Другая жена

Мельком я взглянул на часы. Половина первого. Моя нервозность возрастала.

— Вначале вы встретитесь с Анжеликой и все ей объясните. А я, как только освобожусь…

Протянул руку к телефону. Тот вдруг зазвонил. Поль поднял трубку и захрипел, как инопланетное чудовище:

— Поль Фаулер у аппарата… Ах, дорогая, привет, где ты?.. Да? Но, девочка моя, ты… Что?

Слушая, он вдруг потемнел лицом.

— Что? И ты ему? Но нет, девочка моя… конечно нет. Да, но, конечно, жаль… Нет, девочка моя, ничего. Нет, нет, выбрось это из головы. Немедленно приезжай… Да, дорогая, ты знаешь, как я тебя люблю, хотя это звучит ужасно неправдоподобно.

Положил трубку. Когда взглянул на меня, лицо его показалось осунувшимся, хоть он и пытался ободряюще мне улыбнуться.

— Не выйдет, — сказал он. — Придется придумать что-то другое.

— Как это — не выйдет?

— Твой детектив знает свое дело. Видимо, Дафна упомянула ему о нас. И он явился к Поли. Только что ушел, потому она и звонила. Помимо всего прочего, спросил ее, чем мы занимались вчера ночью. Разумеется, она ответила, что мы провели вечер вместе — одни.

Я вдруг почувствовал, что лейтенант Трэнт стоит где-то рядом, тихо, скромно, с потупленным взглядом. Тут я вспомнил, что Дафна действительно упомянула фамилию Фаулеров. Только мельком, просто вскользь. Говорила что-то о том, как мы с Бетси устроили вечеринку для Джимми и что Бетси и Фаулеры были от Джимми в восторге. И все. Но лейтенант Трэнт этого не упустил, моментально выяснил, кто такие Фаулеры, и, руководствуясь своей дьявольской интуицией, прямо от меня отправился к Поли.

Этим раз и навсегда обезвредил Фаулеров и отрезал от нас Анжелику: теперь она осталась в стороне, совсем одна, лицом к лицу с противником, угрожающим всем нам.

Мое растущее испуганное уважение к Трэнту снова вызвало прилив былой злобы к Анжелике. Все это ее вина. Она — наше проклятье, она угрожает нам всем, ее вообще не должно быть на свете.

Поль следил за мной, взгляд стал напряженным.

— Ну, Билл, что будем делать?

— Не знаю.

— Во всяком случае, позвони ей. — Вытащив телефонную книгу, он полистал ее, нашел номер и набрал.

— Отель «Уилтон»? Позовите к телефону миссис Анжелику Хардинг.

Я следил за ним, все еще не способный связно мыслить, и с ужасом думал, что буду делать, если Анжелики там не будет, если не найдем ее вообще.

— У вас не зарегистрирована Анжелика Хардинг?

При этих словах сердце у меня ушло в пятки.

— Подождите минутку. — Взглянул на меня. — Как ее звали до замужества?

Это мне и в голову не приходило.

— Робертс, — прошептал я.

Поль сказал в трубку:

— А как насчет Анжелики Робертс? — Напряжение с его лица спало. — Есть? Отлично. — Он ухмыльнулся. — Анжелика? Минутку — передаю трубку.

Я сгорал от желания отомстить ей за то, что, сверх всего прочего, она еще оскорбила меня этим именем.

— Анжелика?

— Привет, Билл.

Голос ее так быстро вернул человеческий облик ее абстрактному призраку, что меня это просто поразило.

— Знаешь, что случилось с Джимми? — спросил я.

— Что с Джимми?

— Ты не читала газет?

— Газеты? Я носа не высовывала из комнаты. А что должно было попасть в газеты?

— Он мертв. Сегодня ночью его нашли в квартире убитого, застреленного.

Слышно было, как у нее перехватило дыхание. Наступила долгая напряженная тишина. Наконец, голосом таким слабым, что я едва слышал, выдохнула:

— Ах, нет. Нет, это невозможно.

— Возможно.

— Кто это сделал? Кто его убил?

— Это не наша забота.

— Билл, где ты? Мне можно приехать к тебе?

— Нет, — сказал я. — У меня назначена встреча с тестем. Но оставайся в отеле.

— Ладно.

