Детство Зайчонка

Знаете, без картошки и без лука — это всё-таки не совсем то. Да и стопочки под это дело явно не хватало, но уж что есть, то есть. А вот папа одобрил юшку, ну и выбиранием костей из варёной рыбьей мелочи занимался охотно.

Вторую проверку сети провели уже под вечер — ловилось по-прежнему неплохо. А ночью я несколько раз слышал, как папа отгоняет от вешал ночных воришек. Так и жили мы здесь примерно неделю, насушив десяток мешков несолёной рыбы, и навялив ровно три мешка солёной. Путь домой, а возвращались мы в светлое время, занял чуть более часа. На этот раз удалось разглядеть, что мы обогнули выступ берега, за которым просторный плёс «стянулся» до русла шириной метров десять. А там, вскоре, и устье ложка, в которое обычно затаскивается лодка.

Прикинув сделанные запасы, я пришел к выводу, что только солёная часть нашего улова даёт стойбищу не менее двух недель прокорма зимой. Даже, если не есть ничего другого. Дело в том, что размер мешков очень уж впечатлял — эти рогожные кули мужчины, подошедшие на разгрузку, носили вдвоём, а наполняли их мы с папой прямо в лодке.

А молока у мамочки больше нет. Перегорело, пока её никто не дудолил. Вот так-то! Я иногда с интересом смотрю на тётю Быгу, кормящую грудью годовичка Дыка. Но, похоже, в этой сфере спрос и предложение уравнены, и моя помощь не требуется. Съездил один разумник на рыбалочку! Слов не хватает, как это огорчительно. Сосать титьку мне нравилось, видимо есть в этом виде питания нечто для меня необходимое. Неужели предки просчитались также, как и я?

Пожалуй, нет. Мама могла бы без труда дойти до нас по берегу — тут сухим путём всего ничего. Явно это меня от груди отлучали. То есть, не только дети, но и взрослые, повысили мой статус. Зря они это! Нехватка молока в рационе иногда меня здорово беспокоит. Просто готов идти к тёте Быге и натурально канючить.

***

Уборка гороха тоже оказалась не слишком долгим делом. Мужчины выдирали растения из земли прямо с корнем и бросали на широкую полость из шкур. Детвора лупила палками, выбивая или горошины из подсохших стручков, или заставляя сами стручки отваливаться от ветвей. Оставшиеся клубки растений женщины перетряхивали, поддевая палками, а уж потом ссыпали добытое в корзины мелкого плетения. Довольно много стручков, кстати, собрали руками с тех мест, где раньше курчавились заросли. Потом всё это провеивали, часть стручков лущили вручную, сушили на солнышке и на ветерке. Так я и не понял, где просчитался, когда оценивал будущий урожай, но в сумме получилось дофига — небольших мешочков весом килограммов по десять нафасовали сотни полторы, да еще пяток совершенно неподъемных, что только взрослому мужику под силу. По полцентнера, наверное. Хотя, оценивая на глаз, я мог и ошибиться.

Сразу вслед за уборочной последовала посевная. Мотыги, которыми мужчины рыхлили землю, на мой взгляд, больше напоминали кирки. Только двусторонний клюв-дуга был выполнен из древесины и отличался завидной массивностью. Вот его-то со всего размаху и вбивали в землю наши «охотники». А потом, поворотом рукояти вверх, выворачивали сразу целый ком, который легко рассыпался — не целину рыхлили. Дальше с лёгкими мотыгами шли женщины. Разбивали, ровняли, подсыпали золы и закапывали несолёную часть последнего нашего с папой улова. Удобряли, выходит. Это хорошо, а то уж больно забористо воняет эта до твердокаменности засушенная рыба. Не уверен, что такое следует есть.

Семена высаживались пророщенные, а сверху пристраивались треноги из связанных палочек. Детям в этом процессе была отведена важная роль — мы подносили посадочный материал, и оттаскивали в кучу ботвы сорняки — женщины их выбирали руками из рыхлой почвы.

Итак — второй посев в середине лета. Что же, если такой уровень агротехники в средней полосе считать примитивным — э-э… а что такое не примитивный уровень? Ну, нет у людей ни тракторов, ни электропривода! Им что, пальцем землю ковырять и сидеть зимой голодными?

