Андрей Константинов
Дело о вражеском штабе
(Агентство «Золотая Пуля» — 2)
ДЕЛО ОБ УРАНОВОМ КОНТЕЙНЕРЕ
После летучки, или оперативки, или производственного совещания, или… короче, после этого ДУРДОМА, когда мои орлы-инвестигейторы вышли из кабинета, а я в очередной раз подумал: все! Брошу все, к чертовой матери! Надоело. Устал… — после всего этого я закурил сигарету, попросил у Оксаны кружку чаю. Крепкого, горячего, с лимоном.
Я пил чай, курил и понимал, что никуда я не денусь. И буду пахать, ругаться с ребятами на оперативках, радоваться вместе с ними… никуда я уже не денусь.
И они тоже. Они уже захвачены этой чумовой и чудовищно интересной газетно-расследовательской работой. Сейчас они разошлись по кабинетам и курилкам и дружно перемывают мне кости: совсем Обнорский озверел — он что думает, мы железные? Такие объемы даже вдвое большим составом не делают… А потом начнут прикидывать: что и как можно сделать? Кого подключить? Как проверить источники информации по другим каналам?… И «сядут на телефоны», и разбредутся по городу.
…Кстати, о телефоне. Я открыл записную книжку и нашел номер Докера. Если Докер не просто так трепанулся вчера, то, пожалуй, есть о чем поговорить. По душам, так сказать… Хотя и не особо верится: контейнер с ураном?! Но все же верится. Земля наша обильна. Особенно на воров, героев и дураков… Интересно, сколько может стоить контейнер с ураном? И что это, собственно говоря, такое? Сколько там этого самого ура…
— Але, — отозвался Докер. Голос у него был хриплым.
— Здравствуй, Слава. Как головушка? Не болит?
— А-а… это ты, Андрюха? Болит, падла… чтоб ей треснуть!
— Я, товарищ Докер, я. Ты ее, головенку-то, отечественным препаратом «опохмелин».
— Думаешь? — с сомнением спросил Докер.
С сомнением, но и с интересом. Видимо, Слава уже и сам склонялся к мысли про «опохмелин», но колебался… А тут вдруг получил чью-то «моральную поддержку».
— Думаешь? — спросил Слава.
— Мне-то что думать? Это тебе думать надо, у тебя голова болит.
Докер промычал что-то нечленораздельное. Видимо, ему действительно было худо, квасил Слава последнее время неслабо, что, кстати, для людей его круга было не очень характерно… нет, всякое, конечно, бывает. Встречаются среди братвы и пьющие, и любители травы, и кокаина. Но нечасто. Образ жизни, необходимость быстро соображать и принимать ответственные решения подталкивают к трезвости.
Это с одной стороны. А с другой — стресс, дефицит времени и страх. Отсюда — водка.
— Я ведь, собственно, не про «опохмелин» хочу поговорить с тобой, Слава.
— А… про что? — спросил Докер. Соображал он туговато. А может быть, и не помнил вчерашнего разговора у входа в «Европу».
— Про уран, Слава, — сказал я.
— Про какой это уран?
— Про обогащенный, — сказал я жестко.
В трубке стало очень тихо.
По стеклу кафе бежали потоки воды.
И по тротуару бежали потоки воды. Они несли мусор и комки тополиного пуха.
Под дождем облачка пуха мгновенно съеживались, превращались в серое нечто и исчезали, как мираж.
Черный БМВ Славы Докера, сверкающий в водяных брызгах, остановился, чуть не въехав в зад моей «Нивы». Остановилась огромная метла «дворника», погасли фары.
Из салона неуклюже вылез огромный Докер. Когда-то Слава домкратил {Занимался тяжелой атлетикой}, потом, с началом перестройки, работал в порту, примкнул к братве. Теперь Слава — о-го-го! Его группировка входит в десятку ведущих питерских команд. И этот БМВ у него не один… Растут люди! Освоили «новое мышление» — и вперед!
Докер вошел в дверь. Огромный, небритый, опухший. С сотовым телефоном. С перегаром. С золотой цепурой на мощной шее. Картинка!
— Здорово, Андрюха.
— Здравствуйте, товарищ Докер. Как ваше бандитское здоровье?
— А-а… либо сейчас врежу сто капель, либо помру. Эй, дочка!
Подошла официантка. Молодая, стройная, смазливая, почти без юбки.
— Добрый день. Слушаю вас.
— Вот что, дочка… Водочки мне сотку и минералки. Поняла?
— Д-да… одну минуту.
Официантка убежала. Фактура, как сказал бы оператор Худокормова Володя, у Докера была впечатляющей: монстр. Человека пополам руками разорвет. Уж голову-то, по крайней мере, открутит без натуги.
— Может, не стоит пить-то? — спросил я.
Слава положил на стол два огромных кулака, глянул на меня мутными глазами.
