– Как это?
– Как. Мне все равно – кто бы был – кинулся. Так что ничего не должна.
Олена тогда решается отблагодарить принародно. На мечище. В Петров день на гулянье Олена приглашает имками [5] Савву.
– Савва Мартынович, пойдем имками?
Всеобщее замешательство. А Савва начал оглядываться. Не ослышался ли?
– Савва Мартынович, тебя зову… Не откажи…
И тогда Савва пошел. Ох, как в другое время он обрадовался бы. А сейчас желваки перекатываются от злости. Ведь это почему она его пригласила? Из-за того, что сердцем к нему повернулась? Как бы не так! Все из-за той же благодарности за спасение. Сперва через отца хотела мешком жита откупиться, а теперь, раз не вышло, через гордость.
Шли молча. Шли рядом, как положено, платок из рук в руки. Прошлись до попова дома и обратно повернули. Но спроси Олену, как она шла, что видела, – не сказать. И только когда стали подходить да услышали осуждающий гул старушонок – пришла в себя. Тут нашлись силы. Твердой поступью подошла. Учтиво поклонилась.
– Спасибо, Савва Мартынович…
По этому поводу разговоры. Одни: с ума сошла, икотника пригласила. А другие не осудили Олену. Наоборот, похвалили. Хорошо сделала. Парень от смерти спас – как не отблагодарить?…
Дома ругают ее… А она уверена: хорошо сделала. И вдруг убеждается: она его любит.
С отцом разговаривает.
– Батюшко, тебя мама по любви выбирала?
– По любви, наверно.
– А если я тоже по любви…
Иван Гаврилович тревожно взглянул.
– Батюшко, а отдал бы ты меня за Савву?
– Что ты, что ты? – замахал руками. – Не ровня. Обижен.
– А мать-то?
– То мать… Другое дело…
– Батюшко, да ведь я ему принадлежу. Вы с матерью родили – спасибо. Он вторично жизнь мне дал. А значит – и я его… Ведь кабы не он – меня бы и не было.
Иван Гаврилович не знал, что и сказать дочери… Разумом понимал… Но снова отговаривал. Да он и сам не хотел бы: его дочь – за икотником…
Олена смело вела себя уже летом, назначая чуть ли не на виду у всех свидание Савве. А осенью, когда землю укутала темнота, она и вовсе отбросила всякие опасения. И уже Савва вынужден был выговаривать ей:
– Ты с ума сошла! Сплетен захотела?
– Пущай. Я с кем встречаюсь? С мужем.
– С мужем, с мужем… Муж-то, когда обвенчана…
– Мы с тобой еще в Хорсе повенчались. А придет время, и в церкви обвенчаемся.
– А когда? Кто это нас обвенчает? – взрывался Савва.
– Придет время, – отвечала Олена и при этом загадочно улыбалась.
Она все обдумала… Забрюхатеть поскорее, а там уступит мать (об отце и говорить нечего), а ежели не уступит, то и так.
Олена, чтобы больше понравиться Савве, перед свиданием ест конфеты.
– Ты чего ешь? А, – догадался Савва, – думаешь, слаще губы будут?
Савва вытер Олене губы. Поцеловал.
– Нет, так слаще. Кабы можно конфетами девку заманить, тогда бы только конфеты и ели…
Олена полюбила Савву. Надежд на то, что ее отдадут за него замуж, никаких. И тогда она решает отдаться ему.
Савва сперва крепится, даже пытается образумить ее, но Олена настаивала, и мог ли устоять против ее заклинаний и мольбы Савва? Ведь не железный же он. Есть отчего закружиться голове – такая рыбина сама в руки идет.
Олена отдается Савве. А потом гордость дыбом: что наделала? Кому себя топтать позволила? Что скажут люди, когда узнают?
При встрече гневным взглядом опаляет Савву. Савва растерян: что еще? Какая муха укусила?
Олена залпом объявляет: забудь, что было. Бес меня попутал. Больше этого не будет. Замуж выходить лажу.
– За кого?
– Не за шантрапу же! Для дочери Копаневых неужели жених не найдется?
– А не боишься, как жених закапризит?
– Из-за чего закапризит?
– А хотя бы из-за посуды, у которой дно выбито?
– Это не твоя забота. Я первая, что ли, сдурела?
Савва страдает. И со всей страстью своей натуры отдается революции, дружбе со ссыльными.
Он забывает Олену, а та еще больше любит его. Она навязывается сама, упрашивает его… А он тяготился. Он стал равнодушен и ловил себя на том, что мысленно он думал о ссыльных…
Раньше весь свет – Олена. Она его солнце. А с приездом ссыльных новый мир открылся, взошло другое солнце, и свет того солнца затмил Оленино солнце…
Да и как иначе! Всю жизнь он, его отец, мать тосковали по справедливости, всю жизнь… И вот нашлись люди, которые ради справедливости голову свою клали на плаху. Так что же удивительного, что они для него стали дороже всего на свете. Дороже матери, семьи.
Решающую роль в том, что Олена снова полюбила Савву, сыграли ссыльные. Благодаря им почувствовал в себе человека Савва. Благодаря им возвысился. И Олена невольно задумалась: есть люди, которые ценят выше всех Савву. Выше всех деревенских ребят. И как бы новыми глазами, глазами ссыльных, она посмотрела на деревенских парней. Мешки по сравнению с Саввой.
Олена не принимала ссыльных, а потом и ненавидела их. Они отняли Савву. Есть крестьянская сметка у Саввы, работящий, отец хвалил, но ссыльные стали мутить голову.
Ох, как ненавидела Олена ссыльных! Кажется, сама бы всех своей рукой удавила. Кто вас звал сюда? Зачем приехали? Савва говорит: жизнь помогут устроить. Да как они помогут? Работать будут за них? Что-то я не видела…
Жизнь – это сено ставить, сеять, жать, а они ничего этого не умеют. Дак какую жизнь они устроят?
Не надо. Не хочу, чтобы мне устраивали. Как это устраивали? Они будут за меня работать. На пожне? На сенокосе? И она спорит с Саввой.
– А я, что же, барыней жить, в перинах валяться! Не хочу! Не дам отнять у меня жизнь. Это, может, лодыри, бедняки мечтают, чтобы за них работали. А я сама хочу работать. Потеть. Ветерком обвеяться… Да мне без работы и жизнь не надо. Вот что я тебе скажу.
Савва помогает ссыльным. Его арестовывают. Олена беременна. Ее прогоняют из дома. Олену принимает к себе Федосья. Неважно, что невенчанная. Она жена Саввы. Олена родит ребенка и во время родов умирает.
Иван Порохин
Ваня для Порохиных – чудо, человек из другого мира, сказочный волшебник, который в одну минуту может изменить жизнь.
Культ Вани в семье поддерживала мать. Никогда не могла забыть, как Ваня бросился на отца, бившего ее. И хоть за это она получила больше, забыть этого не могла.
Дети были жестокие: Савва, даже Агния – в отца. А этот – Иванушко-дурачок из сказки. Ласковый.
Личное обаяние. Это отмечает сразу же Необходим. Какое красивое, чистое лицо. Отмечен самим Господом Богом…
Умный, любознательный отрок. Неотразимо обаятельный. Скрытный. Отрок больших возможностей. Но куда пойдет? Мать больше всего боится за него…
После спасения Олены Савва слег. Жесточайшее воспаление легких, жесточайшая простуда. А как жить? Рассчитывали на лесные заработки, но по договору Савва должен был сплавить лес до Усть-Ельчи. А раз не сплавил – то вся работа в лесу насмарку. Спасибо еще и то, что Губин не потребовал возвращения аванса.
Положение у Порохиных безвыходное. Федосья идет советоваться с батюшкой Оникием. Этот всегда был заступой ее. Единственный в деревне.
Оникий советует искать помощи в монастыре.
– Как в монастыре? Ведь оттуда Ваню выгнали.
– Я поговорю с настоятелем. Думаю, простит отрока.
Настоятель Варсонофий требует, чтобы Ваня покаялся. Слишком много гордыни.
Федосья попервости – против. Но Оникий говорит, что путь Вани в люди лежит через монастырь. Монастырь не благословит – никто не примет.
Ваня, когда заговорила мать о покаянии, – на дыбы. Мать его уговаривает – не помирать же с голоду? А клятву забыл? Все за одного? А кроме того, выйти в мир – только через ворота монастыря.
– Я в Архангельск уйду.
– И в Архангельске монастырь достанет.
Ваня приносит покаяние. В монастыре, на глазах писарей, просит прощения у Федора-келейника.
– Прости, брат Федор.
Неожиданно пришел Ставров к Порохиным. Не сам по себе. От Щепоткиных.
– Велено парня везти.
– Какого?
– Да того, который счет ведет. В услуженье берут. Согласия не спрашивали. Да и какое согласие. Разве надо.
Порохины в этот день родились заново. Валеночки Необходим привез. Ваня надел валеночки – как на него, надел пальтуху – тоже… Побежал по деревне. Из конца в конец пробежал. Весть уже разнеслась. Под конец забежал к любимой учительнице. К Аникию – заступался. А потом царевичем явился…
Стали за стол садиться – Савва как раз помылся, – и робость на всех напала: не знали, куда и посадить Ваню.
А назавтра с утра всей семьей сходили в монастырь помолиться за Ваню, потом пообедали. Сытно, до отвала – не скупились по такому случаю.
Все были рады, все радостны. Понимали – начинается новая жизнь.
– Ну, Иван, – сказал Савва. Иваном назвал, – теперь у нас на тебя вся надежда.
– Да уж так, Иванушко!
Огнейка высказала самое сокровенное, что вертелось на языке у каждого:
– Поопасутся икотниками звать.
Перед отъездом Вани в Ельчу у Порохиных большой разговор: как жить дальше. Савва:
– Это хорошо, что Иван к Щепоткиным. Через тебя будем в люди выбираться.
– Как?
– Думаю, какая-никакая деньга. А может, и нас обогреет. В общем, в твоих руках судьба семьи. Через тебя будем сдирать с себя икотников. А потом, смотришь, и дом выстроим.
– Только не на задворках.
– А где?
– А вот место хорошее по верхнюю сторону от попа.
– Ну, там не дадут.
– Не дадут, ежели на печи сидеть.
Мечтают, что это за дом будет. Савва снимает с божницы икону.
– Поклянись, что заодно с нами будешь. Сам наверх лезешь и нас тащи. Клянись, что нас не забудешь.
Ваня клянется.
Огнейка настаивает: всем клясться. Всем всегда вместе…