Помоги проекту - поделись книгой:
Подводя итог своему рассказу о расщеплении ядра лития и негативном участии в этом «гения Дау», можно смело утверждать, что не совсем этичное поведение заведующего теоротдела перессорило его со всеми харьковскими ядерщиками. Между тем это были умнейшие и трудолюбивые ученые, которых очень обидели оценки их труда «великим теоретиком». Тем более что Ландау при этом в очередной раз грубо «ставил палки в колеса» их дальнейшим работам, ведь публикации в местной и центральной прессе преследовали цель привлечь внимание центральных и местных властей к совершенно новой научной отрасли ядерной физики, а это, в свою очередь, могло бы помочь добиться финансирования строительства дорогостоящего высоковольтного корпуса. В нем профессор Синельников собирался смонтировать установку электростатического генератора Ван де Граафа, совершенно необходимую в атомной технике, и даже построить уникальнейший «ионотрон» — ускоритель тяжелых ионов, крайне эффективный для дальнейших исследований ядерных превращений.
Ну а как же история с таинственной «ускоряющей лампой американских инженеров»? К сожалению, сейчас за давностью времен трудно что-то определенное ответить на многие возникающие вопросы… Можно лишь заметить, что, скорее всего, это мог быть первый в мире ламповый ускоритель ионов и элементарных частиц, напоминающий поздние модификации знаменитой «лампы Крукса».
В своих сравнительно недавних поисках американские исследователи творческого наследия Теслы наткнулись на отрывочные упоминания о конструкции странного электронно-оптического прибора. Внешне этот аппарат, который изобретатель называл «корборудной лампой», представлял собой большую грушевидную колбу с откаченным воздухом и несколькими электродами сложной формы. С помощью своего прибора, подключенного к резонансному трансформатору, Тесла демонстрировал несколько оригинальных эффектов, среди которых было «проникающее фотографирование» тканей животных и человека, зажигание флуоресцентных ламп и проецирование на стекло мельчайших «матричных фигурок». Последнее чем-то напоминало принцип действия современных кинескопов.
К этим сведениям, почерпнутым из дошедших до нас частей некогда обширнейшего архива изобретателя, исчезнувшего в недрах американских спецслужб, можно добавить, что еще с начала 1920-х гг. Тесла пристально наблюдал за первыми шагами атомной науки. Он несколько раз строил эскизные проекты «разрывов» атомов с помощью очень сильных электрических разрядов, возникающих в электростатических генераторах.
Однажды изобретатель даже предложил использовать для этой цели мощные молниевые разряды, но впоследствии пришел к выводу, что гораздо конструктивнее и выгоднее применять каскады резонансных трансформаторов собственного производства. Когда в начале 1930-х гг. в печати появились материалы о строящемся линейном ускорителе элементарных частиц на базе Массачусетского технологического института, Тесла тут же откликнулся пространным журнальным обзором. В этой статье, посвященной последним достижениям экспериментальной ядерной физики, изобретатель подробно описал открытые им способы получения сверхвысоких токов при разрядке особых электростатических емкостей. В то же время он высказал глубокие сомнения в том, что с помощью подобных электростатических генераторов можно будет легко «раскалывать» атомные ядра.
Как видно, Тесла неоднократно менял свою позицию относительно перспектив получения и использования атомной энергии, в конечном итоге остановившись на некотором промежуточном тезисе: каждый атом содержит в себе колоссальную энергию, но ее освобождение возможно лишь взрывным путем, который крайне трудно контролировать.
Между тем над «гением Дау», возглавляемым им теоротделом и самим УФТИ стали сгущаться тучи.
Летом страшного голодомора 1933 г. в Харьковском физтехе неожиданно произошла смена руководства, и на место беспартийного И.В. Обреимова был направлен «красный директор» А.И. Лейпунский. Впрочем, Обреимов остался на руководящих постах, занимая должность председателя Научно-технического совета УФТИ и завлаба кристаллофизики.
По отзывам современников, профессор Лейпунский был добродушным, любознательным руководителем, успешно сочетал административную и научную работу и даже успевал заниматься спортом. Ко всему прочему Александр Ильич уделял большое внимание кадровым вопросам, настойчиво стараясь привлечь в институт талантливых выпускников Харьковского университета и политеха. Но несмотря на все усилия нового директора, в УФТИ разными путями, по партийным, комсомольским и профсоюзным каналам попало значительное число малообразованных в области физики, нетворческих личностей. Причем, будучи совершенно бесперспективными в науке, эти «лица истинно пролетарского происхождения» были, как правило, не только агрессивно глупы, но и настойчивы в своих претензиях сверх всякой меры.
В целях ротации кадров профессор Лейпунский бросил призыв, на который откликнулись все харьковские ученые, — «Ищите на Украине таланты!». Самых лучших студентов и способных аспирантов стали направлять на практику в ХФТИ. Но при этом не сдавалась и вкусившая благ научных работников «пролетарская гвардия», яростно доказывая на многочисленных собраниях, что надо «не разбавлять сплоченный коллектив чужаками, часто непонятного происхождения», а воспитывать «научную пролетарскую гвардию» из собственных ученых. Тем не менее одаренная молодежь в большинстве своем попадала на физтех, пополняя когорту перспективных исследователей. Между тем это не решало конфликт, и он незаметно все больше разгорался.
Возможно, будь Лейпунский жестким администратором «сталинского типа», ему и удалось бы если полностью не потушить, то хотя бы жестко локализовать конфликтную ситуацию сугубо бюрократическими методами. Однако Александр Ильич всячески избегал использования без крайней необходимости своих административных полномочий, предоставляя своим научным работникам полную свободу творчества. К нему не надо было записываться на прием, а достаточно было заглянуть в руководимую им лабораторию и обсудить все возникшие проблемы.
При этом профессор Лейпунский всегда старался проникнуться научными интересами своих подчиненных, в то же время не прощая грубые ошибки, порожденные карьеризмом и безграмотностью. Все знавшие его ученые уважали его требования как руководителя, поскольку он никогда не унижал достоинство человека. Он мог наказать или отказать таким способом, что человек не обижался. В делах Александр Ильич был последователен и принципиален, поэтому пользовался большим авторитетом у сотрудников института, полностью доверявших своему директору.
Весной 1934 г. директор Лейпунский отбыл на полуторагодичную заграничную стажировку. В Германии он ознакомился с работой создателя оригинальных электровакуумных приборов Ф. Ланге, а в Великобритании провел переговоры с физиком-ядерщиком Ф. Хоутермансом и по поручению самого Г.К. Орджоникидзе пригласил их на работу в УФТИ. В Англии Лейпунский участвовал в пионерских исследованиях Кавендишской лаборатории, пытаясь экспериментально доказать реальность существования таинственной элементарной частицы нейтрино.
И если рабочий план своей стажировки Александр Ильич выполнял самым наилучшим образом, то во время его отсутствия институт охватила бюрократическая чехарда и склоки, в результате чего в конце 1934 г. директором совершенно непонятным образом стал некий Семен Абрамович Давидович. Судя по всему, это был довольно далекий от науки человек с мелочным и склочным характером, к тому же он не только не был «остепенен», но и не имел ни одной научной публикации.
Именно новый директор начал процесс развала научного коллектива УФТИ, впрочем, на первых порах как бы руководствуясь вполне разумными целями. Поскольку в науке Давидович ничего из себя не представлял, да и совершенно не стремился к исследовательской деятельности, он, идя на поводу у собственных непомерных амбиций, решил заявить себя выдающимся администратором, завоевав этим авторитет у научных сотрудников. Тогда новоиспеченный директор мог бы легко помыкать именитыми учеными, которые раболепствовали бы перед ним, беспрекословно повинуясь его приказам, для «выбивания» материально-технического обеспечения своих исследований.
Тут надо заметить, что в то время финансирование научно-исследовательских учреждений осуществлялось из двух основных источников: теоретические работы перспективного характера и оборонные заказы финансировались из госбюджета; работы по договорам финансировались теми заводами и институтами, по заказам которых проводились исследования. Внеплановые работы выполнялись в небольшом количестве и только в порядке технической помощи заводам, которые затем оплачивали эти работы по линии внешнего хозрасчета. В бюджет института также поступали небольшие средства от реализации продукции мастерских и эксплуатации жилых домов, от издательской и прочей хозяйственной деятельности. Причем до 1935 г. в общем балансе средств оборонные заказы занимали довольно незначительное место и в теоротделе им не уделялось существенного внимания. Тем более что сам Ландау всегда крайне негативно относился к военным специалистам, считая их «вырожденными патологами», совершенно не способными грамотно поставить не только научную, но и инженерно-техническую задачу…
И вот тут Давидовичу весной 1935 г. удалось «выбить» в Совете обороны Наркомата тяжелой промышленности весомый портфель заказов по секретной и совсекретной тематике. При этом УФТИ предлагалось солидное финансирование и предписывалось немедленно приступить к выполнению целого ряда научно-технических разработок военного значения. Даже сегодня трудно определить конкретную тематику этих работ, более-менее достоверно известно, что часть из них была связана с созданием сверхмощных генераторов ультракоротких волн, авиационных двигателей на жидководородном топливе и каких-то «рассеивающих силовых полей». Это, конечно, далеко не полный перечень оборонных проектов, попавших на физтех, но прояснить этот вопрос довольно трудно. Как бы то ни было, появление в УФТИ секретной спецтематики имело далеко идущие последствия.
Как только институтская спецтематика работ была окончательно утверждена, в харьковские ГПУ и обком партии немедленно поступило указание срочно заняться разработкой мероприятий, обеспечивающих надлежащий режим секретности. Научно-исследовательский институт стал стремительно превращаться в закрытое учреждение, напоминающее будущие «почтовые ящики». Тут же была создана специальная совместная комиссия обкома и ГПУ, утвердившая перечень мероприятий по обеспечению надлежащего режима секретности. Кроме усиления охраны и учреждения секретного отдела, был составлен список подлежащих увольнению лиц, не пользующихся политическим доверием.
Большинство ученых физтеха отнеслись к введению новых порядков с глубоким возмущением. Так, известный физик-экспериментатор О.Н. Трапезникова (супруга впоследствии репрессированного Л. Шубникова) прикрепляла свой пропуск к ошейнику собаки, которая ходила вместе с ней на работу. Ландау и Ф. Хоутерманс прицепляли свои пропуска на спину, а то и пониже, выражая тем самым свой протест, пусть и в наивной и не очень этичной по отношению к работникам охраны форме.
Ко всему прочему директор Давидович и его заместитель по спецтематике так странно распределили выполнение работ, что тут же возник серьезный конфликт между «выдвиженцами», руководившими проектами, и видными учеными, которые должны были выполнять второстепенные задачи. К примеру, с самого начала внедрения в УФТИ военной тематики от участия в ней были отстранены руководители направлений, которые являлись видными учеными института, не только определявшими научную политику, но и осуществлявшими научное руководство институтом в целом. Кроме того, тут же возник целый клубок противоречий в ходе выполнения фундаментальных, обычных и оборонных исследований. Ущемленные в своих правах ведущие ученые стали сами демонстративно отказываться от участия в военной тематике, выбрав для этого очень неудачную для текущего политического момента формулировку о неправомерном ограничении свободы их научного творчества.
Увидев, что военная тематика подвергается бойкоту научной элиты, а ряд важнейших спецтем вообще находится на грани срыва, Давидович, запутавшись в своих поступках и решениях, повел себя как слон в посудной лавке. Не понимая деликатности вопроса привлечения научных светил к военной тематике, он просто отстранил их от ее исполнения.
