Помоги проекту - поделись книгой:
Восьмой день прошел так же, как и другие. С двух часов дня и до глубокой ночи Цецилия не отходила от окна и все смотрела на угол улицы Сент-Оноре, думая, что вот-вот появится кабриолет, который привезет ее Генриха, похожий на тот, что увез его.
Потом, словно по волшебству, время, проведенное в ожидании, сгладилось в памяти девушки, и ей стало казаться, что ее возлюбленный покинул ее только вчера, а его долгое путешествие, его письма лишь приснились ей. Эта странная закономерность лишь доказывает, что время не существует, что это лишь пустое, ничего не значащее слово.
Наступила ночь, уже ничего не было видно, но Цецилия продолжала сидеть у окна. При первых лучах солнца девушка, утомленная бессонной ночью, задремала.
Сон ее был непродолжителен и беспокоен: ей все время казалось, что она слышит звонок. День прошел в страхе и тоске.
Цецилия пыталась убедить себя, что корабли не могли постоянно следовать один за другим. «Аннабель» могла запоздать, может быть, на целую неделю. Что, если ее задержали тропические штили? Бедняжка решилась ждать еще три дня. Но чем же занять себя?
Цецилия опять принялась за свое платье и вышила в каждом уголке рисунка еще по цветку.
Прошло еще три дня, потом четыре… Через неделю все цветы были закончены.
Генрих опаздывал уже на пятнадцать дней, нетерпение Цецилии сменилось тревогой.
В душе ее рождались самые страшные опасения. Шум волн этого огромного моря произвел на девушку неизгладимое впечатление еще в Булони. Что эти бурные воды, всегда такие своевольные, сделали с «Аннабель» и ее Генрихом?
Генрих задерживался на целый месяц. Цецилия, чтобы отвлечь себя от томительного ожидания, опять взялась за платье: она решила украсить его основу букетами, подобными тем, которые уже вышила в четырех уголках.
Девушку начала беспокоить и другая мысль: маркиза продолжала жить по-прежнему безрассудно и роскошно, а денег у них оставалось все меньше. Однажды Цецилия заглянула в бюро, где хранились деньги маркизы, там было всего полторы тысячи франков.
Она побежала к бабушке, чтобы рассказать о своих опасениях.
– Ну, будет тебе, – отмахнулась от нее маркиза. – Разве Генрих не должен скоро вернуться?
Цецилия хотела ответить ей: «Но что, если его нет уже на этом свете?» – но слова замерли на ее устах. Ей подумалось, что нельзя сомневаться в милосердии небес, своими дурными мыслями она могла навлечь лишь беду. Девушка вошла к себе совсем в другом настроении: спокойствие маркизы передалось и ей.
И в самом деле, как она могла подумать, что Генрих не вернется? Он опаздывал всего на несколько недель, вот и все. Вероятно, «Аннабель» в назначенный день не вышла в море. Генрих сейчас в дороге, а может быть, уже в Англии или даже во Франции. Он вот-вот приедет, а ее труд не окончен, и Цецилия, преисполненная минутной бодрости и надежды, принялась за свое платье: все новые и новые цветы росли под ее иголкой, как под иглой феи.
Так прошли еще три месяца. Цветы были закончены, и платье сделалось удивительным. Те, кто видел его, говорили, что оно слишком хорошо для простой женщины.
Цецилия начала вышивать ничем не заполненные промежутки.
Однажды поутру Аспазия вошла в комнату молодой девушки, чего раньше никогда не случалось.
– Что такое, Аспазия? – вскрикнула Цецилия. – Не случилось ли чего с бабушкой?
– Нет, слава богу, с госпожой все хорошо. Просто в бюро больше нет денег… Я пришла узнать, где они спрятаны.
Холодный пот выступил на лбу Цецилии. Минута, которой она страшилась, настала.
– Я поговорю об этом с бабушкой, – ответила бедная девушка.
Цецилия вошла к маркизе и сказала:
– Бабушка, мои страшные предчувствия оправдались.
– Какие, душенька? – спросила маркиза.
– Наши средства истощились, а Генрих все еще не вернулся.
– О! Он приедет, милое дитя, он приедет.
– Но что же… Как же нам теперь быть?
Маркиза посмотрела на свои руки. Ее мизинец украшал прекрасный перстень, усыпанный бриллиантами.
– Что ж, – сказала она, вздыхая, – едва ли я могу расстаться с этим кольцом, но если никакого другого средства нет…
– Вы можете отдать только бриллианты, а кольцо оставить, милая бабушка, – ответила Цецилия.
Маркиза тяжело вздохнула еще раз, что говорило о том, что ей не легче расстаться и с бриллиантами.
Цецилии не хотелось, чтобы кто-нибудь знал об их стесненном положении, и она сама пошла к ювелиру, от которого вернулась с восемьюстами франками и золотым ободком кольца.
К одному несчастью бедной девушки теперь добавилось и другое. Но если с разлукой Цецилия ничего не могла поделать, то с их бедственным положением справиться было в ее силах. Ювелир ей показался человеком, заслуживающим доверия, и она поделилась с ним своими рисунками. Тот позвал жену, которая пришла в восторг от таланта Цецилии и обещала поговорить с одним торговцем. Через три дня девушка могла зарабатывать от шести до восьми франков в день.
С этого времени Цецилия несколько спокойнее ждала Генриха. Прошло уже четыре месяца, а известий о нем все не было. Девушка совсем перестала улыбаться, но уже и не плакала. Взгляд Цецилии становился все холоднее и бесстрастнее; вся ее грусть, тоска сосредоточились в ней самой, скопившись в сердце. Она все так же вздрагивала при звонке колокольчика, но, когда становилось ясно, что это не почтальон, вновь бессильно падала в кресло. Деньги, вырученные за кольцо, давно уже были потрачены, но благодаря трудолюбию Цецилии им было на что жить. В свободное время девушка вышивала свое платье, которое связывало ее с прошлым.
Настал день, когда работа над подвенечным платьем подошла к концу: добавить к наряду было больше нечего, все малейшие промежутки были заполнены узором.
Однажды утром, разложив свой наряд на коленях, Цецилия подумала, что бы еще на нем вышить, но тут вдруг раздался звонок… Девушка вскочила со стула: она почувствовала, что это почтальон.
Цецилия кинулась к дверям. Почтальон держал в руках письмо, но оно подписано не
– Что это значит? – прошептала она едва слышно.
– Не знаю, сударыня, – ответил почтальон, – вчера нас созвали к начальнику полиции, чтобы спросить, не знает ли кто из нас, где живет Цецилия Марсильи. Я ответил, что прежде относил вам несколько писем и что вы живете на улице Дюкок, в доме номер пять. Сегодня утром мне дали это письмо и сказали, что оно из морского министерства.
– О боже мой, боже мой, – пробормотала Цецилия. – Что все это значит?
– Желаю, чтобы оно принесло вам радостные вести, сударыня, – сказал почтальон, уходя.
– Радостные, конечно, радостные, – повторила Цецилия так, словно сама не верила своим словам.
Почтальон отворил дверь и собирался выйти, но девушка окликнула его:
– Постой, я же не заплатила тебе.
– Благодарю, сударыня, пакет казенный, за него не платят.
И он ушел. Цецилия вошла в свою комнату. В руках ее было письмо, которое она долго не решалась распечатать.
Наконец девушка сломала печать и прочла:
«Торговое судно, бриг «Аннабель», под командой капитан Джона Дикенса.
28 марта 1805 года, в три часа пополудни, на высоте Азорских островов под 32о широты и 42о долготы, я, Эдуард Томсон, подшкипер брига «Аннабель», будучи на вахте, был уведомлен матросом Самуилом, что виконт Карл-Генрих де Сеннон, записанный в реестр пассажиров под номером девять, умер.
С вышеупомянутым Самуилом и студентом медицины Вильямом Смитом мы отправились в каюту номер пять, где обнаружили тело Генриха де Сеннона.
По свидетельству Самуила, Генрих де Сеннон скончался у него на руках в три часа без пяти минут. Ему пытались помочь разными средствами, но, как заявили под присягой Самуил и Вильям Смит, студент медицины, лечивший его во время болезни, они оказались бесполезны.
Генрих де Сеннон умер от желтой лихорадки, которой заразился, вероятно, в Гваделупе. Первые признаки болезни проявились у него на третий день плавания.
Данное уведомление было составлено со слов студента медицины и свидетеля Самуила.
Прочитав это роковое письмо, Цецилия вскрикнула и упала без чувств.
Глава IX
Беда не приходит одна
Аспазия дала понюхать нашатыря бедной девушке, и та пришла в себя. Маркиза услышала крик Цецилии и послала горничную узнать, что случилось.
Минуту спустя госпожа ла Рош-Берто, обеспокоенная долгим отсутствием Аспазии, пришла сама.
Несмотря на то что между бабушкой и внучкой не было близости, Цецилия бросилась в объятия маркизы, показывая ей роковую бумагу, уничтожавшую все их мечты, все надежды.
Эта бумага была олицетворением самой смерти, холодной, бесстрастной, неумолимой, лишенной всякого сочувствия, которым дружба порой смягчает удары судьбы. Цецилия как помешанная повторяла: «Смерть, смерть, смерть!..»
Маркиза была поражена: она поняла теперь, что они с Цецилией обречены.
Все надежды госпожи ла Рош-Берто на спокойствие, на безбедную жизнь и даже на роскошь основывались на Генрихе де Сенноне. Письмо, которое он написал им перед отъездом из Гваделупы, служило ей основанием, по которому она заранее вычисляла свои издержки. Теперь все было кончено: Генрих умер, бриллианты проданы, деньги истрачены. У них не осталось ничего, решительно ничего. Это был тяжелый удар, особенно для маркизы, которая не знала, что три или четыре месяца их небольшое хозяйство поддерживалось трудами Цецилии. Одна Аспазия догадывалась об этом и под предлогом слабого здоровья, требовавшего чистого воздуха и покоя, раза два или три высказывала маркизе свое желание удалиться в деревню.
Горе маркизы было сильно, Цецилия же была безутешна. Теперь она желала лишь одного – проститься с телом возлюбленного. Накинув черную вуаль, она вышла из дома и направилась в морское министерство. От чиновника бедняжка вновь выслушала все подробности гибели Генриха, терзавшие ее сердце, но она больше не плакала – источник ее слез иссяк. Девушка спросила только, где погребено тело Генриха. Чиновник сухо ответил, что если путешественник или матрос умирает в пути, то его тело сбрасывают в море.
Тогда Цецилии вспомнился шумный океан, по берегу которого они с Генрихом гуляли в Булони.
Девушка поблагодарила чиновника и ушла.
Теперь для нее все прояснилось: все время, прошедшее со смерти Генриха, разыскивали место, где она жила. Эти поиски шли медленно, об этом даже напечатали в газетах, но Цецилия их не читала. И вот теперь только нашелся почтальон, полтора года тому назад носивший письма девице с этой фамилией.
Цецилия вернулась домой, поднялась на пятый этаж и уже готовилась позвонить, как вдруг заметила, что дверь не заперта. Она отворила ее, полагая, что Аспазия зашла к какой-нибудь соседке и оставила дверь открытой.
Девушка сразу направилась в свою комнату. Она подошла к бюро, заключавшему все ее богатство – письма Генриха. Среди них она нашла то, которое было написано ей из Булони, и прочла следующие строки:
«Велико и прекрасно море, когда смотришь на него с душой, полной глубокого чувства! Как сильно оно волнует душу! Как возносит оно нашу мысль к его первоисточнику – Небу! Как красноречиво говорит оно о ничтожности человека и величии Создателя!
Век остался бы я на этом берегу, где мы бродили вместе с тобой, где я, кажется, могу отыскать следы твои. Не любовью человека люблю я тебя, нет, я люблю тебя, как весной цветы любят солнце как море любит небо в ясные ночи как вечно земля любит своего Творца.
Да простит мне Господь мою гордость, но в эту минуту я вызываю на бой все препятствия, способные разлучить нас с тобой, даже саму смерть. Все перемешивается и изменяется в природе: один запах переходит в другой, одно облако исчезает в другом, одна жизнь сменяется другой; отчего одна смерть неизменна? Если все живет этим переходом, этим смешением, почему же смерть, это необходимое условие всего живущего, эта конечная цель, которая замыкается вечностью, почему она одна бесплодна? Творец исключил бы ее из сил природы, если бы она была только деятелем разрушения, если бы она, разъединяя наши бренные тела, не соединяла душ.
Сама смерть не в силах разлучить нас с тобою, Цецилия! Господь сокрушил смерть.
До свидания, Цецилия, мы еще, может быть, увидимся с тобой в этом мире, но в том соединимся».
– Да, да, ты прав, бедный Генрих, – проговорила Цецилия, – до свидания!
В эту минуту раздался крик в комнате маркизы. Девушка бросилась туда, и в коридоре столкнулась с Аспазией.
– Что случилось? – закричала Цецилия.
Горничная не ответила, тогда она сама устремилась в комнату бабушки.
Голова маркизы была запрокинута назад, а рука безжизненно свисала с кровати.
– Бабушка! – кричала Цецилия, сжимая ее руку. – Бабушка!..
Рука маркизы была холодна. Цецилия стала обнимать ее, заклиная ответить, но тщетно: она умерла.
Пока Аспазия выходила зачем-то из комнаты, апоплексический удар поразил маркизу.
Все было уже кончено, когда Цецилия вернулась из министерства. Девушка подумала, что бабушка спит, но она была мертва.
Маркиза умерла без боли, без жалоб, без судорог, умерла, как жила, не думая о смерти, не заботясь о жизни; умерла в ту минуту, когда существование ее в первый раз сделалось горьким, а может быть, и невыносимым.
Это странно, но когда два горя поражают одного человека, то одно защищает от другого: одно несчастье подавило Цецилию, против двух она восстала с твердостью. К тому же смерть Генриха, возможно, внушила ей один роковой план, который теперь, со смертью маркизы, можно было исполнить.
При виде мертвого тела Аспазия объявила, что крайняя необходимость заставляет ее спешить и что она ни минуты более не останется в этом доме.
Цецилия рассчиталась с ней и, поручив хозяину заняться похоронами маркизы, ушла в свою комнату и отперла комод.
Она достала свое подвенечное платье.
Слезы, которые Цецилия так долго сдерживала, хлынули из ее глаз. Они принесли ей некоторое облегчение. Не случись этого, она бы не перенесла всех постигших ее несчастий.
Наплакавшись над платьем, поцеловав каждый букет, каждый цветок, она подняла руки к небу, восклицая: «Генрих! Генрих!» Затем она накинула на себя вуаль и ушла из дома.
Расчет с Аспазией истощил ее последние средства, и, чтобы заплатить за издержки, связанные с похоронами маркизы, и исполнить свое намерение, надо было расстаться с платьем.
Она поспешила к одному купцу, приобретавшему ее рисунки, и показала это чудо труда и искусства. Взглянув на платье, этот человек сразу оценил его по достоинству, но объявил, что не в состоянии купить его. Он дал девушке адреса нескольких лучших магазинов.
В тот же день Цецилия ездила в эти места, но наряд никто не купил.
На следующий день похоронили маркизу. Хозяин дома, считая госпожу ла Рош-Берто довольно богатой, принял на себя все издержки.
После похорон Цецилия опять поехала к некоторым состоятельным людям. Мы видели, как бедная девушка попала в дом к Фернанде и как принц, тронутый слезами Цецилии и вместе с тем желая угодить актрисе, купил это удивительное платье, заплатив деньги в тот же день.
Получив три тысячи франков, девушка призвала хозяина, рассчиталась с ним и объявила, что уезжает, но так и не сказала, куда именно.
На следующий день Цецилия действительно покинула дом. Первое время людей, знавших девушку, чрезвычайно занимал ее странный отъезд, и о нем много говорили. Но потом мало-помалу ее имя стало все реже звучать в разговорах, и вскоре о Цецилии вовсе забыли.
Поделиться книгой: