Михаил Болтунов
Кроты ГРУ в НАТО
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
4 апреля 1949 года. Не прошло еще и четырех лет, как закончилась Вторая мировая война. Разгромлены фашистская Германия и Япония. На земле нет страны, которая могла бы представлять угрозу для мирового сообщества. Тем не менее, 10 стран Европы, а также Канада, во главе с США создали крупнейший в мире военно-политический блок, названный Организацией Североатлантического договора (НАТО).
Против кого «дружили» эти 12 стран, большинство из которых еще вчера были союзниками СССР в борьбе с фашизмом? Сегодня они изобретали себе нового врага. Им оказался тот самый Советский Союз, который внес решающий вклад в победу и заплатил за свободу, в том числе и этих стран, невиданную цену — 26 миллионов жизней своих лучших сыновей и дочерей.
Образование мощнейшего блока НАТО в Советском Союзе, естественно, было воспринято как угроза собственной безопасности. Однако ведущие страны альянса — США, Великобритания, Франция — пытались заверить СССР, что НАТО сугубо оборонительная организация. Что ж, это вполне соответствовало военной доктрине нашего государства. Советский Союз также не собирался ни на кого нападать. И СССР предложил странам НАТО свое вступление в альянс. Но советская инициатива почему-то была отклонена.
А действительно, почему? На этот вопрос до сих пор нет внятного ответа. Да он, собственно, и не нужен. От руководителей НАТО за долгие десятилетия существования альянса мы наслушались много миролюбивых слов. Жаль только, что из них не построишь мира.
Пока был силен Советский Союз и Варшавский Договор, блок НАТО постоянно бряцал оружием, пытаясь демонстрировать военное превосходство, однако на открытую агрессию не решался. Но как только исчезла с карты мира великая Советская страна, а бывшие союзники Москвы, как крысы, бежали с тонущего парохода и стали царапаться в двери Североатлантического альянса, НАТО показал свое истинное лицо.
Уже в 1992 году самолеты блока стали контролировать судоходство в Адриатическом море. Они наблюдали за соблюдением эмбарго, установленного против Югославии. В следующем году авиация США, Голландии и Франции уже патрулировала воздушное пространство этой балканской страны.
В 1994 году истребители США напали на сербские штурмовики и сбили их. И, наконец, в 1999 году началась военная агрессия против бывшей Республики Югославии, которая, кстати говоря, не находилась ни с одной из стран альянса в состоянии войны. Таким образом, НАТО нарушил два важнейших принципа международного права: Устав ООН и государственный суверенитет Югославии.
Впрочем, через месяц после начала бомбардировок Белграда, в Вашингтоне на 50-м юбилейном саммите страны — участницы альянса приняли новую «Стратегическую концепцию союза НАТО», в которой цинично заявили о «гуманитарной интервенции», а также о намерении вооруженных сил блока «осуществлять операции кризисного реагирования», выходящие за рамки 5-й статьи Вашингтонского договора, или, иначе говоря, за пределами действия Североатлантического договора и без санкции Совета Безопасности ООН.
Правда, некоторые европейские государства воспрепятствовали фиксации в стратегической концепции претензии НАТО на проведение подобных операций без санкции Совбеза ООН и ОБСЕ. Но это не меняет сути дела. Если в Югославии можно, то почему в какой-либо другой «неугодной» стране нельзя.
Потом была война в Ираке, в Ливии. Возникает вопрос: кто следующий? Иран, Северная Корея? А может быть, Россия? Вот уж воистину, не спрашивай, по ком звонит колокол…
Скоро НАТО будет праздновать свое 65-летие. Руководители альянса вновь соберутся на юбилейный или полуюби-лейный саммит где-нибудь в Вашингтоне и будут рассказывать «сказки» о том, как они умело и бескровно научились «разруливать» международные конфликты, придумают какую-нибудь новую суперсовременную доктрину и найдут для нее ласковое, этакое «пушистое» и совсем не страшное название. Тот, кто глух и слеп, поверит или сделает вид, что поверил. Кто же хочет знать правду, тому дорога в Косово, в Ирак, Ливию, Сирию.
К счастью, наша разведка, как внешняя, так и военная, никогда не питала иллюзий относительно «миролюбия» НАТО. Мощные вооруженные силы Североатлантического альянса всегда были направлены против Советского Союза, а потом и России. А это означало только одно: мы должны были хорошо знать и постоянно изучать блок НАТО. Как он живет, чем дышит, каким современным вооружением владеет, насколько умело обучает своих офицеров и солдат.
Но чтобы ответить на столь непростые вопросы, следовало проникнуть в штабы, в воинские части, в учреждения, в узлы связи, на командные пункты альянса. И мы проникли. Хоть сделать такое было очень не просто.
Люди, которые занимались этой опасной и тяжелой работой, офицеры Главного разведывательного управления и их ценные источники в структурах НАТО, оказали нам неоценимую услугу, сослужили великую службу — уберегли нашу страну от ядерных ударов, которые планировали нанести руководители США и Североатлантического альянса.
Сегодня нередко слышатся упреки из-за океана о некоей агрессивной сущности Советского Союза. Полноте, господа! Обескровленная войной страна не могла никому угрожать. А уж США и подавно. А вот в Штатах все это было — и ядер-ное оружие, и многочисленные средства доставки, и, главное, патологическое желание, я бы сказал, жажда уничтожения непокорной Страны Советов. Оттого и родились эти людоедские планы — сначала уничтожить 30 наших городов, потом дошли до 300 и так далее. В общем, очень хотелось заокеанским стратегам оставить на нашей территории сотни, тысячи Херосим. НАТОвцы, кстати говоря, особо и не стеснялись в выражениях. Так прямо и оформили свои желания, назвав это весьма ясно и понятно — «Планом ядерной войны». И приложили к нему «Перечень целей для нанесения ядерных ударов на территории СССР и стран народной демократии». И после такого нас еще смеют обвинять в агрессивности?
Эта книга рассказывает о тех, кто честно делал свое дело, спасая наше Отечество от посягательств НАТО. В первой части повествование идет об агентах, непосредственно не работавших в структурах альянса, но в силу своей служебной деятельности имевших доступ к секретам военно-политического блока. Во второй автор знакомит читателей с ценными источниками военной разведки, которые проходили службу в одном из штабов НАТО и на узле связи командования, а также с вице-президентом французского филиала крупной американской химической компании, втянутой в орбиту интересов Североатлантического альянса. Третья часть посвящена жизни и деятельности нашего агента-нелегала в США.
Часть первая. ШВЕДСКИЙ «ОРЕЛ»
Полковник ВВС Швеции Стиг Веннерстрем — личность неординарная. Он, пожалуй, один из самых известных агентов ГРУ периода «холодной войны». Все, кто знали Веннерстрема, характеризовали его как человека честного и добропорядочного. В обществе он был остроумен и общителен, весел и проницателен.
Контр-адмирал Иван Сакулькин, который отрабатывал три командировки в США, хорошо знал шведского военного дипломата Веннерстрема. Правда, он не догадывался, что военно-воздушный атташе из Стокгольма является ценным агентом родной «конторы». И оценивал его вполне объективно, как коллегу.
«Удивительно, — вспоминал Сакулькин, — но насколько серьезным был этот человек в работе, настолько раскрепощен, смешлив и внешне безмятежен был в обществе. Где бы он ни появлялся, там немедленно возникала теплая, почти ребяческая атмосфера. Что же касается женщин — ну, это невозможно передать! Что в нем такого было, что они буквально млели от него? Наверное, сказывалась королевская кровь — он был джентльменом до мозга костей и целовал женские ручки с поистине аристократическим благородством.
Точно так же легко и, я бы сказал, изящно он завоевывал внимание хоть детей, хоть самых важных и серьезных чиновников».
Другой военный разведчик, генерал-лейтенант Юрий Ба-баянц, так пишет о Веннерстреме:
«Главное разведывательное управление в период «холодной войны» располагало многочисленной агентурной сетью во всем мире. Но личности с потенциалом Веннерстрема… были подобны редчайшим самородкам. По масштабам деятельности и ценности передаваемых сведений, а главное, по широте мировоззрения такие люди не укладываются в рамки привычных понятий «агент-шпион». В наши дни их называют супершпионами».
Так кто же он такой, супершпион Стиг Густав Веннерстрем?
Родился Стиг в 1906 году. Его род один из древнейших в Швеции и имеет дальнее родство с королями. Отец, дед по матери, и дядя были офицерами. Военную карьеру выбрал и он. Сначала это был военно-морской флот, потом авиация. С детства Стиг имел склонность к иностранным языкам. Кроме своего родного шведского он говорил на немецком, английском, датском, норвежском, финском, французском.
Осенью 1933 года лейтенант ВВС Веннерстрем приехал в столицу Латвии, Ригу, чтобы изучать русский язык. Интересно, что тогда он впервые попал в поле зрения советской военной разведки. Правда, случайно, как товарищ одного из американцев, который работал то ли на спецслужбы США, то ли на разведку Англии. Стигу он представился как Джон, а в картотеке нашего разведуправления американец числился под псевдонимом Эгон. Следили, конечно, за Эгоном, но рядом с ним оказался и Веннерстрем.
Тогда на него тоже завели отдельную карточку. И сотрудники советского атташата, просматривая шведские газеты, направляли в Москву сведения и о нем: Веннерстрем переведен из флота в авиацию, окончил летную школу, ему присвоено очередное воинское звание — капитан.
В 1940 году, когда в Европе уже полыхала война, Стигу предложили стать военно-воздушным атташе в Лондоне. Начальник отдела кадров ВВС, стараясь подсластить пилюлю, сказал:
— В 34 года… ты будешь самым молодым атташе!
Веннестрем понимал, что сейчас в условиях войны, когда уже пала Польша и будущее Англии было весьма туманным, никто особенно не рвался в Британию. Тем не менее, он дал свое согласие. И уже начал подготовку, однако поступило другое предложение. Вот уж воистину, как в старом армейском анекдоте, «не спеши выполнять приказ, ибо может прозвучать команда «отбой».
Тот же начальник отдела кадров «осчастливил» в очередной раз:
— Министр обороны решил впервые направить военно-воздушного атташе в Москву. Ты единственная кандидатура. А в Лондон мы пошлем кого-нибудь другого.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ ДЛЯ НОВИЧКА
«Москва показалась мне истинным осиным гнездом, — напишет через много лет в своих воспоминаниях Веннерстрем. — Это было самое настоящее боевое крещение для новичка. Дипломатически корпус разделился на три лагеря: на полюсах— воюющие стороны; посередине— нейтралы. Не было никакого порядка и ясности. Противники шпионили друг за другом, используя все мыслимые и немыслимые ухищрения.
…Передо мной же стояла главная проблема, которая непосвященному могла показаться легко разрешимой: создать широкое и надежное поле деятельности военно-воздушного атташе. Начинать приходилось с нуля, ведь мою должность только что ввели. И, признаюсь, это дело оказалось крепким орешком. Русские были безнадежны в своем традиционном секретном мышлении. Их разговорчивость равнялась нулю: идеальное «каменное лицо». Да и из прессы тоже не многое можно было почерпнуть».
Откровенно говоря, на своей первой военно-дипломатической должности Веннерстрему удалось сделать не много. И в первую очередь потому, что уже в марте 1941 года его отозвали в Стокгольм. А через три месяца фашистская Германия напала на Советский Союз, и он уже не возвратился в Москву. Место для службы ему определили в штабе ВВС. Стиг составлял карты целей, детально характеризовал их, обеспечивая шведской авиации возможность бомбардировки объектов на территории оккупированной фашистами соседней Норвегии.
Пребывание, пусть и недолгое, в качестве военно-воздушного атташе в Москве тоже сыграло свою роль. Его часто приглашали в советское посольство, он познакомился с послом СССР в Швеции Александрой Коллонтай.
Как-то она собралась посетить лагерь советских интернированных, и Веннерстрему поручили сопровождать ее. Вместе с послом в этой поездке участвовал и военный атташе Советского Союза полковник Николай Никитушев.
Между Веннерстремом и Коллонтай состоялась примечательная беседа. Посол сказала, что окружение гитлеровцев под Сталинградом означает окончательный перелом в войне, Германия истощена. И тогда Стиг спросил:
— Так, может, созрело время для перемирия и переговоров?
— Соглашение, почетное для обеих сторон. Об этом мы не думаем, — ответил посол.
На том, собственно, беседа и завершилась. А через некоторое время начальник контрразведки полковник Карлос Адпер-кройз вызвал к себе Веннерстрема и ошарашил известием:
— Мы раскрыли немецкий код. Теперь читаем их телеграммы.
И протянул бланк одной из них. Стиг прочел, как из немецкого посольства в Берлин докладывали содержание его беседы с советским послом. Он действительно совершил такую утечку.
— Ты теперь возомнил себя миротворцем, — усмехнулся начальник контрразведки.
Что ж, это был хороший урок на будущее.
А вскоре штабной период Веннерстрема закончился, и он распрощался со Стокгольмом на два года. Стиг возвратился на летную работу. Он командовал эскадрильей, совершал постоянные полеты. В одном из них уцелел чудом. При падении заклинило «фонарь» кабины, Стиг покидал самолет через запасной люк, вылез на крыло, выпустил парашют, но уже было поздно, его бросило на деревья, и он повис на стропах головой вниз.
Его нашла какая-то старушка, потом прибежал радист, помог освободиться.
Потом он скажет: «Я был очень близок к тому, чтобы не вернуться домой, оставив свое имя в числе многих в вестибюле штаба ВВС — на мемориальной доске погибшим летчикам».
К счастью, этого не случилось.
УСЛУГА ЗА УСЛУГУ
После войны комэск Веннерстрем уже носил майорские погоны и считался опытным летчиком. Правда, его вновь перевели на штабную работу, и он занялся аналитическими исследованиями организации вооруженных сил. Как и многие другие, Стиг мечтал стать командиром флотилии. Однако звонок командующего ВВС однажды оборвал его мечты:
— Передо мной статистика полетов «штабников». Какого черта, Веннерстрем! У тебя слишком мало летных часов!
Генерал был не очень дипломатичен, но он ясно показал: не будешь летать, не станешь командиром флотилии. И хотя после неприятного разговора Стиг стремился к большему налету, этого было явно недостаточно.
Опять позвонил генерал Норденшельд и ударил, что называется, наотмашь:
— Ты не годишься для почетной должности командира флотилии.
Командующий сделал паузу, потом сказал:
— Зато у тебя есть явный талант к разведке. С твоим знанием языков ты принесешь гораздо большую пользу ВВС, если послужишь за рубежом военно-воздушным атташе.
Конечно, Стиг был очень разочарован. Да, он любил разведку. Но еще больше он надеялся стать командиром флотилии. А теперь все эти полеты, риск, стремление освоить профессию летчика оказались бессмысленными. Обида поселилась в его душе.
Это, собственно, и стало тем фоном, на котором произошла очередная встреча Веннерстрема с советским военно-воздушным атташе полковником Иваном Рыбаченковым.
Ивана, как и в прошлый раз, интересовало одно важное обстоятельство. Было уже ясно, что вскоре США возглавят вновь образуемый блок НАТО. Рыбаченкова беспокоило, не пойдет ли Швеция на секретное соглашение с альянсом. Веннерстрем убеждал советского атташе: не пойдет.
Неожиданно полковник заговорил о другом. Он узнал из прессы, что на военном аэродроме в Уппланде планируется реконструкция и увеличение взлетно-посадочной полосы. Теперь он об этом «пытал» Стига, но не получал ответа. «Ну, если ты ничего не хочешь говорить, я вынужден думать, что есть нечто подозрительное». — «Там нет ничего подозрительного. Полоса предназначена для посадки шведских самолетов».
Чтобы увести разговор в сторону, Веннестрем заговорил о затяжке решения по его приезду в Москву. В последнее время советское руководство почему-то затягивало его. Во всяком случае, так казалось Стигу.
— Хорошо, — сказал Рыбаченков. — Я постараюсь все разузнать и помочь.
Военно-воздушный атташе «засмолил» свою любимую папироску.
— Так как насчет взлетной полосы? Мне же надо что-то докладывать в Москву.
Стиг рассмеялся:
— Ну да, услуга за услугу. Старая песня.
— Ладно, согласился полковник. — Давай, по-другому. Сколько стоит для тебя эта проклятая полоса? Две тысячи?
«Я не был особенно удивлен, — напишет в своих воспоминаниях Веннерстрем, — зная, что другим тоже делались подобные предложения. Следовало бы отнестись к этому спокойно и не отвечать совсем. Но авиационная карьера полетела к черту, и я был в депрессии, поэтому плохое настроение подхлестнуло мою реакцию. Я разозлился, что он выбрал жертвой подкупа именно меня. И, черт подери, я выпалил, не думая:
— Да-а-а-а? А почему бы, например, не пять?
Он по-прежнему смотрел в сторону; не видя выражения моего лица. Ответ последовал немедленно.
— Я должен запросить Центр».
Так началось сотрудничество Веннерстрема с советской военной разведкой.
Потом ему не раз припомнят деньги, получаемые от советских сотрудников. Никто не отрицает, была оплата, впрочем, весьма небольшая, но не это главное. Стиг работал не из-за денег. Во всяком случае, не они были самым важным в его деятельности. Тогда что?
Не забудем, что период времени, в который Веннерстрем сотрудничал с советской военной разведкой, приходится на постоянное и все нарастающее противостояние двух мировых систем. Ему, человеку прекрасных аналитических способностей, имеющему доступ к натовским документам, не сложно было понять, к каким пагубным последствиям приведут агрессивные намерения Североатлантического альянса во главе с США. Он не желал новой мировой войны и согласился на сотрудничество с ГРУ, чтобы выравнять баланс сил, не позволить мощной военной силе НАТО обрушиться на СССР.
«Сам Веннерстрем, — говорил о нем генерал-майор ГРУ Виталий Никольский, — никогда не просил у нас никаких прибавок. Все это домыслы, что он был скупым, алчным, что его купили и что он работал ради денег… Он никогда бы не пошел ни на какое меркантильное сотрудничество с иностранной разведкой. В его мировоззрении не было никакой другой основы, кроме осознания опасности, к которой может привести деятельность вооруженных сил США и НАТО для судеб мира».
ОСОБАЯ РОЛЬ ЦЕННОГО АГЕНТА
На суде он не признал себя виновным и заявил, что история их рассудит. Через десять лет своего тюремного заключения Стиг написал мемуары, и из них видно: Веннерстрем остался верен себе. Величайший супершпион времен «холодной войны» сам отвечает на этот вопрос:
«Американцы в те дни хорошо осознавали свое военное превосходство. Звучали агрессивные высказывания «ястребов» среди военных и дипломатов — все это производило на меня грустное впечатление. Я опасался реальности третьей мировой войны…
Впоследствии над моими усилиями насмехались, с издевкой замечая, что я «поставил не на ту лошадь». Но если бы кто-нибудь сказал нечто подобное в то время, я бы не принял к сведению. Я играл важную роль и считал, что она должна быть сыграна до конца.
«Успешная мимикрия — и больше ничего», — писалось позже в одной статье в США. «Отличная обработка мозгов», — сказал уже здесь, дома, кто-то не по годам быстро созревший. На самом деле я не был продуктом ни того ни другого. Просто я был одержим мыслью, что играю нестандартную, особую роль, и эта мысль росла во мне из года в год…»
И действительно, Стиг Веннерстрем играл особую роль. Иначе за что он получил беспрецедентный приговор в своей собственной стране — пожизненное заключение? При том, что максимальный срок в Швеции ограничивается десятью годами тюрьмы. Тем более, сегодня известно: он практически не работал против своей страны. Вся его разведдеятельность была направлена против агрессивного блока НАТО и США.
Что же успел сделать за почти полтора десятка лет работы на ГРУ Веннерстрем? Ответ один — многое успел. Но чтобы ответить на него конкретнее, вернемся в послевоенную Швецию, когда Стиг складывал чемоданы, чтобы отправиться в Москву.
И вот он снова в столице Советского Союза. Обжился, огляделся. Не сомневался, что за ним следят и вскоре появится посланец из военной разведки. Так и случилось. Однажды вечером у особняка посольства, где жил Веннерстрем, его кто-то окликнул и передал письмо. В нем была крохотная бумажка. На ней даты основной и резервной встреч.
В обусловленное время у памятника Пушкину к нему подошел Николай Никитушев, которого он знал еще по работе на родине, в Швеции. Полковник пригласил Стига в машину, и они поехали в Серебряный Бор. Автомобиль заехал во двор одного из домов.
Обстановка внутри дома была вполне романтичной: в камине потрескивали дрова, на столе стоял самовар, на тарелке лежали свежеиспеченные пироги. На полу сидел кот.
Никитушев начал разговор с воспоминаний о Стокгольме, потом перешли к НАТО и его агрессивным планам. Полковник вновь уточнил, существует ли секретный договор Швеции с НАТО, и получил от Стига отрицательный ответ.
— Знаешь, — сказал Никитушев, — мой начальник хотел бы услышать о шведском нейтралитете лично от тебя.
— А кто он?
— Начальник второго управления.
Веннерстрем согласился.
На новую встречу кроме Никитушева прибыли еще двое. Один представился Павлом Константиновичем. Он и был начальником управления. Другой сопровождал генерала.
Стол был накрыт. Выпили, закусили, и генерал пригласил Стига в отдельный кабинет. Вновь разговор пошел о шведском нейтралитете. Потом генерал стал с тревогой говорить, что посольство США и посольства других стран НАТО проводят скоординированную разведку.
— Мы хотели бы понять, какая роль отводится воздушной войне против нашей Родины, — сказал начальник управления.
— Поскольку это не затрагивает шведских интересов, я готов помочь.
В свою очередь, для упрочнения позиций Веннерстрема в Москве, он предложил побольше информации. Так началась их совместная работа в столице СССР. ГРУ не только просило информацию, оно занималось и профессиональной подготовкой агента. Позаботились военные разведчики, чтобы у Веннерстрема появилась служебная машина, собственная отдельная телефонная линия. Все эти усилия не пропали даром. Перед Стигом была поставлена задача накапливать данные о так называемой карте целей для натовских бомбардировок советских городов, промышленных и военных объектов. Конечно, разгадкой этого «ядерного ребуса» занимался не один Стиг. Но он внес свою достойную лепту.
«Свежие воспоминания о бомбежках Второй мировой войны, — напишет в своих мемуарах Веннерстрем, — заставили меня с тревогой наблюдать, как американская разведка все больше акцентировала внимание на новых и новых целях бомбардировки. Особенно тревожно, что это были промышленные объекты и жилые районы, а в арсенале накапливались атомные бомбы неслыханной силы…