Из варяг в греки

Максим Козлов

ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ

Посвящается моей жене Эрике

ЗЕРНЫШКО ЛЮБВИ

Когда беру я в руки теплый хлеб, Для нас двоих ломая пополам, Становится мне жаль прожитых лет, Что этот хлеб не вырастил я сам. Но слышно мне, как в нас душа поет В органах жил течением крови, И прорастает в стебель, цвет и плод Затерянное зернышко любви. Иркутск, 1987 г.

Маленькая балерина

Маленькая балерина С папой в па-де-де Каждый день шагает чинно В школу лебедей. Две косы, худая грудка, В стороны носки, Точно Чарли Чаплин в юбке, Господи, прости. Экзерсисы, экзерсисы… Тень на потолке. Под пуантом плачет сизый Пальчик на ноге. Круг за кругом незаметно Подрастет душа, Белокрылая Одетта Выйдет хороша. Маленькая балерина, Я согласен ждать. Неизменно, терпеливо Появись опять. Пусть, твоя звезда сурова, Но прекрасней нет, Чем на старой сцене снова Танцевать балет! Иркутск, 1988 г.

Песенка о верности

Кому нужда баб тискать, Кому милей баптистки, Кому-то без гарема не с руки. А мне в твоей орбите Внимательным, побритым За годом год наматывать круги. Кому-то Мона Лиза, Кому-то монолыжа, Кому-то монолитный монумент, А мне с границ дистанций Ловить зов дивных станций И сохранять вращательный момент. Кому-то пыль галактик, Кому-то льды антарктик, Кому-то прямо в рай из-за кулис, А я сгорю красиво, Остаток керосина Спалю и метеором рухну вниз. Иркутск, 1989 г. Безветрие. Поникли паруса. Влекомый волею приливов и отливов Я в лодке сплю иль созерцаю диво Чередования созвездий в небесах. Безверие витает надо мной. Тускнеет диск полночного светила. Я в лодке сплю, мне снится образ милой И луч зари, колеблемый волной. Иркутск, 1990 г. Привет тебе, дражайшая Алена, Пришла весна — неоспоримый факт: Коты утратили последний такт, Из сторожей в гуляки вышли клены. От птичьих стай в просторном небе тесно, Ртуть прыгает в термометрах, как мяч, И, не предвидя в родах неудач, Земля снимает платье, как невеста. И я готов по первому звонку Плыть по Амуру, штурмовать плотины По ветру парус, по теченью льдины. С весной! приеду скоро! я могу! Иркутск, 1989 г.

Отъезд

Только ночь мне в попутчицы, Скоро поезд уйдет. Привокзальные врут часы На полгода вперед. Лучше встреча случайная, Чем печальный итог. Ничего от отчаянья Возразить я не мог. Пустота заоконная, Полуночный народ. Все курил у вагона я На полгода вперед. Пять минут опоздания Вымогал, как пятак. Ах, часы привокзальные, Что ж вы так… Иркутск, 1991 г.

В метро

То вознесение на мост, То ниспадение с моста… То ли вразлет, то ли вразнос Несется бешено состав. Вскипают желтые цветы На глади черного стекла. Попутчиц бледные черты Оконная качает мгла. Беззвучный в грохоте колес Чей вздох строкою этой стал? То вознесение на мост, То ниспадение с моста… Чехов, 1991 г.

Подарок из Африки

Нанижу на иглу самолета Неба синий лоскут, Залатаю дыру в биографии, По расхлябанным рельсам колеса Грусть мою растрясут, Принимайте подарок из Африки! Расцветет в скоротечной чахотке Осень пышной красой, Осеня городок листопадами. Притворюсь я послушным и кротким, Напрошусь на постой К той, что прежде бывала так рада мне. За два дня разменяю полжизни, Ах, и жизни не жаль, Если веришь, и чудо получится: Ветром дунет, и солнышком брызнет, Распогодится даль, И туман сам собой улетучится. И, когда все три стрелки упорно В циферблат застучат, И автобус отъедет по графику, Я пойму, что вернусь в этот город, И отправлюсь скучать В свою черную жаркую Африку' Новосибирск-Иркутск, 1993 г Ой, что ж ты не цветешь, Белая сирень, как будто спишь И не желаешь просыпаться, Ой, что ж так долго ждешь Впору не цвести, А осыпаться… Белой россыпью душистой Оживи скорей И красой пресветлочистой Душу мне согрей. Белым кружевным батистом Убери весь сад. Без красы твоей пречистой Жизни я не рад. Иркутск, 1993 г. Божьей милостью спелой черешнею Ты мои утоляешь уста. Ах, какие мы нынче безгрешные, Люди этого нам не простят. Позаботятся ближние дальние, Станут масло плескать на огонь, Лопнет косточка. Горечь миндальная На губах, да пустая ладонь. И теперь мы далекие близкие, Как соседние материки, И в Нью-Йорке ли, в Новосибирске ли Вспоминать нынче нам не с руки Дни, в которые спелой черешнею Ты мои утоляла уста, И какие мы были безгрешные, Как ни до, ни потом никогда. Нью-Йорк, 1996 г.

ВРЕМЕНА ГОДА

Много звезд мерцает над рекою В ясном небе летним вечерком. Кто из нас застыл пред этой красотою, Тот душой поэт и сердцем астроном. Много звезд взойдет в круженье вечном И покинет этот небосклон. Кто из нас одной звезде остался верен, Тот душой поэт и сердцем астроном. Сколько звезд! Пересчитайте взглядом! Это лучше, чем считать ворон. Кто из нас открыл одну звезду, хотя бы, Прожил, как поэт и мудрый астроном. Иркутск, 1987 г. Осень… Пестрым платком Машет сентябрь вслед легкокрылым Мечтам моим. Осень… Слишком знаком Мне тот, едва уловимый, Новой зимы мотив. И листопад и снегопад, Перемежаясь невпопад, Под ноги мне улягутся под утро. И, оставляя темный след, Я побреду на тусклый свет Светила, отливающего ртутью. Иркутск, 1989 г. Зимний вечер, снег да ветер Неприкаянный, Заплутавшим человеком Попрекаемый. Что ты стонешь, что рыдаешь, Просишь нежности И к ногам берез роняешь Космы снежные? Не согреешь ледяным ты Их дыханием. Будешь век ты зимним ветром Неприкаянным. Иркутск, 1990 г.

Подснежник

Окна — настежь, выдохнем усталость И вдохнем любовь, тоску и нежность. Распустился маленький подснежник Белым мотыльком, лишь снег растаял. В снах берез еще метут метели, Ель дрожит с рождественских морозов, Лишь подснежник безмятежно розов, Как младенец в чистой колыбели. Может быть, что будет вьюга завтра, Может быть все то, что быть не может, И подснежник расцветает в марте, Милый выскочка неосторожный. Иркутск, 1990 г. Неужели вновь весна Божия награда. Вдоволь хлеба и вина! Ну, чего же еще надо. Стали звуки звончей, Стали краски ярче! Отчего ж вы все мрачней, Старый рыцарь из Ламанчи? Старость, право, — не беда, Не помеха — бедность. Даже пусть, любовь прошла, Но осталась в сердце верность. Жив покуда Россинант, Или я — не Санчо? Лучше собирайтесь, гранд, Отвоевывать Ламанчу! Пусть, глядят со всех сторон С чувством превосходства, Есть особенный резон В позабытом благородстве. Нам ли жить да горевать, Милостыню клянчить? Лучше собирайтесь, гранд, Отвоевывать Ламанчу! Новосибирск, 1984 г

Камчатка

Камчатка — рыбина меж двух морей, Хвостом подвешенная за Чукотку, Хребет по средней линии у ней, Курилы дружным строем лезут в глотку. По шкуре изумрудно-голубой Вулканы, чирей, гноящиеся лавой. Она серебряной линяет чешуей, И брюхо ей поток прохладный гладит. И что мы ей, полмиллиона душ, Подобием невзрачных паразитов Готовых всякий час сорвать свой куш И улететь на запад по транзиту? Она плывет на юг, где океан Освободит ей жабры от мазута, Залижет шрамы гусеничных ран, И все не уплывает почему-то… Малаховка, 1987 г.

Счастье наугад

Ну, как Христу за пазуху, в Авачинскую бухту Заходят после рейса изможденные суда. Поставив точку в плаванье, двурогий якорь бухнул, И капитан по трапу опускается сюда, Где по сопкам понатыканы Разношерстные дома, Что своей раскраской дикою Тихо сводят нас с ума. По двухэтажной улочке, что самая центральная, Одетые с иголочки шныряют рыбаки. Раскрылся лист смородины, желтеют одуванчики, И все на свете траулеры, как звезды, далеки. И любой сюжет раскрутится, Лишь за нитку потяни, И согласны не на лучшие В эти десять дней они. И вот, еще до вечера, возникли отношения, И приглашенье принято, и столик у окна. И вот тебе, пожалуйста, задачка с уравнением Таких на свете тысячи, а может быть одна? И по городу полночному, Где, как цапли, краны спят, Мчит такси еще непрочное Чье-то счастье наугад. Петропавловск-Камчатский, 1986 г.

ВИРАЖ

Вперед, вперед! Куда? Я знаю сам едва ли.  Вперед, вперед, вперед! Пока пьянит вино, Пока хватает сил, шагай до перевала, А там вниз или вширь не важно, все равно. Вперед, вперед! Прости предавших как отставших. Вперед, вперед, вперед! Среди сиянья льда. Альпийские луга на тысячах ромашек Гадают, Но моя не названа судьба. Вперед, вперед! Глотни, как манну, мерзлый воздух. Вперед, вперед, вперед! Покой? Какая блажь! В конце дороги нам маячит вечный отдых, Ну, а моя пока выходит на вираж. Иркутск, 1991 г.

Старики

В суете центральных улиц, Как вдоль берега реки, Бродят с палочкой и сумкой Брошенные старики. Ненадежная опора Потемневшая клюка, В сумке хлеб, и тем он дорог, Что цена невелика. Деревянные квартиры, Из удобств — лишь тишина. В прах изношены мундиры, Проданы все ордена. Не судите слишком строго За плечами их война, Если просят ради Бога Значит наша грош цена. Стариков не станет меньше На подходе наш черед Безысходности кромешной Юности наоборот. А пока, судьбу пытая, Бросьте взгляд из-под руки: В тесных городских кварталах Скорбно бродят старики. Иркутск, 1988 г. Страх незаметно в наш дом проникает, В щелку дверную с детскою ложью. Чашкой разбитою перепугает И притаится в темной прихожей. Время пройдет, и уже у подростка Страх разрастется, как в омуте тина. Страх — быть несмелым — не выжить так просто, Он претендует на место в гостиной. Страх — показаться в любви неумелым Юношу делает робким и ватным. И приучает нас к жизни несмелой Страх, что ночует в нашей кровати. Где-то под тридцать все чаще и чаще Мы улыбаемся кстати-некстати. Страх — показаться кому-то несчастным Страха сильнее действительно стать им. Время летит и проносится мимо. Страшно подумать, оно пролетело В страхах ничтожных, опасностях мнимых, И ничего уже не переделать. Петропавловск-Камчатский, 1985 г. Не завидуй ему, никогда не завидуй ему, Ты не знаешь на чем он споткнется, Потому что и он без дороги несется во тьму И не ведает сам, что за спиной остается… Не завидуй ему, никогда не завидуй ему, Потому что успех — лотерея. Пусть, ему повезет за себя и тебя, никому Не воздается иначе, как только по вере. Не завидуй ему, никогда не завидуй ему, Знак деленья — любителям дроби. Умножая себя на других, ты придешь к одному Невозможному счастью вселенской любови! Не завидуй ему, никогда не завидуй ему… Иркутск, 1990 г.

Река времени

Короткий век, конец негромкий. Плеск весел в медленной воде, Полоска льда по самой кромке, И рыбы сонные на дне. Вода, как мед, густа и вязка Прохладной плотью льнет к руке. Век короток, быстра развязка. Уносит лодку по реке… Иркутск, 1991 г. Терпение, мой друг, терпенье… Сибирь и есть Сибирь. Не пением, так опереньем Повеселит снегирь. Упорнее, мой друг, упорней Скрипи тугим пером Про то, как прорастают корни Сквозь мерзлый глинозем. Не будет моря, чтоб уплыть нам От этой грустной земли, Где что ни песня — то молитва За парус белый вдали. Жить вопреки, шагать не в ногу И ненавидеть, любя, Осталось нам совсем немного. До первых дней сентября… Иркутск, 1993 г. О, как тесен наш круг, друзья, словно только что собрались, И еще не спешит никто уходить по делам. За порогом осталась ночь, и рассвет обещает жизнь, И ни скука ни зависть не стоят по углам. Хорошо без случайных лиц и легко без ненужных фраз, И хватает для всех вина за широким столом. О, мгновенье, еще продлись, потому что не ровен час. Только Бог знает все, что с нами будет потом. Иркутск, 1990 г.

ИЗ ВАРЯГ В ГРЕКИ

Всех простил, как простился Перед дальней дорогой, И подстреленной птицей Притаился в берлоге. Сны сменяли морозы, Целовал веки иней, Танцевал купоросный Купол неба над ними. Забытье продолжалось, Походя на кончину, Но в глазах отражались Звездные величины. По теченью молчанья, Сквозь пороги безмолвья Отплывало отчаянье От тоски безлюбовья. Лишь когда возродился Дух, окрепший в изгнаньи, Он ко всем возвратился, И его не узнали. Иркутск, 1995 г.

Из Варяг в Греки

Не хотелось бы, да придется Потерять неотпетым тело, Потому так душа и рвется В небеса лебедицей белой. А на Руси нынче оттепель, Набухают, как вены, реки. Все пороги — ничто теперь На пути из Варягов в Греки. Не хотелось бы, да придется Уходить, уже не прощаясь. Нам из прошлого не зачтется Ни тоска, ни любовь, ни жалость. А на Руси нынче оттепель, Зарастают травой огрехи. Крестит талой водой апрель На пути из Варягов в Греки. Не хотелось бы, да придется Слыть в миру, мол, из грязи в князи. Плыть ладье нашей, как ведется, Налегке, небось, не увязнет. А на Руси нынче оттепель, Вспомянул Господь, в кои веки, Белый-белый простор степей На пути из Варягов в Греки. Нью-Йорк, 1996 г.

Печенеги

Из утробы бездонной Великой Степи Наплывают, едва стают снеги, Гулкой дробью некованых конских копыт Печенеги. Идут печенеги. Сбиты в волчии стаи, коварны, хитры, Настигают врага на ночлеге. Стрелы их из железной отлиты руды. Печенеги. Идут печенеги. И взметнется с полей стоязык и стоуст Дым пожарищ гнедой или пегий. Я твержу, как молитву, храни себя Русь. Печенеги. Идут печенеги. Схоронись по трясинам, оврагам, лесам, Лишь воспрянь от Днепра, от Онеги. Пережить, перемочь эту горечь и срам. Печенеги пришли. Печенеги. Нью-Йорк, 1996 г. Век за веком в божьем храме Благолепие и трепет, Огнь лампад пред образами, Чтения Псалтири лепет. Век за веком в божьем храме Полунощной службы бденье, Рождества Христова тайна И святаго Воскресенья. Век за веком в божьем храме Грех безверия сего дня Претыкается о камень Всепрощения Господня. Нью-Йорк, 1996 г. Мы вернулись к родным очагам Под золой угли в них не остыли, Здесь в наследство осталися нам На погостах родные могилы. В свой черед, когда, как в колыбель, Мы уляжемся в рыжий суглинок, Крепко нас спеленает метель, И укутает пух тополиный. Бог сподобит — споют журавли, Дважды в год пролетая над нами, О болотах, забытых вдали, И цветущих пустынях Синая. Нью-Йорк, 1994–1996 г. День придет с восходом солнца Все былое станет сущим, И в несжатые колосья Обратится хлеб насущный. И восставшие из праха Старцы, юноши и дети, Мы пойдем, не зная страха Ни забвения ни смерти. Иркутск, 1989 г.