На лбу блестели капли пота… Ничего не ответил.
Подошла официантка, принесла фужер с водкой, второй фужер и бутылку воды.
Фужер слегка запотел. Докер смотрел на него с вожделением и страхом.
— Пожалуйста, ваша водка…
— Спасибо, дочка. Умница.
Слава проглотил водку, мученически сморщился. Смотреть на него было больно. За окном хлестал ливень, текли мимо разноцветные зонты, проезжающие машины обдавали «Ниву» и БМВ потоками воды. Из-за соседнего столика на Докера изумленно и испуганно смотрели двое молодых итальянцев.
Докер поставил фужер на стол, шумно выдохнул, сказал:
— Ну?
— Мы вчера недоговорили, Слава.
Помнишь, у входа в «Европу»?
— Смутно… я был немножко… того.
— Правда? — спросил я как можно более невинно. — А я и не заметил.
Докер посмотрел на меня как на проститутку Троцкого, хмыкнул.
— Что я вчера наболтал? — спросил он.
— Вчера, Вячеслав Георгиевич, ты обещал мне эксклюзив про урановый контейнер стоимостью миллион долларов… Аль забыл?
— Ерунда все это, Андрюха… треп по пьяни, — ответил Докер и отвел взгляд.
Но я— то еще вчера понял, что не похоже на треп. Пьяный Слава обхватил меня мощной дланью и жарко шептал в ухо:
«Андрюха, только тебе, понял? Андрюха, баш на баш… твои орлы надыбали, что я организовал производство бабского белья, но не написали. Спасибо… спасибо, что не опозорили… а я только тебе за это — эксклюзив. Один конь по городу носится, всем уран предлагает. Контейнер! Хочет зеленый лимон».
— Постой-ка, Слава, — сказал тогда я, — контейнер урана — это несерьезно.
— Серьезно, Андрюха… вот как раз это — серьезно.
А сейчас Докер отводил взгляд в сторону и лепил мне: треп по пьяни.
— Вчера, Слава, ты мне другое говорил, — скучно произнес я.
— Закурить дай, — сказал Докер.
Курил он редко — только когда выпьет. Я протянул сигареты. Слава вытащил одну, чиркнул спичкой из предусмотрительно положенного на столик фирменного коробка, затянулся. В глазах его появился блеск, лицо начало менять выражение. О, великая сила опохмелки!
— Не помню, чего натрепал, — повторил он.
— Давай я напомню. Ты горячо и искренне благодарил за то, что мои расследователи не дали в нашу «Явку с повинной» материал про твое производство дамского белья. Говорил, что долг платежом красен, что ты такой человек: дал слово — скала!
И информацию про уран отдашь только мне. Иначе, дескать, ты будешь последней проституткой, и тогда уж печатайте про меня что хотите… Вот какой я человек!
Докер крякнул, раздавил сигарету в пепельнице и повертел головой по сторонам.
— Эй, дочка!
Подошла официантка.
— Повторить, — сказал Слава.
Ливень за окном стих.
Окно кабинета начальника службы БТ выходило во двор Большого дома. Кабинет был довольно просторным, но темноватым, неуютным, старомодным. Ни один чиновник десятого класса из таможни в таком сидеть бы не стал. А комитетский полковник, начальник мощной и важной службы, обеспечивающей безопасность города и огромной области, — сидел и работал.
В ФСБ я позвонил уже под вечер, после того как раз пять (или двадцать пять) прокрутил в голове информацию Славы Докера.
— То, что вы сейчас рассказали, Андрей Викторович, более чем серьезно, — сказал полковник Костин.
— Именно потому я пришел к вам, Игорь Иваныч.
— Спасибо… спасибо, но ваша информация не содержит никакой конкретики. Зацепиться-то нам не за что. Вы понимаете?
Полковник сказал и выжидающе посмотрел на меня.
— Да, разумеется, понимаю.
— Не хотите раскрыть нам источник?
— А вы, Игорь Иваныч, свою агентуру раскрываете?
Полковник улыбнулся. Хорошая у него улыбка.
Я тоже улыбнулся:
— Ну вот видите… я тоже не имею права раскрывать своих агентов.
— Тогда, Андрей Викторович, я не совсем понял цель вашего визита. Вы приходите, рассказываете, что в городе появился человек, который пытается продать контейнер с обогащенным ураном… что он предпринял уже несколько неудачных попыток. Называете даже конкретную сумму. Но это все! Разумеется, даже такую скудную информацию мы будем проверять… обязательно будем. Однако если бы вы дали нам чуть-чуть больше… совсем чуть-чуть… нам было бы много легче.
Костин внимательно посмотрел на меня, сказал:
— Я не понимаю вас, Андрей Викторович.
— Хорошо, — ответил я, — попробую объяснить, Игорь Иваныч. К вам я пришел потому, что ваши возможности на порядок выше моих…