Между тем выполнение спецтем было яблоком раздора и по причинам финансового характера, ведь сотрудники, занятые ими, получали очень большую зарплату, различные надбавки и премии, к тому же в первую очередь обеспечивались приборами, оборудованием и материалами. Все это вызвало раскол раньше такого дружного коллектива на враждующие лагеря, каждый из которых настойчиво искал для себя «рычаги влияния» для отстаивания собственных интересов. Претензии научных руководителей профильных бригад-отделов нашли понимание у руководства союзного Наркомата тяжелой промышленности, в лице замнаркома Юрия Леонидовича Пятакова и начальника научно-исследовательской части наркомата Николая Ивановича Бухарина и даже ряда членов ЦК ВКП(б). В оппозиции находилась институтская дирекция, поддерживаемая партийной и профсоюзной организациями, а также харьковские ГПУ и обком партии. Так быстро начал разгораться конфликт между директором Давидовичем и ведущими учеными института, приведший в итоге к «делу УФТИ».
Рассказывая об этом трудном этапе жизни Харьковского физтеха, надо помнить, что в скрытом виде групповое противоречие научно-производственных интересов существовало с самого начала, еще при директоре Обреимове коллектив УФТИ раскололся как бы на две части. С одной стороны, это были сам директор, научные руководители бригад-отделов, их ассистенты и аспиранты, поддерживаемые талантливыми инженерами и научными сотрудниками, для которых занятия наукой по большому счету составляли смысл жизни. Они, постоянно находясь в творческом поиске, казалось, работали двадцать четыре часа в сутки, начиная каждый рабочий день со споров в библиотеке, где всегда можно было найти свежие публикации, и заканчивая глубокой ночью обсуждением сделанного и новых научных проблем как своих собственных, так и разрабатываемых в других институтах.
Во втором лагере царили совсем иные нравы. Его представители были людьми совершенно случайными в науке, которой они занимались по воле случая, прельстившись чистой работой и сытной жизнью. Чаще всего они попадали в УФТИ по комсомольской, профсоюзной и партийной линии, имея минимальные знания, после окончания рабфаков и профтехучилищ, которые тогда организовывались при большинстве вузов. Попав в институт, они тут же решали, что это их личное достижение, и начинали изображать из себя ученых, посещая семинары, коллоквиумы и практикумы, при этом совершенно ничего не понимая в рассматриваемых научных задачах и проблемах. Это вызывало сильное раздражение, поскольку ученые не хотели, а многие и не обладали для этого необходимым педагогическим талантом просвещать случайных людей, совершенно не приспособленных по своему складу ума к научной работе. «Выдвиженцы» были в свою очередь крайне недовольны тем, что от них снова требуют «учиться и учиться», когда они и так перегружены общественными и организационными делами.
В разгорающееся пламя конфликта ненароком подлил масла и сам директор Обреимов, выдвинув не самую удачную и продуманную идею о том, что коллектив сотрудников УФТИ необходимо формировать сугубо по профессиональным качествам. Он высказал мысль о том, что молодые сотрудники несколько лет проходят своеобразную стажировку, получая необходимые теоретические знания и практические навыки. Пройдя эту современную теоретическую «школу», чем-то напоминающую медицинскую интернатуру, и познакомившись с последними достижениями мировой науки, «интерны» должны были быть направлены в учебные заведения и на производство. Там они могли бы распространять самые современные знания и новейший мировой опыт, а непосредственно в институте удостаивались чести работать только самые талантливые физики, имевшие призвание к исследовательской работе.
Вполне естественно, что «выдвиженцев» такое развитие событий категорически не устраивало, поскольку в данном случае они не только навсегда должны распрощаться с престижнейшей работой и массой привилегий, которыми пользовались сотрудники УФТИ, но и снова попадали в полную зависимость от научных руководителей их «стажировки». К тому же во время подобной практики оклад простых инженеров, механиков и лаборантов, подавляющее количество которых составляли именно «выдвиженцы», предполагалось установить в несколько раз меньше, чем у их научных руководителей. Еще больше конфликт обострился после того, как сначала доктор Обреимов, а потом и профессор Лейпунский стали приглашать на работу иностранных специалистов, материальное содержание которых и условия работы вызывали у «ученого пролетариата» бешеную злобу и зависть. Ко всему прочему иностранные ученые, зная очень много нового и интересного, могли быть полезны исключительно институтской «элите», говорящей на немецком и английском языках, «выдвиженцы» же в силу своего скудоумия и малообразованности могли только издали наблюдать за подобными беседами.
Сильным катализатором конфликта явилась и совершенно неуместная (и не своевременная) первоапрельская шутка Ландау. Узнав, что с весны 1934 г. тарифная сетка окладов будет включать ученую степень и звание, он вывесил свой «приказ», в котором около каждой фамилии сотрудника со всеми его научными регалиями проставил зарплату, которая, по мнению Дау, соответствовала реальному вкладу в науку. Разразился громкий скандал, и оскорбленные стали писать жалобы во все инстанции — от Наркомата тяжелого машиностроения и ЦК до институтского парткома. Ответом на поток «сигналов трудящихся» стала партийная «чистка» УФТИ и появление множества проверяющих комиссий, сильно мешавших научной работе.
Во всех этих склоках директор Давидович неизменно становился на сторону «пролетариев умственного труда», настраивая рядовых научных сотрудников, инженеров, техников и лаборантов против научных руководителей, главных и ответственных исполнителей тем. Кроме того, из своего обширного пакета спецзаказов он поручал всяческим бесталанным посредственностям, отличавшимся лишь личной преданностью, важнейшую военную тематику. Это тут же вызывало серьезные конфликты, когда свежеиспеченные неопытные «руководители» через голову своих завлабов и завотделов начинали лично вмешиваться, часто тормозя их, в другие научные работы, занимая приборы, оборудование и технический персонал только своей тематикой. Все вполне естественные в подобных случаях протесты Давидович расценивал исключительно как злонамеренный отказ от проведения в институте военной спецтематики.