— Что бы ни произошло, никуда не выходи. Оставайся в отеле. После обеда, как только смогу, буду там.

— Хорошо.

— И если явится детектив, некий лейтенант Трэнт, ради Бога, как-нибудь увернись от него.

— Детектив? Ну да, конечно. Понимаю.

— Оставайся в отеле. Ничего не предпринимай, ни с кем не говори, пока я за тобой не приеду.

Положил трубку.

— А теперь мне нужно к Старику.

— Чем я могу тебе помочь, Билл?

— Полагаешь, еще что-то можно сделать?

— Ну, ты же что-то придумаешь.

— Я?

— Ну конечно.

Его ласковое, приветливое лицо, пожалуй, единственное на свете, которому я в тот миг мог доверять, озабоченно смотрело на меня.

— Тут еще одно, Билл. Я помню о твоей жене. Я знаю, это все ерунда, что произошло у тебя с Анжеликой. Во всем Манхэттене не найдется мужчины, который не флиртовал бы время от времени. Тут тебя не в чем упрекнуть. Но подумай о Бетси. Женщины воспринимают все иначе, чем мы, особенно женщины вроде Бетси. Узнай она о вчерашней ночи, если вдруг Элен все выложит, для нее это будет ужасным ударом. Разумеется… — Вдруг он запнулся. — Черт побери, что я тебе рассказываю о твоей собственной жене?

Положил руку мне на плечо.

— Не волнуйся, дружище. Что-нибудь придумаешь. Теперь беги себе к Старику и изображай достойного, способного вице-президента.

Проводил меня к лифту. Когда я входил в него, вновь похлопал меня по плечу.

— Заходи. В нашем фонде ты всегда найдешь распростертые материнские объятия и доброжелательное сочувствие.

В кабинет Старика я успел точно к часу, раньше мистера Блендона. Доложил Кэллингему об Элен. Казалось, его это успокоило. Мистер Блендон был весьма важной персоной. При нормальных обстоятельствах вряд ли я мог бы с ним встретиться. Приглашение Старика принять участие в обеде, видимо, должно было предоставить мне первую возможность заявить себя как преемника Ламберта. Я знал, что должен показать себя, и во время этого бесконечного обеда старался подобающим образом улыбаться, подавать подобающие реплики, чтобы убедить, что я не наивный младенец, протеже по родству, но что умею в нужное время сделать именно то, что нужно. По благосклонной мине Старика я мог судить, что произвожу впечатление, но мук, которых я при этом испытывал, это не уменьшало.

Мистер Блендон у себя в Беверли Хилл привык, видно, крепко пить. Мы пропустили четыре «джибсона» как аперитив, за едой пили вино, а после — бренди. Несмотря на напряжение и отупение от спиртного, я все время отчаянно пытался решить проблему Анжелики.

После второй рюмки бренди мистер Блендон впал в сентиментальное настроение. Ему захотелось «поразвлечься», и Старик, к моему ужасу, тут же порекомендовал меня как проводника в небольшой прогулке по городу. Я уже видел, как провожу остаток дня, сопровождая мистера Блендона по дневным барам и ночным клубам. Но тот в последний момент вдруг заявил, что устал и вернется в отель отдохнуть с дороги.

Только в половине четвертого я откланялся. Взял такси до отеля «Уилтон». Никакого плана у меня не было. Я его просто не мог придумать. Мой мозг отупел от усталости и спиртного.

«Уилтон» был довольно дешевым, унылым, но приличным отелем. В пустом вестибюле, который когда-то соорудили в напрасной надежде, что дела пойдут на лад, я спросил у портье об Анжелике.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Хардинг.

— Ах да, мистер Хардинг, дама вас ждет. Поднимаясь в лифте, помнившем старомодных дам с еще более старомодными псами, я вдруг впал в панику — просто был убежден, что перед дверью номера Анжелики стоит лейтенант Трэнт.

Разумеется, его там не было. Я нажал кнопку звонка. Анжелика открыла дверь.

— Полиции не было, — сказала она.

9

Следом за ней я вошел в неуютный гостиничный номер. На комоде стоял радиоприемник, который включался, если опустить в него четвертак. Потертый чемодан Анжелики лежал на складном столике. Во всей атмосфере было что-то жалкое. И сама Анжелика, с ее тяжелыми волнами черных волос, с ее красотой, из-за которой я так часто предавал самого себя, чье существование действовало на меня так угнетающе и мучительно, выглядела как конец всему. Но я ее не жалел. Ничего к ней не испытывал. Она была только помехой на моем пути, препятствием, которое нужно было устранить.

Выглядела она совершенно разбитой, словно вообще не спала. Закурила. Кисло глядя на меня, ждала, что я скажу. Я вспомнил вдруг, что еще прошлой ночью я в каком-то ослеплении видел в ней свое истинное счастье, а жизнь с Бетси и Рикки воспринимал как сплошные обман и ложь. При мысли об этом все во мне сжалось и вспыхнул гнев. Черт возьми, это она втянула в нашу жизнь Джимми, а все ее безумное, тянущееся уже два года увлечение, ее женская слабость, с которой она покорно льнула к нему, несмотря на все унижения, которым он ее подвергал, и почти так же покорно позволила выгнать ее вон. Однажды связалась с ним — так почему не следила за ним? Почему позволила ему войти в жизнь Дафны? Почему покорно собрала чемодан и притащила его ко мне?

В ярости я заорал:

— Ну, надеюсь, теперь ты довольна?

Я знал, что обвинение это незаслуженное. И понимал, что она может ответить мне тем же. Но ничего подобного. Она просто стояла у окна, волосы тяжелой волной падали на плечи, и казалась грустной и спокойной.

— Расскажи мне о Джимми, — попросила она.

— Что еще можно сказать? Кто-то застрелил его. Прошлой ночью. У него дома.

— Но кто?

— Откуда я знаю? Что я знаю о Джимми Лэмбе? Скорее уж это должна знать ты.

Очень-очень тихо она спросила:

— Думаешь, это сделала я?

Мне хотелось швырнуть ей в лицо:

«Почему бы и нет? Ты была от него без ума, а он ни в грош тебя не ставил. Перед тем как он был убит, вычеркнул тебя из своей жизни».

Но она его не убивала. Время смерти подтвердило это. И я был достаточно в своем уме, чтобы понять, что не время устраивать допрос. Убийцей она не была, была только досадной помехой. Нужно было ее обезвредить — ради Бетси, ради Дафны, ради Старика и, прежде всего, ради меня.

— Я знаю, что ты его не убивала, — сказал я. — Полиция утверждает, что он был убит между половиной второго и половиной третьего. В половине второго ты уже час была у меня.

Так ты уже говорил с полицией?

— Разумеется.

— А та женщина, гувернантка, — тоже?

— Да.

— Значит, тебе пришлось сказать им обо мне. Теперь это раздуют газеты и, разумеется, все узнает Бетси. Господи, какую кашу я заварила! Ах, Билл, если бы ты знал, как мне жаль!

Я видел на ее лице только заботу обо мне и отвращение к себе самой. Господи, что за благородство! И вдруг мне опротивела вся та игра, в которую я собирался ее втянуть, та ложь, которая казалась мне такой ловкой, безопасной и даже остроумной.

— Ты должна знать, — начал я, — что я им о тебе не сказал. И Элен тоже.

И я рассказал ей, что сделал. И, рассказывая это, уже не видел себя — шикарного организатора, триумфально занявшего пост вице-президента, но жалкого чиновничка, летящего куда ветер дует, поступившегося всеми принципами в трусливом желании спасти свою шкуру и угодить хозяину. Было бы много легче, не наблюдай она все это время за мной. Но огромные синие глаза, неотрывно глядевшие на меня, хоть и не видел я в них ни малейшего укора, их сосредоточенный, чуть удивленный взгляд словно оценивал меня, словно говорил: — И это человек, которого я когда-то любила!

И хотя знал, что я только приписываю ей эту роль, не мог избавиться от впечатления, что за ней право морально осуждать меня, и ненавидел ее за это. Кем она себя воображает, чтобы судить меня?

Когда я умолк, она все так же продолжала не отрываясь глядеть на меня. Закурив новую сигарету, едва не равнодушно спросила:

— Значит, вот как обстоят дела?

— Да.

— Ты обязан думать о Дафне. Если полиция меня выследит и у меня не будет алиби, придется рассказать правду и тем самым уничтожить тебя в глазах Кэллингема… но если я не скажу правду, они подумают, что это сделала я.