Помоги проекту - поделись книгой:
Вот здесь и становится понятно, зачем нужны дары благодати, которые муж и жена получают в Таинстве брака. Для христиан любовь – не абстрактная субстанция, разлитая в воздухе. Это, скорее, способ бытия, уподобляющий человека Богу, который Сам есть – Любовь. И если супруги-христиане видят, что их грехи убивают в них способность к этому Богоподобному бытию, они знают, чем лечить этот недуг. Причащаясь в Таинстве Евхаристии пречистых Тела и Крови Христовых, члены Церкви непостижимым образом соединяют себя со Христом. И получают силы дальше бороться за свою любовь с собственным эгоизмом. А Венчание открывает для супругов возможность совместно приступать к Евхаристической чаше.
И если в обычном браке муж и жена вынуждены сами, из последних сил пытаться пронести свою любовь сквозь житейские бури и катаклизмы, то в христианском браке гарантия единства мужа и жены – в единении их со Христом, подающим им терпение и кротость, способность уступать в спорах и нести тяготы друг друга.
А чтобы окончательно понять разницу между Церковным браком и гражданским, следует просто посмотреть, каковы же свойства любви, подаваемой Христом верующим супругам. Апостол Павел пишет:
Пусть любой человек, сколь бы скептически он ни относился к христианству, попытается примерить эти характеристики к своему чувству. И стазу станет ясно, почему человеческая любовь так уязвима и хрупка, а Божественная – сильнее смерти.
В христианском браке муж и жена верят, что даже физическая смерть не разрывает единства их любви, и что, по слову святителя Иоанна Златоуста, «…в будущем веке верные супруги безбоязненно встретятся и будут пребывать вечно со Христом и друг другом в великой радости» .
Нет в жизни счастья?
«Нет в жизни счастья» – несколько десятилетий назад синие пороховые татуировки с этой надписью частенько можно было увидеть в пляжный сезон на разрисованных организмах бывалых «сидельцев». И нельзя сказать, чтобы этот упаднический девиз выражал позицию одних лишь разочаровавшихся в жизни уголовников. Достаточно вспомнить хотя бы знаменитые пушкинские строки: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». По сути – тот же пессимизм, само существование счастья здесь даже не ставится под сомнение, а прямо отрицается.
В духовном смысле между великим русским поэтом и татуированной шпаной – дистанция огромного размера, но каждый из нас, наверное, может определить свое место на этой дистанции между крайними ее точками. И у каждого найдется достаточно поводов усомниться в принципиальной достижимости счастья.
Получается какая-то парадоксальная ситуация: ведь все, абсолютно все люди стремятся к счастью, все считают его главной целью и смыслом своей жизни, стараются изо всех сил, порой рискуют, идут на лишения и жертвы ради того, чтобы стать счастливыми. А в результате – разочарование… Даже у Пушкина.
Бывают, правда, в жизни моменты, когда кажется, что счастье наконец-то пришло и уже никогда нас не оставит. Тут у каждого – свой опыт: первый поцелуй, покупка новой гитары, победа на соревнованиях, рождение ребенка, повышение должностного оклада или просто поездка с друзьями за город на шашлыки… На какое-то время человек может почувствовать себя счастливым, но, к сожалению, время это быстро проходит, а вместе с ним проходит и счастье. За первым поцелуем следует первая ссора, новый оклад перестает удовлетворять возросшие потребности, ребенок подрастает и начинает вредничать, рекорды забыты, шашлыки съедены, гитара валяется под кроватью…
Так, может быть, и вправду его нет, этого самого счастья? Может, это просто фикция, очередная романтическая выдумка человечества, призванная скрасить жестокую действительность, и нет в мире ничего, кроме законов природы, голой целесообразности и причинно-следственных связей?
Наверное, можно рассуждать и так. Но есть у человечества и еще одна очень важная интуиция, которую прекрасно сформулировал в рассказе «Парадокс» Владимир Галактионович Короленко: «Человек создан для счастья, как птица для полета». Каждый из нас в самой сокровенной глубине своего сердца ощущает главное предназначение человека – быть счастливым, и каждый по мере сил пытается реализовать его в своей жизни. Почему же так плохо у нас это получается? Ответ прост: как птица не может летать, если она больна или ранена, так и человек несчастен именно потому, что повреждена его природа. Неспособность быть счастливым является симптомом этой поврежденности, как слепота – симптомом поражения органов зрения. Ведь если человек ослеп и перестал видеть, это вовсе не значит, будто мир вокруг него исчез или необратимо изменился. Так и нынешнее наше несчастное состояние отнюдь не подтверждает правоту сентенции, тускло синеющей на татуированных телесах завсегдатаев тюрем и колоний.