***

— Так ты говоришь: Дух Воды ничего не может тебе сделать? — этот вопрос задал мне не кто-нибудь, а сам Быг — наш старейшина. Ему, по моим оценкам, лет двадцать с небольшим. Единственный мужчина стойбища, имеющий полномасштабную бороду, в которой, тем не менее, невозможно отыскать ни малейших признаков седины. Тот факт, что я моложе его раз в десять, может позабавить кого угодно — не забывайте, я — в теле двухгодовалого ребёнка, который только что начал разговаривать. У меня, если по обычному графику развития, сейчас должно быть забавное лепетание, понятное только тем, кто постоянно рядом.

Ёлки! А ведь как минимум две опытные мамки среди нас есть — не могли они пропустить такую странность!

— Говорю, — а что мне ещё отвечать? — И могу научить этому любого кто… пожелает, — хотел сказать «кто не побоится», но нельзя больших дяденек подзадоривать — в таких вопросах требуется осознанное желание, а не попытка кому-то что-то доказать.

— Идем учиться, — о как! Тут и подзадоривать нечего! Клиент и без этого «созрел».

Речка тут прямо под откосом и через перелесок, так что идти недалеко.

— Стой тут, — говорю я Быгу, — смотри на меня внимательно.

Забрался в воду и поплыл по-лягушачьи. Ну, может быть кому-то больше нравится название «брасс» — это непринципиально. Вообще-то зрителей вокруг собралось довольно много, всё население стойбища.

— Теперь — лезь воду, берись руками за борт лодки, и толкай её, не прикасаясь к дну. Приметил, как я ногами грёб? Вот такое движение и делай. Видел, наверное, как лягушка плавает, вот ею и притворяйся, чтобы водяной принял тебя за неё.

У кормы полувытащенного на берег челна глубины нет и по пояс. Это, как я понял, у местных жителей особого страха не вызывает — умеют они брод преодолевать. Однако, когда тело нашего старейшины погрузилось в воду полностью, то есть он лёг горизонтально и ноги его подвсплыли, вот тут пальцы и побелели — так он ухватился за пирогу. Это рефлекторная реакция непривычного человека на потерю контакта с дном.

На адаптацию ушло не меньше минуты, а потом, вижу, отпустило мужика. Ногами зашевелил, принялся изображать толчки. Оно, может, и не сразу, но получаться вскоре стало. Даже лодка начала чуток раскачиваться.

— Хорошо, Быг. Теперь вдыхай, макай лицо в воду. Там делай выдох, чтобы булькало, а после выставляй над поверхностью рот и нос, и снова вдыхай.

Вот и второй психологический барьер — боязнь погрузить дыхательные отверстия в иную, чем воздух, среду. Собственно, не сломав его, плавать не сможешь.

Быг, видно сразу, мужчина вполне самостоятельный. Справился он с этой задачей. Я ему, на верхосыточку, даже дополнительный «бонус» предоставил. Велел дыхнуть водички носом, а потом подождал, пока он отперхает. Это при плавании нередко случается, надо, чтобы человек был заранее готов к подобному происшествию. Тоже, знаете ли, впечатления ошеломляющие, если спервоначалу. Ну а потом он переплыл речку. Это метров десять, не меньше, так что не спешите смеяться над новичком.

Дело в том, что у меня и дети все мною обучены плавать, и внуки. Чуток бы задержался в той жизни — правнуков бы наставил. Может быть, с берега, но это, при моём-то опыте, не так уж сложно. Собственно, основная идея — вытеснить страх пониманием того, как надо поступать. Это положение не только плавания касается. Подобная методика применяется даже для обучения солдат поведению в бою — не биться в истерике от страха, а выполнять боевую задачу хорошо отработанным способом… ну, перебежками, там, окапыванием, прицельной стрельбой. Да хоть отступлением, прикрывая друг друга. С барсуком ведь у меня сходно получилось. Уверен, вздумай я тогда вопить и убегать — как минимум был бы покусан. Это я абстрагируюсь от того, что папа меня страховал — я ведь не знал об этом.

Через час все три взрослых мужчины нашего стойбища плавали. Спорить с Быгом не решился никто. Я бы тоже не стал — шибко он крепкий. А, если верить литературным источникам, вожди каменного века — народ крутого нрава — чуть что не по ним — сразу в тыкву отвешивают.

Вечером за ужином, они толковали о каком-то Улхе, это имя, как я понял. И еще про уважение к нему, и про то, что слова этого человека и поведение духов — это не одно и то же. Во всяком случае, мне показалось, что именно эту крамольную по здешним реалиям мысль втолковывает старейшина своим братьям. Возникло подозрение, что наше маленькое стойбище откололось от большого из-за конфликта дяди Быга с тамошним шаманом.

***

Услышанный разговор навёл меня на мысль, что не всё так просто в этом мире, как показалось мне поначалу. Есть уже и некое общество, и сложившиеся в нём отношения А я, сдуру, дважды подставился не по-детски. Во-первых, шибко энергично заговорил. Ну и научил соплеменников тому, чего никак не мог знать или уметь. Хотя, если покопаться в памяти, были и другие косяки. Зато с молочной частью рациона развели меня, как последнего засранца. Ух, как мне не хватает мамкиной титьки! Это я ведь только внутри большой, а оболочка-то у меня совсем маленькая.

— Быг! — это я как раз к старейшине обращаюсь. — Тут, такое дело! Понимаешь, не нужно бы посторонним рассказывать про то, что я умею плавать. И про вас, тоже. Не любят люди того, к чему не привыкли. Как бы беды не случилось от чужой злобы или зависти.

Наша землянка как раз устраивается на ложах, собираясь отойти ко сну. А тут все разом замерли, ожидая ответа. И мне стало не по себе. Вот же, старый хрен! Знаю ведь, что никто не любит непрошеных советов. А уж когда сущая сопля с ними суётся — тут любой взрослый, если не рассмеётся, так звиздюделей навешает.

Несколько звуков, выражающих согласие, звучат с разных сторон, а мамины руки обхватывают меня и притискивают к груди. К той, в которой уже нет ни капли молока.

Глава 3 Худые горшки

На этот раз в поездку взяли пятилетнего Кита и меня. Сказали — недалеко и ненадолго. Погрузили в лодку пару солидных свёртков, и отчалили. Кстати, старейшина на этот раз остался дома, только наши отцы отправлялись в путь. К соседям, но не в гости, а по делам.

Недалеко — это — три дня ходу по воде. Мужчины гребли однолопастными вёслами каждый со своего борта, и челнок наш вполне бодро бежал. Вскоре мы попали в озеро, которое пересекли, завернули в широкую протоку, ну а там уже и вовсе рядом оказалось. Два ночлега, проведённых в дороге были для нас с Китом наполнены хозяйственными хлопотами: Дрова, костёр, ужин — всё это выпало на нашу долю, как и ночное бдение у костра. Тут, вдали от дома никакой беззаботности позволить себе нельзя — вокруг дикие места с дикими зверями. Так что мужчины, намахавшиеся за день, грозно храпели, а мы подкидывали в пламя сучья и пытались сквозь заливистые рулады отцов расслышать, не хрустнет ли ветка под лапой подкрадывающегося зверя.

Зато днём в лодке дрыхли уже мы. После плотного завтрака это получалось великолепно. Кашеварил на остановах, естественно, Кит. Моё дело было лодку привязать, дров собрать и поддерживать огонь под горшком.

***

Стойбище, к которому мы направлялись, оказалось больше нашего и многолюдней. Землянок тут располагалось чуть не с десяток, правда не столь просторных. Вытащить на берег челнок помогли сразу несколько человек. Они же подхватили и оба свёртка, составлявшие поклажу.

Мы же, все четверо, тут же на берегу вымылись, зачерпывая воду ковшиком из озера, и переоделись в халато-фартуки. Кстати, смысл ношения одежды из шкур открылся мне новой гранью. Дело в том, что в пределах поселений количество летучей и кусачей нечисти существенно меньше, чем в окружении дикой природы. Тут и дым отгоняет гнус, и ветерок обдувает, и трава вытоптана. А вот в лесу, или в прибрежных зарослях житья нет от комаров, слепней и… числа не припомню названиям этих гадких тварей. Особенно противны мелкие мошки, норовящие забраться даже в нос и уши.

Но и на солнцепёке париться в шкурах лишний час никто не хочет. Лето нынче знойное.

Так что переоделись мы и пошли к жилью. Ну а тут в самом разгаре примерка. Это из наших свёртков мужчины и женщины добывают как раз такие же одёжки, что и на нас, да прикидывают, кому что подходит. Впрочем, местное руководство этот процесс контролирует.

— Здравствуй, Фет! — первым приветствовал старейшину Тын. Он у нас считается главным.

— Здравствуйте, гости. Не было ли несчастий на вашем пути?

Ага. Кажется это стандартная формулировка. Я сразу насторожил уши. Ну, понимаете, традиции, там, обычаи… они ведь многое подразумевают. А мне тут жить. Поэтому стоит быть внимательным.

— Вода была гладкой, ветер — тихим, а небо — ясным, — да уж, ответ тоже, видимо, ритуальный.

Собственно, формальности на этом закончились, и нас позвали к столу. То есть, к горшку. Тут как раз сняли с огня некое подобие супа — в нём плавало много разного растительного. Листики, корешки, немного рыбы. Понятное дело, с дороги мы это умяли в два счёта, но, признаюсь, особенной сытости не наели, да и вкус оказался так себе.

Остальные же обитатели селения, как было заявлено, уже поужинали. Хм! Раненько, однако, тут трапезничают. Потом мы с Китом попытались поговорить со здешними мальчишками, но те, что постарше, задрали носы, а младшие… да не видно их нынче. Вечер уже, сидят, небось, при матерях, разошедшихся по землянкам. В общем, я тихонько смотрел, как парнишка лет десяти остругивает палку, осторожно снимая тончайшую стружку острой кромкой аккуратно обколотого кремня. Товарищ мой выпендривался перед девчонкой лет восьми. Рассказывал, как мы с ним отважно сторожили сон своих спутников во тьме ночного леса, но всхлипов восторга не дождался. Девчонка щеголяла в тканом наряде из привезённого нами груза и, мне показалось, ждала не хвастовства маленького мальчишки, а высокой оценки своего внешнего вида со стороны мастера, занятого работой по дереву.

Понимаете, этих сопливых столько через мои руки прошло, что я их насквозь вижу вместе со всеми их сокровенными желаниями и тайными намерениями. Так что пожалел я голенастую:

— А тебе это платье очень идёт! — произнёс я, подойдя поближе к девчонке. Та посмотрела на меня, как на говорящий пенёк.

Зря я это сказал.

***

В землянке, где мы спали, было душно, дурно пахло и противно чадил костёр, в который за каким-то бесом постоянно подкидывали дров. Вопрос о том, почему дома всё иначе, меня заинтересовал не на шутку, но ответа на него я не нашел. Ну не приметил никаких принципиальных конструктивных отличий от нашего жилища, хоть тресните меня. А ещё один костёр горел на площадке, куда выходили двери жилищ. И даже через опущенный кожаный полог до моих ушей доносились шаги караульных и их голоса.

Возникло впечатление, что я снова стал тем самым стариком из своего прошлого, из двадцать первого века, которому (старику, не веку) мешает топот детских ножек из квартиры наверху. Так и не заметил, когда уснул.

Считается, что следующий день мы гостили у соседей и отдыхали. Мой папа и его старший брат разговаривали длинные разговоры со взрослыми. Мне показалось, что на самом деле идёт торг, потому что Тын постоянно объяснял, для чего нам нужен тот или иной горшок. Или, почему этих самых горшков нужно больше одного. В ответ мужчины принимающей стороны рассказывали разные случаи, произошедшие с ними на охоте, повествовали о своей ловкости, силе и отваге.

Явно что-то шло не по плану. Пользуясь тем, что на меня вообще не обращали внимания, я довольно долго слушал эти беседы, но в существо проблемы так и не «въехал». Видимо, пропустил начало, а потом «не догнал». Тем более, что завтрак моих ожиданий не оправдал. Если вечером нам подали хоть и жидкий, но супчик, то утреннее варево более всего напоминало откровенную баланду — в воде, как мне показалось, ничего, кроме крапивных листьев, не было.

В общем, бесконечно слушать пустой трёп на голодный желудок я не смог, и отправился на людей посмотреть.

Женщины лепили горшок из глиняных полосок, укладывая их по спирали и примазывая верхние к нижним. Читал я о такой технологии у наших предков. Это явное указание на то, что гончарный круг пока не изобретён. Ну, Вы понимаете, что мне ужасно хотелось ввести в обиход древних людей какие-нибудь замечательные и полезные новшества, да вот беда — ничего разумного сообразить не получалось. Я ведь мог рассчитывать только на местные материалы и инструменты, а с их применением не придумывалось ничего, сверх того, что уже было. Более того, даже то, что видел, вызывало изумление типа: «А как они это сделали?»

Скажем, деревянные каркасы землянок — вот не должны они были выдерживать веса наваленного на них грунта, потому что не только металлических скрепов не имели — даже нормальной связи в шип нигде не наблюдалось. И это при том, что при расчленении брёвен часто применялся огонь. Видно было, что то тут, то там не перерублено, а пережжено.

В общем, посмотрел я на гончарню привередливым глазом технолога. Особенно внимательно косился туда, где готовили глину, подсыпая в неё песок и чавкая босыми ногами по осклизлой мокрой поверхности. Понимаете, формовка изделия, конечно, наиболее зрелищная картинка — всё-таки появление из бесформенного куска явного образа предмета утвари — всегда впечатляет. Но старый зануда, вроде меня, понимает, что главные секреты сокрыты (хе-хе, во, сказанул!) в изменении качества материала, в его осознанном преобразовании.

Ведь не зря эту массу столь исступлённо молотят пятками! Чего бы, казалось, проще, измельчить сухой материал камнями, всухую смешать с песком, что очень легко. А потом залить водой и подождать, пока пропитается. Значит, есть тут что-то важное, спрятанное от неискушённого взгляда.

Или это сродни религиозному ритуалу? Примитивное повторение действий, которые когда-то привели к нужному результату? Не знаю, не дохтур. Но надо бы взглянуть и на другие стадии производства.

Сушат будущие горшки прямо там, где слепили. Наверное, это плата за неудачный опыт их переноски до того, как они окрепнут. Своего рода компромисс между стремлением сделать стенки, по возможности, тоньше, а сами предметы — как можно крупнее. Ну, а что насчёт обжига? Слыхивал я, что и здесь не всё просто.

Печью оказалась короткая канава, прорытая в откосе подмытого водой берега. То есть горизонтальный вход в стеснённое стенами пространство. Вот тут горшки и составляли один на другой в линию, по обе стороны от которой оставалось пространство для дров. Длинные хворостины — толстые жерди или тонкие брёвна — ждали своего часа. Мужчины работали над ними, отсекая сучья. Понятно. Это делается для того, чтобы подавать топливо по мере его израсходования, подталкивая в пламя за длинный конец.

В первом приближении понятно. Ничего сверхъестественного. Осталось только выяснить, откуда и как берут глину. Нет, я не геолог, но читал, что от её качества многое зависит.

***

Что-б меня лопнуло, если я способен понять, чем эта глина отличается от любой другой! Копают её из ямы, над которой натянуты пованивающие шкуры. Собственно, подобные «шахты» с навесами имеются в этом месте в значительном количестве, но часть их уже заброшена и заметно оплыла. Да и навесы на многих начали заваливаться. С иных уже и покрытие сорвано, и каркас частично демонтирован. Одним словом, копают здесь давно. И под ноги надо внимательно поглядывать, потому что рухнуть в заброшенный раскоп — плёвое дело. Высокая трава так их маскирует, что лучше сначала палкой потыкать, а уж потом ногой вставать.

На меня и Кита, что не отходит ни на шаг, особого внимания никто не обращает. Я — совсем кроха, а братец мой несколько раз удостаивался грозных окриков — видимо его уже способны воспринимать всерьёз. Ну да, взрослеют в этом мире раньше, чем в нашем. Но, всё-таки, он пока действительно мал даже по здешним меркам. Хотя, лично я пошел бы с ним не только в разведку, но даже в длительное путешествие. Он умеет решительно всё… насколько я могу об этом судить. Во всяком случае пока возможности убедиться в обратном у меня просто не было. А уж Нут… но его бы точно наладили подальше от гончарни. Таких ребят здесь могут и не признать за совсем уж полноценных членов общества, но и недееспособными полагать не станут.

Словом, побродил я по стойбищу, поглядел на то, как мальчишки играют в камушки — не так, как в наше время. Они их раскалывают всякими хитрыми способами, а потом острыми кромками скоблят палки. Наверняка утверждать не решусь, но показалось, что пытаются делать луки.

Кстати! Что-то я до сих пор нигде не примечал такого рода оружия. Копья встречаются как у мужчин, так и у женщин, дубинки на любой вкус, топоры изредка примечаю. Мальчишки вообще поголовно таскают при себе заострённые с одного конца палки. А луков или стрел не видывал. Хотя, я в этих краях не так давно, а из своего селения, считай, впервые выбрался.

Так или иначе, но вернулся я обратно к тому месту, где идёт толковище. Папенька мой и дядя Тын по-прежнему вслух мечтают о горшках, на которые, как я понял, рассчитывают в обмен на щедрые дары. А отвечают им уже не рассказами про охоту, а объясняют, что злые люди придут и всех больно побьют.

Я почему так коряво объясняю? Так в меру собственного понимания. Дело в том, что темы, подобные сегодняшней, дома при мне ни разу не обсуждались, так что и слов незнакомых слышно много, и речевые обороты непонятны. Я даже в толк не возьму, идет ли речь о том, что хозяева позовут злых людей, чтобы те поколотили назойливых гостей, выпрашивающих горшки, или жалуются, что эти гырхи как раз хозяев и выпорют, коли, когда придут, не найдут для себя должного количества керамической посуды.

Опять же эти гырхи, это что, название племени? Или общее определение грабителей? Одно понятно — связываться с ними опасаются, потому что больно. Словом, фига нам с маслом, а не новая посуда. А за подарки — спасибо. А ещё я вижу, что дядька Тын ужасно хочет ругаться и говорить обидные слова в адрес принимающей стороны, но родитель мой его просто за руку удерживает от подобного невежества, хотя сам вот-вот закипит.

— Ыр, я хочу к Ыре, — это я сказал.

— Тын, я хочу к Тыне, — эхом повторил высказанное положение Кит. Он сегодня весь день ходил за мной по пятам и сейчас стоит прямо за спиной.

А батюшка мой просто потянул своего старшего брата к лодке. Прозвучали слова прощания, в ответ послышались доброжелательные напутствия. Заботливые руки гостеприимных хозяев помогли стащить на воду тяжеленную долблёнку. Визит завершён полным провалом торговой миссии. Хотя, пара новых кривобоких горшочков стоит между нами с Китом. Неказистых каких-то. Те, что раньше встречались в нашем стойбище, казались мне куда как глаже, и на щелчок отзывались звонче.

Я даже добыл из поклажи тот, в котором мы готовили себе завтраки и ужины в дороге, и сравнил их. Всё верно. Нам отдали весьма некачественные изделия. Возможно, это отбраковка, не прошедшая финишного контроля.

Мужчины, между тем, злобно налегали на вёсла, давая выход клокотавшему в них гневу. Дядя Тын, когда я попытался его расспросить о непонятных мне обстоятельствах, только рычал в ответ поначалу. Потом речь его сделалась членораздельной, но содержала большое количество непонятных слов, применяемых как в превосходной, так и в сравнительной формах. Судя по всему, он отчаянно ругался. А потом обмяк, улыбнулся и выдал полную неожиданность:

— Знаешь, Ыр, правильно Быга, не пустила нашего брата в эту поездку. А то бы он обязательно подрался, и нам бы намяли бока.

Как Вы думаете, какой вывод я сделал из услышанного? «Люди не убивают людей», — вот какой. То есть — подраться могут, но до применения оружия при этом не доходят. Но с другой стороны, откуда тогда такой страх перед гырхами? Да и, признаться, разницу между побьют и убьют я, вероятно, заподозрил слишком поспешно. То есть я не уверен, что понятие «лишить жизни» мои нынешние современники чётко отличают от понятия «нанести удар».

— Ыр! Кто такие гырхи? — на то и отец, чтобы объяснить ребёнку то, что ему непонятно.

Папенька крепко призадумался. Видимо, я коснулся некого фундаментального понятия, такого, которое невозможно растолковать другими словами.

Он так долго размышлял, что я решил прийти на помощь.

— Среди гырхов есть мужчины и женщины?

— Да, — Вы бы видели, как этот юнец обрадовался подсказке.

— А камнями и палками они пользуются?

— Да.

— А разговаривают?

— Да.

По всему получается, что люди. А то у меня закралось сомнение — уж больно особенной мимикой сопровождалось произнесение этого слова. Думал, уж не чудо-юдо какое, к нашему времени вымершее.

Почему я не спросил прямо? Так не знаю я подходящего слова. «Соседи» — знаю. «Женщина» или «охотник» — знаю. А такие понятия как «мужчина» или «человек» надёжно выделить не могу. Скажем, селение, где мы побывали, имеет название, которое совпадает со словом «горшок» — «Горшковка», если литературно перевести на русский. А вот для обозначения её обитателей собирательного термина нет, кроме «соседи», естественно. Или по именам нужно называть.

Тем временем мой папа отвлёкся от объяснения, кто такие гырхи, и обратился к Тыну:

— Если бы не умер Пык, всё было бы в порядке. Он бы и с гырхами договорился, и горшки у него получались хорошие.

Мужчины вздохнули, и навалились на вёсла уже не со злобы, а разумно рассчитывая силы. Пока шел разговор, папа прекратил грести, потому что мы с дядей Тыном были у него за спиной. Теперь же продолжать расспросы стало неудобно — заняты люди.

***