Красавица Леночка: обаяние Зла

Основная причина виделась Джонни в недовольстве Леночки результатами её последнего взаимодействия с главным любовником. Очевидно, она чувствовала себя проигравшей. И это поражение ей нужно было компенсировать победой хотя бы над кем-то другим. Леночке нужно было продемонстрировать свою власть над другим человеком, показав свою способность сделать ему больно. И объектом для такой демонстрации предстояло стать Джонни.

Как он и предполагал, Леночка вскоре начала первую атаку: Мы завтра едем на экскурсию в Иерусалим. В какие-то моменты придётся выходить из автобуса смотреть разные достопримечательности. В дневное время на солнце будет жарко. Надеюсь, ты там не будешь отставать. Потому что никто тебя ждать не собирается. Отстал — это твои и только твои проблемы, которые больше никого не волнуют. А если тебе станет плохо, тебя отправят на ихней скорой помощи в дурдом. Лечение здесь, в Израиле, стоит очень дорого. У тебя таких денег нет. Поэтому тебя посадят в тюрьму. Нет, не в Израиле, в России. Где очень несладко. Особенно таким, как ты.

Джонни не знал даже, что и сказать на это. Вначале у него была мысль ехидно спросить: с какой целью ты мне всё это говоришь? Но тут же понял, каков, скорее всего, будет ответ: Чтобы ты, раз уж собрался на экскурсию (естественно, Леночке ужасно жалко было сотню долларов, которые Джонни заплатил за свою поездку в Иерусалим; разумеется, те 100 долларов, которые он платил за *её* поездку, были не в счёт), был готов взять себя в руки и адекватно переносить связанные с этим трудности.

В итоге, не найдя складного ответа, Джонни ничего не ответил Леночке, а лишь кивнул головой. Казалось бы, он мог быть доволен, так как неприятный для него разговор не получил развития. И в то же время Джонни не мог не признать, что Леночкина психическая атака в некотором роде удалась. Через несколько минут он был уже с головой погружён в тревожные мысли о завтрашней поездке в Иерусалим. Джонни беспокойно думал: а если правда мне станет плохо? А если я упаду? А если я умру? А если там террористы какие-нибудь? Джонни уже много лет как не смотрел и не слушал никакие новости — только затыкал уши, когда мама, тогда ещё способная воспринимать информацию, включала репродуктор. Наводить справки у Леночки было бессмысленно. Она ответит вопросом: ты меня звал отдыхать туда, где, возможно, идёт война, и даже не удосужился выяснить, какая там ситуация?! Джонни вдруг вспомнил, как когда-то давным-давно, когда он ещё посматривал в зомбоящик, в новостях передавали, как арабский террорист — смертник подорвал себя в кафе вместе со всеми посетителями. Где это произошло? Кажется, в Иерусалиме? Джонни не помнил наверняка. Впрочем, Джонни вскоре «успокоил» себя рассуждением, что у него гораздо больше шансов умереть от острого нарушения мозгового кровообращения или сердечного приступа, нежели от террористической атаки. Джонни то и дело ловил себя на мысли, что он уже ничем не может спокойно заниматься, навязчиво проигрывая в голове трагические сценарии с его собственным участием. Ну почему, почему он не мог сосредоточиться на текущем моменте, когда он вроде как ещё не умирал?! Джонни прекрасно понимал сейчас, как и во многих других случаях, абсурдность своих панических мыслей, а также то, как они отравляли ему жизнь, однако ничего не мог с этим поделать.

Вероятно, это понимала и Леночка, и она могла бы гордиться тем, как всего одной репликой ей удалось торпедировать ход мыслительных процессов Джонни и вообще весь его эмоциональный мир. Однако ей этого было мало. Для полного торжества Леночке нужно было видеть Джонни поверженным в открытом словесном поединке, дабы он открыто признал свою никчёмность. Осознавая это, Джонни готовился к новому психическому наступлению. Тем более Леночке, расстроенной любовником, нужно было с кем-то поговорить. Кроме Джонни, поговорить ей здесь было не с кем. С другой же стороны, презрение Леночки к нему было столь сильным, что поговорить с ним она могла реально лишь в издевательской форме.

Когда Леночка пошла в туалет, душ, подмываться и т. д. перед сном, у Джонни появилась возможность изучить её склад психических боеприпасов, состоявших из пары книжек. Такая милитаристская аналогия пришла ему на ум не случайно. Джонни хорошо помнил, какие Леночка любила читать книги. Сначала она читала про формирование любовной зависимости. А ещё тот же автор писал про слово как оружие. Потом она читала книжку другого автора, но из той же оперы про «психологическое карате». Эти книжонки на тему, как называл Джонни, мусорной поп-психологии отчётливо показывали ему, где его истинные враги.

Джонни прекрасно понимал, что его главный враг — не Леночка, хотя именно с ней у него были связаны столь неприятные переживания. Леночка — просто несчастный больной человек. Да, безусловно, она паразит. Но какие у неё ещё варианты, если она родилась такой? Например, если у какого-нибудь ленточного червя нет собственной пищеварительной системы, то ему ничего не остаётся, кроме как найти себе хозяина, чтобы тот добыл ему пищу и даже переварил своими ферментами. А сам червь — это просто тупая секс-машина. Вот и Леночка была как раз наподобие такого червя.

Но Леночка ладно. Она родилась червём — червём и сдохнет, и ничего с этим не поделаешь. Печально, конечно, наблюдать человека с таким дефектом. Но так уж устроен мир: кто-то родился с синдромом Дауна, кто-то унаследовал болезнь Хантингтона, а кто-то просто моральный урод по жизни. У Джонни тоже своя патология ЦНС, сильно ограничивающая его возможности. И что ж теперь? Увы, такова жизнь. И у них нет выбора.

Но если у человека выбор всё же есть, то он должен быть разумным. И в этом плане Джонни ужасно бесили все эти расплодившиеся последнее время говнопсихолухи со своими пособиями как влиять на людей, как манипулировать ими и т. д. Они были словно шлюхи, растлевающие юношей, обдумывающих житьё. Учащие молодёжь играть на чужих чувствах, на доверии и доброте. Наставляющие незрелых умом юношей и девушек эгоистично, бессовестно использовать лучшие качества в другом человеке, такие, как бескорыстие и альтруизм.

Поэтому свою цель Джонни видел не только в том, чтобы рассказать читателю про Леночкину психопатологию и о том, как таких людей своевременно распознавать. Его глобальная задача состояла в том, чтобы снабдить людей доброй воли противоядием, которое защитит их от манипуляций и прочего деструктивного поведения тех, кто поддался на проповеди говнопсихолухов.

Джонни понравилась его сравнение этих психолухов с проститутками. У них нет понятия о морали и соответственно стремления сделать по справедливости, чтобы всем по возможности было хорошо. Они, словно шлюхи, с теми, кто им заплатил за услуги. Увели у тебя мужа — приходи, я тебя научу, как вернуть мужа. Хочешь увести чужого мужа — нет проблем, я тебя научу, как его соблазнить. Не хочешь работать, и тебе удобнее пару раз в неделю отсосать у начальника — приходи ко мне на тренинг, я тебя научу как правильно подкатить к начальнику. Кстати — тебе будет интересно — у нас тут ещё открылись женские курсы. Там тебя научат, как правильно брать за щёку так, чтобы начальнику понравилось. Кто тогда за тебя будет работать? Да почему тебя это волнует, что вообще за совковые мысли такие?! Будешь хорошо начальника удовлетворять — можешь быть спокойна, он найдёт, на кого возложить твою часть работы. Вон, хотя бы на ту исполнительную, страшненькую лохушку из соседнего отдела. Она никогда никому не смеет перечить. И перестань думать о других, кому там как будет — это их проблемы, не твои. Напротив, учись использовать их психологические слабости, уязвимости. Дави на их желание быть хорошими, понравиться, не остаться в одиночестве. Прикинься понимающей лучшей подругой, выведай их сокровенные тайны, потом продавай эти сведения, распускай сплетни или шантажируй.

Это в Пиндостане и вообще на Западе, в цивилизованном мире, если у тебя проблемы с мужем, то тебе говорят: приводи мужа, будем решать ваши проблемы. И более-менее порядочные тамошние психолухи помогают обоим сделать свою пару дружной командой, раз уж они сами без посторонней помощи не осилили. Или говорят обоим честно: как-то не очень дружные вы, ребята. Вы вообще уверены, что и дальше хотите быть вместе? В общем, второй партнёр не участвует, только если сам не хочет, или он садист, который бьёт жену, и ей всё равно надо с этим что-то делать.

Потом, там, на Западе, если даже человек монстр какой-нибудь, педофил, насильник, то они сначала смотрят: а может, у него просто мозг больной? И что можно сделать в свете нынешнего состояния знаний, прогресса науки, дабы помочь ему избавиться от такой, скажем так, особенности.

А наши здешние нет, они лучше встанут на сторону того, кто заплатит им денег. Хотя бы за их мусорную книжонку. И будут проповедовать взгляд на отношения как на игру с нулевой суммой: либо ты его, либо он тебя. А потому учись быть победительницей!

Развивая эти мысли, Джонни собирался дальше подумать о том, как ему лучше надрать задницу его победительнице, которая в данный момент принимала душ за стенкой. Но тут же вспомнил, что ему сейчас надо не мечтать, каким он станет гуру для всех обиженных по жизни, а изучать Леночкины книжки. Пока Леночка оставила их на виду на столе, а сама моет то, чем она зарабатывает на жизнь, и потому он может полистать её чтиво, не опасаясь быть обнаруженным за этим занятием. Однако в это время Леночка как раз выключила воду, и Джонни испытал сильную досаду. Ну почему же, почему он никак не мог так сосредоточиться на стоящей перед ним задаче, как умела эта сучка?!

К счастью, Леночка тут же снова включила воду, и Джонни ринулся рассматривать книжки. И тут же у него появился новый повод проклинать свою неорганизованность. Джонни неожиданно осознал, что самой разумной стратегией знакомства с Леночкиными книжками для него сейчас было бы просто переписать авторов и названия, а потом уже, в Москве, если будет время, посмотреть подробнее описания. Возможно, скачать из интернета, если получится. Но вот незадача: пока он будет искать в своих хрен знает как уложенных вещах ручку и на чём писать, Леночка точно успеет сто раз вернуться. Поэтому он просто принялся жадно листать её книжки.

Первой сверху лежала книжка уже упоминавшегося ранее пиндостанского финансового махинатора Обасаки. Как сразу же понял Джонни, именно её Леночка пару недель назад намеревалась ему подарить. Точнее, говорила о наличии у неё такого намерения. Джонни начал листать эту книжку, однако скоро ему стало тошно, и он закрыл её. Книжка была до безобразия предсказуема. Как Джонни и ожидал, Обасаки распинался о том, как читатель обогатится, следуя его советам. В то же время Джонни знал (он где-то читал об этом в интернете), что даже самые грамотные специалисты по финансовым рынкам могут делать прогнозы максимум чуть лучше случайного тыканья пальцем в небо. Получалось, Обасаки либо лгал своим ученикам, либо у него была волосатая рука, которой он организовывал исполнение своих пророчеств. Джонни не стал пытаться гадать, какой из этих вариантов имел место в действительности, а просто закрыл книжку с сильным чувством морального омерзения.

Вторая книжка вначале заинтересовала Джонни значительно больше. К его удивлению, она была не о том, как манипулировать другими, а о том, как решать свои проблемы. Однако решения, которые предлагались для этого автором, были совершенно позорны. По сути, они сводились к рекомендациям сделать волевое усилие и взять себя в руки. В качестве примера для подражания автор приводил самого себя. Он рассказывал, как однажды (естественно, как и подобает такому сильному, волевому мужчине, он увлекался альпинизмом!) он карабкался на гору, однако погодные условия изменились. Джонни не мог не отметить для себя, как автор не преминул отметить обстоятельства непреодолимой силы в качестве основного источника возникшей опасности; в противоположность, скажем, недостаточно продуманному планированию экспедиции. Автор оказался в драматической ситуации, грозившей ему неминуемой гибелью. Однако, по его словам, собрав свою волю в кулак и сконцентрировав энергию, он сумел приложить усилия, на которые не способен обычный человек, и выбрался живым из положения, в котором другой был бы обречён погибнуть.

Джонни прекрасно понимал, чем это чтиво там импонировало Леночке. Она понимала, что у неё проблемы с душевным здоровьем. И они во многом сводятся к импульсивности, когда она делает то, чего ей больше всего хочется в данный момент, а потом это влечёт за собой негативные последствия для неё. В то же время Леночка была оптимисткой. Одна из важных сторон её оптимизма заключалась в уверенности, что жизнь и благополучие человека — в его собственных руках. И он может изменить свою жизнь к лучшему, если вооружится знаниями и найдёт в себе силы. Поскольку у Леночки не было особого ума, т. е. знаний, она, судя по всему, предполагала совершать не интеллектуальные, а волевые усилия для того, чтобы находить более разумные, а не сиюминутные импульсивные решения стоящих перед ней жизненных задач.

При мысли об этом Джонни стало очень жалко Леночку. Она, очевидно, не понимала, что её импульсивность является одной их ключевых составляющих психопатии, столь же неизлечимой, как и невроз Джонни, имеющий органическую природу. На этой мысли Джонни Леночка окончательно закрыла воду, а Джонни торопливо вернул книжку на место и принялся судорожно выравнивать её под книжкой Обасаки. Теперь он проклинал свою забывчивость, мысль о которой была также для него печальным напоминанием о масштабах деградации его центральной нервной системы. Джонни уже не помнил ни название книжки, ни автора. И не видел перспектив поднять одно или другое на поверхность своей дефективной памяти.

На всякий случай он всё же решил схитрить и спросил у Леночки: это та книжка, которую ты мне собиралась подарить? Джонни показывал на книжку пальцем, однако взять в руки не решался. Тщетно надеясь, что Леночка скажет ему: да, посмотри, если хочешь. Теперь он проклинал свою стеснительность. Леночка же презрительно ответила ему, что не собирается дарить ему эту книжку, т. к. он не проявил интереса. Зачем, раз тебе это не нужно? — ехидно ответила она. И Джонни пришлось расстаться с надеждой ещё раз попробовать запомнить автора и название той книжки про «самосовершенствование».

После презрительной реплики Леночки про его недостаточный интерес к книжке Обасаки, Джонни снова снедала досада. Мы же оба неизлечимо больные люди! И другие, нормальные, полноценные всегда будут отвергать в итоге каждого из нас. Так почему же мы не можем держаться вместе?! Только не как червь и яблоко, а на равных, по-человечески? Но в ответ на этот безмолвный вопрос его внутренний голос насмешливо подсказывал ему: никаких на равных, если по жизни ты яблоко, а она — червь.

Обида ещё сильнее глодала Джонни: ведь я же хотел быть ей близким человеком, помогать ей, заботиться. А как она повела себя по отношению ко мне? Почему так получается? За что?! Его чувства досады, невыносимой обиды на всё происходившее между ними безнадёжно глушили в нём голос разума, тщетно пытавшийся донести до него: а чего ты хотел?! Она тоже больной человек, как и ты. Только по-другому. Поэтому что с неё взять?!

От этих переживаний Джонни отвлекла Леночка, унизительно щёлкавшая пальчиками у него перед носом. Она таким образом привлекала его внимание, когда Джонни не откликался на её реплики. Джонни поднял глаза на Леночку и спросил: ты что-то сказала? После чего добавил (и только потом осознал, какую ужасную глупость он сказал): извини, я не подумал, что ты это мне говоришь. Леночка ответила зло и с издёвкой: У тебя галлюцинации? Ты видишь здесь в комнате кого-то ещё?! Или я такая идиотка, сама с собой тут разговариваю?

Тихо сам с собою я веду беседу, — прокомментировал последнее предположение Джонни. После чего, словно желая соскочить с неприятной темы, сказал: ладно, извини. Так что ты мне хотела сказать или спросить у меня? — Уже неважно. Проехали, — издевательски сказала Леночка. Словно она пыталась заставить Джонни терзаться в тщетных попытках отгадать, что же было у неё на уме. Разозлённый таким глумлением Джонни иронично заметил: Ну что ж, вероятно, это изначально было не так важно, раз за пять минут полностью утратило актуальность. Леночка не согласилась: Нет, это было бы важно в любое время, если бы ты слушал. А то зачем я буду распинаться перед тобой, как дура, если ты на мои слова даже не реагируешь.

В этот момент у Джонни неожиданно созрела идея словесной контратаки. Он заявил Леночке: Ты не права насчёт того, что я не обращаю внимания на твои слова. Например, где-то полчаса назад ты мне говорила про завтрашнюю поездку в Иерусалим. И с тех пор я сидел и думал: а если действительно мне там станет плохо? Как быть тогда? И я настолько был поглощён этими мыслями, что не услышал твоего вопроса. Я не хотел специально тебя игнорировать, просто моё внимание было занято другим.

Леночка сказала снисходительно: Ладно, не умничай. Ты лучше мне скажи вот что… Джонни словно нутром почувствовал, что сейчас последует прямая атака на его личность, на самое его существо. Леночка продолжила: Почему ты не можешь жить сегодняшний днём, здесь и теперь? Джонни не мог не отметить для себя, как на этот раз Леночку просто понесло. Она словно решила в этот раз поучить его жизни по полной программе. Правда, поскольку собственные мысли у неё были скудные, она решила сделать это со ссылками на авторитеты. По чужим словам, как блоха по яйцам, — цинично подумал Джонни. И вспомнил, как чуть менее года назад Леночка разместила на сайте знакомств анкету, пестрившую избитыми цитатами, которые тысячи других содержанок приводили в своих объявлениях об оказании интимных услуг (см. «Красавица Леночка и другие психопаты»).