Между тем каждое вмешательство нового директора в научные дела института только увеличивало дополнительные расходы и существенно замедляло темпы научных исследований. Дела в УФТИ пошли настолько плохо, что ведущие ученые института, желая хоть как-то остановить дальнейший развал научной работы, решили написать письмо в высшие партийные и хозяйственные инстанции с просьбой отозвать Давидовича с руководящей должности, заменив его на Лейпунского. Это обращение ученых достигло самых верхов партийной власти и попало в Комиссию партийного контроля. В результате квалифицированного разбора ситуации комиссия пришла к решению, что во главе научно-исследовательского института действительно должен стоять ученый. К сожалению, это решение запоздало и конфликтная ситуация в УФТИ зашла слишком далеко. Дошло до того, что Давидович обратился к руководству харьковского НКВД за помощью в раскрытии тайного заговора, который якобы организовала «группа Ландау» для срыва важнейшей спецтематики. В тот момент НКВД еще не имел санкций на арест ведущих сотрудников института, и поспешно заведенное дело ушло в архив. Что же заставило директора Давидовича вступить в столь явную конфронтацию именно с Ландау? Да и еще воспользоваться столь подлым приемом борьбы, как донос!
Тут надо сделать одно небольшое отступление и вспомнить о том, что Лев Давидович уже в первые годы своего «теоретического бригадирства» решил организовать специальный теорфизический семинар, преследующий сразу несколько целей. Во-первых, он должен был формировать и воспитывать физиков-теоретиков именно так, как понимал эту квалификацию научных работников сам Ландау. Во-вторых, на нем Лев Давидович собирался апробировать все без исключения научные работы, проводящиеся в его бригаде, и все сотрудники должны были докладывать свои предполагаемые публикации. И, в-третьих, на этом семинаре стажеры, аспиранты и научные сотрудники «младшего звена» реферировали все интересное из отечественной и зарубежной (в основном) научной периодики.
Ну а теперь, кратко охарактеризовав знаменитый теорсеминар Ландау, вернемся еще раз к содержимому портфеля военных заказов, которые привез в институт директор Давидович. Именно доклад этой спецтематики на открытом семинаре с разгромной рецензией («полная чушь», «невообразимая ахинея», «мрачная патология!») Ландау и вызвал по принципу домино череду последующих событий, приведших к столь плачевному результату.
Между тем установить сегодня все детали довоенной спецтематики УФТИ очень сложно. Многие архивные сведения растерялись во время эвакуации, часть из них попала в архивы и спецхраны других учреждений, а рассказы самих сотрудников грешат большими неточностями и субъективностью. Наверное, поэтому выглядит довольно необычно то, что главные спецтемы довоенной тематики касались отнюдь не ядерных исследований, как считалось долгое время, и неких фантастических двигателей на жидком водороде, а специфических и весьма любопытных вопросов технической радиофизики.
Здесь самое время вернуться к ранее прерванному рассказу о таинственной совсекретной теме, связанной с пресловутыми «лучами смерти». Надо сразу заметить, что не только от желания директора Давидовича зависел выбор военных заказов. И компетентные специалисты в наркомате тяжелого машиностроения были прекрасно осведомлены о том, что в УФТИ с большим успехом разрабатывалась радиофизическая тематика. Так, еще в конце 1920-х гг. замечательный радиофизик А. А. Слуцкин (1891–1950) разработал удивительные радиоэлектронные приборы — «магнетроны со сплошным анодом», позволявшие в принципе получать очень мощные фокусированные источники микроволновых электромагнитных волн. Ему удалось создать магнетрон сантиметровых волн, найти новый тип магнетронных колебаний, характеризуемый движением электронов вдоль оси катода, построить теорию магнетронного генератора сверхвысокочастотных колебаний. И в последующие годы профессор Слуцкин с учениками весьма успешно разрабатывал методы получения значительной мощности на дециметровых волнах.
Как же связаны данные вопросы специальной инженерной радиофизики с темой загадочных «лучей смерти», не сходившей со страниц довоенной мировой печати и научно-фантастической литературы?
Глава 12. В фокусе гиперволнового луча
Узнав столько нового о развитии идей великого изобретателя, давайте вернемся к началу нашего повествования и по-другому взглянем на башню «глобального эфирного резонатора-ретранслятора». Что же могло составлять его таинственную суть? Конечно же, различные системы, включавшие резонансные трансформаторы с пресловутыми катушками индуктивности Теслы! Но не только они одни…
Так, когда на очередной пресс-конференции Тесле был задан вопрос о практическом способе передачи высокочастотных токов в верхние слои атмосферы, изобретатель ушел от прямого ответа, заявив, что не видит здесь каких-либо принципиальных трудностей. Журналисты продолжали задавать ему вопросы, не собирается ли он использовать одну из своих «молекулярно-бомбардируемых трубок», проецируя мощный ультрафиолетовый луч в атмосферу. Тогда, рассеиваясь на большой высоте, ультрафиолетовое излучение ионизировало бы воздух, превращая его в достаточно хороший электропроводник. Тесла не отрицал возможности создания проводящих слоев воздуха на любой желаемой высоте, через которые можно было передавать высокочастотный ток. Позднее, в 1917 г. при разборке башни Ворденклиф на Лонг-Айленде, было обнаружено, что верхняя площадка этого циклопического строения заполнена батареями специальных электронных ламп очень крупных размеров, работающих в ультрафиолетовом диапазоне. Их действительное предназначение так и осталось тайной, не раскрытой до сих пор.
Тут же Тесла перевел разговор на планы создания своеобразного «сэндвича» из верхних слоев земной атмосферы, комбинируя электропроводящие и непроводящие слои воздуха. Такая слоистая структура образовала бы нечто вроде гигантского воздушного конденсатора, способного накапливать и разряжать огромное количество электричества. Если бы на Земле было создано достаточно сильное электромагнитное поле, продолжал свою мысль изобретатель, то верхние слои воздуха зарядились бы за счет индукции. Весь земной шар в таком опыте напоминал бы лейденскую банку, периодически заряжающуюся и разряжающуюся. Вот в таком случае комбинация из почвенных и воздушных электротоков и может создать свечение в верхних слоях атмосферы, которое осветит мир.
Этот грандиозный проект основывался на ранних опытах Теслы, которые он проводил еще в начале 1890-х гг. Тогда им была создана оригинальная конструкция чувствительной колбы низкого давления с несколькими электродами. Под воздействием высокочастотного тока подобный прообраз электронных ламп начинал испускать интенсивное излучение, которое можно было легко контролировать внешним электромагнитным воздействием. Кроме того, некоторые модификации этой первой лампы Теслы «чувствовали» внешние магнитные и электростатические поля, что позволяло проводить много любопытных экспериментов.
Например, когда лампочка свисала на проводе прямо вниз и от нее были отдалены все объекты, Тесла мог за счет приближения к ней заставить луч распространяться в противоположном направлении от лампочки, а если он ходил вокруг лампочки, то луч был постоянно на противоположной от нее стороне. Иногда луч начинал стремительно вращаться, в зависимости от положения магнита. Несмотря на то что лампочка была наиболее чувствительна к магниту и менее восприимчива к электростатическому воздействию, невозможно было даже напрячь мышцы руки, не вызывая видимой реакции луча.
Тесла считал, что причиной тому может быть неравномерность стекла, которое не давало лучу одинаково проходить во все стороны. Восхищенный, он верил, что такой инструмент будет ценной помощью в исследовании природы силовых полей.
После демонтажа башни Ворденклиф вокруг руин Радио-Сити возникло много различных легенд. По одной из них на верхних пилонах вышки «глобального ретранслятора» располагались многочисленные батареи разбитых ламп Теслы самых разных форм и размеров. Именно с их действием во время «электрических шоу в небесах», неоднократно устраиваемых изобретателем, газетные статьи связывают таинственные случаи массового падежа скота на окрестных фермах и «эпидемию» сердечных приступов их обитателей. Конечно, эти эксцессы действия «глобального эфирного резонатора» сразу же привлекли всеобщее внимание, породив разговоры о «смертельном летучем электричестве». Надо сказать, что сам Тесла очень болезненно реагировал на подобные публикации и, чтобы развеять все «электрические страхи», неоднократно демонстрировал всем желающим безопасность действия батарей своих трансформаторов. При этом он часами находился в непосредственной близости от работающего оборудования, будучи буквально окутанным высоковольтными разрядами.
До сих пор врачи спорят о влиянии сильных электрических полей на человеческий организм. Тем не менее детальное медицинское освидетельствование многих жителей, дома которых находятся под линиями высоковольтных передач, показывает полное отсутствие у них каких-либо необычных патологий. Более того, сами они не очень-то и хотят переезжать, ведь в их распоряжении целое море бесплатной электроэнергии!
Так какой же загадочный фактор действовал на все живое вблизи «эфирного электрорезонатора»? Может быть, Тесла действительно открыл таинственные «лучи смерти»? Ведь как он любил с самым загадочным видом рассказывать газетчикам: и да и нет! Действительно, Тесла одним из первых открыл «смертоносное действие», хотя правильнее было бы назвать его «болезнетворным воздействием»… обыкновенных радиоволн! Конечно, далеко не любые радиоволны воздействуют на живые организмы, иначе наша планета давно бы уже опустела. В силу ряда до сих пор до конца не выясненных биологами и биофизиками причин наибольшую опасность представляют высокоэнергетичные микроволновые излучения.
Одни из наиболее опасных микроволн — это сверхвысокие частоты сантиметровой длины, хорошо известные практически всем как рабочий диапазон СВЧ-печей, часто именуемых «микроволновками». Сантиметровыми волнами называют СВЧ-радиоизлучение, длина волны которого лежит примерно в пределах от 1 до 100 см, или, соответственно, частота от 0,3 до 30 ГГц. Излучение этого диапазона находит разнообразное применение в современной технике. Например, стандартом частоты для микроволновых печей и промышленных плазменных СВЧ-установок является частота 2,45 ГГц. Это частота резонансного поглощения для молекул воды, а поскольку во все продукты питания входит вода, то в СВЧ-печи с этой частотой можно эффективно нагревать любой продукт. Кроме того, для излучения на этой частоте атмосфера непрозрачна из-за его поглощения парами воды. Излучение с частотой порядка 30 ГГц применяется в токамаках для нагрева плазмы. Связь с космическими телами на орбите Земли и спутниковое телевещание производится преимущественно в диапазонах С-полосы и Ки-полосы.
Могло ли подобное излучения вырваться из искрового промежутка трансформаторов «глобального эфирного электрорезонатора»? Самый поверхностный анализ показывает довольно высокую вероятность подобных процессов. В принципе, логика событий и не оставляет нам какого-либо иного варианта объяснения воздействия башни Теслы на жителей Лонг-Айленда. А о том, что такое воздействие имело место, история оставила нам вполне достаточно свидетельств.
Сознавал ли сам Тесла, что его «лучи смерти» имеют радиоволновую природу? Судя по всему, вначале вряд ли, поскольку этот период у него был связан с пропагандой якобы открытых им «глобальных колебаний электрической субстанции эфира». Однако вскоре изобретатель занялся серией очень любопытных опытов. Тесла стал настойчиво искать пути пространственного управления «лучистой электрической энергией». Для этого он с помощью большого набора разнообразнейших металлических отражателей в виде всяческих блюдец, полусфер, тарелок и плоских щитов пытался сфокусировать «лучи смерти». Детектором ему служила хорошо известная к тому времени конструкция открытого дипольного вибратора в виде металлического стержня с закрепленными по всей длине лампочками. По силе накала лампочек Тесла и определял максимумы концентрации «эфирно-электрической субстанции». Очень скоро изобретатель догадался использовать в качестве детекторов таинственного излучения несколько радиоприемников собственной конструкции (вспомним, что при этом Тесла даже не пытался оспаривать приоритет открытия радио Поповым). В конце концов, сопоставив все данные по экранированию и детектированию «лучей смерти», он понял, что столкнулся с микроволновым излучением высокой мощности. Повлияли ли СВЧ-колебания на самого экспериментатора? Тесла и не скрывал этого, в интервью он объяснял развившуюся у него светобоязнь и постоянные мигрени избыточным пребыванием в «резонансной электрической эманации эфирного тела Земли».
Мы уже знаем, как печально закончился первый период эксплуатации «глобального эфирного резонатора», однако семена тесловских «лучей смерти» уже попали на благодатную почву интересов военно-промышленного комплекса США. Кроме того, Тесла провел важные исследования конфигураций различных антенных отражателей и вплотную подошел к понятию волновода. В частности, вполне возможно, что именно в попытках как-то сконцентрировать и направить свои «лучи смерти» Тесла создал прототип пирамидальных и рупорно-параболических антенн.
В ходе одной из бесед с журналистами Тесла несколькими стремительными штрихами набросал у себя в блокноте будущую конструкцию «лучевой пушки». Схема попала в газеты и научно-популярные журналы. Может быть, именно она, а не конструкция башни Шухова вдохновила А.Н. Толстого на «Гиперболоид инженера Гарина», ведь на самом деле фантастический аппарат, как и схема Тесла, содержал параболоиды, а не гиперболоиды.
Теперь возникает любопытный вопрос: с чем же экспериментировал Тесла во второй период «эксплуатации» «глобального эфирного резонатора», вплоть до его демонтажа? Самое главное, что явно изменился характер биофизического воздействия, став намного направленнее. Тут возможно два основных варианта развития событий: либо изобретателю удалось найти удачную схему расположения отражателей, либо он сумел получить новое приборное решение. Вглядимся в психологический портрет Теслы-изобретателя. Пустив корни в Северной Америке после переезда из Европы, он впитал все самое лучшее и худшее из «земли бескрайних личных возможностей». Размах и деловая хватка в реализации новых технических решений сочеталась в Тесле с определенной саморекламой и постоянным сутяжничеством в бесчисленных «патентных войнах» с «постояннотоковой электроимперией» Эдисона. Все это однозначно указывает на то, что если что-то из его изобретений легко попадало на страницы прессы, без обычных скандалов, приоритетных разбирательств и судебных исков, то оно явно было тупиковым решением. Следовательно, росчерком пера «одаряя» журналистов схемой пушки для стрельбы «лучами смерти», Тесла считал данный путь исследований совершенно бесперспективным. Более того, он явно хотел подтолкнуть к нему своих многочисленных конкурентов. Так над чем же работал изобретатель среди своих катушек и трансформаторов под куполом медного «эфирного резонатора»?
Похоже, что Тесла усиленно искал пути создания некоего подобия магнетрона! Выходит, что именно этот прибор был неким «серым кардиналом» нашего повествования, неявно проявляя свое присутствие в каждом рассказе! Значит, настала пора присмотреться к этому замечательному устройству более внимательно. В конце 1920-х Тесла выяснил, что спроектированные им электронные лампы слишком медлительны, и с энтузиазмом занялся поисками принципиального решения вопроса. Вскоре он изобрел уникальное устройство, в котором электронные потоки совершали необходимые колебания в самом источнике энергии, естественно, что при этом путь энергии в системе, как и ее инерционность, резко сократился. Это были малоизвестные магнетрон и клистрон Теслы. Именно эти электронные приборы, через несколько лет повторенные в различных вариациях другими учеными, и сделали возможным достижение диапазона дециметровых и сантиметровых волн, так важных для радиолокационного оборудования.
Явственно ощущалось приближение войны, и исследования «лучей смерти» активизировались. За основу своей новой «лучевой пушки» Тесла взял разработку советских ученых, переданную ему сотрудниками «Армторга» в Нью-Йорке. Там описывался многокамерный поликонтурный магнетрон с очень высокой выходной мощностью СВЧ-излучения.
Так возник проект «Радуга». Как всякая сверхсекретная разработка, «Радуга» имела несколько «поясов безопасности», предохраняющих от посторонних взглядов сердцевину проекта — магнетронное орудие Теслы. Ядро проекта окружала тема сверхдальней радиолокации и активного противодействия радиоэлектронной разведке, потом шла информация о размагничивании корпусов и дистанционном подрыве магнитных мин. А внешняя оболочка «дезинформационного обеспечения» состояла из широко известных и хорошо понятных каждому обывателю компиляций романов Уэллса «Человек-невидимка» и «Машина времени».
Глава 13. На волнах «летучей электрической квинтэссенции»
Все, кто лично знал Николу Теслу, в один голос отмечают его очень сложный, многогранный характер, неуравновешенность, экзальтированность и полную неспособность работать в коллективе. Круг друзей великого изобретателя, несмотря на его постоянные «выходы в свет», насчитывал всегда несколько человек, часто сужаясь буквально до двух-трех людей, с которыми он постоянно общался. Стоит ли удивляться, что при таком импульсивном, трудно прогнозируемом характере отстаивание своих теоретических концепций у Теслы превращалось в настоящие интеллектуальные войны, которые он вел иногда со всем научным миром. Это особенно ярко проявилось в конце 1920-х гг., когда изобретатель переключился целиком и полностью на создание своих «фундаментальных творений».
Несмотря на то что в теоретических разработках Теслы содержалось множество удивительных технических предвидений, этой части творческого наследия великого изобретателя довольно затруднительно дать однозначную оценку. Ведь и «схема глобального резонанса электрических волн», и «вселенская сфера мирового разума», и «энергия сверхмалых субатомных вихрей эфира» за прошедшее столетие не нашли какого бы то ни было научного подтверждения. И действительно, трудно представить нечто реальное, соответствующее следующим словам, идущим вразрез с положениями современной физики, да и науки будущего:
Муссирование проблемы «электрической квинтэссенции мирового эфира» великим изобретателем рано или поздно должно было его столкнуть с прямо противоположной позицией великого физика — Альберта Эйнштейна. Имя этого гениального ученого, совершившего множество открытий, связывают прежде всего с его теорией относительности. Именно это творение Эйнштейна составляет краеугольный камень всей современной науки, и именно оно окончательно и бесповоротно похоронило в начале прошлого века понятие «мировой светоносный эфир» (более подробно о творчестве этого великого физика можно прочитать в книге автора «Теория относительности»).
Тесла никогда в открытую не полемизировал с Эйнштейном, который вряд ли принял участие в такой дискуссии, являя собой полную личностную противоположность великому изобретателю. Однако в журнальных и газетных статьях Тесла самым решительным образом, самозабвенно и с присущей ему эмоциональностью отстаивал устаревшую концепцию эфирных вихрей, составляющих, по его мнению, энергетическую основу мироздания. В стенах Принстонского института высших исследований, где работали Эйнштейн и Нейман, даже гуляла шутка, говорят пущенная последним, что великий изобретатель пытается «тесланизировать» (по аналогии с гальванизированием) давно уже распавшийся труп «эфирной субстанции». Тем не менее практически любой рассказ о тех давно минувших событиях не обходится без упоминания «теоретического» участия Эйнштейна.
При этом обычно самыми разными авторами с завидным постоянством, наводящим на мысли о тривиальном списывании друг у друга, приводится малопонятное для непосвященных словосочетание «единая теория поля». Да, этот термин действительно вполне научен, более того, он символизирует одну из высших целей всей современной науки, являя собой некий Грааль теоретической физики. Именно поиском этого чудесного символа единства нашего мира и занимался с 1920-х гг. до самой своей смерти Эйнштейн. Даже на смертном одре великий физик попросил принести блокнот с незаконченными уравнениями своей главной, как он считал, теории в его жизни, а когда карандаш выпал из его холодеющих рук, последними словами гения были: «Ну теперь-то уж я точно узнаю, как устроено мироздание…»
Конечно, как ни жаль признать, но многолетние усилия великого физика и его немногочисленных коллег, вместе с ним трудившихся над этой исполинской задачей, так и не привели к каким-то реальным результатам. Поэтому очень странно читать в некоторых журнальных статьях такую фразу по поводу гипотетической единой теории поля: «Эйнштейн впервые опубликовал эту теорию в 1925–1927 годах». Что здесь может подразумеваться? Именно в эти годы ученый опубликовал несколько статей, подводящих итог его исследованиям объединенной теории относительности, включающей специальную теорию относительности (СТО) и общую теорию относительности (ОТО). Может быть, кто-то из журналистов прочитал в каком-то научно-популярном издании, что именно в середине 1920-х гг. трудами Эйнштейна в науке возник единый облик мироздания, и сопоставил эту вырванную из контекста фразу с дальнейшими поисками великого мыслителя?
Ко всему прочему, даже если на миг представить, что подобным изысканиям гения сопутствовал успех, это ни на шаг не подвинет нас к их практическому воплощению. Дело в том, что есть теории «прикладные», как теория фотоэффекта Эйнштейна, а есть теории «фундаментально-абстрактные», как его же теория относительности. И если первые фотоэлектронные приборы появились уже через десятилетие после их теоретического обоснования, то даже проверить релятивистские эффекты очень непросто.
Это настолько тонкие исследования, что даже первый успех общей теории относительности в объяснении аномальной прецессии перигелия Меркурия неоднократно подвергался (и подвергается!) сомнению. Не менее трудная судьба была уготована наблюдениям выдающегося английского астронома Артура Эддингтона, который в 1919 г. сообщил о наблюдении отклонения света вблизи Солнца в момент полного затмения, что, в общем, подтверждало предсказания теории относительности. С тех пор было проведено множество экспериментов, подтвердивших релятивизм окружающего нас мира. Это прежде всего касается гравитационного замедления времени и красного смещения, задержки сигналов в гравитационном поле и, пока лишь косвенно, излучения гравитационных волн. Кроме того, многочисленные наблюдения интерпретируются как подтверждения одного из самых таинственных и экзотических предсказаний ОТО бездонных космических провалов черных дыр гравитационных коллапсаров.
Эйнштейн действительно построил прекрасный дворец мироздания на фундаменте теории относительности. Однако теория гравитации, или ОТО, объясняющая универсальные свойства тяготения геометрическим рельефом пространства — времени, и теория электромагнетизма занимают в нем совершенно разные и пока (увы!) не сообщающиеся покои. Тяготение по Эйнштейну можно представить как резиновую пленку — пространство продавливают различные металлические шары (материальные тела). Вот один из шаров — наша планета — продавил гигантскую воронку, куда скатывается масса маленьких шариков — люди и предметы, находящиеся на оболочке Земли. Естественно, что и лучи света, и радиоволны также должны изгибаться, проходя мимо гравитационных «лунок» пространства. Другое дело, какой глубины должна быть такая «вмятина пространства», чтобы ее полностью обогнул свет, сделав окружающие предметы или человека, как в уэллсовском «Человеке-невидимке», совершенно незаметными.
В общих чертах ответ на этот вопрос знают астрономы, давно наблюдающие удивительное явление космических гравитационных линз. Возьмите какой-либо сосуд с чистой водой и бросьте на дно несколько мелких предметов. А теперь всколыхните воду — изображение предметов исказится, меняя свои очертания и становясь то крупнее, то мельче. Вот приблизительно так же и меняется изображение очень далеких космических квазизвездных объектов — квазаров и галактик из-за «ряби пространства — времени», вызываемой скоплениями массы, лежащей между наблюдателями и глубинами Метагалактики.
Доходя до этого места критических размышлений о принципиальной возможности «обвести вокруг пальца» поток электромагнитного излучения, сразу же вспоминаются чудовищные космические монстры, не только поглощающие любую материю и излучение, попадающее в их гравитационные щупальца, но и сильно искажающие проходящие мимо лучи света. Это, конечно же, таинственные черные дыры гравитационных коллапсаров, о которых мы много рассказывали в предыдущих главах. Нет сомнения, что это очень странные объекты (если они только существуют — пока еще корректно надо говорить о кандидатах в коллапсары), притяжение которых настолько велико, что даже свет не может вырваться из их объятий. Но не это главное, а то, что при такой концентрации массы застывших звезд, как их называли раньше, начинается совершенно фантастический процесс гравитационного коллапса. Это явление описано множеством формул, ему посвящены десятки тысяч научных работ, но представить его как бесконечное падение тела «внутрь самого себя» наглядно практически невозможно.
Многие выдающиеся деятели науки отмечали красоту и рациональную простоту релятивистской теории гравитации. Теория относительности заменила устаревшие представления об абсолютно неизменном пространстве и времени на парадоксальное пространство — время переменной кривизны. Затратив достаточно сил на изучение теории относительности, можно убедиться, что кажущийся более простым путь классических построений на самом деле не имеет разумных перспектив развития.
Однако при всем восхищении, которое вызывала и вызывает у физиков эйнштейновская теория, ни у кого не поворачивается язык назвать ее абсолютной истиной. Сейчас это не кажется особенно удивительным, ведь новая физика относительности и квантов успела уже пережить столько замен правильных теорий на еще более правильные. Да и сам Эйнштейн практически сразу же после окончания разработки теории относительности отмечал, что ей суждены большие перемены и что источник этих перемен находится в квантовой физике.
Все эти исследования связаны с миром элементарных частиц, для которого физики накопили огромный экспериментальный материал. Анализируя его, ученые постепенно осознали удивительный факт, что слабое силовое взаимодействие, ответственное за радиоактивный распад, сильное — удерживающее частицы в атомной ядре, и электромагнитные силы являются проявлениями одного и того же физического поля. Большие надежды физики связывают с перспективой превращения силового трио в квартет путем добавления в теорию гравитации. Предварительные результаты уже показывают, что в природе вполне может действовать несколько типов гравитационных полей. На сверхмалых расстояниях они тесно связаны между собой, и изменение одного сразу вызывает изменения других. Это единое поле содержит
Многие современные физики-теоретики полагают, что на пути к объединению электромагнетизма и гравитации лежит
Изучение супер гравитации еще только начинается. Главное препятствие — отсутствие экспериментальных данных. Впрочем, здесь супергравитация — не исключение, экспериментальный голод испытывает и теория Эйнштейна. За 70 лет ее существования удалось найти всего лишь несколько качественно различных явлений, в которых можно проверить ее выводы. Уж очень трудно экспериментировать с гравитационными взаимодействиями! В исследовании их свойств пока можно рассчитывать в основном лишь на теорию. Для этого физикам приходится изучать и сравнивать различные ее варианты, отбирая те, которые используют меньшее число предположений и в то же время более последовательны и самосогласованны.
Пока что успешно разгадать эту шараду удается только писателям-фантастам, многократно эксплуатирующим идею многомерных миров. Любопытно, что даже художественный поверхностный анализ подобной концепции сразу же приводит к некоторым вполне разумным выводам.
Надо заметить (и это очень важно для подрастающего поколения), что довольно часто достижения современной теорфизики объясняются различными жуликами и шарлатанами паранормальными явлениями. Ничего подобного в нашей реальности никогда не наблюдалось, не наблюдается и, вполне очевидно, никогда наблюдаться не будет. Разумеется, ежеминутно средства массовой информации потчуют нас всевозможными чудесами телепатии, телекинеза, ясновидения, НЛО, пришельцами из прошлого и будущего и т. д. К сожалению (ибо ученые тоже любят фантастику и чудеса науки!), все подобные ложные сенсации связаны лишь с нарушением (и иногда достаточно тяжелым) психики «очевидцев», а иногда и журналистов, раздувающих в поте лица мыльные пузыри подобных газетных уток. Ведь трудновообразимое количество самых тщательных, с огромной точностью выполненных экспериментов с элементарными частицами (а в этом случае можно получить наибольшую точность) не обнаружили никаких, даже самых малейших, нарушений причинности событий, происходящих в нашем мире. При наблюдении грандиозных космических явлений эстафету у физиков перенимают астрономы и космологи, которые также категорически отрицают наличие каких-либо чудес в границах нашей Метагалактики…
Размеры элементарных частиц в тысячи раз больше размеров составляющих их кварков, поэтому между кварками тоже натягиваются некие сверхструны внутриядерного поля. Их можно заметить в столкновениях частиц. Многие физики считают, что образование полевых струн — весьма распространенное явление в мире элементарных частиц.
Стринги могут разрываться и слипаться, рождая дочерние и внучатые стринги. При этом образуются замкнутые струнные кольца и более сложные переплетающиеся фигуры. Стринги — объекты с очень сложной геометрией. Но самое важное состоит в том, что, подобно тому как это происходит со струной гитары, в них могут возбуждаться колебания — различные полевые
Хотя мы часто говорим о смелости научной мысли и беспредельном полете фантазии, наши идеи, даже самые фантастические, по существу не слишком уж далеко выходят за пределы привычного нам мира. Это проявляется и в теоретической физике, несмотря на всю необычность ее современных представлений. Например, многомерные миры в каких-то отношениях мыслятся как нечто весьма похожее на нашу четырехмерную Вселенную, только с большим числом координат. В одной из своих статей выдающийся американский физик Стивен Вайнберг иронически заметил, что такие представления сродни уверенности в том, что при любом контакте с космическим разумом мы встретим если не зеленых человечков, то что-нибудь похожее на жука, осьминога или какое-либо другое земное существо.
Хотя силовое воздействие всемирного тяготения буквально пронизывает всю без исключения среду нашего обитания, его кванты в виде частиц-гравитонов еще не наблюдал ни один исследователь. Убежденность в их существовании исходит в основном от физиков-теоретиков, которые, основываясь на квантовой механике, утверждают, что все без исключения силовые поля должны состоять из квантов. Проблемы наблюдения отдельных гравитонов обусловлены их чрезвычайно слабым взаимодействием с веществом, лежащим за границей чувствительности современных детекторов, ведь оно более чем на 40 (!) порядков слабее электромагнитных сил. Даже по сравнению с самой неуловимой частицей — нейтрино, для поисков которой используются толща Мирового океана и сверхглубокие шахты, взаимодействие гравитона выглядит в биллионы миллиардов раз слабее. Каким же образом сила всемирного притяжения управляла рождением Вселенной, определяет облик современного мира и когда-нибудь, через десятки миллиардов лет поставит последнюю точку в истории нашей реальности?
Вспомним структуру электромагнитного поля, представив себе две разноименно заряженные металлические пластины и слой электрических силовых линий между ними. Если пластины раздвинуть на расстояние, много большее их размеров, слой превратится в жгут силовых линий. Он обладает определенной упругостью, и его можно назвать электрической полевой струной. Подобная же магнитная струна образуется между двумя намагниченными шариками, и ее наличие легко продемонстрировать с помощью мелких железных опилок.
Поделиться книгой: