Помоги проекту - поделись книгой:
В висевших на стенах клетках попросторнее содержалось еще два вида насекомых. Одни быстро-быстро, словно колибри, трепетали своими алыми в желтую полоску крылышками, создавая тихий гул — очевидно, так обеспечивалась вентиляция в этом помещении. Другие походили на пауков величиной с голову Орка.
Молодому Владыке было некогда рассматривать эту «коллекцию». Он развязал водонепроницаемый чехол и достал короткое копье с кремневым наконечником, колчан со стрелами и лук. Быстро приготовившись к встрече с противником, он двинулся вдоль закругленной стены в поисках коридора, ведущего к пересечению продольной и поперечной перекладины креста внутри круга, — Орк вспомнил то, что он видел стоя на скальной гряде. По его предположению, именно там и находились врата.
— Скорей! — торопил его сзади Йаджим.
Внезапно — Орк даже не понял, как это произошло — он оказался в центральной части креста. Удача улыбнулась ему! Здесь, в середине круглого зала, находились врата, сделанные из блестящего металла — он был тверже алмаза и назывался теньюральва.
Вокруг врат лежали груды костей каманбуров — своеобразное предупреждение обитателям гнезда держаться подальше от этого огромного квадрата.
— Если каманбуры сейчас сбегутся сюда, — сказал Йаджим, — у нас не будет много времени, чтобы сообразить, как пройти!
Врата представляли собой металлический квадрат семи футов высотой, прикрепленный к полу твердым черным веществом — «тоанским клеем», который не могла растворить кислота или сжечь огонь. Орк положил на пол свой лук и стрелу, потом подобрал кость, обошел врата кругом и швырнул кость через квадрат. Кость беспрепятственно пролетела на ту сторону и упала на пол. Значит, входом в другой мир служит обратная сторона квадрата. Йаджим тем временем, развязав свой кожаный мешок, достал два факела, коробочку со стружками, щепками, сухими травинками и прутьями и два необработанных кремня. Собрав все горючие материалы в кучку, он принялся бить кремнем о кремень.
Орк снова обошел квадрат, откидывая ногой с дороги кости. А затем бросил одну из. них с противоположной стороны квадрата. Как он и ожидал, она исчезла. Следующая кость, которую он сунул в проем на несколько дюймов и тут же отдернул, осталась цела. Секунду спустя юноша повторил попытку. На этот раз кость оказалась отрезанной.
Владыка Темнолесья безуспешно пытался разжечь костер.
— Иной раз на это уходит уйма времени! — злился он. — А времени у нас, возможно, и нет!
Орк был слишком занят, чтобы отвечать. Он снова и снова совал в ворота берцовую кость, считая секунды:
— Наконец-то получилось! — воскликнул Йаджим.
Орк обернулся к нему. Дядя держал над занявшейся огнем кучкой топлива конец факела.
— Слушай внимательно, Йаджим. Ворота срабатывают, как резак, через определенный интервал. Мне думается, интервал этот постоянный, а не произвольный. У нас примерно полторы секунды на проход. Надо встать поближе и прыгнуть, локти прижаты к туловищу, ноги — в одной вертикальной плоскости с телом. Все, что выдается чуть вперед или чуть назад, будет отрезано.
— Да, один прыжок, и мы там, — кивнул Владыка Темнолесья. — Только вот трудно будет прыгнуть, не сгибая колен.
Йаджим понимал не хуже Орка — в конце концов, он был на много тысяч лет старше, — что каждый из них должен будет сначала сделать пробу с помощью кости и таким образом начинать отсчет, прежде чем совершить прыжок. Разумеется, ни на какую точность этот отсчет не претендует и гарантии не дает. Остаться целыми и невредимыми они смогут в основном лишь благодаря удаче.
— Всего один шанс, — сказал Орк. Он вздрогнул и посмотрел куда-то за спину Йаджиму. — И у нас не будет времени на тренировочные прыжки, прежде чем сделаем настоящий. Дай-ка мне факел.
К тому времени в соседнем зале за арочным проемом собралось около сорока каманбуров. Они рассыпались по всему помещению, низко нагнув головы, раскрыв пасти со сверкающими зубами, с которых капала слюна; жвалы клацали, хвосты стояли торчком над головой, но свертывались на концах. Желтые глаза неотрывно смотрели на людей.
Орк с громким криком махнул факелом в сторону хищников. Те попятились. Потом один из каманбуров, крупная самка, издала серию длинных и коротких свистков, и серые звери образовали круг, оцепив костяную преграду. Тогда юноша обежал врата и помахал факелом перед каманбурами. Те отступили, но не так далеко, как в первый раз, когда им угрожали.
— Прыгаем! — завизжал Йаджим. — Я первый! Прикрой меня!
Орк невольно подумал: уж не замышляет ли дядя толкнуть его назад, когда он прыгнет вслед за ним? Ему, кстати, самому в голову приходила подобная мысль... Но с какой стати Йаджиму это делать? Орк ему все еще нужен.
Юноша побежал обратно на другую сторону врат, не переставая размахивать факелом. Первая шеренга каманбуров выстрелила из пастей серыми нитями, которые не долетели всего несколько дюймов, а затем звери придвинулись к Владыкам еще на фут. К тому времени, когда Орк добрался до Йаджима, тот уже пережигал нити, опутавшие его ноги.
Предводительница просвистела еще какие-то приказы, и дюжина зверей выступила вперед, отделяясь от стаи, и присела, как перед прыжком. Они так напоминали бегунов перед стартом, что Орк понял их замысел. Сейчас они дружно рванут вперед, а потом, когда будут совсем близко, прыгнут и еще в воздухе выплюнут свои опутывающие нити. Их жертвы не успеют пережечь все путы — прежде чем каманбуры обрушатся на них.
— Пошел! — заорал Орк.
Йаджим медленно повернулся — его глаза были такими же неподвижными как стеклянные шарики, вмазанные в цемент. Губы, однако, шевелились — дядя говорил что-то очень быстро, но не очень внятно.
Орк тихо застонал. Неужели приступ безумия овладел Владыкой Темнолесья в столь неподходящий момент?
Юноша ничего не мог для него сделать — кроме одного. Шансов на спасение мало, но все лучше, чем вообще никаких. Он выхватил факел у Йаджима и кинул его в изготовившихся зверей. Те с тревожным свистом разбежались, когда факел упал рядом с ними. Орк сгреб дядю, развернул его и толкнул вперед, стараясь держать настолько вертикально, насколько смог. Йаджим по прежнему что-то бормотал себе под нос.
Из воздуха хлынула кровь. Хотя заднюю часть Йаджима и отрезало, она упала через врата. Но не настолько быстро, чтобы помешать крови брызнуть обратно. Предводительница свистнула. Звери снова были готовы к атаке. Кольцо сжималось: каманбуры с другой стороны врат надвигались столь же быстро, как и с этой. Если Орк не поторопится, его собьют с ног или опутают нитями, прежде чем он сможет прыгнуть через квадрат. С той стороны они пройдут через врата невредимыми и помешают ему ускользнуть.
Орк швырнул факел поверх квадрата. Крутясь в воздухе, он описал дугу и попал в предводительницу стаи. Та шарахнулась прочь, свист сделался оглушительным.
Оглядываться Орк не стал. Секундное промедление могло оказаться роковым. Или — стать как раз тем временем, какое нужно для успеха.
Орк с криком подбежал к вратам, а затем остановился. Он надеялся, что каманбуры не успеют добраться до него сзади и толкнуть через врата. Не мешкая и все-таки следя, чтобы положение его тела было как можно более вертикальным, юноша приподнялся на носки. И снова заорал, прыгнув вперед.
Для Джима Гримсона это было уже чересчур. Он уже давно хотел покинуть тело Орка. Может, Владыка и сумеет прорваться... а если нет? Хотя до сих пор Джим рисковал, разделяя с Орком все опасности, с этой он не мог встретиться лицом к лицу.
Внезапно Джим оказался стремительно несущимся через лишенное света пространство. Он не испытывал ничего, кроме смутного ощущения скорости. А потом — снова больничная палата. Часы показывали, что он — скорее, его астральная проекция или как это там называется — отсутствовал два часа три минуты.
ГЛАВА 21
Хотя жизнь Джима в качестве Орка была изматывающей и опасной, ее окружал не такой свет, как в Бельмонт-Сити. Солнца иных вселенных светили не так раздражающе, а свет Земли по-прежнему оставался песчано-резким. Проклятая усталость — иначе Джим сразу бы вернулся к Орку. Однако если б ему не удалось проникнуть в его сознание, это означало бы, что Владыка погиб. И тогда... тогда надо выбрать другой персонаж, то есть продолжать терапию. С исчезновением Орка что остается для Джима Гримсона?
И не имело значения то, что другие пациенты тоже предпочли Рыжего Орка. Их Орк — вымышленный. А вот он побывал в мозгу настоящего Орка, сына Лоса и Энитармон.
На самом деле Джим тянул с возвращением только потому, что боялся: вдруг Орка разрезало пополам!
Остановило бы это Орка, будь он в шкуре Джима Гримсона? Нет!
Настал день рождения Джима. Праздновал он его только со своей группой, да доктор Порсена ненадолго посетил их невеселое торжество. Миссис Выжак прислала открытку и позвонила. Мать не смогла отпроситься с работы, чтобы навестить его, поэтому тоже только поздравила его по телефону. А торт, про который миссис Выжак сказала, что оставила его в вестибюле, пропал. Такой уж я везучий, подумал Джим. Стоит ли возвращаться к Орку?
Через два дня после дня рождения его вызвали из столовой во время ленча. Дежуривший в тот день Джилмен Шервуд сообщил ему:
— К тебе мать.
— Сейчас? — удивился Джим. — Ей же полагается быть на работе.
Шервуд поднял брови, словно мысль о матери, которой приходится работать, вызывала удивление.
Джим направился в комнату для посетителей с колотящимся сердцем. Только очень плохие новости могли заставить мать вместо работы отправиться сюда. Должно быть, кто-то умер. Сестра? Отец? В конце концов, чего б там ни происходило между ними, Эрик все-таки его отец.
К тому времени, когда Джим повернул ручку двери, он окончательно убедил себя, что Эрик Гримсон умер. Перепил? Несчастный случай? Самоубийство? Убит?
Увидев сына, Ева Гримсон поднялась со стула. Она была в платье с пестрым рисунком, слишком просторном для нее и слишком тонком для холодной погоды. Она еще больше осунулась, на лице прибавилось морщин, круги под глазами стали темнее. Но при виде сына она улыбнулась.
— Мама! Что случилось? — Джим обнял ее.
Ева заплакала, и Джиму стало еще хуже. Он всего несколько раз в жизни видел, как мать плачет.
— С отцом все в порядке? — спросил он.
Она высвободилась из его объятий и села на стул.
— Мне так жаль, так жаль. Но твой отец...
Джим опустился на колени рядом с ней и положил руки на ее сгорбленные плечи.
— Ради Бога! Что случилось?
— Твой отец...
— Он умер! — воскликнул Джим.
Вместо ответа мать достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. У Джима мелькнула неуместная мысль, что слезы не испортят ее макияж, так как она никогда не красится.
Ева шмыгнула носом и покачала головой.
— Нет. Так ты вот что подумал? В каком-то смысле, так было бы...
— Было бы — что?
Должно быть, она хотела сказать «лучше», но никогда не позволила бы себе допустить такие мысли, тем более — высказать их вслух.
— Нет, ничего. Твой отец... он настаивает, чтобы мы переехали в Даллас. Ну, знаешь — в Техас!
Джиму потребовалось несколько раз вздохнуть, прежде чем он смог ясно соображать. Грудь его все еще сжимало. Потом он резко произнес:
— Ну, тогда он все равно что умер! И ты тоже! Вы... вы... Вы бросаете меня!
Мать взяла сына за руку, прижала ее к своей мокрой щеке.
— Я должна ехать с ним! — запричитала она. — Он мой муж! Я должна быть там же, где и он!
— Ничего ты не должна! — Джим выдернул руку. — Черт бы вас побрал! Провалитесь вы ко всем чертям!
Только потом, перебирая детали встречи в памяти, Джим сообразил, что прежде никогда не разговаривал так с матерью. Какое бы раздражение она у него ни вызывала, он почти всегда был с ней мягок. Ей и так доставалось от отца.
— Ради святой девы Марии, матери Божьей, не говори так, Джим!
Она снова хотела взять его за руку, но Джим отдернул ее.
— Здесь он не может получить приличной работы. И это убивает его, ты сам знаешь. Он слышал... ему сказал один друг — помнишь Джо Ватку? — что в Далласе работы полно. Город процветает, и...
— А я? — Джим начал шагать взад-вперед, сжимая и разжимая кулаки. — Разве я не в счет? А кто будет оплачивать страховку, мое лечение? Где я буду жить, когда меня переведут на амбулаторное лечение? Я не хочу бросать лечение! Это мой единственный шанс чего-то добиться в жизни!
— Пожалуйста, пойми меня. Я просто надвое разрываюсь. Не могу я отпустить его одного, а он говорит, что все равно уедет, даже без меня. Он ведь муж мой. Это мой долг!
— А я твой сын! — выкрикнул Джим, останавливаясь.
В дверь просунул голову Казим Грассер, чернокожий санитар.
— Все в порядке? Какие-то проблемы?
— Это семейные дела, — ответил Джим. — Я ни на кого не собираюсь кидаться. Уматывай!
— Ладно, приятель, только не горячись, — сказал Грассер и закрыл дверь.
— И почему он сам ко мне не пришел, а прислал вместо этого тебя? — орал на мать Джим. — Что, боится встретиться со мной? Или настолько меня ненавидит?
— Пожалуйста, Джим, не надо. Нет, он к тебе ненависти не испытывает. Во всяком случае настоящей. Но боится встречаться с тобой. Он чувствует себя неудачником...
— Так оно и есть!
— ...чувствует, что потерпел крах как мужчина, муж и отец...
— Так оно и есть!
— ...и думает, что ты на него набросишься. Он говорит... он говорит...
— Ну, скажи! Что я сумасшедший!
Ева умоляюще сложила руки.
— Пожалуйста, я не могу больше этого вынести. Не будь это таким грехом, я бы покончила с собой!
— Поступай, как считаешь наилучшим, — сказал Джим и, резко повернувшись, вышел из комнаты.
— Джим! Не уходи! — донесся ему вслед пронзительный крик матери.
Придя к себе в палату, он сел и заплакал. Одиночество, точно отлив, несло его за горизонт, дальше от всех к острову, который тоже назывался Одиночество. Горе не помешало Джиму оценить фразу — потрясающее название для песни: «Остров, который тоже называется Одиночество». Странная штуковина — этот мозг. Всегда работает одновременно над многими разными темами — и никто не знает, с чего он вдруг сообщает об этом в самый неподходящий момент. Хотя — почему в неподходящий? Может быть, мозг пытается смягчить горе, отвлекая себя от себя самого? Если так, то его уловка действовала только минуту.
Джим погрузился в холодные черные воды и не выныривал довольно долго. Товарищи по группе помогали ему, как могли. Доктор Сцевола, замещавший Порсену, который уехал на трехдневную конференцию, пытался ободрить Джима, но у него ничего не вышло. В тот же самый вечер, сразу после групповой терапии, Джима снова позвали в комнату для посетителей.
— Мистер и миссис Выжак, — сообщил ему дежурный. — У них плохие новости, Джим. Судя по их виду.
Когда он вошел, родители его друга встали. Миссис Выжак, разразившись слезами, подбежала к Джиму, обхватила его большими сильными руками и прижала лицом к своей большой груди. От нее пахло дешевыми духами.
— Сэм умер! — простонала она.
Внутри у Джима что-то дрогнуло. Он оцепенел, голос миссис Выжак ушел куда-то вдаль, и ему показалось, что он тонет в мягкой сахарной вате. Все уплывало, кроме этого удушливого облака. Джим видел сквозь него, как будто через несколько слоев марли.
Плакать он не мог — все слезы выплаканы, источник иссяк, остался лишь камень, из которого он бил, — холодный, твердый и сухой.
Джим сел, и миссис Выжак рассказала ему про Сэма. Мистер Выжак сидел молча понурив голову. История оказалась короткой. Сэм добирался в Калифорнию автостопом. В последний раз его подвез водитель грузовика с прицепом. Никто не знает, почему это случилось, но машина рухнула с крутого обрыва. Водитель серьезно пострадал и сейчас находился-в коме. Сэма выбросило из кабины — но раздавило прицепом. Похороны через три дня.
Поделиться книгой: