Молодой Сталин

Александр Сванидзе (Алеша) – семинарист, друг Сталина, один из первых большевиков, впоследствии – шурин Сталина

Александра Сванидзе (Сашико) – сестра последнего, подруга Сталина

Михаил Монаселидзе – муж Сашико, большевик, соратник Сталина

Мария Сванидзе (Марико) – сестра Сашико и Алеши

Екатерина Джугашвили (Като), ур. Сванидзе – младшая сестра Сашико, Алеши и Марико, первая жена Сталина, мать Якова

Яков Джугашвили – сын Сталина

Сергей Аллилуев – слесарь-железнодорожник и электрик, один из первых большевиков, соратник Сталина в Тифлисе, Баку и Санкт-Петербурге

Ольга Аллилуева – жена Сергея, подруга молодости Сталина, возможно, его любовница, позже – теща

Павел Аллилуев – сын Сергея и Ольги

Анна Аллилуева – дочь Сергея и Ольги

Федор Аллилуев (Федя) – сын Сергея и Ольги

Надежда Аллилуева (Надя) – дочь Сергея и Ольги, вторая жена Сталина

Бандиты, вдохновители заговоров, посредники

Камо, Симон Тер-Петросян (Сенько) – друг Сталина, его протеже, впоследствии – грабитель банков и убийца

Котэ Цинцадзе – сталинский наемный убийца, бандит из западной Грузии, позднее – организатор ограблений банков

Леонид Красин – наставник Ленина по части изготовления бомб, отмывания денег, ограблений банков, контактов с элитой; позднее рассорился с Лениным

Меер Валлах (Максим Литвинов) – поставщик оружия большевикам, занимался отмыванием денег

Андрей Вышинский – сын богатого одесского фармацевта, вырос в Баку, наемник Сталина, впоследствии меньшевик

Титан марксизма

Георгий Плеханов – отец русской социал-демократии

Большевики

Владимир Ильич Ульянов (Ленин, в ближнем кругу – Ильич) – лидер российских социал-демократов, основатель большевистской партии

Надежда Крупская – его жена и помощница

Григорий Радомысльский (Зиновьев) – сын еврейского молочника, помощник Ленина в Кракове, позднее – союзник Каменева

Роман Малиновский – грабитель, насильник, агент охранки, лидер большевиков в Государственной думе

Яков Свердлов – лидер большевиков, еврей, сосед Сталина в ссылке

Лев Бронштейн (Троцкий) – лидер, оратор, писатель, независимый марксист, меньшевик-председатель Петербургского совета в 1905 году, стал большевиком в 1917– м

Феликс Дзержинский – польский дворянин, революционер-ветеран, стал большевиком в 1917– м

Елена Стасова (Абсолют, Зельма) – дворянка, большевистский деятель

Климент Ворошилов – токарь из Луганска, большевик, друг Сталина, его сосед в Стокгольме

Вячеслав Скрябин (Молотов) – молодой большевик, вместе со Сталиным основал газету “Правда”

Меньшевики

Юлий Цедербаум (Лев Мартов) – друг, а затем заклятый враг Ленина, основатель меньшевистской партии

Ной Жордания – основатель грузинской социал-демократии и лидер грузинских меньшевиков

Николай Чхеидзе (Карло) – умеренный меньшевик в Батуме и позднее в Санкт-Петербурге

Исидор Рамишвили – меньшевик, враг Сталина

Сеид Девдориани – семинарский друг Сталина, позднее политический противник и меньшевик

Ной Рамишвили – убежденный меньшевик, враг Сталина

Минадора Торошелидзе – меньшевичка, подруга Сталина, жена большевика-союзника Малакии Торошелидзе

Давид Сагирашвили – грузинский меньшевик, мемуарист

Григорий Уратадзе – грузинский меньшевик, мемуарист

Ражден Арсенидзе – грузинский меньшевик, мемуарист

Харитон Шавишвили – меньшевик, мемуарист

Замечания

Сталин

Сталин начал пользоваться своим прославленным псевдонимом в 1912-м; он стал его фамилией только после октября 1917-го. Его настоящее имя было Иосиф Виссарионович Джугашвили. Его мать, друзья и товарищи называли его Сосо даже после 1917 года. Он публиковал стихи под псевдонимом Сосело. В дальнейшем он все чаще называл себя Коба, но за годы подполья он переменил много имен.

Для ясности в книге используются имена Сталин и Сосо.

Даты

Даты даны по старому стилю (юлианскому календарю), который на тринадцать дней отставал от нового стиля – григорианского календаря, принятого на Западе. При описании событий на Западе приводятся обе даты. Советское правительство перешло на новый стиль в полночь 31 января 1918 года: следующий день был объявлен 14-м февраля.

Деньги

По курсам начала xx века 10 рублей = £1. Самый простой способ конвертации в сегодняшнюю валюту – умножение на пять, чтобы получить фунты стерлингов, и умножение на десять, чтобы получить доллары США. Работая на заводе Ротшильда в Батуме, молодой Сталин получал 1 рубль 70 копеек в день, или 620 рублей в год ($6000 или £3000 в год в пересчете на сегодняшние деньги). Царь Николай II выплачивал себе ежегодное жалование в 250 000 рублей, а телохранитель царевича Алексея зарабатывал 120 рублей в год ($1200 или £600 в пересчете на сегодняшние деньги). Но эти цифры ничего не значат: они мало что сообщают нам о действительной покупательной способности и ценах. Николай II был, вероятно, богатейшим человеком в мире – и уж точно в России. Но все его личное состояние, включая землю, драгоценности, дворцы, произведения искусства и полезные ископаемые, в 1917 году было оценено в 14 млн рублей – в пересчете на сегодняшние деньги это всего лишь $140 млн или £70 млн, сумма абсурдно малая.

Меры

10 верст = 6,63 мили = 10,67 км

1 пуд = 36 фунтов = 16,38 кг

Пролог

Ограбление банка

Знойным утром в среду, 26 июня 1907 года, в 10:30, посреди толчеи центральной площади Тифлиса блистательный усатый кавалерийский капитан в сапогах и штанах для верховой езды, размахивая большой черкесской саблей, джигитовал на лошади и шутил с двумя хорошенькими, нарядными девушками-грузинками; те вертели пестрыми зонтиками – и каждая держала руку на запрятанном под платьем маузере.

Дерзкие молодые люди в ярких крестьянских блузах и широких моряцких брюках ждали на углах. У них тоже были припасены револьверы и гранаты. В духане “Тилипучури”, стоявшем на площади и пользовавшемся дурной славой, правила бал шайка вооруженных до зубов бандитов – они весело зазывали прохожих выпить вместе с ними. Все эти люди ждали своего часа, чтобы исполнить роль в первом свершении двадцатидевятилетнего Иосифа Джугашвили, который позже под именем Сталина станет известен всему миру1.

Мало кто помимо участников шайки был знаком с планом этого криминально-террористического “спектакля”, но Сталин разрабатывал его несколько месяцев. Единственным, кому был известен весь план целиком, был Владимир Ленин, глава партии большевиков[4]; он скрывался далеко на севере, в Финляндии, на даче в Куоккале. За несколько дней до этого в Берлине, а затем в Лондоне Ленин тайно встретился со Сталиным, чтобы отдать приказ о большом грабеже, хотя социал-демократическая партия только что строго запретила все “экспроприации” (так называли ограбления банков). Но операции Сталина, грабежи и убийства, исполнявшиеся всегда с тщательным вниманием к деталям и в обстановке строжайшей секретности, сделали его “главным финансистом Большевистского центра”2.

События этого дня попадут в заголовки газет всего мира, буквально потрясут Тифлис до основания и впоследствии разделят разобщенных социал-демократов на враждующие лагеря; этот день задаст направление карьере Сталина и едва не уничтожит ее. Этот день – переломный в его жизни.

Двадцать головорезов, составлявших костяк сталинской шайки, известной как дружина, заняли свои позиции на Эриванской площади, в то время как их дозорные прохаживались по нарядному Головинскому проспекту, главной улице Тифлиса, мимо роскошной постройки в итальянском стиле – дворца наместника. Они ожидали проезда почтового фаэтона и конных казаков. Капитан с черкесской саблей гарцевал на лошади, затем спешился и принялся прогуливаться по фешенебельному бульвару.

На всех углах стояли казаки или городовые: власти подготовились к эксцессам. Еще с января ждали чего-то подобного. Осведомители и агенты царской тайной полиции (охранки) и политической полиции (жандармского корпуса) то и дело доставляли донесения о заговорах подпольщиков, о вражде между шайками революционеров и уголовников. В сырых сумерках подполья бандитизм и терроризм смешались, и отличить обман от правды было трудно. Но “разговоры” о “спектакле” (как выразились бы сегодняшние разведчики) шли уже несколько месяцев.

В это залитое солнцем, жаркое утро восточный колорит Тифлиса (ныне Тбилиси, столица Грузии), казалось, принадлежал совсем иному миру, чем находившаяся в тысяче миль царская столица – Санкт-Петербург. Старинные улицы без водопровода и электричества обвивали склоны Мтацминды, Святой горы, становясь в конце концов настолько крутыми, что по ним трудно было идти; по их сторонам лепились кривые живописные дома с балконами, увитые древним виноградом. Тифлис был большой деревней, где все друг друга знали.

Позади военного штаба, на изящной Фрейлинской улице, в нескольких шагах от площади, жила жена Сталина, красивая молодая грузинка, швея по имени Като Сванидзе, и их новорожденный сын Яков. Это был настоящий брак по любви: несмотря на частые вспышки гнева, Сталин был предан Като, а та восхищалась его революционным рвением и разделяла его. Она с малышом грелась на балконе под солнечными лучами, не догадываясь, какое потрясение готовит ее муж – ей и всему Тифлису.

Этот тесный город был столицей Кавказа, дикого горного царского наместничества между Черным и Каспийским морями, неспокойного места, где жили отчаянные люди, враждовавшие между собой. Головинский проспект по элегантности не уступал парижским улицам. На нем стояли белые неоклассические театры, здание Оперы в мавританском стиле, гостиницы и дворцы грузинских князей и армянских нефтяных баронов; но за военным штабом с Эриванской площади начиналось настоящее азиатское попурри.

Пестро одетые лоточники и лавочники предлагали острую грузинскую фасоль – лобио и горячие хачапури. Водоносы, уличные торговцы, карманники и носильщики занимались своим ремеслом на армянских и персидских базарах; их узкие проходы больше напоминали левантинский рынок, чем европейский город. Караваны верблюдов и ослов, груженные шелками и пряностями из Персии и Туркестана, фруктами и бурдюками с вином из плодородных грузинских провинций, проходили сквозь ворота Караван-сарая. Молодые официанты и мальчики на посылках прислуживали гостям, зашедшим сюда отдохнуть или перекусить: они носили мешки, распрягали верблюдов – и наблюдали за площадью. Из недавно открытых грузинских архивов нам теперь известно, что Сталин, подобно Феджину из “Оливера Твиста”, привлекал мальчишек из Караван-сарая к делу революции в качестве уличных разведчиков и посыльных. Между тем в одной из похожих на пещеру задних комнат Караван-сарая заправилы шайки наставляли своих стрелков, в последний раз репетируя план. Здесь в это утро был и Сталин.

Хорошенькие девушки-подростки с зонтиками и заряженными револьверами, Пация Голдава и Аннета Сулаквелидзе, “стройные шатенки с черными глазами, светившимися юностью”, довольно развязной походкой прошли по площади и встали у штаба. Там они принялись заигрывать с русскими офицерами, жандармами в строгих голубых мундирах и кривоногими от верховой езды казаками.

Тифлис был – и остается до сих пор – праздным городом неторопливых гуляк, которые часто заходят выпить вина в харчевни на открытом воздухе; если экспрессивные, легковозбудимые грузины и напоминают какую-то другую европейскую нацию, то, это, конечно, итальянцы. Грузины и другие кавказцы в традиционных чохах – длинных бушлатах с карманами для пуль на груди – расхаживали по улицам, громко распевая. Грузинские женщины в черных платках и жены русских офицеров, одетые по европейской моде, гуляли у ворот Пушкинского сада, угощаясь мороженым и шербетом; тут же толпились персы и армяне, чеченцы, абхазы и горские евреи в разнообразнейших костюмах и головных уборах.

Стайки уличных мальчишек, кинто, украдкой высматривали в толпе, кого бы облапошить. Подростки-семинаристы в длинных белых подрясниках под предводительством бородатого учителя в священническом облачении шли из семинарии – белого здания с колоннами через дорогу; там Сталин девять лет назад чуть не стал священником. Этот неславянский, нерусский, лютый кавказский калейдоскоп, в котором смешались Восток и Запад, был тем миром, что вскормил Сталина.

Сверившись с графиком, Аннета и Пация разделились и заняли новые позиции по обе стороны площади. На Дворцовой улице сомнительные посетители знаменитого духана “Тилипучури” – князья, сводники, наушники и карманники – уже пили грузинское вино и армянский коньяк; рядом возвышался роскошный дворец князя Сумбатова.

В это время Давид Сагирашвили, еще один революционер, знавший Сталина и кое-кого из бандитов, зашел в гости к другу, который владел лавочкой над духаном; у порога его встретил радушный и гостеприимный разбойник Бачуа Куприашвили, который “немедленно предложил мне стул и стакан красного вина, по грузинской традиции”. Давид выпил вино и собирался уходить, но разбойник “с исключительной вежливостью” предложил ему остаться и “отведать еще закусок и вина”. Давид понял, что “они впускали людей в ресторан, но назад не выпускали. У дверей стояли вооруженные люди”.

Заметив, что на бульваре показался конвой, Пация Голдава, стройная темноволосая дозорная, побежала за угол к Пушкинскому саду и замахала газетой ждавшему ее у ворот Степко Инцкирвели.

“Начинаем!” – негромко сказал тот.

Степко кивнул Аннете Сулаквелидзе, которая стояла снаружи у выхода из “Тилипучури”, и она подала знак, предназначенный для сидевших в духане. Вооруженные мужчины у входа подозвали их. “По условному сигналу” Сагирашвили проследил, чтобы заговорщики в духане отставили стаканы, взвели курки пистолетов и высыпали на площадь, распределившись по ней, – худые, чахоточные молодые люди, которые уже несколько недель толком не ели. Иные из них были бандитами, иные – отчаянными сорвиголовами, а иные – обычное в Грузии дело – обнищавшими князьями из провинциальных замков без стен и крыш. Они совершали преступления, но пеклись не о деньгах: они были преданы Ленину, партии и своему тифлисскому кукловоду – Сталину.

“Роли каждого из нас были расписаны заранее”, – вспоминала третья девушка из банды, Александра Дарахвелидзе, подруга Аннеты, всего девятнадцати лет от роду, но уже ветеран нескольких ограблений и перестрелок.

Бандиты взяли на себя полицейских – городовых, которые на уличном жаргоне именовались фараонами. Двое стрелков приметили казаков у здания Городского совета; остальные отправились на угол улицы Вельяминова и Армянского базара; это было уже недалеко от Госбанка. В своих неопубликованных мемуарах Александра Дарахвелидзе пишет, как охраняла один из углов вместе с двумя стрелками.

Тем временем Бачуа Куприашвили, делавший вид, что читает газету, заметил вдалеке клубы пыли, летящие из-под лошадиных копыт. Они приближались! Бачуа свернул газету, приготовился к броску…

Кавалерийский капитан с блестящей саблей, прогуливавшийся по площади, велел прохожим отойти подальше, но, когда его никто не послушался, вскочил на свою породистую лошадь. Он был не офицером, а образцовым грузинским beau sabreur[5] вне закона – полурыцарем, полубандитом. Это был Камо, двадцатипятилетний руководитель дружины и, по словам Сталина, мастер перевоплощений, который мог выдать себя за кого угодно – хоть за князя, хоть за деревенскую прачку.

Он держался чопорно, полуослепший левый глаз косил и закатывался; за несколько недель до того у него в руках взорвалась одна из его собственных бомб, и он все еще не оправился от этой травмы.

Камо был “словно околдован” Сталиным, который приобщил его к марксизму. Они выросли вместе в диком городе Гори в семидесяти двух километрах от Тифлиса. Камо был изобретательным и дерзким грабителем, настоящим Гудини по части побегов из тюрем, легковерным простаком – и в то же время полубезумцем, подверженным психопатическим приступам жестокости. Неестественно спокойный, с пугающим “матовым лицом” и пустым взглядом, он хотел служить своему господину и часто умолял Сталина: “Давай я его зарежу!” С безрассудной отвагой он совершал самые чудовищные, леденящие душу поступки: однажды он засунул руку в рассеченную грудь своего противника и вырезал у него сердце.

Всю жизнь Сталина его особый магнетизм будет притягивать и покорять аморальных безудержных психопатов. Его подельник с детства Камо и эти бандиты были первыми в длинной цепи. За Сталиным шли “бескорыстные молодые люди”, которыми он “пользовался как орудием, как машиной”3. Камо часто приходил домой к Сталину. Там же он одолжил саблю отца Като, заявив, что собирается изобразить казачьего офицера4. Даже Ленин, щепетильный юрист, воспитанный как дворянин, был заворожен смельчаком Камо, которого называл “кавказским бандитом”. “Камо, – говорил Сталин в старости, – был по-настоящему удивительным человеком”5.

“Капитан” Камо повернул лошадь к бульвару и смело пустил ее в рысь мимо конвоя, приближавшегося к площади с другой стороны. Он хвастливо говорил, что, когда начнется стрельба, “все будет окончено в три минуты”.

Казаки галопом въехали на Эриванскую площадь: двое в начале процессии, двое в конце и еще один сбоку от двух фаэтонов. Сквозь пыль бандиты видели, что в карете сидят двое мужчин в сюртуках – кассир Государственного банка Курдюмов и счетовод Головня – и двое солдат со взведенными ружьями, а второй фаэтон занимали полицейские и солдаты. Всего лишь за несколько секунд грохочущая процессия пересекла площадь и уже сворачивала на улицу Сололаки, где стояло новое здание Госбанка: статуи львов и античных богов на его фасаде символизировали процветание русского капитализма[6].

Бачуа опустил газету, подав тем самым знак, потом отбросил ее и потянулся за оружием. Бандиты вынули “яблочки” – так они называли мощные гранаты, которые Аннета и Александра провезли в Тифлис в большом диване.

Стрелки и девушки выступили вперед, выдернули чеки и метнули четыре гранаты, которые разорвались под фаэтонами с оглушительным грохотом; взрывная сила распотрошила лошадей и разорвала людей на куски, забрызгав булыжник внутренностями и кровью. Бандиты достали маузеры и браунинги и открыли огонь по казакам и охранявшим площадь полицейским; те, застигнутые врасплох, падали раненые или бежали, чтобы укрыться. Взорвалось больше десяти бомб. Свидетелям казалось, что бомбы падали отовсюду, даже с крыш; позднее говорили, что Сталин бросил первую бомбу с крыши особняка князя Сумбатова.

Банковские кареты остановились. Кричащие прохожие пытались спрятаться за ними. Некоторые подумали, что началось землетрясение; не падает ли на город Святая гора? Грузинская газета “Исари” писала: “Никто не мог понять, откуда эти страшные разрывы: палят пушки или взрываются бомбы? Эти звуки навели на всех панику, по всему городу люди бежали без оглядки. Кареты и повозки уносились в разные стороны…” С крыш падали трубы; стекла во всех зданиях вплоть до дворца наместника были разбиты.

Като Сванидзе стояла на балконе с сыном на руках, в окружении домочадцев, “когда вдруг мы услышали разрывы бомб, – вспоминала ее сестра Сашико. – Мы в ужасе бросились в дом”. А снаружи, среди желтого дыма, хаоса, лошадиных тел и человеческих конечностей, у бандитов что-то пошло не так.

Одна из лошадей, везших первый фаэтон, зашевелилась и ожила. Когда бандиты подбежали, чтобы выгрузить из фаэтона мешки с деньгами, лошадь вырвалась из неразберихи и помчалась к Солдатскому базару, увозя с собой деньги, которые Сталин пообещал Ленину для дела революции6.

Весь последующий век о роли Сталина в событиях того дня догадывались, но доказательств этому не было. Теперь же из московских и тбилисских архивов известно, как он спланировал всю операцию и много месяцев готовил своих тайных агентов, работавших в банке. В неопубликованных воспоминаниях его свояченицы Сашико Сванидзе, хранящихся в грузинских архивах, говорится, что Сталин открыто признавался в своем руководстве операцией[7]. Спустя век после ограбления наконец стало возможным раскрыть правду.

Сталин находил удовольствие в “грязном деле политики”, конспирационной драме революции. Уже став диктатором Советской России, он порой загадочно, даже ностальгически вспоминал те игры в “казаков и разбойников”, но никогда не выдавал никаких подробностей, которые могли бы подорвать его авторитет властителя7.

Сталин в 1907 году был невысокий, крепкий и очень скрытный человек со множеством прозвищ. Он был одет обычно в красную атласную рубаху, серое пальто и “фирменную” черную шляпу. Иногда он надевал традиционную грузинскую чоху; еще он любил носить белый кавказский башлык, эффектно перекинутый через плечо. Он всегда был в движении, часто в бегах, иногда для маскировки облачался в какую-нибудь униформу или уходил от облавы, переодеваясь в женское платье.

Он нравился женщинам, нередко напевал грузинские мелодии и декламировал стихи, был обаятелен и наделен чувством юмора, но при этом удивительно угрюм: странный грузин, по-северному холодный. Его горящие глаза становились медовыми, когда он был настроен дружелюбно, и желтели, когда он злился. Он еще не остановился окончательно на усах и короткой стрижке, которые носил в годы славы; иногда он отпускал бороду и длинные волосы с остатком юношеской рыжины, постепенно темнеющие. Веснушчатый, осповатый, ходил быстро, но прихрамывал, левая рука у него частично отнялась – последствие детских травм и болезней.

Неутомимый в деле, он фонтанировал идеями и изобретениями. Вдохновляемый жаждой к учебе и стремлением учить других, он лихорадочно проглатывал романы и сочинения по истории, но его любовь к литературе всегда заслоняло другое чувство: стремление командовать и повелевать, уничтожать врагов и мстить за неуважение. Терпеливый, спокойный и скромный, он мог быть и тщеславным, нахальным, обидчивым; дурной нрав в нем всегда грозил вырваться наружу.