Хрустальный шар (сборник)

– Кто вы? Чего вы хотите?

– Раутон из «Ивнинг стар», – сказал пришелец, поклонившись еще раз. – Репортер по вопросам чрезвычайной важности, – добавил он, стараясь деликатно улыбаться. – Господин профессор, я позволил себе разместить вчера небольшую заметку…

– А, так это вы заварили эту чудовищную кашу, – взорвался Фаррагус, подскакивая в кресле. – И вы еще смеете ко мне обращаться?

– Выслушайте меня. Дело вот в чем: вы изволили сказать, что этот препарат… генетон… если его поместить в огонь или как-то иначе нагреть до температуры в восемьдесят градусов, вызовет, скажем, взрыв мира. Я позволил себе в связи с этим взять интервью у профессора Кунора… сегодня утром, у него дома… Я спросил его, что может произойти, если препарат господина профессора Фаррагуса окажется в огне.

– Ага? И что он сказал? – спросил Фаррагус, даже перегибаясь через стол, чтобы лучше слышать.

– Господин профессор Кунор, – репортер чуть ли не пропел ответ, впившись глазами в свой блокнот, словно это был молитвенник, – сказал мне, что результат будет таким же, как если бы в огонь бросили щепотку табака… В связи с этим я хотел бы спросить, как к этому относится уважаемый господин профессор.

Фаррагус весь посинел.

– Щепотку табака, щепотку табака… – Он нервно сжал руку в кулак. – Вы хотите знать мое отношение? – спросил он. Голос его хрипло дрожал. – Скажите своим читателям… да, скажите этим тупицам, этим медным лбам, этим хамам, что сегодня в восемь часов вечера, с последним ударом часов, я брошу мой препарат в огонь… и пусть тогда Господь сжалится над профессором Кунором… над всеми людьми… и над этими надутыми спесивцами, которые меня высмеяли… выставили… выгнали… да!

Секунду стояла мертвая тишина, затем профессор чудовищно скривился, схватил ключ и выбежал из кабинета. Проскрежетал замок замыкаемых снаружи дверей. Грей минуту стоял, словно мужское pendant[147] жены Лота, затем оглянулся.

– Го… го… господин профессор! – вдруг завопил он.

Репортер еще писал. Затем аккуратно закрыл авторучку, положил блокнот в карман, словно это было нечто драгоценное, и, даже не пробуя выбить дверь, ловко вскочил на парапет. От земли его отделяло четыре метра. Он свесил ноги вниз и, триумфально улыбаясь Грею, вскричал:

– Экстренный выпуск!

После чего исчез.

Грей заметался по комнате, издавая пискливые крики, потом схватил стул и попытался выбить им дверь. Это ему, конечно, не удалось, но шум привлек внимание инспектора. Поскольку профессор оставил ключ в замке, полицейский открыл замок и вошел, но тут же отскочил, потому что Грей замахивался на него кочергой.

– Что тут происходит? Что вы делаете? – строго спросил страж порядка, глядя на растрепанные волосы и бледное потное лицо ассистента, мечущегося среди разбросанных бумаг, заляпанных чернилами из перевернутой чернильницы.

– Этот репортер… профессор… Фаррагус… генетон, – бормотал Грей.

– Ну успокойтесь же. Где профессор?

– Боже мой, что же будет?

– Да говорите же наконец!

Грей упал в кресло.

– Репортер пришел от Кунора, рассердил профессора, потому что Кунор сказал, что генетон никогда не взорвется, что от него никакого толку… Профессор сказал, что в восемь часов вечера бросит генетон в огонь!

Инспектор протяжно свистнул и торопливо огляделся по сторонам:

– Где профессор?

– Убежал куда-то – может, домой.

– Где этот порошок?

– Он был в стеклянной пробирке.

– И где эта трубка?

– Была здесь, в ящике письменного стола.

Инспектор бросился к столу. Ящик был пуст.

Теперь закричал инспектор:

– Боже мой! Где этот репортер?

– Выскочил в окно.

Инспектор захлебнулся воздухом.

– Ну, – сказал он, – теперь точно будет конец света.

Он выбежал в коридор. Слышно было, как он набирает телефонный номер и кричит в трубку, поднимая на ноги весь свой комиссариат:

– Арестуйте его, если увидите! Что? Что? Хорошо!

Он уже собирался повесить трубку, когда вдруг кое-что вспомнил.

– Алло, Брэдли? Слушай, если к вам в руки попадет Раутон, этот репортер из «Ивнинг стар», дайте ему пару раз дубинкой и посадите в камеру, чтобы остыл… Он так же опасен, как и профессор.

Грей сидел на лестнице, вертя в руках ключ.

– А вы чего тут сидите? – спросил инспектор, который словно ракета мчался вверх.

Ассистент бросил на него безучастный взор.

– Я собирался идти пообедать, но стоит ли?

– Почему?

– Ну, после восьми есть больше не понадобится.

– Черт бы вас всех побрал! – рыкнул инспектор и поспешил дальше.

Паника

Государственный секретарь поставил пресс-папье слева от серебряной статуэтки Свободы, потом – справа, наконец – перед собой, и долго всматривался в его хрустальный набалдашник.

Поднял голову.

– И что?

– Мы сделали все, что было можно, господин премьер.

– Нет, не сделали.

– С двух часов расставлены посты на всех станциях метро и железной дороги, на улицах и площадях. Многочисленные патрули с фотографиями Фаррагуса ходят по городу… Наблюдаем за зданием университета… проведен обыск в доме профессора… у его знакомых… в три часа развешаны объявления о награде в пять тысяч долларов за информацию о местонахождении профессора. Ни одна машина, ни один человек, ни один самолет не покинут Лос-Анджелес так, чтобы мы об этом не знали.

Госсекретарь стукнул линейкой по пресс-папье с такой силой, словно этот предмет был ему особенно ненавистен.

– И что с того, – взорвался он, – какие результаты… никаких!

Начальник полиции потер нос.

– В любую минуту нам могут сообщить… – начал он.

Зазвонил телефон. Госсекретарь поднял трубку.

– Что? Как? Это вас, – сказал он, отдавая трубку.

Начальник полиции склонился над столом.

– Что? Фолстон из Лос-Анджелеса? Что? Что?? Что??? Не разрешать! Возвращать!! Возьмите все резервы из казарм! – Он прикрыл трубку рукой. – Господин госсекретарь, – сказал он, – это было неизбежно: в городе началась паника, то есть волнения, – поправил себя он, кусая губы. – Толпы народа хотят выйти из города во всех направлениях.

– Какое мне до этого дело! – взорвался госсекретарь.

Хрустальное пресс-папье закончило свое существование, разбившись под столом на тысячи осколков.

– Господин госсекретарь… трудно… сил полиции не хватает, я вынужден просить о помощи армию.

Госсекретарь достал из кармана платок.

– Армию? Но это невозможно!

Он вдруг встал и начал бегать по комнате.

– Это безобразие! Два звонка из английского посольства… это может вызвать кризис, а еще переговоры о займе! Нет, вы должны собственными силами…

Начальник полиции вернулся к трубке.

– Фолстон? Это вы? Слушайте, что я говорю. Вызовите городскую полицию из Пасадены и Сан-Диего, вообще со всего округа, можете реквизировать несколько автобусов. Что? Что? – Он стал еще более лиловым, чем раньше. – Там то же самое? – пробормотал он. – Тогда пусть проверяют, надо поставить кордоны, проверять документы. Тех, кто на машинах, пропускайте, пусть едут к черто… то есть… что? Он может быть переодетым?!

Он бросил трубку на телефон.

– Ну? – Госсекретарь задержал на начальнике полиции вопрошающий взор.

– С утра задержано триста сорок человек, – начал начальник.

– Ах, помолчите. Триста сорок Фаррагусов. Хорошо. Чем все это закончится?

Зазвонил другой телефон. Госсекретарь поднял трубку:

– Да-да. Канцелярия президента? Жду.

С минуту молчал.

– Господин президент? Да, это я. Надеемся, что удастся поймать его до семи часов, наверное, да. – Он прикрыл трубку ладонью. – Из Белого дома. Подумайте, четвертый звонок. Это кончится моей отставкой. Такой срам! Люди безумствуют на улицах. Английское посольство, – начал он, но умолк, потому что начальник полиции смотрел на него странным взглядом. – Почему вы так на меня смотрите?

– Извините, господин госсекретарь… но если… не дай Бог… не удастся его задержать, то речь будет не об отставке, а о… смерти?

– Что? – Госсекретарь остановился как громом пораженный. – Это мне даже в голову не пришло, – наконец признался он. И вдруг неприятно рассмеялся. – Сорок тысяч полицейских, включая резервы, все экипажи специальных бригад не в состоянии найти одного человека? Притом старика, у которого нет машины… которого все знают!

Зазвонил телефон.

Начальник полиции вертелся на стуле, ежеминутно прижимая трубку рукой, словно хотел впихнуть в нее плохие вести.

– Господин госсекретарь, – сказал он. – Ничего не поделаешь! Вы должны дать мне армию, иначе я ни за что не отвечаю.

Государственный секретарь сел в кресло и опустил руки.

– Делайте что хотите. Мне все равно. – Он невольно склонился над столом, который был покрыт пестревшими черным и красным свежими газетами. Везде были видны огромные заголовки экстренных выпусков.

– Алло? – Начальник полиции накручивал один номер за другим. – Генерал Уилби? Господин генерал, я говорю из кабинета государственного секретаря… вы ведь ориентируетесь в ситуации, не так ли… возникла паника… могут быть беспорядки… грабежи… пожары… мне не хватает людей, чтобы справиться с ситуацией. Нам нужно… да, да, вы меня прекрасно понимаете. Нет, не пехота. Я предпочел бы моторизованные подразделения… так будет лучше, правда ведь? Что вы говорите? Хорошо.

– Боже мой, – госсекретарь вдруг посмотрел на часы, – еще полтора часа. Уже половина седьмого.

Он открыл ящик стола и нашел пачку аспирина.

– Вы можете подать мне графин с водой? Спасибо. Какой идиотизм: два ученых повздорили, и один, чтобы убедить другого, хочет взорвать мир… Слушайте, а может быть, объявить по радио, что мы предадим всю эту историю забвению, если он сдастся добровольно?

Начальник полиции пожал плечами.

– Это не поможет, он же сумасшедший. Но я позвоню, пусть объявят, теперь уже все равно.

И он снова начал набирать номер.

Один на один

Свои первые шаги Раутон направил, естественно, в переговорный пункт. Через двенадцать минут он уже связался с редакцией. И когда он сбросил весь балласт сообщения ротационным машинам, то почувствовал, что ему стало намного легче. Он был исполнен бодрости и добрых надежд.

«Прежде всего, – сказал он себе, – нужно будет где-то отыскать профессора. Можно было бы сделать неплохое интервью, а кроме того, эта история со взрывом действительно была бы неплохой сенсацией, но если она закончится концом света, некому будет об этом читать».

Придя к этому здравому заключению, Раутон внимательно осмотрелся. Прошло всего лишь тридцать минут с момента бегства профессора, а в город уже входили многочисленные пешие и моторизованные колонны. На каждом углу проверяли документы у людей, которые выглядели старше сорока лет.

Репортер зашел в небольшое кафе. Ему всегда лучше думалось под фисташковое мороженое. Поэтому, заказав тройную порцию со взбитыми сливками, он начал размышлять.

«Жаль, что не побежал за Фаррагусом: я бы легко его догнал, когда выскочил в окно, – думал он. – Нет, репортаж был важнее. Нужно было дозвониться до редакции. Значит, поставим себе задание: установить, где находится профессор!»

«Да, где?» – Раутон внимательно облизал ложечку и потребовал маленькую сливочную бомбочку.

«Прежде всего ему понадобятся спички и свечи. Эврика!» – крикнул он и полетел к буфету, словно стартующий истребитель «харрикейн».

– Девушка, у вас есть телефон?