Евгений и Борис Патоны

Именно в Нижнем Тагиле эвакуированный из Киева коллектив Института электросварки под руководством академика Евгения Оскаровича Патона создавал лучший средний танк Второй мировой войны Т-34. Патоновцы разработали такое оборудование, чтобы любая девочка (ведь мужчины воевали на фронте) могла варить несокрушимую танковую броню.

Борис Евгеньевич рассказывал: «Чуть ли не дети могли работать на наших сварочных автоматах… Такой пример. Верхний стык танкового корпуса находился довольно высоко от земли. И мы видели, как девушка-сварщица, чтобы достать до кнопки управления сварочным автоматом, становилась на ящик… Совсем маленькая. Ее фамилия была, как мы позже узнали, Огородникова. После войны она приезжала к нам в институт. Интересная была встреча!»

Как и предсказывал в свое время маршал Тухачевский, Вторая мировая стала войной моторов, а не лихих кавалерийских атак, как представляли себе Буденный и Ворошилов. В Великой Отечественной победили те страны, у которых была более совершенная техника. В значительной мере успех советских технологий определили патоновская сварка и танковый дизель, созданный на Харьковском паровозовагоноремонтном заводе имени Малышева.

Многие сотрудники Института электросварки ушли на фронт. Борис Евгеньевич хорошо понимал, что предстоит малыми силами в условиях эвакуации и трудностей военного времени решить сложную проблему использования автоматической сварки для увеличения выпуска танков, авиабомб и артиллерии. Вместе с тем эта грандиозная задача воодушевляла его, как и всех сотрудников института, научными лабораториями для которых стали цеха и участки завода.

Вот как вспоминал об этом времени Даниил Дудко, академик НАН Украины, заведующий отделом новых способов сварки Института электросварки: «С Борисом Евгеньевичем я познакомился в 1943 году на крупнейшем танкостроительном заводе в Нижнем Тагиле, где сотрудники Института электросварки помогали заводу освоить технологию сварки под флюсом. Применение сварочных автоматов, управляемых начинающим рабочим, заменяло труд нескольких опытных сварщиков. И значительно повышало качество сварных швов, что в условиях острого недостатка квалифицированных кадров решало важнейшую задачу оборонного производства.

Сотрудники института во главе с директором непосредственно участвовали в монтаже и наладке сварочных установок, сталкиваясь с множеством трудностей из-за особенностей нового способа сварки. Несмотря на крайнюю занятость Бориса Евгеньевича работой в цехах завода, он успевал заниматься и научными исследованиями. А спустя некоторое время, в 1945 году, защитил на базе проведенных на уральском заводе работ кандидатскую диссертацию.

…Мне, вчерашнему студенту, посчастливилось работать с двумя очень талантливыми и замечательными учеными – Патоном-отцом и Патоном-сыном. Безусловно, они очень разные люди, но оба относятся к «первопроходцам». Благодаря какой-то особой интуиции они чувствовали и чувствуют, что необходимо обществу в тот или иной период, и делают все возможное для того, чтобы удовлетворить этот запрос.

Интересно, что «первопроходцы» никогда не останавливаются, решив одну максимально трудную задачу, они начинают искать и решать другую. На мой взгляд, подобным людям человечество обязано не только научными и техническими достижениями, но и уровнем интеллектуального и духовного развития.

Часто говорят, что младший Патон сделал столь блестящую карьеру только благодаря успехам отца. Это далеко не так. Борис Евгеньевич всегда шел своей дорогой. И если Евгений Оскарович прославился как непревзойденный специалист в области мостостроения, то Борис Евгеньевич состоялся как ученый в сфере электросварки».

Сам Евгений Оскарович Патон так писал об этом периоде своей жизни в своих воспоминаниях: «Нам предстояло варить танковые швы, и важно было понимать, с чем они встретятся в бою. Что же сделать, чтобы швы были не слабее, а даже крепче танковой брони? Трещины в броне! Как избавиться от них? В лаборатории института началась напряженная исследовательская работа. Сделаны были уже десятки шлифов, но удача не приходила. Желаемый результат достигался, но скорость сварки резко сокращалась. Идея, предложенная Дятловым и Ивановым, применить присадочную проволоку, оказалась счастливой. Наконец-то швы стали получаться без трещин, а производительность сварки даже увеличилась.

…Мы гордились и сейчас гордимся тем, что советские танкостроители первыми в мире научились варить броню под флюсом. До самого конца войны у немцев не было автосварки танковой брони, а у американцев она появилась только в 1944 году».

Начавшаяся в 1942 году производственная и научная деятельность Бориса Патона была насыщенной и активной. В течение последующих одиннадцати лет он работал вместе с отцом. За эти годы Борис Евгеньевич сформировался сначала как научный работник и исследователь, а затем и как руководитель большого научного коллектива. Борис Патон оказался одним из наиболее одаренных учеников своего отца, достойным его последователем и преемником. Он продолжил и блестяще развил дело, начатое Евгением Оскаровичем Патоном.

Напряженная деятельность Евгения Оскаровича, погруженного в решение множества научных, технических и организационных проблем, проходила на глазах у сына и, несомненно, повлияла на формирование его характера, отношения к делу, к людям.

Самоотверженная и напряженная работа на оборонных заводах была тесно связана с научными исследованиями и открытиями. Так, в 1942 году В. И. Дятлов открыл явление саморегулирования плавления электрода при электродуговой сварке под флюсом. Б. Е. Патон совместно с А. М. Макарой, П. И. Севбо и М. Н. Сидоренко активно начали исследование этого явления, что дало возможность создать портативный, простой и надежный сварочный автомат, который позволил использовать простейшие источники питания переменного тока.

Автоматизация процесса сварки не только увеличила объемы выпуска танков, но и значительно повысила качество сварных соединений. Надо отметить, что все сотрудники института во главе с директором непосредственно участвовали в монтаже и наладке сварочных установок.

За достижения в механизации и автоматизации сварочных работ при изготовлении боевой техники в 1943 году Евгению Оскаровичу Патону было присвоено звание Героя Социалистического Труда СССР, а Борис Евгеньевич Патон в том же году был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Но для этого надо было сначала сделать почти невозможное.

Евгений Оскарович Патон писал в своих воспоминаниях: «Да, сил у нас в то время было мало: всего лишь восемь старших научных сотрудников, столько же младших и два инженера. Тем важнее было скорее привести эти силы в действие. Поход в цеха помог сразу нащупать участки, где можно приложить наши силы. И мы с первых же дней принялись за будничную, черновую работу, имевшую для завода существенное значение.

21 сентября 1941 года радио принесло неимоверно тяжелую весть: по приказу советского командования наши войска оставили Киев. В этот день над институтом висела мертвая, гнетущая тишина. В глазах людей я читал глубокое, искреннее горе. Фашисты в нашем Киеве, гитлеровский сапог топчет улицы прекрасного советского города! С этой мыслью нельзя было примириться, невозможно было к ней привыкнуть. С особой силой вставал в памяти каждый уголок Киева, и острая боль пронизывала сердце. Перед моим мысленным взглядом возникали стройные, четкие контуры Цепного моста, возрождению которого я отдал все свои знания. Значительно позже, перелистывая английский журнал, я набрел в нем на фотографию моего моста через Днепр. На фото одиноко, сиротливо торчали из воды полуразрушенные быки. Фашистские варвары беспощадно уничтожали то, что мы создавали своим трудом во имя Родины.

Проходили дни, недели, время не смягчало чувства боли, но сознание подсказывало: нужно еще энергичнее, еще преданнее работать, чтобы приблизить день освобождения Киева и всех захваченных врагом районов, приблизить час полной победы. А пока что с фронта приходили печальные сообщения: фашистские бронированные полчища продолжали двигаться на восток.

6 и 7 ноября в Москве выступил товарищ Сталин с докладом на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся и с речью на параде Красной армии. Я был потрясен: парад советских войск на Красной площади, когда немцы стоят под стенами Москвы! Какой величественный символ силы и могущества нашего народа.

Нет нужды подробно напоминать, о чем говорил тогда Сталин. Но было в докладе одно важное место, прямо адресованное нам – людям украинского завода и украинского научного института, ставшим на Урале на боевую вахту: у нас не хватает танков, и в этом одна из причин временных неудач нашей армии. Советские танки по качеству превосходят немецкие, но все же танков у нас в несколько раз меньше, чем у врага. Сталин призывал ликвидировать это превосходство немцев и этим самым коренным образом улучшить положение нашей армии. Перед советской военной промышленностью ставилась задача увеличить производство танков в несколько раз. Я снова и снова перечитывал эти строки, а призыв партии уже становился явью».

Круглые сутки, день и ночь, шел монтаж завода. Всю ночь на его территории пылали огни, люди забывали о сне, отдыхе, пище, работали по 12–14 часов подряд, а иногда и целыми сутками не уходили домой. В лютые морозы, под открытым небом, когда на фундаментах еще только устанавливали и монтировали оборудование, рабочие и инженеры уже собирали узлы первых уральских танков. Разгрузка броневых плит шла прямо с платформ, их тут же резали, обрабатывали и сваривали.

Работа на новом месте началась с создания собственной производственной базы для изготовления сварочных головок, электрической и флюсовой аппаратуры. Проектное бюро института занялось проектированием установок для автоматической сварки корпусов тяжелых танков KB, средних Т-34 и легких Т-60 и Т-70.

До конца 1941 года были смонтированы и пущены в эксплуатацию девять автоматических установок для сварки отдельных узлов танков, разработан технологический процесс, смонтированы и пущены установки для скоростной сварки авиабомб, подготовлены сварщики для работы на автоматах и мастера-наладчики.

В январе 1942 года на двух установках для автоматической сварки началась сварка бортов корпуса Т-34. Корпус этого танка требовал большого объема сварочных работ. Днище и подкрылок приваривались к борту двумя мощными швами длиной более 5 метров. На эту работу квалифицированный сварщик затрачивал около 20 часов, а с помощью сварочного автомата эта работы выполнялась за 2 часа.

С момента прибытия украинского завода до рождения первой новой боевой машины прошло менее двух месяцев! И уже в первых числах января из ворот сборочного цеха, поднимая тучи снежной пыли, вылетел мощный красавец-танк и с рокотом промчался по заводской дороге.

Евгений Оскарович так вспоминал об этом дне: «Люди стояли вдоль заводской дороги и не закрывали лиц от снега, вылетавшего из-под гусениц танка, созданного их трудом. Вместе с ними улыбался и я, думая о том, какая воистину стальная воля и какая блестящая организация дела нужны, чтобы в таких масштабах и в такие сроки перебазировать на восток сотни заводов и так быстро, сказочно быстро, ввести их в строй! И в том, что наш институт в дни испытаний сохранил себя как цельный, жизнеспособный и деятельный организм и нашел свое место в общем строю, я видел еще один штрих величественной эпопеи – эпопеи превращения страны в единый боевой лагерь.

Теперь нам предстояло держать суровый и ответственный экзамен. Мы – на заводе, который должен дать стране тысячи, может быть, десятки тысяч танков. Но пока мы имеем самое смутное представление о том, как сваривать броневую сталь. Еще совсем недавно провели эксперимент на маленьких образцах, а здесь заводской двор завален грудами броневых плит.

Кое-какой техникой мы теперь располагали. Но кто станет на ней работать? Где взять токарей, фрезеровщиков, строгальщиков? Тогда был брошен клич, и в мастерской появились подростки пятнадцати-шестнадцати лет, дети наших сотрудников и служащих, бедовые, расторопные ребята, не имевшие, однако, никакого представления о том, как даже подступиться к станкам.

Этот «механизированный детский сад» возглавил наш лаборант М. Н. Сидоренко в роли старшего токаря и другой лаборант Л. М. Богачек в роли старшего слесаря. Они учились сами и учили ребят. Заслуженные станки-ветераны, управляемые подростками, вскоре начали давать продукцию – аппараты для сварки танков».

Евгений Оскарович выдвинул такое требование: «Прежде всего, нам следует отрешиться от «штатского» взгляда на танк, взгляда со стороны, взгляда гостя на параде. Это относится ко всем, в том числе и ко мне самому. Мы должны узнать танк, все требования к нему, понять его место в бою, его «душу». Какие швы наиболее ответственные? Каким из них чаще всего приходится принимать на себя вражеский удар? Где наиболее уязвимые места танка, когда он идет в атаку или на таран? Этого всего мы не знаем, а должны знать. Все это имеет прямое отношение к работе сварщиков. Нам предстояло сваривать швы, и важно было понимать, с чем они встретятся в бою.

Мы начали изучать швы танка, их расположение, назначение, и они постепенно перестали быть для нас абстрактными линиями на чертежах. Для того чтобы швы были не слабее, а даже крепче брони, нужно было научиться варить броню нашими автоматами под флюсом, полностью разработать новую технологию. Задача не из легких, ведь мы имели очень скудный опыт и фактически приступали к делу впервые».

В лаборатории института началась напряженная исследовательская работа. Многое из прошлой практики приходилось пересматривать. Как избавиться от трещин в броне, ведь невооруженным взглядом они даже не видны, их можно увидеть только в микроскоп, да и то не всегда? Ведь это крошечные, невидимые змейки тоньше волоска, которые, однако, существенно ухудшали свойства брони.

После долгих поисков приходили все новые и новые решения. Эксперименты приносили и радости, и разочарования. Желаемый результат достигался, но скорость сварки резко сокращалась. Затем пришла идея применить присадочную проволоку. Она оказалась удачной. Опыты с присадкой повторяли многократно сначала в лаборатории, а затем и в цехе. Наконец-то швы стали получаться без трещин, а производительность сварки увеличилась.

Затем на полигоне вблизи города произвели испытания корпуса танка. На одном из его бортов швы были сварены по-старому – вручную, на другом – автоматом под флюсом, так же, как и все швы на носовой части. Танк подвергся жестокому обстрелу из орудий с короткой дистанции бронебойными и фугасными снарядами. Первые же попадания снарядов в борт, сваренный вручную, вызвали серьезные разрушения шва. После этого танк повернули, и под огонь попал второй борт, сваренный автоматом. Стрельба велась прямой наводкой, но швы выдержали, не поддались, не разрушились! Они оказались крепче самой брони и продолжали прочно соединять изуродованные обстрелом броневые плиты.

Это была полная победа автоматической скоростной сварки! Испытание в условиях, равных самой трудной фронтовой обстановке, подтвердило высокое качество работы автоматов.

«К нам пришла вера в себя, – вспоминал об этой победе Евгений Оскарович. – Параллельно с тремя товарищами, которые трудились в лаборатории, другие наши люди, наша молодежь – Макара, Коренной, Островская, Волошкевич – совершенствовали технологию сварки брони непосредственно в цехе. Мы перестали бояться за поведение наших швов даже под самым жестоким обстрелом. Мы гордились и сейчас гордимся тем, что советские танкостроители первыми в мире научились варить броню под флюсом».

Евгений Оскарович рассказывал о том, какой трудной была жизнь, особенно у тех, кто работал непосредственно в цехах. Инструкторы института начинали и заканчивали смену вместе с заводскими сварщиками, не покидали своего места по десять-двенадцать часов. Вокруг них работали десятки ручных сварщиков, и от резкого ослепительного света сильно болели глаза. Это называлось «нахвататься дуги». Многие носили темные очки, спасались примочками из крепкой настойки чая, и все же их преследовало ощущение, что глаза постоянно засыпаны песком.

Борис Евгеньевич также работал в цехе, как и другие электрики, сам осуществлял электромонтаж сварочных установок, делал и всю черновую работу – резал провода, монтировал аппаратуру, паял наконечники и на своих плечах таскал к месту монтажа тяжелую аппаратуру и оборудование.

Однажды, согнувшись в три погибели под металлическим «бубликом» проводов, Борис вошел в цех, свалил свой груз возле сварочного станка и принялся за прерванную перед этим работу. Он пробивал в стене дыры, чтобы укрепить здесь контактор. Увлекшись, он не заметил, что рядом остановился какой-то военный. «Борис? Вот так встреча! – воскликнул он. – Что ты тут делаешь?» Перед Борисом стоял его товарищ по КПИ, а ныне слушатель Танковой академии, приехавший сюда на практику. «Работаю научным сотрудником в Институте электросварки», – улыбаясь, ответил Борис. Товарищ посмотрел на него с недоверием: «Брось, Боря! Монтером работаешь?» – «Говорю же тебе, научным сотрудником, – рассмеялся Борис. – У нас все так работают. На своем горбу соединяем науку с практикой. – И уже серьезно добавил: – Без этого сейчас нельзя. Надо уметь действовать и головой, и руками. Вот когда так вот съешь с заводским народом пуд соли, сразу узнаешь, что ему от науки требуется».

Именно на заводе № 183 в Нижнем Тагиле была введена в действие первая в мире поточная линия производства бронекорпусов танков, на которой действовало 19 установок для автоматической сварки под флюсом. Сотрудники института наладили контроль качества электродов и сварки, решили ряд важнейших проблем газовой сварки и резки, предложили ускоренные методы подготовки сварщиков.

Разделение труда было таким: институт проектировал станки, давал сварочную и флюсовую аппаратуру, проводил электромонтаж и пуск станков. Мастерская института к тому времени уже приобрела солидный и современный вид. Отдел готовил несущие конструкции, приспособления и кондукторы.

Евгений Оскарович перевел в цех всех, кто подходил по своим знаниям, складу характера, умению работать не только головой, но и руками. Это были вначале Георгий Волошкевич, Лия Гутман, Борис Патон, а затем Даниил Рабкин, Александр Супрун, Борис Медовар.

В любую погоду – в снежный буран, трескучий уральский мороз, проливной дождь – Евгений Оскарович появлялся в цехе ровно в 9 часов утра. Именно в цехе, а не в лаборатории или в кабинете. Хотя кабинетом это помещение можно было назвать с большой натяжкой – Патон работал в общей комнате вместе с другими сотрудниками.

Евгений Оскарович участвовал в монтаже и освоении каждой сварочной установки. И следил за ними до тех пор, пока не изживались все трудности пускового периода. Там, где все шло хорошо, показывался редко, там же, где возникали трудности или намечалось отставание, бывал регулярно.

«Я никогда не ждал, чтобы пришли и доложили о том, что «все в порядке», – писал в своих воспоминаниях Евгений Оскарович. – Когда испытывалось какое-нибудь нововведение на наших установках, я старался пойти в цех без «автора». Это давало возможность услышать прямое, откровенное мнение заводских людей. В то время в институте не было ни заместителя директора, ни ученого секретаря, ни начальника отдела внедрения. Мне приходилось самому руководить разработкой новых тем, планировать работу, вести обширную переписку с заводами и наркоматами, ведать лабораторией, мастерскими, инструкторами в цехах и т. д. Несмотря на такую загрузку, я никогда не позволял себе «сплавить», переадресовать какое-нибудь дело по инстанции, а непременно лично поручал его тому или иному работнику, и сам следил за выполнением во всех подробностях, не упуская так называемых мелочей».

Работы Института электросварки сыграли важную роль в обеспечении армии достаточным количеством первоклассных боевых машин – прославленных танков Т-34, самоходных артиллерийских установок, боеприпасов.

Во второй половине 1942 года советская промышленность уже выпускала танков больше, чем промышленность Германии. В мае 1942 года Евгений Оскарович Патон был награжден орденом Красной Звезды за внедрение скоростной автоматической сварки на танковых заводах страны.

Но работы у него всегда было больше, чем наград.

Со многих заводов страны в адрес Института электросварки поступали письма с просьбой прислать инструктивный материал, помочь в приобретении аппаратуры и в налаживании сварочного производства. Евгений Оскарович переработал свою книгу «Скоростная автоматическая сварка под слоем флюса», и в 1942 году она вышла в свет третьим изданием. Эта книга стала незаменимым пособием по внедрению скоростной автоматической сварки под флюсом на предприятиях страны.

Для помощи оборонной промышленности во внедрении автоматической сварки под флюсом на заводы Челябинска, Свердловска, Сталинграда, Омска, Горького и других городов были направлены все сотрудники института, которые могли работать инструкторами. К концу 1942 года на танковых, минометных, артиллерийских заводах Советского Союза уже работало около 40 установок для автоматической сварки. Сотрудники Института электросварки внедрили сварку под флюсом в производство корпусов тяжелых танков ИС и САУ на Челябинском тракторном заводе, где были размещены эвакуированные Ленинградский завод имени С. М. Кирова и Харьковский дизельный завод. Этот комплекс стал крупнейшим предприятием по выпуску тяжелых танков. Широкое применение получила сварка в военное время на Уралмашзаводе в Свердловске. С помощью скоростной автоматической сварки под флюсом было организовано поточное производство фугасных авиабомб, реактивных снарядов для «катюш» и других видов вооружения и боеприпасов.

В январе 1943 года за образцовое выполнение задания правительства по увеличению выпуска танков и бронекорпусов Е. О. Патон был награжден орденом Ленина.

Ни в одной стране, кроме Советского Союза, автоматическая сварка под флюсом броневых сталей не была еще разработана, и лишь в последние месяцы войны по примеру СССР в США начали осваивать сварку под флюсом при постройке бронекорпусов танков и самоходных артиллерийских установок. В Германии же автоматическая сварка танков так и не была создана до конца войны.

В марте 1943 года Е. О. Патону было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот» за выдающиеся научно-технические достижения, которые позволили ускорить производство танков и металлоконструкций.

За успешное внедрение и освоение в бронекорпусном производстве сварки под флюсом орденом Трудового Красного Знамени в 1943 году были также награждены сотрудники института Б. Е. Патон и П. И. Севбо, орденом «Знак Почета» – А. И. Коренной, И. К. Олейник, А. М. Сидоренко, медалью «За трудовую доблесть» – Г. 3. Волошкевич, А. М. Макара, С. А. Островская, М. Н. Сидоренко, Ф. Е. Сороковский.

По поводу правительственных наград Евгений Оскарович писал: «Конечно, такое внимание и такая щедрость правительства меня радовали и глубоко трогали. Но вместе с тем я был смущен. Говорю это без ложной скромности и без всякой рисовки. Ведь я и мои товарищи только честно выполняли свой долг, и все, что мы делали, не могло сравниться с мужеством и героизмом рядового советского пехотинца, идущего в атаку, или танкиста, таранящего вражескую машину. Я думал, что многие годы мне еще предстоит трудиться, чтобы хоть в какой-то мере оказаться достойным такой высокой награды».

Почетное звание Героя Социалистического Труда Евгений Оскарович получил 2 марта 1943 года, еще находясь вместе с коллективом института в эвакуации в Нижнем Тагиле. Тогда же он написал заявление о приеме в партию, в котором изложил свой жизненный путь и честно сознался в том, что на заре советской власти не верил, что она сможет успешно руководить государством. Свое заявление Евгений Оскарович передал Никите Сергеевичу Хрущеву, а Никита Сергеевич – Сталину.

Сталин рассмотрел заявление и, вопреки уставу ВКП(б), освободил академика Евгения Оскаровича Патона от прохождения кандидатского стажа. В партию его приняли решением Политбюро. В 1945 году Институту электросварки было присвоено имя Е. О. Патона.

Евгений Оскарович, как мы уже говорили, был строгим и требовательным человеком. Ветераны-патоновцы помнят, как он стоял на мраморной лестнице с часами в руках и выразительно поглядывал на вбегающих запыхавшихся работников. А в 8.55 начинал торопиться и сам – Евгений Оскарович приступал к работе минута в минуту. Стал уже настоящей легендой случай, произошедший на одном из совещаний в ЦК Компартии Украины. Приглашенный на него академик Евгений Патон, недолго послушав обсуждение, собрал свой портфель и уехал в институт со словами: «Мне здесь делать нечего. Работать надо!»

До сих пор сотрудники Института электросварки имени Евгения Патона стараются писать на обратной стороне использованного листа – экономят. Батя, как все любовно называли Евгения Оскаровича за частое обращение «батенька», сам писал заявления о своих командировках на малюсеньких клочках бумаги. Когда перед войной Патона назначили советником по машиностроению в Москву и помощник принес ему роскошные листы белой бумаги, академик вернул их назад со словами: «А у вас чего-нибудь попроще нет?»

В 1985 году к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне на территории института на постаменте был установлен танк Т-34, а рядом открыта мемориальная бронзовая доска с именами сотрудников Института электросварки, которые под руководством Евгения Оскаровича Патона совершили трудовой подвиг – создали всемирно признанную технологию механизированной сварки броневых корпусов танков и участвовали в организации их массового производства. Ежегодно в День Победы ветераны института встречаются около этого святого места, чтобы почтить память героев Великой Отечественной войны.

Свой вклад в победу над врагом внес и Борис Евгеньевич Патон, который трудился рядом с отцом и, несмотря на огромную загруженность работой в цехах, много занимался наукой. За два года он провел ряд важных исследований статических свойств автоматов для сварки под флюсом. Он предложил наиболее простую и наглядную методику анализа работы автоматов по статическим вольтамперным характеристикам.

Как написано во вступительной статье «Життєвий i творчий шлях Бориса Євгеновича Патона» к «Бiблiографiï президента НАН Украïни академiка НАН Украïни Б. Є. Патона», в монографии «Экспериментальное исследование процесса автоматической сварки под слоем флюса», написанной в 1944 году совместно с А. М. Макарой, Борис Евгеньевич впервые проанализировал работу различных автоматов в статическом режиме. Затем он продолжил эти исследования, по результатам которых защитил в 1945 году кандидатскую диссертацию. В этом же, 1945 году Борис Евгеньевич возглавил электротехнический отдел института, в котором изучал электрофизические процессы дуговой сварки, создавал и исследовал новые источники питания. Его идеи значительно опережали время. Например, доступная и надежная силовая полупроводниковая техника, пригодная для реализации некоторых идей Бориса Евгеньевича, появилась сравнительно недавно.

В 1947 году вышла монография Бориса Евгеньевича Патона «Сварочные головки и питание их током». В последующих своих работах он показал, что оптимальными характеристиками обладает автомат с постоянной скоростью подачи проволоки, укомплектованный источниками питания с быстродействующим регулятором напряжения. Этот вывод, не утративший своего значения до сегодняшнего дня, стал принципиальной основой развития оборудования для механизированной сварки под флюсом и в защитных газах.

Своими трудами Борис Евгеньевич заложил основы теории автоматов для дуговой сварки. Он показал, что в условиях непроизвольных колебаний руки сварщика механизированная подача электрода возможна только при использовании электродной проволоки малого диаметра, когда явление саморегулирования выражено наиболее сильно. Этот вывод блестяще подтвердился экспериментально созданием полуавтоматов для сварки под флюсом, за разработку которых Борису Евгеньевичу Патону и его сотрудникам, а также работникам ленинградского завода «Электрик» в 1950 году была присуждена Сталинская премия СССР в области науки и техники.

Евгений Оскарович был рад успехам сына. Сам же он еще на Урале начал переориентировать работу коллектива на решение задач по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства. В 1946–1953 годах Евгений Патон исследует проблемы сварного мостостроения, возглавляет работы по проектированию и изготовлению первых цельносварных мостов, в которых широко применялась автоматическая сварка. Он возглавил также исследовательские, проектные, заводские и монтажные работы, связанные с постройкой крупнейшего в мире цельносварного шоссейного моста через Днепр в Киеве.

При жизни Евгения Оскаровича этот мост и в проектной документации, и в институтском быту назывался просто Киевский городской. Он соединил не только два берега великой реки, но и два понятия, которые до Патона считались несовместимыми, – мостостроение и сварку.

У этого моста-гиганта много титулов: «первый, сваренный автоматами», «цельносварной», «крупнейший в Европе». В мировом мостостроении Патон открыл новую страницу, заложил основополагающие принципы конструирования, завершил начальный и наиболее ответственный этап становления сварного мостостроения. И сколько бы затем ни последовало других побед, эта заслуга Евгения Оскаровича Патона не забудется никогда.

Мост, к которому Патон шел всю жизнь, был для него в Киеве третьим по счету проектом.

Первым был проект, выполненный в первое десятилетие прошлого XX века в тогда еще губернском Киеве, связанный с планами продолжения Петровской аллеи. Мешал оползень, и дорожники предложили пробить его между двумя кручами тоннелем. Но городская управа решила проконсультироваться у известного специалиста профессора Патона.

Когда Евгений Оскарович, измазав глиной обувь, перебрался через овраг на другую сторону, ближе к Кукушкиной даче, ему открылись такие виды, изрезанные днепровскими старицами, что дух захватило. Он отказался от идеи туннеля. За чертежной доской Патон искал для моста прозрачные, невесомые, ажурные серповидные фермы. Местные репортеры интриговали киевлян, описывая, что будет: строить мост предполагается на земле, в раскопе сколотят деревянные клети, на них и станут клепать секции, в грунт забьют бетонные сваи, а когда фермы будут готовы, на сваи их и опустят. Кручу действительно треугольно прорезали в последний момент, закрепив низ изящной подпорной стенкой. Под мостом проложили дорогу, и в прорези засинел Днепр.

Второй проект – это мост имени Евгении Бош.

А третий – мост, который получил имя самого Патона.

Борис Евгеньевич Патон так вспоминает об истории создания этого сооружения: «Думаю, этот мост уникален. Построить его должны были еще до войны. Уже началась стройка, но грянула война, и все прекратилось. После войны Евгений Оскарович как мостовик (это его первоначальное образование, сварщиком он стал позже) решил, что на месте деревянного Наводницкого моста, просуществовавшего до самой войны, необходимо строить автодорожный сварной! Появился мильо-о-он противников этой идеи. Как обычно. Но он стоял на своем. И только Никита Хрущев верил и поддерживал Евгения Оскаровича.

Своей властью Хрущев усмирил недоброжелателей и утвердил решение, что мост обязательно должен быть сварной. А построить его надо из конструкций, изготовленных на заводе металлоконструкций имени Бабушкина в Днепропетровске! Вот там эти балки и были сварены, слава тебе, Господи, и мост был открыт 5 ноября 1953 года. К сожалению, Евгений Оскарович не дожил трех месяцев до его открытия. Хотя мост уже был готов, когда отец еще был жив.

Мост рассчитывался на прохождение 10 тысяч машин в сутки! А сегодня бывает, что за день по нему проезжает 86 тысяч машин. Вот какая разница!»

Но до войны против смелой идеи Патона велись непрестанные атаки. Главными аргументами эксплуатационников из Наркомата путей сообщения были ссылки на неудачный мировой опыт, в первую очередь, в Германии, США, Бельгии. В сварных мостах не могли избежать самого опасного – образования трещин усталости. Можно только удивляться, как Евгению Оскаровичу удалось пробить свою идею в 1940 году, ведь как раз к этому времени противники сварки мостов получили подтверждение своих опасений: в Бельгии в канал Альберта рухнул 75-метровый сварной пролет.

В Киеве действовал тогда единственный автодорожный мост – имени Евгении Бош, но городу его явно не хватало. Стоял еще старый Наводницкий мост. Он был узенький, деревянный, на нем едва разминались два автомобиля. Окрещенный в городском обиходе «стратегическим», мост-ветеран законсервировали – «для крайней нужды». Ее понимали однозначно: «Если завтра война».

На первой конференции по автоматической сварке, которую Евгений Оскарович Патон организовал и провел в Киеве перед войной, ему удалось получить в союзники представителей могущественной «Главстальконструкции». Убедившись в преимуществах способа сварки Патона, они поставили подпись под договором о сотрудничестве с ним.

В патоновском институте царило состояние творческого подъема: «Делаем, ребята, первый в мире мост, его под флюсом сварят скоростные автоматы!» Темп разработок был необычайный – проектное бюро выдало автомат портального типа и цепной кантователь для сварки всего за три недели!

Но в Днепропетровске, на заводе Бабушкина, где должны были варить мост, этот заказ киевлян приняли без энтузиазма: «Если и правда, что сварка вытеснит клепку, почему репутацией завода первыми должны рисковать именно мы?». А тут еще подключились многочисленные перестраховщики из наркоматов и проектных институтов Москвы и Ленинграда.

На совещании у первого секретаря ЦК КП(б)У, а им тогда был Никита Сергеевич Хрущев, комиссия экспертов, противников автоматической сварки, дала Патону настоящий бой. Хрущев внимательно выслушал все аргументы «за» и «против» и… неожиданно поддержал Патона. В Днепропетровске стали срочно налаживать производство, в Киеве ударными темпами строили опоры моста. Наконец из Днепропетровска сообщили – первые элементы сварного моста отправляются в Киев сегодня! Но…

Шел июнь сорок первого года. Война надолго отложила множество дел, в том числе и строительство моста методом автоматической сварки.

Уже после войны отдельные сваренные элементы конструкции будут использованы. То, что было затоплено в Днепре, пошло на восстановление моста в самом Днепропетровске. Клепаного. О киевском же цельносварном словно забыли… Но Евгений Оскарович был настойчив. Он снова начинает бороться за сварной мост.

В годы оккупации гитлеровцы взорвали уже смонтированную часть пролетных строений начатого предвоенного моста, разрушили его опоры. Патону было ясно, как сложно в условиях разрухи вести кессонные работы, поэтому в новом проекте моста он сохранил прежнюю разбивку на пролеты и их величину. Полтора километра планируемой дороги над водами должны слагаться из четырех судоходных пролетов по 87 метров, 18 пролетов по 58 метров и еще двух, меньшего размера, над проездами у правого и левого берегов. Но на этом сходство довоенного и послевоенного мостов кончалось. Дальше все решали новаторские идеи и предложения.

Но в 1946-м, как и до войны, противники Патона пользовались известными аргументами: мировой опыт сварки мостов в военное время был отрицательным – возникают трещины усталости, нельзя рисковать на дорогах движением и безопасностью людей. Министерство путей сообщения налагает вето: сварку мостов запретить!

Патон решил пролетные строения делать пока клепано-сварными. Но сразу же неудача – в фермах Истринского моста в угловых соединительных швах – трещины. До метра… По указке сверху мост разбирают.

Евгений Оскарович понимал, что сам процесс автоматической сварки ни при чем. Нужно думать о специальной стали. Необходимо использовать другой флюс.

Поиск стали для сварных мостов Патон поручает бывшему фронтовику Б. Касаткину. Тот бесконечно варьирует рецептуры малоуглеродистой стали: разный химический состав, разное раскисление. «Уловите, нет ли связи между сульфидными строчками и трещинами в швах», – подсказывает ему из подмосковного санатория «Узкое» Евгений Оскарович. Письмо датировано 5 марта 1947 года, это был день его рождения, в который ему исполнилось семьдесят семь лет! Вот уж действительно «человек-работа»! Даже в день рождения мысли его были не о себе.

Отвечать за флюс, который должен был изготавливать завод «Автостекло» № 25 в Константиновке, Патон поставил Исидора Ильича Фрумина. В 1937 году Евгений Оскарович не побоялся взять в институт сына «врага народа», которого из-за репрессированного отца выгнали из аспирантуры и нигде не брали на работу. Через руки Исидора Ильича прошли все флюсы, созданные в тридцатых, сороковых и начале пятидесятых годов. Исидор Ильич Фрумин стал доктором наук, первым лауреатом премии имени Е. Патона, а затем и Госпремии СССР.

За действиями Патона и его команды пристально наблюдали «Главмостострой», Ленинградский НИИ мостов, «Главстальконструкция», Министерство путей сообщения. Записи из его блокнота той поры лаконичны, как сводки с фронта:

«1948. Мост на р. Снежеть – первое опытное пролетное строение, но с клепаными монтажными узлами».

«1949. Мостовой переход установлен. Успех».

«1950. Добился: мосты по этому типу пойдут в серию».

«1951. 31 янв. Канада, устье реки Св. Лаврентия. Рухнул сварной пролет. На Патона вешают всех собак. "Киевский проект отложить! Сварные монтажн. узлы запретить!!!"»

«1953. Орский з-д металлоконструкций – серия св. 100 мостов. По технологии Снежети. Работают на ж. д. до сих пор».

«Sic! 140 км Московско-Киевской ж. д. – мост через р. Болтву; 66 м. Цельносварной (наконец!)».

Почти ежедневно Евгений Оскарович открывал дверь лаборатории сварных мостов – и по очереди подсаживался к каждому сотруднику: «Покажите-ка, батенька, что наработали за прошедший день?»

Разработку проекта вело киевское бюро «Проектстальконструкции», а возглавляли ее Шумицкий и Маракин. Последний был студентом Патона еще на кафедре мостов КПИ и привлекался им к восстановлению Цепного моста.