. Быть может, если кто-то уже сейчас так сильно хотел быть со мной, то я смог бы ответить им взаимностью.

— О, они понимают, — заверила она. — Только вот борются они за две вещи: кто-то — за тебя, кто-то — за корону. И каждая думает, будто уже знает, что нужно сказать и сделать, чтобы твой выбор стал очевиден.

— Ну конечно. Мужчина или корона. Боюсь, некоторые не видят разницы, — я покачал головой и устремил свой взгляд в траву под ногами.

— Удачи с этим, — съязвила она.

Она даже не подозревала, что только что подтвердила одно из моих самых серьезных опасений. Но тут меня снова охватило любопытство, и я спросил, заранее подозревая, что она слукавит.

— А за что борешься ты?

— Вообще-то, я здесь по ошибке.

— По ошибке?

Такое вообще возможно? Учитывая, что она заполнила анкету, была выбрана и добровольно сюда явилась…

— Да. Вроде того. Ну… это долгая история, — сказала она. Мне тут же стало любопытно все у нее выведать. — И вот я здесь. И я не борюсь. Наслаждаться едой, пока ты не вышвырнешь меня отсюда — вот мой план.

Я не смог удержаться от смеха. Эта девушка была полной противоположностью всему, чего я ожидал от участниц. Она не могла дождаться, когда ее вышвырнут из дворца? Приехала сюда лишь ради еды? Я, как ни странно, находил это весьма занимательным. Быть может, мама была права, и я смогу узнать кандидаток так же хорошо, как узнал в свое время Дафни.

— Какая ты? — спросил я. Она не могла принадлежать к касте выше Четвертой, раз здешняя еда вызывала у нее столько восторга.

— Что, прости? — переспросила она, не поняв, что я имел в виду.

Я не хотел показаться грубым, поэтому начал издалека.

— Вторая? Третья?

— Пятая.

Так значит, она была одной из Пятых. Я знал, что отец будет не слишком рад нашему с ней сближению, но, в конце концов, он сам позволил ей здесь оказаться.

— О, что ж, тогда еда действительно весомый повод, чтобы остаться, — я снова рассмеялся, и решил, наконец, узнать имя этой занятной юной леди. — Прости, не могу прочесть, что написано на твоей брошке, слишком темно.

Она покачала головой. Если бы она спросила, почему вдруг я не знаю ее имени, я не сразу бы решил, какой ответ прозвучал бы лучше.

Я мог бы соврать, сказав, что я настолько завален работой, что у меня просто нет сил и времени запоминать все их имена. А мог бы сказать правду, признав, что все это время я слишком переживал, чтобы начать заочно знакомиться с ними.

Но мне не пришлось говорить ни того, ни другого.

— Я Америка.

— Что ж, превосходно, — сказал я с улыбкой. Я поверить не мог, что она оказалась здесь — с таким-то именем. Ее назвали в честь прежней страны, упрямой и погрязшей, земли, в которой мы с великим трудом навели пусть и нестабильный, но все же порядок. Но, опять же, возможно отец для того и выбрал ее — чтобы показать, что мы окончательно отошли от прошлого, за которое так глупо до сих пор цеплялись повстанцы; что это имя больше не имеет никакой силы.

Ну а я всегда находил в этом слове нечто мелодичное.

— Америка, милая, я искренне надеюсь, что ты найдешь в этой клетке что-нибудь, за что стоит побороться. После всего, что я сейчас услышал, могу только представить, что будет, если ты в тебе проснется желание победить.

Я спустился со скамьи на землю, вставая перед ней на одно колено и беря ее за руку. Она задержала свой взгляд на наших сплетенных пальцах, так и не поднимая его, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, и я возблагодарил небеса за это. Потому что иначе она бы заметила, как поражен я был, когда впервые по-настоящему увидел ее. В самый подходящий момент облака рассеялись, и луна осветила ее лицо. Как будто недостаточно было того факта, что она не боялась в моей компании быть собой. Нет, она, к тому же, была еще и ослепительно красива.

Под густыми ресницами притаились голубые, словно лед, глаза — живительная прохлада, компенсирующая пожар ее волос. Ее кожа была безупречно гладкой, а щеки чуть розовели после плача. Ее нежные полные губы были слегка приоткрыты.