Первым, кого процитировала Леночка, был её главный любовник. Которого она в данном контексте представила как «один человек мне как-то сказал…». После чего привела его слова: «нужно жить сегодня по полной, так как завтра может не быть». Уж кто-то, а Джонни понимал их смысл, так как в отличие от Леночкиного любовника и её самой, у него постоянно присутствовал значительный шанс не дожить до завтрашнего дня. Но слова эти были для Джонни всего лишь лозунгом. В реальности же Джонни прекрасно понимал, что у него, как тотального невротика, практически не было иного выбора, кроме как постоянно отвергать полноту жизни, дабы потом не возвращать этот долг в смерти. Но ему, как любому человеку, рано или поздно всё равно было не избежать такого финала. Таким образом, он только бессмысленно себя ограничивал даже в доступном ему ограниченном качестве жизни. И Джонни прекрасно это понимал, однако осознавал также и то, что ничего не может с этим поделать.

Тем временем Леночка продолжала, словно цитируя мусорные книжки на тему поп-психологии: Нужно каждый день жить так, словно этот день — последний в твоей жизни. Джонни сталкивался с этим избитым советом не раз, начиная с ранней юности. И когда-то даже пытался ему следовать. Теперь же Джонни вдруг осознал несусветную глупость этой рекомендации, по крайней мере, применительно лично к нему. Да если бы он вдруг узнал, что через день ему предстоит умереть, этот день был бы наполнен для него невыносимым страданием, полным отчаянием по поводу предстоящей смерти. Не говоря уже о физическом состоянии — очевидно, ему же надо было от чего-то умирать — только моральное состояние в ожидании скорой неизбежной кончины навсегда полностью парализовало бы его сознание.

И здесь у Джонни возникла очень болезненная мысль. А не могло ли быть это ожидаемое им невыносимое страдание в заведомо последний день его жизни быть связанным с тем, что он просто не жил раньше? Ведь всю дорогу, сколько Джонни себя помнил, он откладывал свою жизнь на воображаемое счастливое потом, которое никогда не наступало. Поэтому если однажды вдруг выяснилось бы, что для него лично это светлое будущее уже никогда не наступит, его состояние было бы столь невыносимым.

Трудное детство

Но могло ли оно хоть когда-нибудь реально наступить в его жизни? Был ли такой период в жизни Джонни, когда он мог быть реально счастлив, не в мечтах о несбыточном будущем, а здесь и теперь? В детстве взрослые презрительно называли его фантазёром. Он каждый день рассказывал единственному благодарному слушателю — своему деду — про своего воображаемого друга. Мама же даже слушать особо не хотела его истории, язвительно заявляя деду, что у ребёнка должны быть настоящие друзья в реальном мире. За такими разговорами обычно следовало болезненное столкновение Джонни с реальным миром в детском саду, где мальчишки силой снимали с него штаны, чтобы показать девчонкам, что там смотреть особо не на что. Девчонки хихикали. А Джонни безутешно хныкал от стыда и унижения. Конечно же, не у него одного была такая детская травма. Кое-кто даже пытался потом отыграться. Уже будучи половозрелыми юношами, а то и постарше, они в метро или в другом общественном месте вначале прикидывались читающими газету. После чего говорили бывшим девочкам, ставшим уже взрослыми куклами: девушка, а смотрите что у меня есть, сейчас я Вам кое-что покажу… И поднимали газету или распахивали плащ. «Девочкам» было уже вовсе не смешно.

Однако главной доминантой детства Джонни, как, пожалуй, и всей его жизни были не стыд и унижение, а страх. Когда в «реальной жизни», за которую так ратовала мама Джонни, детсадовский придурок бил его железным совком по лицу, ему было, конечно же, больно и обидно. И он плакал. Но в первую очередь, ему было очень страшно. Дед, который был слегка ипохондриком, много говорил про разные болезни. Однако мысли о собственной стенокардии были для деда слишком пугающими и непродуктивными, а потому он больше старался уберечь единственного внука. Так, дедушка заботливо предупреждал внука, торопливо чистившего куриное яйцо, о том, как тщательно надо это делать, дабы не умереть от кровотечения из пораненных вен пищевода и желудка. Мама заставляла Джонни делать это самостоятельно «пусть приучается»; дед же беспокоился за внука, однако не спорил с дочерью из страха умереть от сердечного приступа в конфликте с ней. Дедушка также предостерегал любимого внука не играть в песочнице, т. к. «там собаки гадят». Поэтому Джонни становилось особенно не по себе, когда он ощущал на зубах скрежет песка с совка, которым его ударили по лицу. Он представлял себе, как 40-сантиметровая аскарида с плаката в детской поликлинике осваивает его тонкий кишечник, вызывая в итоге смерть от перфоративного перитонита. Конечно, Джонни пытался утешать себя мыслью о том, как совсем недавно сдавал биоматериал в поликлинику в спичечном коробке и потомков аскариды там не нашли. Однако в ответ великие и ужасные дизентерия, холера и брюшной тиф с соседнего санитарно-просветительского плаката в поликлинике издевательски подмигивали ему, чтобы он не обольщался.

Потом Джонни пошёл в школу. Одноклассник — клептоман каждый день пёр у него ручки, за что Джонни регулярно доставалось от мамы. Также частенько терялась его «сменка» (сменная обувь), за что разозлённая (покупка новой обуви для Джонни означала сокращение расходов на бабку, которая всю жизнь была на содержании сначала у мужа, потом у дочери) бабка-полька называла его «недорайдой». Джонни так никогда и не узнал точного значения этого слова, однако уже тогда понял, что он обречён до конца своих дней быть «недо».

Первая учительница била Джонни металлической указкой по рукам, и от боли, обиды и страха у него ещё сильнее дрожали руки (по-видимому, в той или иной степени тремор у Джонни присутствовал всю жизнь). В результате Джонни очень трудно было научиться выводить закорючки. Он пытался пожаловаться на свою долю маме, однако она лишь пообещала выпороть его ремнём, если он не научится правильно писать. После такой отповеди у Джонни только усилился тремор, явно не способствовавший совершенствованию каллиграфических навыков.

Как и прежде, друзья у него были лишь воображаемые. Даже дед, прежде незаменимый слушатель фантазий Джонни, не общался с ним в последние два года своей жизни после скандала с Ириной (матерью Джонни), запретившей им играть в карты. «Реальные» же друзья Джонни во дворе лишь в лучшем случае трунили над ним. Или смеялись, когда он корчился от боли после удара хоккейной клюшкой в область верхней передней части большеберцовой кости, не защищённой мышцей.

Когда Джонни пытался рассказать маме, как его обижают в школе, она лишь повторяла: учись стоять за себя, дай сдачи. Однажды Джонни попытался дать сдачи, и получил черепно-мозговую травму. После которой с ним стали случаться в общественных местах приступы паники, сопровождавшиеся жутким страхом умереть.

В средних классах Джонни научился в школьное время избегать одноклассников и его больше не обижали. А после уроков Джонни сидел дома в одиночестве, погружённый в бессмысленные и бесцельные занятия. Он уже практически ничему не учился в школе, и учителя ему просто ставили четвёрки по инерции за тихое ничегонеделанье в классе. Опять-таки, единственный позитив был для него связан с фантазиями относительно общения с воображаемыми друзьями.

А потом Джонни стал болеть. Ему было очень плохо. Он постоянно был напуган перспективой скоро умереть от различных причин. Их Джонни время от времени выискивал в кратком терапевтическом справочнике сталинских лет издания. Джонни приходилось открывать его тайком от мамы, опасавшейся за состояние его слабой психики после знакомства с симптомами разных страшных болезней. До некоторой степени её опасения были оправданы, так как во всех больницах, где Джонни лежал по поводу чисто соматических причин, ему непременно приглашали психиатра. Однако Джонни всё же как-то удавалось в итоге выкручиваться от дальнейшего развития этой темы.

В тот подростковый период Джонни также не чувствовал себя в состоянии жить полноценной жизнью, поскольку чувствовал себя нехорошо. У него уже практически постоянно присутствовало теперь отвратительное ощущение нереальности. Джонни не мог от него избавиться — в лучшем случае, увлекшись чем-то, мог не думать постоянно об этом ужасном состоянии. Несколько лет он тщетно надеялся на постановку нормального диагноза и назначение лечения, которое улучшит его состояние. У него в итоге действительно нашли заболевание печени, однако основные проблемы у него были не с печенью, а с головой. Невропатологи же не находили у него ничего конкретного, помимо того, что они называли то вегетососудистая дистония, но нейроциркуляторная астения. Джонни же уже тогда понимал: это диагноз — лажа, который ставят, когда с человеком начиная с головы (да, рыба вначале тухнет именно там!) творится явно неладное, но медики не могут в этом толком разобраться.

Наконец, платный невропатолог, к которому Джонни отправила мама, посоветовал не обольщаться и настроиться жить с этим состоянием всю жизнь. Мол, просто постарайся не обращать внимания. В конце концов, мол, ты же не парализован. Как ни странно, у Джонни возникла непредсказуемо позитивная реакция на столь, казалось бы, безнадёжное известие: весь вечер того дня у него было приподнятое настроение. И он решил не искать более истину относительно причин происходящего в его организме, а строить остаток жизни исходя из того, что есть, пока у него есть хотя бы это.

Жизнь его, однако, строилась неважно. В институт Джонни так и не поступил. А потому ему приходилось работать за копейки на низкоквалифицированной должности. И жить в постоянной обиде на судьбу за то, что люди рядом с ним, которых он считал не умнее себя, получали большую зарплату благодаря высшему образованию и различным званиям. Правда, Джонни старался по мере возможности компенсировать такую несправедливость тем, что далеко не каждый день ходил на работу, фактически прогуливая. Поскольку желающих на столь мизерную ставку обычно было немного, его коллегам какое-то время приходилось с этим мириться. Однако в итоге Джонни выгоняли, и он выбрасывал свою трудовую книжку и устраивался по новой уже в другую организацию.

Одновременно Джонни пытался опубликовать свои гениальные, как ему представлялось, идеи о переустройстве мира. Он направлял свои рукописи в газеты, журналы, издательства, однако никто почему-то не стремился их напечатать. Постоянное расстройство, связанное с этими отказами, усугубляемое общим ощущением неприкаянности и беспросветного одиночества переполняли его жизнь негативом. Отрицательный эмоциональный фон ухудшился с кончиной бабки, напомнившей Джонни про конечность его собственного существования.

Вскоре у Джонни появилась отдушина — он наскрёб денег и купил себе свой первый персональный компьютер. А с ним к Джонни пришла самая настоящая наркозависимость. Это у него тогда ещё не было интернета! Джонни ездил на «горбушку», и покупал пиратские диски с играми, в которые он играл потом до одурения, до мушек перед глазами. Мама его начала беспокоиться, что он свихнулся, и призывала его взять себя в руки, однако Джонни лишь отмахивался от неё, заявляя, что там, в компьютере, единственная радость в его жизни.

Хотя внутренне, конечно же, Джонни понимал: с этим надо что-то делать, пока вся жизнь его не ушла виртуальному коту под хвост. Ведь у него же были такие грандиозные планы на жизнь! Джонни начал активнее пытаться лучше разобраться в себе. Летом он много раз ездил в библиотеку читать книжку, которая называлась то ли психология для чайников, то ли «Психология для полных идиотов», из серии «Сам себе психолух». Джонни с гордостью представлял себе, как он станет крутым психолухом, прочитав эту книжку, и избавится от своей зависимости.

Однако наступила осень того же года, дни стали короче, и Джонни стало неудержимо тянуть не просто включить компьютер, но также сесть поиграть. И когда в октябре 1998 года вышло продолжение его любимой игры «Радиоактивная пыль», судьба Джонни была решена, по крайней мере, на ближайшие полгода. До апреля следующего года Джонни играл, словно наркоман. Каждый месяц он проходил огромный игровой мир от начала до конца, спасая человечество будущего. После чего сносил игру и клялся себе больше никогда к ней не прикасаться. Однако через пару дней он не выдерживал, устанавливал игру по новой, создавал персонажа, и понеслась.

Выход из игрового дурмана был для Джонни тяжёлым. Казалось бы, теперь он перестал играть как зомби и мог посвятить себя более содержательной деятельности. Однако чем бы он ни пробовал заниматься, ничто не приносило ему такой радости, как в своё время игра. Например, по выходным 1–2 раза в месяц Джонни собирался слушать свою любимую танцевальную музыку восьмидесятых годов с такими же, как он, «задротами». Однако музыки такой у него было мало, найти её трудно, а денег на покупку хорошей аппаратуры не было. Чтобы купить технику, приходилось экономить на еде. В общем, сплошные расстройства.

Джонни также попытался сделать персональный сайт, посвящённый в основном его любимой музыке, а также прочим увлечениям. Однако поскольку никаких особых раритетов у него толком не было, а интересующихся такой музыкой было очень мало, то на сайт особо никто не ходил. Потом, ему в любом случае хотелось иметь сайт, посвящённый своему творчеству, своей деятельности, а не каким-то музыкантам. А поскольку ничего своего, оригинального у Джонни на тот момент практически не было, это обстоятельство также убавляло его энтузиазм относительно занятий сайтом.

В итоге, от погружения в ужасную депрессию Джонни спасли лишь две книжки, которые он нашёл в интернете. Благодаря которым, а также подражанию смелым речами персонажей его любимой компьютерной игры, Джонни освободился в значительной степени от чувства покорности и ущербности, которые прививала ему в своё время бабка, а затем школьные учителя. Первая из этих книжек называлась «Жизнь для чайников». В ней автор, именовавший себя Питером, учил читателя самостоятельно строить свою жизнь, не считаясь с чужими предрассудками и запретами. Мол, если хочешь употреблять наркотики — употребляй. А если власти и твои родственники пытаются тебе запрещать — пошли их на х**, так как если ты сам себе приятно не сделаешь, то другим это тем более нафиг не надо. Такой революционный взгляд на вещи позволил Джонни избавиться от чувства вины и стыда по поводу того, как долго он предавался пороку, играя в игры.

Ещё одну радикальную перемену в жизнь Джонни принесла другая книжка Питера, «Любовь для чайников». В ней Питер писал, обращаясь к читателю — парню, существу мужского пола столь же одинокому, как он сам или Джонни: «Если у тебя нет женщины, которая приготовит тебе еду, обязан ли ты сидеть голодным?». Тем самым книжка Питера совершила революционный переворот в жизни Джонни. Ещё пару лет назад, даже меньше, Джонни как-то смотрел по ящику в передаче «Про трах» о парне, который жаловался на свою проблему. Молодой человек, согласно его собственному рассказу, никак не мог избавиться от постыдной пагубной привычки заниматься онанизмом. Выслушав его унизительные откровения, как ведущая, так и девицы в зале презрительно посоветовали ему обратиться к психотерапевту. Который, по их словам, поможет докопаться до детской травмы, вызвавшей нездоровую фиксацию и формирование в итоге болезненной наклонности. Психотерапия тогда уже начинала приживаться на нашей почве, однако по-прежнему была развлечением богатеньких, недоступным обычному офисному планктону. Слушая унизительные признания парня, Джонни тогда вначале чувствовал гордое превосходство человека, свободного от порока. Однако это ощущение очень быстро сменилось печальной мыслью о том, что у него никогда не будет не только порока, но и нормальной интимной жизни.

Девушки из высшего общества

Теперь же, почитав книжку Питера, Джонни сделал для себя революционное открытие: его половая жизнь могла быть в его собственных руках! И наплевать, кто там и что ему на это скажет, тем более, не обязательно приглашать их «свечку подержать»! К тому же, большим подспорьем для Джонни в качестве стимулирующего материала стали сайты знакомств. Конечно же, кто-то на них и реально знакомился, но Джонни, хоть и постоянно пытался, в глубине души понимал полную бесперспективность для себя этого занятия. И его печальный опыт знакомств был тому самым убедительным подтверждением. Например, одна дура написала ему: надеюсь, ты не похож на свою фотографию! Другая, с которой дело дошло аж до телефонного разговора, поинтересовалась у него, не инвалид ли он с детства. Мол, по твоему разговору чувствуется, что ты дефективный. Джонни внутренне был в ярости: и как эта сука пронюхала?! Раньше ведь ему об этом говорили только медики! О ужас! «Доктор, неужели ЭТО так заметно?!» И что он должен ей теперь объяснять? Что да, это называется скандированная речь? И это у него потому, что он больной на голову? И она тогда, естественно, посоветует не знакомиться с нормальными людьми в интернете, а отправляться в лечебницу для больных на голову. Поэтому Джонни не стал даже пытаться ей объяснять, а, как и подобает «неадеквату», проскандировал: Пошла! На! Х**! И бросил трубку.

Но даже после этого ему было очень неприятно и обидно, и Джонни решил побольше узнать про эту девицу. Выяснилось, что у неё анкеты сразу на нескольких сайтах знакомств. В одной из них она предпринимала попытку чего-то вроде социологического анализа своих любовников. Хотя конкретные цифры не назывались, из одного только многообразия представленных вариантов было ясно: счёт у неё шёл уже даже не на десятки, а сотни. И Джонни мстительно подумал об этой молодой женщине с говорящим ником: Да ты действительно настоящее «чудо»! Теперь ему представлялось, что у неё не иначе также серьёзная патология головного мозга, делающая её поведение абсурдным даже на фоне множества других недалёких женщин, пасущихся на сайтах знакомств. Во-первых, у неё ни хрена не было достаточного такта, элементарной культуры общения разговаривать с собеседником так, чтобы он не обиделся и не послал её на х**, как, собственно, и поступил в итоге Джонни. Кроме того, её мозг был не в состоянии сдержать явно неадаптивное половое поведение, особенно позорное для женщины. Таким образом, Джонни заключил, что нет смысла обижаться на колхозную дырку, и немного успокоился.

Чтобы впредь исключить, или, по крайней мере, свести к минимуму столь неприятные диалоги, как случился у него с «чудом», Джонни теперь старался знакомиться в основном с более культурными, интеллигентными девушками. Даже несмотря на то, что они в среднем были значительно менее привлекательными. Казалось бы, таких культурных интеллигентных девушек должно было быть много среди студенток гуманитарных факультетов МГУ. Джонни даже в рекламных целях писал в посланиях, рассылаемых девушкам, что сам в своё время закончил это учебное заведение. Однако в итоге вынужден был с горечью констатировать, что этот респектабельный ВУЗ также во многом превратился в тот ещё бордель. Так, одной старшекурснице экономического факультета Джонни написал о том, как он любит играть в теннис. Это в некоторой степени было правдой. Несколько лет назад Джонни едва ли не каждый день по вечерам долбил теннисным мячиком по стене некогда родной школы. До тех пор, пока оттуда не выходила уборщица (которая в школьные годы хлестала его по лицу «ссаной тряпкой») и не начинала орать на него матом, что они только недавно стенку покрасили. Девица с эконома сразу смекнула, чем ей может быть полезен Джонни, и предложила ему пойти поиграть с ней в теннис на каком-то там особо благоустроенном корте. За семьдесят долларов в час с носа. При этом предполагалось, разумеется, что Джонни будет платить за оба носа! На это Джонни, естественно, подумал, что за семьдесят долларов в час он может трахнуть девушку с Украины. И получить значительно больше удовольствия, чем от перекидывания теннисного мячика через сетку с этой фифой.

В целом же, у этих девушек какого-то высокого ума, большого внутреннего развития Джонни не заметил. Зато сколько в них было гонора, «понтов»! Одна походка чего стоила! У этих девушек была такая гордая осанка, словно им делали колоноскопию в положении стоя, а не раком, или как там обычно выполняют эту процедуру. Джонни также невольно вспоминались детские дразнилки, обращавшиеся к девочкам, типа «расслабься, а то лифчик треснет!» Одно время ему нравилась Алёнка с факультета государственного управления. Однако поскольку она хоть и не пыталась его развести на деньги, но демонстрировала перечисленные выше симптомы, да и просто у них были разные интересы, то общение не сложилось.

Единственным приятным исключением стала для Джонни девушка по прозвищу «Мартовский Заяц», которая училась на вечернем отделении филологического факультета. У неё были душевные, человеческие интересы типа компьютерных игр, песен Джо Дассена и т. д. И она была до некоторой степени ненормальной, хотя и не в такой запущенной степени, как сам Джонни. В частности, она вела ночной образ жизни, так что вставала, собиралась в университет, и как раз приезжала к началу занятий в шесть вечера.

Но Джонни даже не смотрел на Зайца, как на девушку. Скорее, ему было приятно быть знакомым с этим удивительным человеком, а уж какого пола был человек — вторично. Как сам Джонни это формулировал: заяц — друг человека.

Джонни вначале ассоциировал продвинутость Зайца с выбором специальности. Всё же, как-никак, филология — куда более возвышенная сфера, нежели продажные экономисты, юристы и взяточники — государственные управленцы, — думал Джонни. Однако вскоре ему встретился досадный контрпример, наглядно показавший: даже среди филологов Заяц была скорее исключением.

В свои 24 года Наталья Владимировна подписывалась именно так, по имени — отчеству. Будучи очень деловой женщиной, она сразу же решила долго не тянуть кота за яйца, и в ответ на первое письмо Джонни попросила его номер. У Джонни тогда, весной 2000 года, даже не было мобильного телефона, поэтому он раздавал свой домашний.

Наталья Владимировна позвонила ему вечером в начале двенадцатого и поинтересовалась, не собирается ли он ложится спать в ближайшие минуты. Мол, она звонит с мобильного, но скоро будет дома и сможет позвонить уже с домашнего, чтобы они могли спокойно поговорить. Когда Наталья Владимировна позвонила, начало разговора было обнадёживающим. Она была филологом по образованию и работала в издательстве. Правда, как не преминул отметить для себя Джонни, каким-то хреновым филологом: в её служебные обязанности входило написание рекламных текстов, помещаемых в книжки, выпускавшиеся издательством — в основном детективный и прочий псевдолитературный трэш, который нынче хавают обыватели. Джонни внутренне недоумевал: неужели ради этого имело смысл несколько лет изучать теоретическое языкознание, а также шедевры отечественной и всемирной литературы?! Даже если учесть, что, вероятно, Наталья это изучала всё это не бог весть как. В результате, не придумав более правдоподобного объяснения, Джонни подумал, что у Натальи была просто совершенно иная мотивация, нежели у него. Более прагматичная, практически — ориентированная. Которую можно кратко сформулировать в виде формулы «деньги не пахнут».

Увы, дальнейшее развитие разговора подтвердило предположения Джонни. Когда Наталья Владимировна спросила у Джонни про его работу, он принялся увлечённо рассказывать ей о том, как интересна и важна для людей его деятельность. Однако Наталья Владимировна почему-то не прониклась. Послушав Джонни пару минут (вероятно, из вежливости, как потом заключил он), она спросила прямо: ну а деньги-то у тебя есть? И попросила назвать его точную сумму дохода, который приносит ему его столь замечательная деятельность. Конечно же, ему следовало быть готовым к такому вопросу. И тем не менее, когда Джонни его услышал, у него просто внутри всё упало. И снаружи тоже. Практически мгновенно, однако, его досада сменилась злостью, и у него возникло желание отправить Наталью Владимировну на пешеходную эротическую экскурсию вслед за Чудом, назвавшим его паралитиком. Но Джонни всё же сдержался и ответил.

Хотя названная сумма была несколько выше реального дохода Джонни, Наталья Владимировна всё равно была не в восторге. И презрительно поинтересовалась у него: а тебя не будет смущать, если у твоей женщины зарплата выше, чем у тебя? Изо всех сил стараясь говорить спокойно, Джонни ответил искренне, что не видит в этом ничего предосудительного, если он честный пролетарий умственного труда, а женщина работает в более прибыльной сфере. Теперь он сожалел, что не послал Наталью Владимировну своевременно. Ведь было совершенно ясно: он не прошёл собеседование. И сейчас ему презрительно объявят, что он пролетает вместе с другими подобными ему пролетариями умственного труда.

Однако, к немалому удивлению Джонни, дальше ситуация стала развиваться совершенно непредсказуемым образом. И он уже был рад, что не стал горячиться и не послал Наталью Владимировну куда подальше. Казалось бы, говорить им уже было решительно не о чем. Наталья Владимировна прямо заявила, что ей нужен именно молодой человек, а друзей мужского пола у неё и так более чем достаточно. Джонни же только что продемонстрировал ей свою несостоятельность в самом буквальном смысле в качестве потенциального претендента на роль кавалера. Так зачем Наталье Владимировне было продолжать с ним разговор?!

И, тем не менее, они проговорили ещё более часа. Когда они положили трубки, был уже второй час ночи. И это несмотря на то, что на следующий день Наталье Владимировне нужно было рано вставать на её важную работу в издательстве.

Наталья Владимировна рассказала про своих молодых людей, свои отношения с ними. А Джонни — про воображаемых девушек из-за границы, с которыми он якобы переписывался. Конечно, ему было не очень комфортно рассказывать ей о том, чего на самом деле не происходило. В то же время, не рассказывать же ему ей было про компьютерные игры и технику вообще, музыку, которая ей не нравится, а также прочие его задротские утехи!

А про американских девушек она слушала с интересом. Тем более, Джонни твёрдо знал: они с Натальей Владимировной всё равно больше никогда не будут общаться. И потому у неё нет возможности узнать, какая оценка была у Джонни в школе по английскому. Тем более, Джонни в день последнего звонка уговорил учительницу изменить 3 на 4, честно аргументируя это не своими (несуществующими) знаниями, а «Вам жалко, что ли? Я же тихо сидел на Ваших уроках, старался не мешать процессу!»

Джонни также стремился строить своё повествование таким образом, чтобы показать своей слушательнице: в каждой его истории содержалась определённая мораль, которую он стремился донести до неё.

Первая его история была о женщине из Канады по имени Сьюзен. По словам Джонни, у них с Сьюзен был общий интерес — романтические комедии. Джонни и на самом деле нравились романтические комедии, однако довольно специфические. Главный герой его любимых фильмов — безнадёжный задрот, который, однако, в ходе фильма в процессе различных происходящих с ним приключений показывает, что он умнее и интересней разных там крутых придурков. И в итоге, в финальной части фильма, ему достаётся самая лучшая девушка. Джонни, конечно же, не мог упоминать этот нюанс, дабы Наталья Владимировна не подумала, что он идентифицировал себя в своих фантазиях с тем самым героическим задротом. Он лишь упомянул, что добрые люди, как оказалось, есть даже в Канаде, и Сьюзен после месяца переписки прислала ему не только изумительный календарь на следующий год с достопримечательностями Оттавы, но и несколько видеокассет с фильмами (по словам Джонни, это была осень 1997 года, и формат DVD тогда только начинал появляться в обращении). Это были романтические комедии, но из серии «для тех, кому за…», в противоположность «молодёжным» (эвфемизм, который употребил Джонни для обозначения своих любимых задротских фильмов) комедиям, которые нравились Джонни. Как Джонни рассказал Наталье Владимировне, у Сьюзен было больным местом, что она уже «давно не тинэйджер», ей 31 год, однако её личная жизнь не устроена и на горизонте нет перспектив. Свой рассказ о Сьюзен Джонни подытожил выводом, что даже когда ты хочешь поделиться чем-то с человеком, тебе хочется скорее поделиться тем, что интересно тебе, а не ему.

Следующий рассказ Джонни был о юной творческой натуре по имени Бет Энн (Джонни решил, что имя типа Сьюзен для неё было бы слишком банально, а потому назвал её именно так). Как он рассказал Наталье Владимировне, Бет училась в колледже на фотографа и присылала ему изумительные макрофотографии цветочков, которые выглядели как живые. По словам Джонни, ему было очень стыдно за то, как прекратилось его общение с Бет. Она поделилась с ним своей радостью: её старшая сестра выходит замуж. Мол, свадьба — самое важное событие в жизни человека (рассказывая об этом Наталье Владимировне, Джонни не мог не подумать цинично о том, что по масштабу сборища свадьбы действительно уступают лишь похоронам, а поскольку у человека по очевидным причинам нет никаких шансов посетить собственные похороны, то свадьба действительно очень важное событие). Как объяснял Джонни, после такого мещанского заявления со стороны этой юной фотохудожницы, олицетворявшей для него творческую личность, у него вдруг резко пропало желание набирать ей письмо, распечатывать его на принтере, писать на нём адрес, наклеивать марки, а затем бросать в специальный ящик на почте для писем за границу. Джонни затем добавил, что спустя примерно полгода Бет написала ему снова. На этот раз по электронной почте. Она просила его отозваться даже в том случае, если он больше не хочет переписываться, и просто сказать ей об этом.

Кстати, Джонни всегда хотелось понять женскую эмоциональную логику. Ну не пишет тебе человек, — значит, не хочет. Не интересно ему, наверное. Какой смысл просить человека, чтобы он явно сказал тебе об этом, и тем самым дополнительно сделал больно?! Хотя… Конечно же, сам Джонни ни с кем не переписывался, чтобы его корреспондентка ценила его настолько, чтобы писать ему такие вещи в случае его молчания. И Джонни не мог знать, как с этим у американок, но точно знал, что в России девушки пишут такое молодым людям, которые им дороги. И думал при этом, что те парни, наверное, гады, зажрались, раз не ценят, когда они человеку настолько нужны. Да у него бы, наверное, просто сердце не выдержало бы, если бы ему написали такое — он бы старался, как минимум, не обидеть человека.

Джонни описал Наталье Владимировне, как ужасно неловко он себя чувствовал, когда получил это письмо, как он раскаивался, но при этом… снова не ответил. И теперь ему каждый раз становится не по себе, когда он это вспоминает. Хотя по-прежнему не может объяснить себе, зачем он тогда так жестоко поступил с девушкой. Да, он раздолбай по жизни. Но отнюдь не бессердечная сволочь. По крайней мере, ему хотелось бы на это надеяться.

Следующая история Джонни содержала в себе мораль политического характера. То был период, начиная с середины 80 х, когда правящие в стране дерьмократы через своих идеологических приспешников, пытались привить народу, большей части населения, комплекс неполноценности. Мол, вы не живёте так, как на Западе, несмотря на проводимые нами реформы, вовсе не потому, что мы хреново управляем страной. И не потому, что вас обокрало и ограбило взращённое нами племя предприимчивых негодяев. Вы просто тупые совки, никчёмное быдло, не достойное лучшей жизни.

В качестве конкретного примера, опровергающего данный вредоносный идеологический посыл, Джонни рассказал о придуманной им девушке с жизнерадостным именем Джой, с которой он якобы переписывался по электронной почте. Как рассказал Джонни, Джой училась в университете штата Орегон в городе Юджин на управленца (то, что и у нас на их манер стали называть MBA). Однако при этом она хотела стать писательницей и работать журналисткой. На управленца же хоть хреново, но продолжала учиться, ибо раз вроде как уже впряглась, то надо закончить. Руководитель из неё действительно получился бы неважный, как Джонни иллюстрировал следующим примером. В те времена, когда Джонни (якобы) общался с Джой, стали появляться многочисленные сервисы, предлагавшие пользователям создать на их ресурсе свой персональный сайт, свою «домашнюю страничку». Один из наиболее популярных среди таких сервисов назывался Geo Cities. Как объяснял Джонни редким слушателям своих историй, в данном случае Наталье Владимировне, значительная часть странички Джой была посвящена воплям о том, как Geo Cities коварно использует странички ни в чём не повинных пользователей для извлечения прибыли. Эту бесстыдную эксплуатацию Джой узрела в том, что в верхней части её странички красовался рекламный баннер. Джонни особенно отчётливо выражал своё недоумение по поводу того, как эта сторонница свободного рынка желала быть осчастливленной компанией Geo Cities безвозмездно, в ущерб коммерческим интересам данной фирмы.

Джонни отмечал также, что Джой голосовала за республиканскую партию, хотя и была феминисткой. Мол, она не могла доверить управление самой сильной в мире страной человеку (речь шла о тогдашнем президенте США Билле Клинтоне), который не способен удержать даже собственный писюн в штанах и не попытаться затолкать его в рот своей практикантке. Цинично комментируя позицию Джой, Джонни высказывал своё изумление тем, как феминистки разыгрывают непонимание простых вещей. Даже не зная подробностей скандала (он же не смотрел новости, даже наши, в которых наверняка перевирали в идеологических целях происходящее «у них»), Джонни был уверен: Подобно многим тысячам продажных девиц во властных и коммерческих офисах его родного города, Моника в принципе вовсе не была против такой бесстыдной сексуальной эксплуатации! Как и рядовые московские соски, она была с радостью готова работать той частью головы, которой у неё лучше получалось, и они с Биллом не сошлись лишь в цене вопроса. Который, как и здешние чиновники и коммерсанты, наверняка был уверен, что мисс Левински не доставила ему удовольствия на ту сумму, которую она с него требовала.

Лишь более десяти лет спустя Джонни узнал, что огласке ситуацию придала не сама Моника, а её подруга по фамилии Триппер (или что-то в этом роде), записавшая откровения Левински. Конечно, когда это открылось, Джонни испытал неловкость, что тогда дезинформировал людей. Однако сделал для себя два любопытных вывода:

— У подруги Моники прям-таки говорящая фамилия, раз она дрянь такую разносит, пусть и на словах;

— Вот чего стоит женская дружба у пиндосов!

В своих рассказах Джонни неоднократно отмечал наличие у Джой собственного мнения по многим вопросам, особенно, как и подобает феминистке, прав женщин в отношениях с мужчинами. И как она была готова его отстаивать с большим объёмом виртуальной пены у рта, даже если толком не ориентировалась в теме. Главное, что у неё было своё видение ситуации, и она имела на него право. Джонни же в подобных случаях, как правило, тушевался и комплексовал.

Поскольку Джонни постоянно о чём-то думал, у него было собственное осознанное мнение по многим вопросам. Однако стоило ему сформировать подобным образом собственную позицию, как где-то в СМИ выступал какой-нибудь враждебный его взглядам заслуженный деятель, излагавший противоположную позицию. При этом пригласившие деятеля журналюги старательно подчёркивали, какой их гость семи пядей во лбу, в каких институтах он кончал и в каких академиях теперь член. И Джонни, который среднюю школу-то с горем пополам закончил, чувствовал себя ужасно, сравнивая себя с их докладчиком. Словно ему только что убедительно продемонстрировали, что у него всего пять сантиметров, а у того парня — двадцать пять. Потом, это же не какое-то субъективное восприятие, а скорее что-то вроде «а вот линейка», — не поспоришь! У того профессора околовсяческих наук были дипломы, звания, награды. А у Джонни только его пять сантиметров, окаянный гнилой обрубок мозга.

И тогда Джонни сделал для себя важный вывод. Словно несуществующая виртуальная заокеанская подруга научила его великой жизненной мудрости. Теперь он не собирался тушеваться и стесняться своих идей. Он не хуже тех, что учились во всяких там институтах.

Вон, Карл Маркс и дедушка Ленин закончили университеты как заочники, что сейчас вообще никак не котируется. Зато их идеи на продолжительное время полмира раком поставили. По крайней мере, шестую часть суши точно. И Джонни был уверен, что идеи социальной справедливости всегда будут живы в сердцах людей доброй воли.

Джонни также прекрасно осознавал, что обыватели в основном оценивают идеи не по их внутренней ценности, а на основании того, от кого они исходят и в соответствии с текущей модой. А потому… Конечно же, Джонни не умел, не любил и не хотел говорить людям неправду. И в то же время, пытаясь обеспечить себе в их глазах хоть какую-то стартовую площадку для наработки авторитета, рассказывал им о том, что не только окончил университет, но и защитил кандидатскую диссертацию. Вот и в этот раз он рассказал Наталье Владимировне, что получил естественнонаучное образование, но впоследствии увлёкся человеческой психикой и осознал большую актуальность знаний в этой сфере в условиях текущей российской реальности. Рассказ о научно-техническом образовании имел тот плюс, что вряд ли какая девица захочет проверить его знания, скажем, в области физики, — цинично думал про себя Джонни.

И действительно, даже претенциозная Наталья Владимировна не посмела усомниться. Напротив, она горячо поддержала разговор, заявив, что многие её знакомые — инженеры и физики пошли получать второе высшее по психологии. Здесь важно отметить, что, как и многие другие далёкие от этой сферы люди, Наталья Владимировна отождествляла психология = клиническая психология. Далее она отметила, что, согласно её наблюдениям, эти люди пошли в психологию вовсе не из-за какой-то особой перспективности или прибыльности этой профессии (хотя именно это Наталья Владимировна как раз могла бы понять и оценить!). Скорее, по её циничному замечанию, на этом этапе своей жизни они явственно осознали наличие у них серьёзных проблем. И потому пошли в психологию в надежде поучиться, а заодно и подлечиться. Однако, по язвительному замечанию Натальи Владимировны, адекватности им это явно не добавило. После чего она выразила презрительный скептицизм относительно способности эффективно помогать другим у тех, кто даже не в состоянии толком на собственном чердаке бардак разобрать и тараканов оттуда вытравить.

После своего рассказа про иностранных девушек Джонни вначале чувствовал себя гордо. Как-никак, он убедительно (по крайней мере, так ему представлялось) аргументировал, что он ничем не хуже пиндосок, а потому некоторые из них даже настойчиво искали общения с ним. Конечно же, только виртуального, но какие ещё могли быть варианты, учитывая расстояния порядка десяти тысяч миль, отделявшие его от (воображаемых) интернет — подруг?

Однако рассуждения Натальи Владимировны относительно неадекватности некоторых её знакомых вызвали у него ему неприятное чувство. Джонни ощущал его как шлепок. Не моральную пощёчину, к счастью, но скорее как лепёшку дерьма, гулко приземлившуюся в его огороде. И теперь от него зависело, сможет ли он использовать данный материал как удобрение для взращивания новых идей. Либо вляпается по полной, надолго окутав себя смрадом негативных эмоций. Увы, как обычно случалось в жизни Джонни, в итоге реализовался второй, безрадостный, дерьмовый вариант. Однако пока Джонни об этом ещё не знал, а лишь старался внимательно слушать собеседницу. Впрочем, сосредоточиться у него также обычно плохо получалось, ввиду неспособности постоянно присутствовать «здесь и теперь» со своим собеседником и не начинать попутно блуждать в своих мыслях.

Тем временем Наталья Владимировна проводила критический разбор своих бывших кавалеров. Она словно разложила перед Джонни каждого из них по косточкам. Картина, открывшаяся в результате его мысленному взору, произвела на Джонни тягостное впечатление. Конечно же, весьма неприятным было (впрочем, вполне предсказуемое) осознание того, насколько несостоятельным был он сам как (потенциальный) кавалер на фоне бывших женихов Натальи Владимировны, отвергнутых ею. Мало того, что в плане достатка и внешности Джонни был на их фоне нищим уродом, так он являлся ещё и изгоем! Всем существом своим Джонни ощущал презрение со стороны Натальи Владимировны, когда та вопрошала, обращаясь к нему: мне же важно знать, как ты реализован в социуме, верно?

Однако помимо неприятных ощущений по поводу своей сравнительной ущербности как (номинально) мужчины, ещё более странное чувство вызвала у Джонни своего рода прижизненная психологическая аутопсия, которую Наталья Владимировна выполняла по очереди на своих бывших. Одном, другом, третьем… Эта процедура вызвала у Джонни удивительные ассоциации. В детстве он очень интересовался машинами (а также поездами; но не самолётами из-за очень сильного страха перед авиакатастрофами). В своих мечтах он тогда стильно разъезжал на большом автомобиле со своим воображаемым другом и девочками из пионерского лагеря, которые ему нравились (хотя они, разумеется, не могли ничего знать о своих воображаемых поездках). У него был, кажется, ЗИЛ. Не грузовик, разумеется, а легковой автомобиль представительского класса, как у Леонида Ильича Брежнева.

Потом Джонни стал старше и утратил интерес к машинам. Тем более, возраст заставлял его смотреть на вещи реальнее. И понимать, что ему не светит когда-либо купить себе автомобиль. Приличный, то есть, не Запор или убитый горем ТАЗ-копейку в Южном порту. Его стала больше интересовать аудиотехника. Джонни любил читать в журналах обзоры Hi-Fi компонентов. А также элитной техники класса Hi-End, на которую у него особенно обильно текли мысленные слюни ввиду её недоступности для него по чисто финансовым причинам. В реальности же Джонни приходилось слушать музыку как в одиночку, так и когда собирались у него всей задротской компанией, на его более чем скромной технике с гордым советским названием «Пионер». Да и то из-за денежных сложностей ему приходилось покупать составляющие постепенно: проигрыватель компакт дисков, кассетную деку, колонки, усилитель. И лишь потом он сумел приобрести ещё одну кассетную деку, дабы иметь возможность переписывать любимую музыку с кассеты на кассету и делиться ею с единомышленниками (точнее, единомышленницами) из других городов, с которыми он переписывался по почте.

Теперь же, слушая Наталью Владимировну, Джонни не мог не поймать себя на мысли о том, насколько те чувства, которые он испытывал к своей музыкальной технике, были сильнее той якобы любви, которую Наталья Владимировна испытывала к своим молодым людям. Ведь она только что изобразила перед ним нечто наподобие бездушного журнального обзора функциональных характеристик нескольких биологических агрегатов, бывших некогда её кавалерами. Справедливости ради, Наталья Владимировна видела в них отнюдь не только недостатки. Она была достаточно умна, чтобы понимать: не в её интересах было однозначно плохо отзываться о своих молодых людях. Ведь только дуры встречаются с полными неудачниками! Она же скорее сокрушалась о том, что её молодые люди оказались всего лишь «hi-fi», а не «hi-end», как ей очень хотелось бы.

Джонни не выдержал, и сказал, даже не язвительно, а скорее удивлённо: Ты так информативно рассказала о плюсах и минусах своих молодых людей с чисто прагматической точки зрения. Но как же эмоции? На это Наталья Владимировна уверенно ответила, что с каждым из этих молодых людей её связывали сильные чувства. И принялась рассказывать Джонни о том, какие эмоции она испытывала, видя автомобиль одного молодого человека, или вспоминая, какая у другого была обувь. Ответ Натальи Владимировны ошарашил Джонни. Ведь в соответствии с его наивными романтическим представлениями, даже самая меркантильная сучка из интернета в ответ на подобный вопрос должна была рассказывать про то, какие у её молодого человека замечательные глаза, какая улыбка и т. д. Джонни не мог не подумать о том, что если бы он в итоге выбрал фетишизм как способ сексуальной самореализации (собственно, в некоторой степени он так и поступил в итоге много лет спустя), то для него на первом месте были бы туфли, чулки и т. д. Но зачем эта молодая, привлекательная женщина, у которой были вполне реальные отношения с мужчинами, ставила своё поклонение Мамоне впереди живых, человеческих чувств… этого оно просто не мог понять. Хотя возможно, это как-то помогало ей быть «в формате», девушкой, у которой «всё ОК», интересной многим, в отличие от него, изгоя, непризнанного гения, отвергнутого практически всеми.

Как бы там ни было, после этого разговора, у Джонни на душе остался очень тяжёлый остаток безнадёжности. Казалось бы, он мог гордиться тем, как достойно он держался в разговоре с этой самоуверенной девицей. Однако вместо оптимизма, итогом общения с Натальей Владимировной для Джонни стало отчаяние, вызванное окончательным крушением надежд. К нему неожиданно пришло болезненно острое осознание того, что, как впоследствии ему цинично говорила одна знакомая представительница «офисного планктона»: тридцать лет — денег нет? Значит, и не будет! И хотя на тот момент Джонни не было и двадцати восьми, он прекрасно знал свои реальные перспективы. А потом, ради чего было стараться, лезть из кожи вон, добывая эти несчастные деньги? Лично он за пределами скромного базового уровня был к ним равнодушен. Для него, не в деньгах было счастье. И даже не в их наличии и количестве. К тому же, как Джонни к тому времени уже хорошо понял, в любом случае он не мог быть счастливым в принципе, с его здоровьем (точнее, отсутствием такового), общей жизненной ситуацией и прочим. Стараться ради своей семьи, ради родного, близкого, любимого человека? Который, как явственно продемонстрировал ему разговор с Натальей Владимировной, будет любить в тебе автомобиль и модные ботинки?! Нет уж, на хрен такую любовь! Конечно же, многие мужики так высоко не стремились, и просто пахали, дабы заработать себе на тупой секс. Но смысл в нём, когда тебя с человеком не связывают живые человеческие чувства?! И другой человек выступает лишь в качестве инструмента сексуального самоудовлетворения. Так благодаря знакомству с идеями Питера, научившего его не стесняться любить себя не только душой, но и телом, он мог легко и комфортно организовать себе такое наслаждение своими руками, тем более что теперь в его распоряжении было множество весёлых картинок из интернета с очень даже привлекательными девушками.

Геморрой

Однако, несмотря на оптимизм таких радужных аутоэротических фантазий Джонни, в реальной жизни его, наполненной до краёв разочаровывающими моментами, всё было куда мрачнее. И всего несколько дней спустя после телефонного разговора с Натальей Владимировной Джонни неожиданно получил трагическое напоминание об этом. Несмотря на революционность своих идей (касавшихся, кстати, не только онанизма, — буквального и умственного), его виртуальный гуру Питер долгие годы безуспешно боролся с тяжёлой депрессией. Тщетно пытаясь применять против неё помимо стандартных антидепрессантов типа прозака (ингибитор обратного захвата серотонина, известный у нас больше под маркой флуоксетин) также запрещённые средства. Вероятно, именно с внутривенным введением последних было связано то, что Питер оказался инфицированным вирусом иммунодефицита человека, в результате чего у него развился СПИД, на фоне которого возникла лимфома. Ему удавалось кое-как контролировать оба страшных заболевания при помощи химиотерапии, но её побочный эффект состоял в том, что Питера выворачивало наизнанку. В такой ситуации его страдания облегчала лишь горячо любимая им марихуана. Однако «доброжелатели» донесли, куда следует, что Питер не только употреблял её сам, но и делился данным «лекарством для души» с другими. В результате, вместо марихуаны тяжелобольному Питеру пришлось иметь дело с уголовным преследованием. Однако он не дожил до суда, захлебнувшись собственной рвотой.

В общем, в том месяце (июне 2000) у Джонни было тягостные ощущения. Словно на него свалилось всё сразу: трагическая смерть Питера и связанное с этим болезненное осознание проблематичности обретения счастья в одиночку; отвратительное настроение после разговора с Натальей Владимировной и сделанных из него выводов; наконец, сильная ломка после очередного, уже которого по счёту, полного прохождения любимой игры. Утратив всякую надежду найти общий язык с девушками, Джонни лишь чисто механически рассылал им свои письма на сайтах знакомств, не ожидая позитивных ответов и соответственно не получая таковых. Соответственно, ни с одной из них Джонни не общался не только реально, но даже виртуально. Лишь изредка Джонни говорил по телефону с Зайцем. Да и то по конкретному поводу, типа помочь ей переустановить на её компьютер окна из линолеума (MS Windows Millennium Edition). Подробно рассказывая Зайцу по телефону в полтретьего ночи про дрова для мопеда (т. е. драйвера для модема), Джонни не мог не подумать с горькой и циничной самоиронией о том, как он всю жизнь мечтал вот так провести ночь с девушкой! Впрочем, он в любом случае не думал о Зайце как о девушке, скорее что-то вроде «Заяц — друг человека».

Единственным же человеком, с которым Джонни более-менее регулярно переписывался, была Иринка из посёлка Ванино Хабаровского края. Несмотря на своё на тот момент уже достаточно длительное сидение в интернете (на работе), Джонни познакомился с Иринкой не в глобальной сети. На самом деле, в силу периферийной географической локации на момент их первоначального знакомства у Иринки не то что интернета, но и компьютера даже не было. Она писала письма от руки, а затем отправляла обычной почтой. А познакомились они благодаря тому, что как-то Джонни в минуты отчаяния написал на центральное радио в передачу о его любимой музыке с просьбой прочитать его домашний адрес на всю Россию, дабы найти себе единомышленников. Его просьба была выполнена — надо отдать должное ребятам-ведущим, — и так Джонни начал переписываться с Иринкой.

Вначале сам процесс приносил ему радость. Каждый раз, когда Джонни стоял в очереди на почте, отправляя бандероль, он представлял себе, как Иринка получит его кассеты с незнакомыми ей пока композициями, как она поставит их в свой магнитофон-мыльницу и будет получать удовольствие, слушая эти приятные, удивительные мелодии. Джонни было очень приятно делать что-то хорошее другому человеку, который был в том или ином смысле в более трудном положении, нежели он сам. Зная, что другому это действительно нужно и приносит радость, что человек его при этом не обманывает и не использует, Джонни испытывал при этом большую радость, чем если бы он делал то же самое только для себя, для удовлетворения своих чисто эгоистических потребностей.

К сожалению, эта идиллия в восприятии Джонни его помощи Иринке продолжалась недолго. Сначала она высказала ему, что в какой-то студии г. Хабаровска ей записали музыку более качественно, чем он. Ну разве что тех исполнителей и композиций, которые присылал Джонни, у них не нашлось — это была слишком большая редкость. Джонни, с его склонностью к негативным эмоциям, испытал при этом сильную обиду. Он остро и болезненно ощутил общую собственную неадекватность, как нищеброда, который даже аппаратуру себе не может приличную купить. Он долго тщетно пытался повысить качество записей, меняя установки, пробуя использовать системы шумоподавления Dolby B/C/S на той кассетной деке, на которой велась запись, играясь с настройками тембра и т. д… Однако Иринка всё равно была чем-то недовольна, то одним, то другим.

Первой мыслью Джонни было вообще написать ей нечто вроде: вот пусть они теперь тебе всё и записывают! Однако немного успокоившись и взяв себя в руки, он написал Иринке, что просто у неё такой магнитофон, что имеет место какая-то индивидуальная несовместимость оборудования, а потому не очень хорошо звучит. Впоследствии, в своём ответе Иринка согласилась (как Джонни тогда подумал, вероятно, просто из вежливости) и не стала нагнетать свои претензии. Напротив, она отметила, что упомянула относительно качества лишь, так сказать, в порядке обратной связи. В целом же Иринка, по её словам, была очень признательна Джонни за то, что он делится с ней её любимой музыкой, которую она иначе просто нигде бы не достала. Джонни же, как только отправил ей это письмо, почувствовал острый прилив презрения к самому себе за то, как он оправдывается перед Иринкой за низкое качество записи. И да, он ждал именно такого ответа от неё, который получил в итоге. Такие ответы дают детям, которых не считают достаточно зрелыми для правдивого ответа, дабы они не обиделись и не заплакали, — расстроенно думал он.

Однако даже не этот момент стал самым негативным в его переписке с Иринкой и приведшим в итоге к прекращению контактов между ними. Как, вероятно, часто случается в таких корреспонденциях (Джонни не мог судить об это наверняка, т. к. у него было слишком мало личного опыта и знакомых, чтобы собрать достаточную статистику), она через какое-то время вышла за чисто музыкальные рамки, и приняла более личный характер. Иринка поинтересовалась у Джонни, в частности, как у него обстоят дела с девушками. На что Джонни, совершенно не желавший в разговоре с Иринкой развивать эту тему, достаточно резко ответил ей, что у него с ними никогда ничего не было, нет, и никогда не будет. Однако такой его ответ, который сам Джонни считал вполне исчерпывающим и никоим образом не предполагавшим дальнейшей дискуссии и не приглашавший собеседника к ней, словно только подогрел Иринкино любопытство.

И в следующем своём письме она продолжала настаивать на том, чтобы Джонни поделился с ней своим видением причин собственного одиночества. Такая настойчивость начинала уже бесить Джонни. И он ответил фактически грубым повторением того, о чём писал в предыдущем письме: если у меня никогда не складывалась с женщинами, не складывается, и, как я точно знаю, никогда не сложится, что я тебе ещё могу сказать по этому поводу?! Конечно же, у Джонни был некий дискомфорт по поводу обламывания таким образом Иринкиного интереса. Но какова могла быть альтернатива?! Поведать ей о том, какой он ущербный и никому не нужный? Нет уж, хренушки!