Погибать, так с музыкой

Я пожала плечами, тут же выкинула весь этот непонятный разговор из головы и продолжала прерванную работу.

Приблизительно через час, сдав отработанные материалы Сергею Ивановичу, я повлачилась на пресс-конференцию в Дом правительства в твердом убеждении, что ничего нового и тем более интересного для нашей газеты губернатор не скажет. Однако пойти было нужно.

Я поехала на своей «ладушке», точно зная, что около комплекса зданий областной администрации найдется место, куда ее поставить. В обычные дни гаишники, несущие вахту у нашего Правительства, проявляют просто чудеса несговорчивости, но, когда наш местный Папа решает поиграть на публику, вот как сегодня, например, они все становятся на редкость приветливыми и доброжелательными. Поразительно, как может приказ начальства преодолеть полученное от того же начальства воспитание. Или, может быть, гаишников специально дрессируют на лабильность психики? Не знаю и, наверное, уже никогда не узнаю, гаишницей мне точно не быть в этой жизни.

Я ехала спокойно и аккуратно, отслеживала дорогу и не желала нарываться на неприятности. В какой-то момент мне показалось, что в зеркале заднего вида чаще, чем требуют случайности, мелькает серебристая «десятка». Я не придала этому особого значения, ведь я ехала по центру города, а здесь дорог немного, и ничего нет странного в том, что кто-то слишком долго едет в том же направлении, что и я. Что поделаешь, если других направлений нет?

Пресс-конференция не удивила меня ничем необычным и не принесла никаких сенсаций. Губернатор громогласно, с жестикуляцией плохого актера хвалил себя, вполголоса и скороговоркой сказал что-то хорошее про своих подчиненных, разлил перед нами, журналистами, море безбрежное перспектив, обещая превратить Тарасов в Нью-Васюки, а под конец объявил о веерном отключении электричества и повышении тарифов на все подряд, за исключением похоронных услуг. Этот пункт он, очевидно, оставил для следующей встречи. Не знаю, как мои коллеги, а я уходила из конференц-зала раздраженной, и не без оснований. Лучше бы все это время я потратила на обед. С незнакомым мужчиной.

Выйдя из здания областного правительства, я села в свою машину и выехала со стоянки.

Я заметила, что одновременно со мной стартовала и серебристая «десятка». Оказывается, все это время она базировалась здесь же. Взглянув на нее, я подумала, что, вполне возможно, это машина коллеги-журналиста, тоже, как и я, осчастливленного сжиганием времени у губернатора.

Больше я не стала об этом думать и выехала на центральный проспект.

Как заранее было мною спланировано, после пресс-конференции я решила заехать в супермаркет и купить себе домой продуктов на неделю, все равно это было почти по дороге.

После супермаркета, повернув на менее загруженную транспортом улицу, я взяла курс в направлении своей редакции и снова увидела крадущуюся сзади «десятку».

А вот настолько полный набор совпадений мне показался уже не просто подозрительным, а почему-то реально угрожающим.

Чтобы не выглядеть в своих собственных глазах истеричкой, я решила покрутиться по городу и проверить свое подозрение, чтобы уже быть уверенной в слежке наверняка. А потому два раза свернула и осмотрела улицу. «Десятка» не отставала, и сомнений больше не оставалось – слежка!

Теперь самыми важными были два момента: не попасться и узнать, кому же это я понадобилась.

Машина мчалась по Татарской. Основная городская магистраль, проходящая по проспекту, осталась справа от меня, параллельно Татарской. Здесь тоже было достаточно автомобилей, поэтому я, сбавляя скорость «ладушки», подкатила к светофору как раз в тот момент, когда там зажегся красный свет.

Остановив машину, я совершила, наверное, дурость – по крайней мере, именно так и нужно будет назвать мой поступок, – но в ту секунду мне казалось, что я придумала здорово.

Выскочив из своей машины, я быстрым решительным шагом направилась к «десятке», вставшей позади «Лады» в паре метров. Цель у меня была простая, как банан: я хотела посмотреть, кто сидит в «десятке», и спросить, что ему или им нужно. Ну а там в зависимости от ответа и будет видно. В чем я была однозначно уверена, так это в том, что какие бы отмороженные придурки ни находились в «десятке», стрелять они не решатся – слишком много вокруг свидетелей.

Стрелять не будут. Не должны.

Я прошла уже пять или шесть шагов, напряженно всматриваясь в затемненные окна «десятки», как вдруг она дернулась, резко сдав назад, круто приняла влево, проехала мимо меня на красный свет, скрывшись за поворотом направо.

Удовлетворенно чихнув – погода в последние дни разгулялась, очень довольная собой, я вернулась в «Ладу».

– Ты все поняла, старушка? – обратилась я к ней, потому что в салоне была одна и разговаривать, в общем, было не с кем, а хотелось поделиться.

– Поняла, да? – повторила я. – Они испугались моих действий и смылись! Я себе нравлюсь, а тебе?

«Лада» промолчала, что, видимо, можно было посчитать за одобрение, и, заметив, что красный свет светофора сменился зеленым, я поехала дальше.

Проверяя свои подозрения по поводу слежки, я забралась достаточно далеко от редакции и теперь вынуждена была колесить по городу, словно и делать мне больше было нечего.

Направляясь к месту работы, я постоянно смотрела в зеркало заднего вида, но знакомой «десятки» там уже на наблюдалось. Оказывается, радоваться было еще преждевременно: мне уже тогда показалось, что за мною теперь увязалась синяя «Ауди».

Я остановилась недалеко от знакомого поста ГИБДД, закурила и проверила.

«Ауди» проехала мимо и свернула. Я подождала несколько минут и, не торопясь, поехала куда мне нужно.

Через минуту я снова увидела все ту же «Ауди», вывернувшую из-за поворота. Сомнений не оставалось: кто-то плотно сел мне на хвост и ему было абсолютно наплевать, вижу я это или нет.

Преследователи сменили машину, но, очевидно, при повторении моего маневра с попыткой знакомства склонны были повести себя так же, как и в первый раз. Приходилось терпеть и рассчитывать на светлое будущее.

– Если оно у меня будет! – тут же мрачно пошутила я вслух.

Добравшись до редакции, я остановила машину, проследила, как «Ауди» проехала мимо и встала на другой стороне улицы. Я вышла из машины. Хлопнув дверцей, зашла в здание редакции и поднялась к себе не в самом лучшем своем настроении. А меня здесь уже ждали.

Глава 3

– Ольга Юрьевна! – сказал Кряжимский. – Я оставил вам подвал первой полосы для изложения результатов пресс-конференции. Сами будете писать, или как?

Я покачала головой и протянула ему диктофон.

– Сделайте лучше вы, Сергей Иванович, что-то я плохо себя чувствую.

Зайдя в кабинет, я первым делом подошла к окну и выглянула наружу. Синяя «Ауди» стояла на том же месте и, как мне показалось, уезжать никуда не собиралась.

Открылась дверь кабинета, пропустив Маринку.

– Ожидаем дядю Фиму? – съязвила она, не догадавшись, впрочем, закрыть за собой дверь, и теперь ее дурацкий вопрос слышали все в редакции. Я вздохнула и ничего не ответила, надеясь, что меня оставят наконец в покое.

На Маринку мое молчание не произвело никакого впечатления.

– Кофе будешь? – спросила она. – А то после вчерашнего, как я вижу, у тебя все еще голова болит. Не бережешь ты себя, мать! Живешь нездоровой жизнью, а это сказывается на цвете личика.

Высказав эту ерунду, Маринка вышла, а я со злобой взглянула ей вслед – есть такая порода людей на свете, которые отравляют жизнь окружающим из самых лучших побуждений.

Через пятнадцать минут Маринка вернулась с подносом в руках:

– Сергей Иванович уже закончил шлепать статью. Вступление он еще раньше написал и половину речи губернатора тоже – просто пересказал другими словами его прошлую и попал в точку… Ты с народом будешь кофе пить или в гордом одиночестве? – спросила Маринка. Я ничего не ответила…

Пришло время посоветоваться.

Весь наш замечательный коллектив собрался достаточно быстро. Совместные обсуждения газетных и личных проблем частенько происходили у меня в кабинете за чашкой замечательного Маринкиного кофе, и я довольна этой полезной традицией. Это ведь только при принятии окончательных решений одна голова хорошо, а две хуже – при обсуждении сложных вопросов как раз наоборот.

Мы все уселись за кофейный столик. Мое место оказалось, как всегда, напротив Ромки, Маринкино – напротив Сергея Ивановича. Моя секретарша разлила кофе, и тут подошел вызванный ею из лаборатории Виктор, наш фотограф.

Он взял стул для посетителей, стоявший напротив моего командирского кресла, и, подставив его ближе к Маринкиному, сел рядом с ней.

– Номер готов, – обращаясь ко мне, доложил Кряжимский.

– Прекрасно, Сергей Иванович, – одобрила я, закуривая, и без перехода выдала наболевшее: – Мне кажется, у меня скоро начнутся проблемы. Все к тому идет.

Реакция моих дорогих товарищей была различной и, разумеется, сразу приоткрывала их внутренний мир и отношение ко мне.

Сергей Иванович, услышав мои слова, разволновался, снял очки и начал их протирать платочком чрезвычайно тщательно, что-то бормоча себе под нос.

Ромка раскрыл рот, хотел что-то спросить, потом медленно закрыл его и, подперев подбородок ладошкой, приготовился слушать.

Виктор промолчал и даже не поднял глаз от чашки, однако я поняла, что моей фразы для него было достаточно и он уже принял ее как руководство к действию. С этой секунды Виктор заступил на службу, и я получила надежнейшего бодигарда, не знающего ни усталости, ни сомнений.

Маринка же повела себя как всегда. С одной стороны, совершенно непредсказуемо, потому что ляпнула чушь не в тему, с другой стороны, очень даже ожидаемо – а что она еще могла сказать? Прошу прощения, я ее очень люблю, но просто характер у нее такой.

Глубокомысленно закатив глазки, Маринка сказала:

– Ага, – потом, подумав с полсекунды, добавила: – Я так и знала! Уже давно.

– Везет тебе, Мариночка, – вздохнула я. – А я вот до сих пор даже не понимаю причины.

– Что случилось, Ольга Юрьевна? – Сергей Иванович был, как всегда, конкретен.

– Пока ничего особенного, но я словно в ожидании чего-то неприятного.

Постаравшись говорить максимально подробно и максимально ровным голосом, я пересказала все, что со мною произошло, начиная с сегодняшнего утра.

Когда я замолчала, никто ничего не сказал, но Маринка сочла возможным одним ударом взять реванш за все.

– Так не бывает, когда ничто происходит из ничего. А вчера ничего интересного не происходило? – невинно спросила она.

– Для кого? – сухо спросила я.

– Ну-у я вообще… – промямлила она. – Я же видела твое лицо, когда ты вчера вернулась. У меня создалось впечатление, что что-то определенно произошло.

– Просто я тебя внезапно увидела в темноте, – сказала я. – Короче, господа-товарищи-коллеги, какие будут предложения и предположения?

Разумеется, как и ожидалось, и это было в порядке вещей, Виктор объявил, что с сегодняшнего дня живет у меня. Маринка сказала, что решила то же самое и теперь-то меня никуда одну не пустит, а то я постоянно без нее вляпываюсь в какие-то дурацкие истории.

Можно подумать, когда я с ней, все происходит по-умному. А между прочим, вчера самым дурацким было ее явление в моей квартире. Правда, я ей об этом тактично не сказала.

Сергей Иванович, надев и поправив очки, посетовал, что мало исходных данных и пока не на чем даже строить рабочие гипотезы.

– Вполне возможно, вас догоняет след какого-нибудь старого дела. Страсти улеглись, прямых подозрений не будет, вот и главные фигуранты начинают, так сказать, выслеживать вас.

– Чтобы потом убить? – догадалась я. – Ну, спасибо, успокоили! А я-то думаю, зачем они за мной начали следить? Оказывается, всего-навсего чтобы грохнуть! Теперь-то я буду спокойна! Все ясно!

Сергей Иванович совершенно неожиданно покраснел и забормотал слова извинений.

Перепугавшись еще больше, что, возможно, своими репликами обидела хорошего человека, я сразу же бросилась просить у него извинения. В ответ он стал снова извиняться передо мной, но тут мы были прерваны восторженным Маринкиным криком:

– Поняла! Поняла! – завопила она и радостно захлопала в ладоши. – Я все поняла!

Мы все, разумеется, воззрились на нее. Маринка же, довольная тем, что оказалась в центре всеобщего внимания, продолжала бубнить свое «поняла-поняла» и делала загадочное лицо, точно на самом деле только что открыла что-то очень сложное, вроде истинного периода обращения кометы Галлея вокруг Земли.

– Что же ты поняла? – мой голос прозвучал, наверное, не просто скептически, а даже с некоторым негодованием, так что Маринка моментально надулась и пробурчала:

– А вот и не скажу! Подумаешь еще…

– Значит, оно не стоит того, – резюмировала я.

Маринка не выдержала.

– Стоит! А вот стоит! Мое объяснение объясняет все! Все подходит! – закричала она, не обращая внимания на свою тавтологию.

– Поделитесь же с нами, Мариночка, – обратился к ней Сергей Иванович.

– Ладно, – расщедрилась девушка, неодобрительно поглядывая на меня. Я осмелилась продемонстрировать, что не склонна ценить ее аналитические способности, и этим незаслуженно оскорбила ее.

– Ты, Оля, у нас миллионерша, вот! – выдала Маринка нечто неожиданное и замерла, наверное, в предвкушении аплодисментов, переходящих в овации.

Аплодисментов не последовало, потому что никто, и я в том числе, не понял смысла этого заявления.

– Я помню один спектакль, в нем играли покойные нынче Яншин и Прудкин, – задумчиво сказал Сергей Иванович. – Так вот, персонаж Яншина всю жизнь проработал лифтером, и друзья подсчитали, что он на своем лифте проехал почти миллион километров, и назвали его миллионером.

– Они назвали его космонавтом! – глупо поправила Маринка Сергея Ивановича. – Он совершил несколько рейсов от Земли до Луны в пересчете на километры. Забыла, как называется этот спектакль, я его тоже по ящику видела, ну, в общем, неважно. Я-то вас поняла, Сергей Иванович, а вот вы меня – нет.

Маринка демонстративно налила себе еще кофе из кофеварки и принялась медленно его попивать. Все смотрели на нее и ожидали продолжения спича, а оно все не наступало.

– Ну, короче, мадам, развивайте, тему! – поторопила я ее, потому что стало надоедать это представление.

– Ты – миллионерша! – гордо повторила Маринка.

– Я это уже слышала, – терпеливо сказала я. – А теперь разверни свой тезис, пожалуйста, пошире, а то я ничего не понимаю.

– Все просто, как дважды два! – улыбнулась Маринка. – Я в каком-то фильме видела такую же историю. Жила одна толстая итальянка, она работала официанткой в кафе, а потом оказалось, что ее беглый папашка – мафиози в Штатах и он ей оставил несколько миллионов долларов. Она об этом ничего не знала, пока на нее не стали наезжать! А потом вышла замуж!

– У тебя все твои гениальные идеи кончаются одной и той же фразой, – проворчала я. Маринка густо покраснела и опустила глаза.

– Мой папа не мафиози, и вообще он никуда не убегал, это я точно знаю. А еще я – не толстая итальянка, и это я знаю точнее точного!

– Да понятно все! – замахала на меня руками Маринка. – Дедушка, понимаешь?! Дедушка твой! Один из двух. Или прадедушка!

– Один из четырех, – подсказала я, – ну в общем все понятно. Твоя версия принимается, но как один из вариантов. Ничего, кстати, не объясняющий.

– Почему же ничего не объясняющий?! – завозмущалась Маринка, но я прикрикнула на нее:

– Прекрати, пожалуйста! Прекрати! Я все поняла, да, я американская миллионерша, и хватит об этом!

Я настолько разнервничалась, что встала, закурила еще раз и снова подошла к окну.

– Все стоит, зараза, – проговорила я, глядя сверху на «Ауди», замершую почти под самым моим окном.

Виктор подошел ко мне первым, выглянул и тут же отошел.

Все остальные члены редакции выстроились вокруг окна и начали смотреть на «Ауди», словно ожидая от этой обычной машины чего-то оригинального, вроде прыжка к нам в компанию.

Виктор тем временем подошел к телефону, набрал номер и быстро с кем-то переговорил.