Есть, конечно же, есть в жизни счастье! Ну а то, что мы не можем его воспринять, впитать его, наслаждаться им, – наша беда, наша проблема, наша болезнь. Ведь счастье – это совсем просто! Это полнота бытия, упоение жизнью, ощущение радости без каких-либо конкретных причин, уже от того только, что ты родился и живешь на свете. Но вот же – почему-то приходится буквально прорываться к такому, казалось бы, естественному состоянию. Как будто в зимнем троллейбусе изо всех сил дышишь на стекло, оттаиваешь его немеющей от холода ладонью, и вот, наконец, появляется маленькое окошко в мир, через которое видишь людей, дома, деревья… Но буквально на глазах его снова затягивает ледяная пелена, и опять ты сидишь, уставившись в заиндевевшее стекло.
Что же это за болезненное повреждение, мешающее людям быть счастливыми? В христианской традиции оно называется коротким жестким словом – грех. А в категориях, понятных неверующему человеку, наверное, точнее всего будет назвать эту болезнь – недостаточностью любви. Ведь человек счастлив лишь когда любит. А величина нашего счастья, если можно так выразиться, прямо пропорциональна глубине нашей любви. Чем сильнее любовь, тем больше счастье. Но любовь по природе своей – жертвенна, а значит, – чем больше любовь, тем на большие жертвы она подвигает любящих.
Вот здесь и кроется причина неуловимости и эфемерности счастья. Люди просто боятся жертв, которых неизбежно потребует от них большая любовь. И довольствуются любовью «маленькой», не понимая, что сами лишают себя возможности стать счастливыми. Чем меньше любовь, тем меньше счастье, и количественно-качественный скачок здесь невозможен в принципе.
Например, человек любит мороженое. Это вполне здоровое отношение к вкусному лакомству, и никакой жертвы подобная любовь не требует. Но счастье от очередной порции пломбира тает еще быстрее, чем само мороженое. А пятьдесят пломбиров подряд вместо непрерывного счастья гарантированно приведут на больничную койку.
Другой пример – человек любит музыку. Для счастья тут гораздо более оптимистическая перспектива: музыки на свете много и наслаждаться ею можно гораздо дольше, чем мороженым. Но такая любовь уже потребует определенных усилий: ведь для того, чтобы испытывать счастье от музыки, необходимо научиться понимать ее, разбираться в ее структуре, получить хотя бы элементарные сведения о предмете своей любви. Короче, такая любовь уже требует от человека жертв: времени, сил, внимания. И чем она выше и сильнее, тем большую степень жертвенности предполагает в любящем.
Любовь к женщине может сделать мужчину счастливым на всю жизнь. Но ради такого счастья он должен всю эту жизнь без остатка посвятить своей избраннице, делить с ней все удачи и радости, принимая на себя все ее проблемы, тяготы и недостатки. Это непросто, но такова цена счастья.
Чем сильнее любишь, тем большим готов пожертвовать, оторвать от себя. В Библии об этом ясно сказано в словах апостола Иакова:
Единственный признак и критерий настоящей любви – стремление к благу любимого, пускай даже ценой собственного комфорта и благополучия. А предельно возможной степенью такой любви Христос назвал способность пожертвовать самой жизнью ради тех, кого любишь:
Так, в фильме «Титаник» тема любви достигает максимального накала вовсе не в сентиментальных сценах свидания, а в счастливой улыбке уже мертвого героя Леонардо ди Каприо, погружающегося в ледяную бездну. Легкомысленный игрок и художник погибает ради спасения любимой девушки, и эта гибель для него радостна, он умирает абсолютно счастливым человеком.
Но здесь-то и возникает главный вопрос к христианскому пониманию любви и счастья: как же я буду счастливым, если погибну? О какой полноте моего бытия может идти речь, если само это бытие прекратится вместе с моей смертью?
Наверное, проще всего было бы ответить, что личное наше бытие не уничтожается физической смертью, что после нее наша жизнь продолжится в иной, неведомой нам пока, форме… Жаль только, что проверить это утверждение экспериментальным путем невозможно, а принять его на веру способны далеко не все.
Но есть одна безусловная истина, о которой мы все стараемся поменьше думать, чтобы не расстраиваться и окончательно не утвердиться в мысли о том, что «нет в жизни счастья»: раньше или позже, но – неизбежно мы обречены на потерю всех земных радостей, которые делали нас счастливыми в этом мире.
Гастрит с холециститом вынудят гурмана и обжору питаться несладкой овсяной кашкой на воде; ценитель любовных утех когда-нибудь с ужасом обнаружит, что больше к ним не способен; красавица, всю жизнь любовавшаяся на свое отражение в зеркале, увидит однажды, что ее красота ушла… Даже самых любимых людей мы в конце концов потеряем, как ни прискорбно это сознавать. Наконец, придет время, когда у нас вообще ничего не останется из того, что делало нас хотя бы чуть-чуть счастливыми в жизни. Да и сама эта наша земная жизнь подойдет тогда к концу.
И вот здесь стоит, наверное, задуматься каждому: а смогу ли я оставаться счастливым или хотя бы надеяться на счастье в тот момент, когда смерть встанет совсем рядом и я буду чувствовать на себе ее холодное дыхание?
Что тогда мы увидим там, впереди, сквозь заиндевевшее стекло нашей угасающей жизни?
Семь недель без наркоза
В последние годы у нас, в России, стало модным поститься. Великий Пост теперь соблюдают не только православные христиане, но и люди, весьма далекие от Церкви. Вместе с христианами они на семь недель ограничивают себя в употреблении определенных видов пищи, добросовестно соблюдают пост в гастрономической его части, но при этом не посещают богослужения, не молятся и не участвуют в Таинствах. Мотивы такого поведения понятны – нецерковные люди считают, что пост полезен для здоровья, и воспринимают его как некоторую разновидность диеты. С этим трудно не согласиться. Действительно, отказ от пищи животного происхождения помогает сбросить лишний вес, нормализует работу органов пищеварения, снижает уровень холестерина в крови… Все это так, поэтому постятся сегодня многие. О начале Великого Поста сообщают дикторы новостных радио-и телепрограмм, в ресторанах и кафе появляются специальные «постные» меню, а газеты и журналы публикуют разнообразные рецепты постных блюд.
Ничего предосудительного здесь, конечно, нет. Очень хорошо, что наш народ осознал наконец благотворность диетического питания и не уподобляется в этом вопросе гоголевскому Собакевичу, мечтавшему повесить на своих воротах немца, придумавшего диету.
С неверующими людьми все ясно – они заботятся о своем здоровье.
Но для чего постятся сами православные? Должен же быть в отказе христиан от мяса и молока какой-то особый, религиозный смысл. Да и многие нецерковные люди, быть может, неосознанно, но все же чувствуют, что пост – не только диета. Может быть, Богу не угодно, чтобы люди ели эти продукты, потому что они содержат в себе нечто, оскверняющее человека? Ведь и другие вероучения в той или иной степени предполагают отказ от мяса. Иудаизм запрещает есть мясо целого ряда животных, к примеру – свинину. В исламе уже не только употребление в пищу – даже случайное прикосновение правоверного к свинье является грехом. А религия кришнаитов вообще предполагает категорический отказ от мясных продуктов, приверженцы этого учения считают, что никакое животное не может служить пищей для человека.
И если православные христиане отказываются от животной пищи не навсегда, а лишь на время, то, может быть, их пост менее угоден Богу, может, стоит поститься как-то более радикально, например, по-кришнаитски?
Немного о животных
Иногда одно и то же явление может иметь совершенно разные причины. И для того, чтобы дать верную оценку различным видам воздержания от мясной пищи в разных религиозных традициях, необходимо сначала выяснить – что же именно является побудительными мотивами такого воздержания?
Почему кришнаиты не едят мяса? Традиционное объяснение подразумевает, что во всех ведических религиях жизнь любого животного считается неприкосновенной, и даже смерть таракана, случайно раздавленного в темноте тапком, монахи-джайны, например, переживают как непреднамеренное убийство живого существа. Но причина такой щепетильности вовсе не сентиментальной любви к братьям нашим меньшим.
Дело в том, что в религиях индуистского толка существует учение о реинкарнации, суть которого довольно точно сформулировал когда-то Владимир Высоцкий:
Кришнаиты верят, что после смерти одного тела человек продолжает существование, переселившись в другое. Причем, не обязательно в человеческое: тот, кто жил неправедно, может получить новое воплощение в теле животного, насекомого или рыбы. Священные тексты вайшнавов прямо говорят, что: «…Питающийся плотью существ, рождается в животной форме жизни, где его и поедают те, кого он съел». С такими взглядами на фауну кришнаит, естественно, не может употреблять в пищу продукты животного происхождения. Вот только любовь к животным здесь совершенно не при чем.
Лишь в христианском мире могла появиться оптимистическая поговорка «Бог не выдаст – свинья не съест». А по религиозным представлениям кришнаитов, свинья неизбежно съедает в будущей жизни всех любителей жареной свининки. И даже сам Кришна не может ей в этом помешать.
В иудаизме и исламе причина отказа от некоторых видов мяса совсем иная: гнушаясь есть свинину или зайчатину, мусульмане и иудеи предполагают, что Бог создал животных, разделив их на «чистых» и «нечистых». Следовательно, тот, кто ест «нечистое» мясо – сам становится нечистым перед Богом. Такое мировоззрение имеет свои корни в особенностях их интерпретации Библейского текста, где действительно присутствует разделение животных на «чистых» и «нечистых». Ислам и иудаизм трактуют эти места Священного Писания буквально.
Христианство, же, напротив, усматривает в таком разделении всего лишь педагогический смысл. По словам святителя Фотия, Патриарха Константинопольского, …чистое стало отделяться от нечистого не с начала мироздания, но получило это различие из-за некоторых обстоятельств. Ибо поскольку египтяне, у которых израильское племя было в услужении, многим животным воздавали божеские почести и дурно пользовались ими, которые были весьма хороши, Моисей, чтобы и народ израильский не был увлечен к этому скверному употреблению и не приписал бессловесным божеское почитание, в законодательстве справедливо назвал их нечистыми – не потому, что нечистота была присуща им от создания, ни в коем случае, или нечистое было в их природе, но поскольку египетское племя пользовалось ими не чисто, но весьма скверно и нечестиво. А если что-то из обожествляемого египтянами Моисей отнес к чину чистых, как быка и козла, то этим он не сделал ничего несогласного с настоящим рассуждением или с собственными целями. Назвав что-то из боготворимого ими мерзостью, а другое предав закланию и кровопролитию и убийству, он равным образом оградил израильтян от служения им и возникающего отсюда вреда – ведь ни мерзкое, ни забиваемое и подлежащее закланию не могло считаться богом у тех, кто так к нему относился.
Разделение животных на субстанционально «чистых» и «нечистых» для христиан категорически неприемлемо, это легко можно понять из слов св. апостола Павла о том, что
Как в пост не «оскоромиться»
В житии свт. Спиридона Тримифундского есть поучительная история, открывающая православный смысл поста и показывающая правильное к нему отношение:
На первой неделе Великого Поста, в пятницу, пришел к свт. Спиридону странник, христианин. При епископе жила дочь его. Епископ говорит ей: «Нет ли у нас угощения страннику?». Дочь ответила: «Отец мой! Ты не вкушаешь ничего в эту неделю, и я стараюсь подражать тебе, поэтому у нас нет никакой пищи приготовленной; а есть от мясоеду остаток свиных мяс». Епископ говорит: «Поставь это мясо на стол и приготовь нам трапезу». Дочь исполнила приказание отца; угодник Божий пригласил к столу своего гостя и сам сел с ним, чтоб кушать. Странник сказал: «Я – христианин, и не ем мясного в Великий Пост». Епископ ответил: «Потому-то, что ты христианин, а не иудей, и должен ты есть; мы воздерживаемся от мяса не потому, чтоб оно было нечисто, или чтоб в этом была какая добродетель, как воздерживаются от него иудеи, но чтоб телеса наши не отягчились объядением».
В отличие от остальных мировых религий, отказ от мяса в Православии не несет в себе вероучительного смысла. Невкушение той или иной пищи не является для христиан самоцелью. Существует много причин, по которым человек может не соблюдать телесный пост, например, беременность, старость, нищета, болезнь. Во многих случаях врачи запрещают больным отказываться от скоромной пищи, и Церковь никогда не призывала нарушать их предписания. Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал своей заболевшей сестре: «…Непременно вкушай говяжий бульон и другую нужную по требованию твоего тела мясную пищу. Церковь положила в известные времена воздержание от мясной пищи для того, чтоб непрестанно употребляемая мясная пища не разгорячала безмерно тел, чтоб они на растительной пище постнаго времени прохлаждались и облегчались, а не потому, чтоб употребление мяса заключало в себе собственно какой грех или нечистоту. И потому удаление от мяса при необходимости и болезни есть грубый предрассудок русского человека, обременившего небесную религию многими своими национальными дебелостями».
Взгляд на скоромную (т. е. – непостную) пищу как на что-то нечистое, способное осквернить постящегося христианина, святитель Игнатий считал грубым суеверием и профанацией евангельского учения.
К сожалению, и сегодня в среде верующих людей можно столкнуться с подобным отношением к телесному посту. Вот человек Великим Постом съел кусочек домашнего печенья или пирога, и вдруг выяснилось, что эта пища была приготовлена на молоке и яйцах. Сразу же начинаются расстройства с переживаниями: «Ой, как же это я оскоромился! Теперь весь пост – насмарку». Оскоромился – звучит почти как «осквернился»! Человеку кажется, что смысл поста лишь в том и заключен, чтобы питаться одними овощами и готовить их исключительно на растительном масле. И даже случайно съеденный кусок скоромной пищи может, по его мнению, лишить пост некоего сакрального значения.
На самом же деле, никакой мистики в воздержании от пищи Церковь никогда не подразумевала. Отказ от мяса, молока, яиц и других продуктов животного происхождения в православном понимании бесконечно далек от мусульманского страха перед «оскверняющей» свининой, и действительно в чем-то даже ближе к обыкновенной системе диетического питания. Но есть между постом и диетой существенная разница. Диета по медицинским показаниям обычно соблюдается человеком для исцеления телесных болезней. Цель христианского поста – исцеление болезней души.
Самоотверженный культурист
Между режимом питания и состоянием души существует определенная связь: чем больше внимания человек уделяет своей плоти, тем меньше он заботится о душевной пользе. И речь здесь идет вовсе не о банальном обжорстве. Служить своему телу можно весьма самоотверженно и аскетично, но принцип обратной зависимости от этого не изменяется.
Есть такой странный вид спорта – бодибилдинг. Само название говорит о том, что главной целью в нем является строительство собственного тела, увеличение объема мускулатуры. Ежедневно по несколько часов культурист мучает себя на тренажерах, методично таскает железо, выполняет силовые упражнения, поглядывая в зеркало – есть ли результаты? Стало ли его тело более мускулистым, чем несколько дней назад? Культурист не стремится быть «самым-самым». При равном весе штангист – сильнее его, а уж отправить в нокаут стокилограммового качка может и квалифицированный боксер-средневес. Но культуриста это не смущает, у него другая задача – он растет, он увеличивает мышечную массу. Для строительства тела ему нужен материал, поэтому он строго соблюдает определенный режим питания: ест мясо, жует молочные смеси для детского питания, пьет протеиновые коктейли, одним словом – составляет свой рацион из продуктов, богатых животным белком. То есть – как раз из тех, от которых христианин в пост отказывается.
Такое различное отношение к одной и той же пище, очевидно, предполагает и различие поставленных целей. Культурист усиленно питается для того, чтобы поскорее нарастить мускулы и насладиться сознанием собственного превосходства над менее «раскачанными» согражданами. Христианин, напротив, ограничивает себя в пище и ослабляет свое тело, чтобы проще было увидеть в своей душе грехи и недостатки, понять, что ни о каком превосходстве над другими людьми даже речи быть не может, и попытаться с Божией помощью привести свой внутренний мир в более здоровое состояние.
И не случайно именно в первую неделю Великого Поста в православных храмах каждый день многократно звучит покаянная молитва Ефрема Сирина «Господи, Владыко живота моего…», которая заканчивается словами: «…даруй мне видеть прегрешения мои и не осуждать брата моего вовек». Оказывается, видеть свои грехи – не естественная способность человека, а – дар Божий. И постятся христиане как раз для того, чтобы сделать себя способными к восприятию этого дара.
Незадачливый астроном
Чем дальше мы удаляемся от источника света, тем чаще оступаемся, падаем в грязь и пачкаемся. Это, в общем-то, не так уж и страшно – можно ведь умыться, почистить одежду и опять быть в порядке. Но в том и проблема, что увидеть себя грязным в темноте невозможно. Для этого нужно вернуться к свету.
Человек часто не видит своих грехов, потому что грех – это уклонение от Божьей воли, отпадение от Бога. И чем больше мы грешим, тем дальше удаляемся от своего Создателя, рискуя уйти в такую духовную тьму, где уже и вовсе непонятно будет, в каком направлении возвращаться. Мы чувствуем, что много раз упали, что мы – в грязи, и понимаем, что, если ничего не изменить в своей жизни, то блуждание во мраке может закончиться для нас сломанной шеей. А выйти из тьмы уже не можем. И тогда нам остается единственное средство, дающее надежду на выход и спасение – позвать на помощь.
Бог не связывает нашу волю и дает нам свободу уйти от Него, когда мы этого захотим. Но Он никогда не забывает о Своих заблудившихся детях. Пусть мы не в силах вернуться к Богу из темных дебрей своей самости. Но мы всегда можем позвать Его, осознав свою беду и беспомощность. И Господь обязательно ответит на этот зов, коснется нас лучами Своей благодати и тогда, в этом свете Божией любви мы сможем увидеть, как искалечили и запачкали свою душу, блуждая в греховной тьме.
В Священной истории такой зов к Богу о помощи всегда сопровождался постом.
Если посмотреть упоминания о нем в Ветхом Завете, легко можно увидеть, что пост рассматривался людьми именно как средство, помогающее восстановить утраченное общение с Богом. Постился Моисей перед тем как слушать Бога на горе Синай, и весь народ Израиля постился с ним. Постились жители Ниневии, когда мера их грехов переполнила Божие долготерпение. Постились иудеи, возвращаясь из Вавилонского плена. Вообще пост объявлялся пророками и царями древнего Израиля великое множество раз. Сейчас, в эпоху Нового Завета пост соблюдают христиане, и смысл его во все времена остается тем же: пост сопровождает молитвенное обращение человека к своему Создателю.
Но неужели без поста Бог не услышит человека? Разве Всемогущий Творец Вселенной испытывает нужду в том, чтобы люди ограничивали себя в пище? Конечно, нет! Пост нужен не Богу, а нам самим. В книге Пророка Захарии Бог прямо говорит об этом иудеям:
Постимся постом приятным?
Пост может быть неугоден Господу, молитва не будет Им принята, зов к Богу останется без ответа, если наше благочестие не будет растворено любовью к окружающим нас людям. Деятельное выражение такой любви у христиан называется милостыней. И это не просто десятирублевка, брошенная в кружку нищего на церковной паперти. Милостыня заключается в том, чтобы участвовать в чужой беде, помогать тем, кому сейчас плохо, ущемлять себя ради других. Вот как говорит об этом Иоанн Златоуст: Смысл поста не в том, чтобы мы с выгодой не ели, но в том, чтобы приготовленное для тебя съел бедный вместо тебя. Для тебя это вдвойне благо: и сам ты постишься, и другой не голодает. Замену мяса рыбой в пост святитель объяснял тем, что рыба дешевле мяса, а сэкономленные деньги христианин может отдать тем, кто в них нуждается. Поэтому, когда сегодня в «постном» меню модного ресторана видишь какой-нибудь «шашлык из осетрины на шпажках», стоимостью «всего» в пятьсот рублей порция, невольно задумываешься о целесообразности такого интересного способа воздержания от мяса.
А на обложке книги, содержащей рецепты блюд постной кухни, можно прочитать и вовсе уж жизнерадостный заголовок: «Постимся постом приятным!». Очевидно, предполагается, что приятность здесь должен испытывать сам постящийся, отведав постной вкуснятины, приготовленной по предложенным в книге рецептам. И как-то даже не сразу приходит на ум, что пост – это жертва. Наша жертва Богу. И приятна она должна быть, конечно же, не нам, а Господу. Как об этом и поет Церковь в первый день Великого Поста в стихире на вечерней службе (откуда, собственно, и была бездумно выдернута фраза о «приятном посте»): «Постимся постом приятным, благоугодным Господу: истинный пост есть злобы отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похотей отлучение, обвинений, лжи и клятвопреступления. Сих оскудение – пост истинный есть, и благоприятный».
Легко заметить, что ни одного рецепта постных блюд здесь нет. Так же как и в замечательной кулинарной книге со странным названием нет того самого главного рецепта, о котором говорил святитель Иоанн Златоуст. А ведь у него все очень понятно сказано: перейди на более простую, дешевую пищу и употреби средства, высвободившиеся от такой перемены стола, в помощь тем, кто беднее и несчастнее тебя. Это и будет тот благоугодный и приятный Господу пост, к которому призывает христиан Церковь.
…Чтобы прийти в себя
Словосочетание «блудный сын» давно стало именем нарицательным даже среди неверующих: любому культурному человеку этот евангельский сюжет знаком хотя бы по картине Рембрандта. Но далеко не все знают, что к разговору о смысле христианского поста история блудного сына имеет самое непосредственное отношение.
Дело в том, что началу Великого Поста в Церкви предшествуют несколько недель, когда верующие начинают готовить себя ко времени покаяния. Одна из них так и называется – Неделя о блудном сыне. В эти дни в храме читается притча из Евангелия от Луки, которая удивительно точно объясняет христианское понимание отношений между падшим человеком и его Создателем:
«… У некоторого человека было два сына; и сказал младший из них отцу: Отче! Дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.
Сын же сказал ему: Отче! Я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся. И начали веселиться» (Лк. 15, 11–24).
Несмотря на краткость, эта история содержит в себе важнейшую информацию об отношениях падшего человека и его Создателя. Своими грехами человек добровольно отлучает себя от Бога, как младший сын из притчи сам отлучил себя от отца. И в этом отлучении – причина всех человеческих бед, проблем и напастей. Ощущение тоски по иной реальности, щемящее чувство того, что в этом мире ты – не свой, что духовно ты ушел когда-то в далекую сторону и до сих пор остаешься на чужбине – вот, быть может, главное условие настоящего христианского покаяния. Потому что вернуться домой может лишь тот, кто понял, что ушел из дома.
Но когда же, в какой именно момент блудный сын из притчи пришел в себя и решил вернуться к оставленному им отцу? Ответ очевиден: он пришел в себя после того, как испытал недостаток в пище. То есть – после поста, хотя и вынужденного. А христиане постятся добровольно, не дожидаясь, пока грехи окончательно увлекут их в «страну далече», отнимут все полученные от Бога дары и доведут до полного свинства. Поэтому пост в Церкви – это своего рода точка возвращения на оставленную духовную родину и надежное средство для того, чтобы, подобно блудному сыну прийти, наконец, в себя.
Диета или подвиг?
Святитель Феофан Затворник писал, что наша жизнь без Бога подобна стружке, завивающейся вокруг собственной пустоты. Человек чувствует эту пустоту, она гнетет его и пугает. Изо всех сил старается он заглушить тягостное ощущение бессмысленности своей жизни различными удовольствиями – просмотром любимых телепередач, приятной истомой после сытного ужина, алкоголем, компьютерными играми… Он старается не думать о том, что смерть в конце концов отнимет у него все эти обезболивающие средства, и единственной доступной ему реальностью тогда окажется Бог. Будет ли эта встреча с Создателем радостной для того, кто всю свою жизнь так наивно пытался от Него спрятаться?
Порядок в своей душе следует наводить, пока жизнь еще не кончилась. В этом, собственно, и заключается главный смысл Великого Поста. Иоанн Златоуст пишет: Итак, что ты, брат, собрал при помощи поста? Не говори мне, что «я столь много дней постился, того и другого не съел, не пил вина, претерпел нечистоту», но покажи мне, сделался ли ты кротким, между тем как был гневливым, и сделался ли человеколюбивым, между тем как до того был жестоким, потому что, если ты упоен гневом, то зачем угнетаешь свою плоть? Если внутри – зависть и корыстолюбие, то какая польза от питья воды? Отказываясь в Великий Пост от мяса, вина и развлечений, верующий человек не совершает великого подвига. Он просто решается пожить без этого духовного наркоза хотя бы семь недель, чтобы наконец заглянуть в собственную душу. А там уже не просто пустота, там накопилось много всякой дряни, как это всегда бывает в хозяйстве с местами, куда мы редко заглядываем. Христианский пост – попытка разгрести эти греховные завалы, стремление наполнить свою внутреннюю пустоту любовью к Богу и ближнему, обращение к Христу за помощью в этом неподъемном для человека труде. Только при таком нашем отношении к посту он может настоящим духовным подвигом и перестанет быть хотя и полезной для организма, но совершенно бесполезной для души диетой.
Слезы, летящие к небу
Поминать умерших можно только когда веришь, что они – живы. Эта, парадоксальная, на первый взгляд, мысль подтверждается, тем не менее, даже не церковным учением, а обычной человеческой интуицией. «Все там будем…», – так звучит самая распространенная в нашем народе формула поминовения умерших. И нужно сказать, что это очень глубокое отношение – глядя на чужую смерть, помнить о своей собственной. Но есть один очень важный момент, который в этой формулировке никак не обозначен: а, собственно, где это – «там»? Что находится за чертой, которую уже перешел умерший, и которую рано или поздно предстоит пересечь каждому из нас? Если за ней лишь пустота, небытие и полное уничтожение человеческого самосознания, тогда сама фраза «все там будем…» лишается всякого смысла, поскольку никакого «там» в этом случае просто нет и быть не может. Получается, что, поминая наших умерших даже такой простой фразой, мы исповедуем свою веру сразу в три серьезных факта:
1. Биологическая смерть не уничтожает человеческую личность.
2. После смерти, лишившись тела, человек попадает в иной, неизвестный нам пока еще, но вполне реальный мир.
3. Переход в этот мир – объективно неизбежен для всех людей, независимо от их личного желания.
Когда близкий человек попадает в больницу, мы навещаем его, носим ему книги, фрукты, куриный бульон в баночке, рассказываем ему последние новости и, прощаясь, говорим, что завтра обязательно придем к нему снова. Если кто-то из дорогих нам людей находится в заключении, мы тоже знаем, как проявить свою любовь к нему. Нам известно, в чем он нуждается, мы собираем ему передачи и шлем посылки, пишем письма, ездим на свидания, короче – делаем все, чтобы помочь ему перенести тяготы лишения свободы.
Однако смерть родных всегда ставит нас в какой-то тупик. Нет, мы, конечно, не стали любить их меньше, горечь разлуки даже усилила наше чувство и помогла понять как дорог нам тот, кого смерть у нас отняла. Но что делать дальше, как эту нашу любовь выразить, как сделать, чтобы она дошла до любимого и помогла ему, или порадовала его там, где он оказался – этого мы не знаем. У нас просто нет опыта бытия там, за гранью земной жизни, мы даже представить себе не можем, что же происходит с человеком после смерти. А когда не хватает своего личного опыта, вполне разумно обратиться за помощью туда, где подобный опыт имеется – обратиться к Церкви, которая уже почти две тысячи лет поминает своих умерших и имеет огромное количество свидетельств действенности молитвенного поминовения усопших. Поэтому очень часто смерть близкого человека приводит в Церковь даже тех, для кого мнение Церкви никогда не являлось авторитетным во всех остальных вопросах их жизни.
Вообще, без веры в жизнь после смерти поминать умерших – довольно бессмысленное занятие. В советский период истории нашей страны была такая традиция – почитать память погибших в Великой Отечественной Войне минутой молчания. Для атеистического государства это был очень логичный ритуал. Сердце человека требовало: «Поблагодари этих людей. За твое спокойное и мирное существование они отдали самое дорогое, что у них было – свою жизнь. Ты навсегда в долгу перед ними, поблагодари их». Но разум возражал: «Как можно благодарить тех, кого нет? Какие слова можно сказать тому, кого не просто нет рядом с тобой, а – вообще нигде нет, как не было тебя самого до твоего рождения?». К небытию бессмысленно обращаться с какими бы то ни было словами, здесь действительно остается одно только скорбное молчание. Как некое торжественное признание неверующим человеком полного своего бессилия перед фактом смерти близких людей.
Для атеистического сознания возможны лишь бессловесные формы поминовения умерших, будь то минута молчания, или поминальная чарка – без тостов и не чокаясь.
Но если человек отказывается считать, что его близкие, умирая, растворились без следа в мировом пространстве, если он верит, что они живы, и надеется на будущую встречу с ними (пускай даже после собственной смерти), тогда, для выражения своей надежды, веры и любви ему просто необходимы какие-то слова. И простого, брошенного походя «…все там будем» здесь уже явно недостаточно. Нужны другие выражения – более точные и красивые, нужно понять – в чем смысл такого поминовения, нужно разобраться, наконец – что же происходит с человеком в этом самом загадочном «там», где все мы, в конце концов, должны будем оказаться.
Чего боятся верующие?
Армянский поэт X века Григор Нарекаци (почитаемый в Армении как святой) писал:
Никто на свете не может предсказать с полной уверенностью посмертную участь того или иного человека. Но Церковь с уверенностью говорит о неизбежном для всех людей событии: после смерти каждый из нас обязательно встретится с Богом.
А вот станет ли эта встреча для человека источником вечной радости, или окажется для него мучительной и невыносимой – зависит уже от того, как сам он прожил свою жизнь. Если он готовил себя к этой важной встрече, стремился к ней, если всю жизнь главным критерием оценки своих поступков, слов и даже мыслей для него был вопрос: «А понравится ли это Богу?», то умирать такому человеку уже не очень и страшно. Нет, конечно, предстоящая встреча с Господом вызывает в его сердце волнение и трепет. Он лучше, чем кто-либо, знает, как часто его стремление жить праведно разбивалось о его же собственную лень, жадность, тщеславие; насколько неудачной была почти каждая его попытка сделать что-то ради Бога, а не ради собственных страстей и капризов. Но он знает также и другое. Пытаясь жить по заповедям Божьим, он с удивлением и радостью увидал, что Бог любит его даже таким слабым и несовершенным, не способным, по сути, ни на что доброе. Это реальное переживание Божьей любви – главная, самая дорогая ценность в жизни каждого верующего человека. Он научился видеть, с какой трогательной заботой и вниманием участвовал Господь в его земной жизни. И ему кажется нелепым даже предположить, что после смерти Бог отвернется от него и сменит эту любовь на бездушную холодную справедливость. Верующего человека волнует совсем другой вопрос: «А не отвернусь ли я сам от Бога при встрече? Не окажется ли вдруг так, что для меня есть на свете что-то более дорогое и важное, чем Бог?» Вот этого верующий человек боится по-настоящему. Но такой страх растворен надеждой. Ведь Бог, восполняющий наши недостатки и помогающий нам в земной жизни, может и после нашей смерти восполнить нашу немощь Своим Всемогуществом. Именно о таком христианском отношении к себе и к Богу говорил Борис Гребенщиков в одной из своих ранних песен:
Заблудившийся летчик
Поделиться книгой: