Прерванный полет «Эдельвейса». Люфтваффе в наступлении на Кавказ. 1942 г.

Тем временем в битве наступил перелом. Советские войска больше не могли удерживать сплошную линию фронта и с боями отходили к городу и на мыс Херсонес. 19 июня Рихтхофен приказал окончательно стереть Севастополь с лица земли. С раннего утра до обеда пикирующие бомбардировщики Ju-88A совместно с «Хейнкелями» Не-111 провели серию массированных налетов на склады, казармы, ангары и другие стратегические объекты на территории города. При этом сбрасывались только фугасные и осколочные бомбы. После полудня и до заката последовала новая серия налетов уже с применением зажигательных бомб. Вечером Рихтхофен не без свойственного ему восторга отметил, что весь город охвачен «морем огня», а дым достигает высоты 1500 метров и простирается от Севастополя до Феодосии. Эти облака дыма были настолько плотными, что на следующий день затрудняли действия самой немецкой авиации.

Именно 19 июня «Юнкерсы» I./KG51 «Эдельвейс» наконец разделались с плавучей зенитной батареей «Не тронь меня». Она была построена на основе центральной секции корпуса одного из заложенных до начала войны линкоров серии «Советский Союз» и 3 августа 1941 года была установлена на якоре в Северной бухте напротив Херсонесского аэродрома. Батарея была вооружена четырьмя 76-мм и тремя 37-мм орудиями и предназначалась в первую очередь именно для защиты последнего.

Вечером на атаку этой успевшей надоесть немецким летчикам цели отправились два Ju-88: командира 2-й эскадрильи гауптмана Фурхопа и оберлейтенанта Эрнста Хинрихса. При этом второй должен был только отвлечь на себя огонь зениток, в то время как второй «Юнкере» через короткое время выйдет в атаку с другого направления. Однако Хинрихс в итоге перестарался и сам, невзирая на бешеный зенитный огонь, с первого же захода добился прямых попаданий. Затем взорвались боеприпасы, и батарея, разлетаясь на куски, пошла ко дну.

Этот момент случайно увидел пролетавший мимо на своем Fi-156 Вольфрам Рихтхофен. Приземлившись, он сразу же позвонил в эскадру и спросил фамилию пилота, чтобы лично рекомендовать его к награждению Рыцарским крестом. И уже 25 июня соответствующий приказ был подписан [64] .

В течение недели, с 19 до 26 июня, бомбардировщики и штурмовики VIII авиакорпуса бомбили и обстреливали пещеры, туннели, бункеры, траншеи и другие очаги сопротивления. Кроме того, беспрерывные авиаудары наносились по позициям артиллерии и зенитных батарей, по-прежнему причинявших большие потери пехоте 11-й армии. Кроме того, «Штуки» и пикирующие бомбардировщики Ju-88 бомбили казармы, системы связи, верфи, склады топлива и дороги внутри города. 21 июня Ju-87 из I./StG77 прямыми попаданиями уничтожили три противотанковые батареи, а два дня спустя – скопление лошадей, автомобильного транспорта и танков в оврагах в районе Инкерманских высот. А также «запечатали» выходы из нескольких пещер и тоннелей, использовавшихся обороняющимися в качестве укрытий [65] .

23 июня адмирал Октябрьский сообщал в донесении начальству: «Непрерывные бомбардировки противника, выводящие из строя целые батальоны, непрерывные отражения танковых атак и пехотных привели к потере 50 % основного состава войск. Мы потеряли много матчасти артиллерии. Войска значительно утомлены. Исходя из данных соотношения сил при отсутствии резервов, части СОРа не в состоянии удержать прежние рубежи обороны линии фронта 40 километров…

При условии ежедневной подачи пополнения, боезапасов этот новый рубеж обороны будем оборонять с прежним упорством. При задержке и перебоях в получении помощи и этого рубежа не удержать. Самые тяжелые условия обороны создает авиация противника. Авиация ежедневно тысячами бомб все парализует. Бороться нам в Севастополе очень тяжело. За маленьким катером в бухте охотятся по 15 самолетов. Все средства перетоплены».

«Города почти нет , – писал краснофлотец Евгений Петров, прибывший в Севастополь на лидере «Ташкент» 27 июня. – Нет больше Севастополя с его акациями и каштанами, чистенькими тенистыми улицами, парками, небольшими светлыми домами и железными балкончиками, которые каждую весну красили голубой или зеленой краской. Он разрушен…» [66] .

К утру 26 июня пали все внешние укрепления Севастополя. Теперь судьба крепости была окончательно решена. VIII авиакорпус с 19 по 26-е число выполнил 4700 самолето-вылетов и сбросил почти 4000 тонн бомб. 27 июня, когда уже начались бои в самом городе, был произведен 671 самолето-вылет и сброшено еще 556 тонн бомб всех калибров.

Рихтхофен мог быть доволен. Однако насладиться окончательной победой ему не дали. Еще 15 июня фон Бок сообщил ему, что скоро надо прибыть в Курск, где подготовить новую штаб-квартиру для VIII авиакорпуса таким образом, чтобы он мог начать операции, как только Севастополь падет. Рихтхофен до последнего оттягивал свой отъезд. Однако 22-го числа пришел уже приказ командования люфтваффе: в течение трех дней отбыть в Курск. Командование всеми подразделениями, задействованными в Крыму, было поручено оберсту Вольфгангу Вилду.

«Они будут заходить по солнцу»

Несмотря ни на что, корабли Черноморского флота до последней возможности продолжали доставлять в осажденную крепость подкрепления, продовольствие и боеприпасы. Одним из последних был лидер «Ташкент». Быстроходному кораблю удалось прорваться в крепость 23 и 24 июня. И каждый раз ряды ее защитников пополняло несколько сотен человек.

«26 июня в два часа дня узкий и длинный голубоватый корабль вышел в поход , – вспоминал краснофлотец Евгений Петров. – Погода была убийственная – совершенно гладкое, надраенное до глянца море, чистейшее небо, и на этом небе занимающее полмира горячее солнце. Худшей погоды для прорыва блокады невозможно было и придумать.

Я услышал, как кто-то на мостике сказал: «Они будут заходить по солнцу». Но еще долгое время была над нами тишина, ничто не нарушало ослепительно-голубого спокойствия воды и неба.

«Ташкент » выглядел очень странно. Если бы год назад морякам, влюбленным в свой элегантный корабль, как бывает артиллерист влюблен в своего коня, сказали, что им предстоит подобный рейс, они, вероятно, очень удивились бы. Палубы, коридоры и кубрики были заставлены ящиками и мешками, как будто это был не лидер «Ташкент», красивейший, быстрейший корабль Черноморского флота, а какой-нибудь пыхтящий грузовой пароход. Повсюду сидели и лежали пассажиры… Красноармейцы, разместившись на палубах, сразу же повели себя самостоятельно. Командир и комиссар батальона посовещались, отдали приказание, и моряки увидели, как красноармейцы-сибиряки, никогда в жизни не видевшие моря, потащили на нос и корму по станковому пулемету и расположились так, чтобы им было удобно стрелять во все стороны. Войдя на корабль, они сразу же стали рассматривать его как свою территорию, а море вокруг – как территорию, занятую противником. Поэтому они по всем правилам военного искусства подготовили круговую оборону.

В четыре часа сыграли боевую тревогу. В небе появился немецкий разведчик. Раздался длинный тонкий звоночек, как будто сквозь сердце продернули звенящую медную проволочку. Захлопали зенитки. Разведчик растаял в небе. Теперь сотни глаз через дальномеры, стереотрубы и бинокли еще внимательнее следили за небом и морем. Корабль мчался вперед в полной тишине навстречу неизбежному бою.

Бой начался через час. Ожидали атаки торпедоносцев, но прилетели бомбардировщики дальнего действия «Хейнкели» [67] . Их было тринадцать штук. Они заходили со стороны солнца и, очутившись над кораблем, сбрасывали бомбы крупного калибра.

Теперь успех похода, судьба корабля и судьба людей на корабле – все сосредоточилось в одном человеке. Командир «Ташкента» капитан 2-го ранга Василий Николаевич Ярошенко [68] , человек среднего роста, широкоплечий, смуглый, с угольного цвета усами, не покидал мостика. Он быстро, но не суетливо переходил с правого крыла мостика на левое, щурясь смотрел вверх и вдруг, в какую-то долю секунды приняв решение, кричал сорванным голосом:

– Лево на борт!

– Есть лево на борт! – повторял рулевой.

С той минуты, когда началось сражение, рулевой, высокий голубоглазый красавец, стал выполнять свои обязанности с особенным проворством. Он быстро поворачивал рулевое колесо. Корабль, содрогаясь всем корпусом, отворачивал, проходила та самая секунда, которая кажется людям вечностью, и справа или слева, или впереди по носу, или за кормой в нашей струе поднимался из моря грязновато-белый столб воды и осколков.

– Слева по борту разрывы! – докладывал сигнальщик.

– Хорошо, – отвечал командир.

Бой продолжался три часа почти без перерывов. Пока одни «Хейнкели» бомбили, заходя на корабль по очереди, другие улетали за новым грузом бомб. Мы жаждали темноты, как жаждет человек в пустыне глотка воды. Ярошенко неутомимо переходил с правого крыла на левое и, прищурившись, смотрел в небо. И за ним поворачивались сотни глаз. Он казался всемогущим, как бог. И вот один раз, проходя мимо меня, между падением двух бомб, он вдруг подмигнул черным глазом, усмехнулся, показав белые зубы, крикнул:

– Ни черта! Я их все равно обману!

Он выразился более сильно, но не все, что говорится в море во время боя, может быть опубликовано в печати.

Всего немцы сбросили сорок крупных бомб, примерно по одной бомбе в четыре минуты. Сбрасывали они очень точно, потому что по крайней мере десять бомб упали в то место, где мы были бы, если бы Ярошенко вовремя не отворачивал. Последняя бомба упала далеко по левому борту уже в сумерках при свете луны» [69] .

Трагизм же заключался в том, что сам Евгений Петров, написавший этот очерк, не знал, что элегантному кораблю «Ташкент», как и ему самому, оставалось жить всего три дня…

Но в ту ночь лидер все же смог благополучно добраться до Севастополя. А вот эскадренный миноносец «Безупречный», на борту которого находилось 320 солдат, не дошел… «Восемь Ju-87 атаковали эсминец , – докладывал штаб III./StG77. – Наблюдалось два прямых попадания. Эсминец затонул через две минуты. Решающее попадание, которое имело своим результатом разламывание корабля на две части, было достигнуто оберфельдфебелем Хаугком. Второго попадания добился штабс-фельдфебель Бартле». Из экипажа «Безупречного» чудом выжило лишь три матроса, которых на следующий день подобрали подводные лодки. Благо на дворе был конец июня.

В этот же день одиночный Не-111 из 2-й эскадрильи KG 100 в районе юго-западнее Ялты потопил шедшую в надводном положении подводную лодку С-32. Она везла в Севастополь 6000 минометных мин и 32 тонны бензина. Взрыв был виден на расстоянии 20 миль с другой подводной лодки – Щ-212.

Тем временем в ночь на 27 июня лидер «Ташкент» разгрузился у причалов на мысе Херсонес. «Командир знал, что немцы будут ждать нас утром, что уже готовятся самолеты, подвешиваются бомбы , – продолжал свой последний рассказ Евгений Петров. – Хорошо, если это будут «Хейнкели». А если пикирующие бомбардировщики? Командир знал, что, каким бы курсом он ни пошел из Севастополя, он все равно будет обнаружен.

Встречи избежать нельзя, и немцы сделают все, чтобы уничтожить нас на обратном пути.

Я видел, как командир на мостике следил за разгрузкой. Его напряженное лицо было освещено луной. Двигались скулы. О чем он думал, глядя, как по сходням, поддерживая друг друга, всходили на корабль легкораненые, как несли на носилках тяжелораненых, как шли матери, прижимая к груди спящих детей? Все это происходило почти в полном молчании. Разговаривали вполголоса. Корабль был разгружен и погружен в течение двух часов. И каждый из них, проходя на корабль, поднимал голову, ища глазами мостик и командира на нем…

Корабль вышел из Севастополя около двух часов…» [70]

Евгений Петров был прав. Оберст фон Вилд сделал все, чтобы уничтожить «Ташкент». Рано утром 40 Не-111 и Ju-88 из 1-й эскадрильи KG100 и III./LG1, а также 21 из I./StG77 были отправлены на охоту за лидером.

Авиаудары начались в 5.00 и продолжались в течение трех часов. За это время на корабль было сброшено около 300 бомб. Умело маневрируя, командир «Ташкента» капитан 3-го ранга Василий Ерошенко тем не менее сумел избежать прямых попаданий! Однако вследствие близких разрывов корпус лидера был сильно поврежден. Через три пробоины в первое котельное и румпельное отделения и в носовой отсек хлынула вода. Потом заклинило руль. Постепенно вода стала заполнять кубрики, погреба и кладовые. В затопленных помещениях погибли 50 человек, в том числе и часть эвакуированных мирных жителей и трюмно-котельная группа, которая ценой жизни сумела потушить котлы и предотвратить их взрыв.

«Ташкент» принял около 1000 тонн воды, что составляло почти 50 процентов его водоизмещения. Нос постепенно погружался в воду. Однако лидер упорно шел на восток со скоростью 12 узлов, отстреливаясь из всех стволов. Раненые солдаты, женщины и дети ведрами и касками в темных полузатопленных и задымленных помещениях вычерпывали воду. Когда до Новороссийска оставалось уже недалеко, на помощь подоспели эсминцы «Бдительный» и «Сообразительный», а также спасательный корабль «Юпитер» и буксир «Черномор». При этом «Бдительный» взял «Ташкент» на буксир, а «Сообразительный» снял с него 1975 раненых. Между тем экипажу лидера чудом удалось остановить затопление и удержать корабль на плаву. В 20.00 27 июня лидер достиг Новороссийска.

«Войска дрогнули…»

Ну a «Лов осетра» вступал в завершающую стадию. В 1.0 29 июня пехота LIV армейского корпуса на резиновых лодках форсировала усеянную затонувшими кораблями Северную бухту и высадилась прямо на набережной Севастополя. Благодаря темноте и постоянной пелене дыма, висящей над городом, немцам удалось незаметно пересечь водоем. А как только рассвело, «Штуки» StG77 нанесли мощные удары по окрестностям набережной, лишив советские войска возможности организовать контратаку. К обеду плацдарм уже надежно удерживался и даже снабжался по воде. Самое сердце главной военно-морской базы Черноморского флота теперь было в руках вермахта. В то же время XXX армейский корпус сломил советскую оборону в районе Сапун-горы.

VIII авиакорпус выполнил в этот день 1329 самолето-вылетов и сбросил на Севастополь 1218 тонн бомб всех калибров. Это был рекордный показатель с начала oneрации «Лов осетра»! Потери составили два Ju-87, однако их экипажи выжили и вернулись в свои части [71] . Гауптман Бётхер в эти дни в основном наносил точечные удары по уцелевшим опорным пунктам в южной части крепости. 27 июня он сбрасывал бомбы SCI 800 и SCI 000 на зенитные батареи, которые вели огонь прямой наводкой по немецким войскам, а 28 и 29-го числа атаковал бункеры, снова добившись нескольких прямых попаданий.

Утром 30 июня командующий обороной вице-адмирал Октябрьский отправил наркому ВМФ Кузнецову и маршалу Буденному паническую телеграмму: «Противник ворвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает геройски драться. Противник резко увеличил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное снижение огневой мощи, надо считать, что в таком положении мы продержимся максимум 2–3 дня.

Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 июля вывезти самолетами 200–250 человек ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».

Теперь даже Сталину стало окончательно ясно, что крепость больше не удержать. Тем более только что началось наступление немецких войск на воронежском направлении. В связи с этим Октябрьский получил разрешение на эвакуацию, план которой, естественно, предусматривал вывоз только высшего и старшего командного состава армии и флота, а также партактива города. Впрочем, эвакуация остальной части солдат, в том числе и раненых, в тот момент стала попросту невозможной из-за коротких летних ночей и полного господства люфтваффе в воздухе, а также банальной нехватки судов.

«Вывоз ответственных работников» начался с помощью авиации. 13 самолетов ПС-84 под покровом темноты эвакуировали на Кавказ около 200 человек. Еще около 700 всевозможных начальников, политработников и командиров были вывезены подводными лодками. Командующий Приморской армией генерал Петров был эвакуирован на подводной лодке Щ-209 вечером 30 июня.

В этот день LIV армейский корпус занял Малахов курган – символ героической обороны Севастополя во время Крымской войны. Тем не менее советские войска продолжали упорно обороняться. Манштейн был сильно впечатлен мужеством и фанатичным боевым духом защитников разрушенного города. Не желая нести и далее непомерно высокие потери, командующий 11-й армией попросил Вилда продолжать массированные налеты, а также привлечь зенитные орудия VIII авиакорпуса для обстрела последних очагов сопротивления. В течение 30 июня люфтваффе произвели 1218 самолето-вылетов, ненамного меньше, чем днем раньше. На горящий и лежащий в руинах город было сброшено еще 1192 тонны бомб. Выжившие жители и остатки войск бежали по грудам кирпичей на мыс Херсонес, надеясь укрыться там в пещерах и дождаться эвакуации.

Тем временем командир 1-й эскадрильи KG 100 Ханс Бётхер продолжал методично уничтожать последние опорные пункты на пути к морю. 30 июня он выполнил 6 вылетов против Севастополя. Первый раз «Хейнкель» поднялся в воздух в 4.09, чтобы сбросить мину ВМ1000 и 16 осколочных бомб на новые позиции советских войск на мысе Херсонес. Поскольку никакой опасности для немецких самолетов в воздухе больше не было, бомбардировщики действовали как на учениях. Взлет, затем полет по прямой к цели на небольшой высоте, сброс бомб и также по прямой траектории без набора высоты возвращение на базу. Учитывая, что I./KG100 базировалась в центре Крыма, у Бётхера в эти дни на каждый вылет затрачивалось всего 50–60 минут. В 7.15 он вторично взлетел, чтобы сбросить бомбы SC1000, SC250 и SC50 на форт, занятый пехотой. А уже в 8.25 самолет приземлился в Саки. Следующие три вылета в 9.09, 12.42 и 15.26 Бётхер совершил против бункера на мысе Херсонес, сбросив на него 32 осколочные и три фугасные бомбы, в том числе одну SC1800.

«В Севастополь вошли немцы , – вспоминала аэродромная медсестра Вера Такжейко. – Все советские части отступили к нашему маяку. Бомбили нас страшно с 5 утра до 21 часа. Бомбы сыпались разных калибров. Вверх жутко было поднять глаза – сплошные самолеты. Кроме того, фашист бил еще из тяжелой мортиры, которая стояла в Бахчисарае. Это был кромешный ад. Я никогда позже за всю войну не видела так много убитых и раненых. Их некуда было девать. Перевязочного материала не было, рвали простыни и перевязывали».

После бегства всего высшего командного состава руководить обороной было поручено генерал-майору Новикову, ранее командовавшему одной из стрелковых дивизий. Тот организовал командный пункт в 35-й береговой батарее и поспешно попытался сформировать из разгромленных и бегущих частей новые подразделения. Новиков даже попытался возвести новый оборонительный рубеж на мысе Херсонес. Однако времени на это уже не было.

На рассвете 1 июля германская артиллерия снова открыла ураганный огонь, а вскоре небо снова наполнилось гулом самолетов. Удары наносились по береговым батареям, поспешно подготовленным оборонительным позициям. «На рассвете первые немецкие самолеты атаковали наши позиции , – вспоминал Виктор Турин, один из участников обороны Севастополя. – Со стороны моря, волна за волной, они бомбили и обстреливали линию обороны на берегу и в скалах, где укрепились наши бойцы, и сбросили листовки, требуя нашей капитуляции. Наши потери были тяжелыми». Это и неудивительно, учитывая, что люфтваффе под конец совсем озверели, сбрасывая на остатки советских войск боеприпасы особой мощности. Гауптман Бётхер с 4.28 до 10.28 успел три раза слетать к Севастополю, каждый раз сбрасывая фугасные бомбы весом 2,5 тонны. После их падения на мысе Херсонес происходили настоящие землетрясения, а в небо поднимались огромные столбы огня, дыма, камней и пыли. А после обеда он переключился уже на 35-ю береговую батарею, которую немцы почему-то окрестили «форт Антон дер Дирхе». Сначала Бётхер сбросил на нее бомбу SC1800, а затем бронебойную РС1400 и четыре SC250. Ну а в 18.13–18.55 еще одну SC1800, которая стала последней бомбой, сброшенной им на Севастополь [72] . Всего с 28 июня по 2 июля гауптман Бётхер совершил 52 налета на крепость, причинив ей бесчисленные разрушения и, по всей вероятности, убив и ранив тысячи защитников и мирных жителей.

Тем временем в 13.35 по берлинскому времени над Севастополем был торжественно поднят красный флаг со свастикой. Однако отдельные очаги сопротивления в районе мыса Херсонес держались еще несколько дней. А в ночь на 2 июля из крепости вышли последние сторожевые катера. На одном из них – СКА-0112 – пытались эвакуироваться последние «ответственные работники», еще недавно призывавшие красноармейцев биться до последней капли крови. В том числе упомянутый генерал-майор Новиков. Однако далеко не ушли… На рассвете катера СКА-0124 и СКА-0112 были атакованы немецкими торпедными катерами. В последовавшем морском бою первый был потоплен артиллерийским огнем, а второй получил тяжелые повреждения и в духе пиратов был взят на абордаж!

Новиков, а также комиссар 109-й стрелковой дивизии Хацкевич, бывший командир потопленного крейсера «Червона Украина» И.А. Заруба и еще нескольких старших офицеров не стали отстреливаться до последнего и сдались в плен.

«По приказу Верховного командования Красной армии 3 июля советские войска оставили город Севастополь », – объявило тем временем Совинформбюро…

Незадолго до окончательного падения Севастополя подразделения VIII авиакорпуса начали перелетать на север, в район Курска, где они снова оказались под непосредственным руководством Рихтхофена. Авиационное командование «Зюд» осталось в Крыму. Оберсту Вольфгангу Вилду были поставлены три основные задачи: противовоздушная оборона немецких войск и военно-морских баз на полуострове, наблюдение за передвижениями советского Черноморского флота и атака его кораблей и, когда придет время, поддержка немецкой армии во время наступления на Кавказе.

В течение месяца, с 2 июня по 2 июля, VIII авиакорпус и Авиационное командование «Зюд» выполнили 23 751 самолето-вылет и сбросили 20 528 тонн бомб. Немецкие летчики отчитались об уничтожении 611 автомобилей, 123 самолетов (в том числе 18 на земле), 38 артиллерийских орудий крупного калибра, 10 танков, 48 артиллерийских батарей, 28 казарм и промышленных зданий, 20 бункеров, 11 складов боеприпасов, 10 нефтебаз и т. д. Зенитные батареи VIII авиакорпуса израсходовали 181 787 снарядов, в основном по наземным целям. На их счету числилось 24 самолета (в том числе 2 на земле), 105 автомобилей, 44 артиллерийские батареи, 355 дотов и дзотов [73] .

Между тем апофеозом операции «Лов осетра» и битвы за Крым, пожалуй, стало не падение самого Севастополя, а состоявшийся в один день с ним налет люфтваффе на Новороссийск.

Эта вторая по значимости база Черноморского флота подвергалась авиаударам с начала года. Некоторые из эпизодов и впечатления немецких летчиков от налетов были показаны выше. Порт имел сильную противовоздушную оборону, которая дополнялась многочисленными орудиями кораблей, постоянно находившихся в гавани. Поэтому многочисленные рейды бомбардировщиков хотя и причинили большой ущерб городу и портовым сооружениям, все же не могли серьезно повлиять на работу военно-морской базы.

И вот 2 июля в 11.00 по московскому времени оператор РЛС РУС-2, установленной в 40 километрах севернее Новороссийска, в районе Анапы, обнаружил групповую цель. Самолеты шли на малой высоте над низиной, приближаясь к военно-морской базе со стороны суши. Сообщение об этом сразу поступило в штаб ПВО Новороссийского базового района. Однако, поскольку данный маршрут часто использовали советские бомбардировщики при полетах в Крым, сигнал «Воздушная тревога» подан не был. Отрицательную роль сыграл также тот факт, что, пока шла битва за Севастополь, немцы не производили ни одного налета на город, что, само собой, привело к усыплению бдительности и способствовало «внезапности».

В действительности это были совсем не советские бомбардировщики, а 64 Ju-88 и Не-111 из I./KG76 и I./KG100 «Викинг», которых сопровождали 15 истребителей Bf-109. В 11.20, неожиданно вывалившись из-за облаков, они внезапно появились над Новороссийском. Первой целью пикирующих бомбардировщиков стал лидер эсминцев «Ташкент». Тот самый, который пятью днями раньше чудом сумел добраться из осажденного Севастополя. Первая бомба упала на пирс рядом с кораблем, затем две попали в носовую часть и еще две – в корму. От мощных взрывов корпус лидера, который даже не успел открыть огонь, сразу же переломился, и уже через две минуты он потонул.

Следующей целью стал эсминец «Бдительный», стоявший в 50 метрах от «Ташкента». Первая бомба разорвалась между кормой и причалом, следующие три в воде, а вот пятая между отошедшим от пирса кораблем и бортом. В результате обшивка правого борта была разорвана, и в трюм хлынула вода. Эсминец еще можно было спасти, но вскоре над ним прошел Не-111 из I./KG100, и сброшенная с него 500-кг фугасная бомба пробила «Бдительный» насквозь и взорвалась под днищем. В результате начался сильный пожар, вспыхнуло вытекающее из танков топливо. Спустя 10 минут взорвались торпеды в носовом аппарате, после чего корпус начал разламываться, вследствие чего корабль начал валиться на левый борт и тонуть. В довершение всего вскоре раздался новый, еще более мощный взрыв. Это сдетонировали глубинные бомбы и снаряды в погребах № 3 и 5. Взрыв был такой силы, что некоторые части корпуса улетели в центральную часть Новороссийска, грохнувшись с неба прямо на улицы.

Аналогичная судьба постигла санитарный транспорт «Украина», недостроенный транспорт «Пролетарий», спасательный буксир «Черномор», три рыболовных катера и одну баржу. Учебный крейсер «Коминтерн» и плавучий док водоизмещением 4000 тонн получили тяжелые повреждения, а еще несколько кораблей отделались легкими. Во время бомбежки погибли 106 моряков и еще 164 получили ранения. Число жертв могло быть и большим, если бы часть команд не находилась на берегу [74] .

Помимо кораблей в результате бомбардировки пострадали сам порт, склады и причалы, а также элеватор. По данным службы МПВО, было уничтожено 12 портовых кранов, разрушено 11 жилых домов и столько же производственных строений.

Гауптман Бётхер, также участвовавший в этом налете, ставшем самой успешной атакой люфтваффе против Черноморского флота с начала войны, сбросил на Новороссийск одну бомбу SC1000 и четыре SC250. На следующий день он совершил юбилейный, 300-й боевой вылет, после чего получил заслуженный месячный отпуск.

Помимо Новороссийска вечером 2 июля 32 Ju-88A из I./KG76 гауптмана Ханса Хайзе совершили налет на Анапу. Там бомбардировщикам тоже сопутствовал успех. Были потоплены транспорт «Эльбрус», торпедный катер № 33, шхуна «Днестр» и повреждена канонерская лодка «Красная Абхазия». Несколько «Юнкерсов» атаковали и порт Темрюк, где на дно отправилась канонерка «Знамя социализма», а тральщик «Тайфун» и транспорт «Сакко и Ванцетти» были повреждены. Ну а на подходе к Таманскому полуострову был потоплен торпедный катер № 112.

В катастрофе обвинили командира Новороссийского базового района ПВО полковника Гусева, который, как оказалось, в момент подлета самолетов спал. По приказу адмирала Октябрьского он был предан суду военного трибунала и расстрелян.

Что же касается Вернера Баумбаха, во многом благодаря консультациям и при личном участии которого в марте, а затем июне – июле VIII авиакорпус добился столь впечатляющих успехов в борьбе с Черноморским флотом, то после падения Севастополя он был назначен командиром III./KG30, базировавшейся в Норвегии. Там его целью стали конвои, шедшие из США в Англию и из Англии в Мурманск и Архангельск. 18 августа, когда на счету Баумбаха будет уже 300 тонн потопленного тоннажа, его первым в бомбардировочной авиации наградят мечами к Рыцарскому кресту.

Часть вторая ДОРОГА НЕФТИ

Глава 1 «БЛАУ»: ОПЕРАЦИЯ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

«У меня впечатление, что все пойдет гладко»

К главному летнему наступлению 1942 года сухопутные войска Германии оказались подготовлены гораздо хуже, чем люфтваффе. Несмотря на то что к маю на Восточный фронт прибыло пополнений общей численностью 1 100 000 человек, некомплект дивизий все равно составлял 625 000 солдат. И хотя большая часть пополнений направлялась в группу армий «Юг», даже там численность подразделений едва достигала 50 процентов от уровня 1941 года. В ходе кампании этот показатель удалось увеличить до 70 процентов, в то время как в группах армий «Север» и «Центр» он упал до 35 процентов.

Группа армий «Юг» также получила львиную долю всех танков и штурмовых орудий, отправленных на Восточный фронт, включая новые модели с пушками, способными на равных бороться с Т-34 и КВ-1. Всего к моменту начала операции «Блау» в ее состав входили 46 пехотных, 9 танковых, 4 легкие, 5 моторизованных пехотных, 2 горные и 2 дивизии СС. Также группе армий «Юг» были приданы 25 дивизий союзников Третьего рейха. Всего 1 300 000 солдат и офицеров.

По состоянию на 20 июня на Восточном фронте насчитывалось 2644 самолета, то есть почти на 1000 больше, чем к началу операции «Барбаросса»! При этом 60 процентов авиации было сосредоточено в полосе 4-го воздушного флота. Неудивительно, что фон Бок и Лёр были просто-таки уверены, что смогут выполнить поставленные перед ними масштабные задачи. То есть завоевать нефтяные месторождения Кавказа.

Согласно первоначальному плану, операция «Блау» была разделена на три этапа. На первом предполагалось броском из района Курска и Белгорода нанести мощный удар по войскам советского Юго-Западного фронта и захватить Воронеж – важный железнодорожный узел и промышленный центр. После этого группа армий «Юг» разделяется на две новые группы: «А» под командованием генерал-фельдмаршала Вильгельма Листа и «Б» – под командованием Бока. Затем в ходе второго этапа («Блау II») немецкие войска поворачивают на юго-восток и, продвигаясь вдоль Дона, отрезают советские войска, обороняющиеся вдоль Северского Донца. Ну и в ходе третьего этапа («Блау III») танковые клинья групп армий «А» и «Б» окружают все советские войска в большой излучине Дона. После этого должно было начаться наступление непосредственно на Кавказ.

Утром 24 июня в штаб 4-го воздушного флота в Курске прибыл Вольфрам фон Рихтхофен. У него было всего четыре дня на то, чтобы изучить новый театр боевых действий и провести соответствующие встречи и совещания. Ну и традиционно полетать на своем «Шторьхе» вдоль линии фронта.

Один из таких полетов едва не закончился трагически. Когда Fi-156 Рихтхофена пролетал на малой высоте над позициями 387-й пехотной дивизии, ее солдаты ошибочно открыли огонь по нему. В результате был ранен второй пилот, пробит топливный бак, а плоскости получили множество пробоин. После аварийной посадки Рихтхофен послал командиру дивизии «благодарность», в которой указал, что ему приятно видеть, как восстанавливается боевой дух немецких сухопутных войск. «Я прошу эти войска направлять их боевой дух против красных военно-воздушных сил , – написал он. – Видимость была отличной, а самолет имел четкие обозначения, возможно, обстрел был призван оказать приветствие. В таком случае командир VIII авиакорпуса выражает свою благодарность за это и в то же время желает, чтобы аналогичные поздравления в будущем осуществлялись холостыми патронами». В своем дневнике Рихтхофен был менее тактичен: «Проклятые собаки! Они стреляют не в русских, а в мой «Шторьх!» [75]

Рихтхофен был неимоверно возбужден, наконец-то опять предстояла не какая-то короткая тактическая операция или штурм, а полномасштабное наступление в духе стратегии блицкрига. И он поведет в бой целый воздушный флот, на тот момент самый мощный в люфтваффе. Жаркая летняя погода, огромное количество самолетов на аэродромах, рокот сотен танков, выдвигающихся на исходные позиции, – все это напоминало события годичной давности, когда немецкие войска начали свой поход против Советского Союза. Да, его не удалось сокрушить в ходе одной военной кампании, да, был страшный зимний кризис, а местами даже отступление. Но немецкая армия выдержала удар. А последние успешные операции в Крыму и на Дону внушали оптимизм.

Рихтхофен встал с постели в 1.45 28 июня, за полтора часа до начала операции «Блау». А в 3.00 его «Шторьх» уже рассекал утреннее небо. А вскоре тишину нарушил вой сирен «Штук» и грохот артиллерийской канонады. Как и в июне 1941 года, штурмовики атаковали аэродромы, позиции артиллерии, склады и нефтехранилища, всюду вызывая пожары и разрушения. Затем, поднимая большие клубы пыли, бронированные машины XLVIII танкового корпуса устремились в глубь советской территории. Прорвав оборону на стыке 13-й и 40-й армий, уже в первой половине дня передовые части захватили неповрежденным мост через реку Тим и в полдень переправились на противоположный берег. Рихтхофен, видевший все это с воздуха, почувствовал себя оптимистически: «У меня впечатление, что все пойдет гладко ».

В то время как «Мессершмитты» патрулировали все воздушное пространство над фронтом наступления, двухмоторные бомбардировщики бомбили железные дороги, базы снабжения и сосредоточения резервов на правом берегу Дона.

Немецкие войска продвигались так быстро, что это привело к «дружественному огню». Ju-87 несколько раз бомбили свои войска, убив 16 солдат и повредив несколько танков и бронетранспортеров.

«Теперь наше летнее наступление распространяется на весь Южный фронт от Курска до Азовского моря, которое мы должны поддерживать как летающая артиллерия , – писал Ханс Райф, чье подразделение теперь базировалось в Курске. – В воскресенье 28 июня мы были разбужены в 1.00… В 3.25 мы впервые поднялись в воздух и закончили в 20.12, вернувшись после пятого вылета. Фронт находился всего в 20–30 км от нашего аэродрома, в начале этого наступления, а затем стал быстро смещаться на восток. Во время этих миссий мы стали свидетелями быстрого продвижения наших войск. И все же мы были не удовлетворены. Русские быстро бежали от нас, но по нашей инициативе или по своей собственной воле? Нигде больше не было котлов» [76] .

На следующую ночь прошел ливень, затем осел туман. Из-за этого на второй день наступления авиационная поддержка была не столь мощной. «Постоянные грозы сделали дороги, по которым мы двигались, скользкими, как мыло», – писал генерал-майор Вольфганг Пиккерт, недавно назначенный командиром 9-й зенитной дивизии. Тем не менее продвижение немецких войск не замедлилось. А вечером 1 июля «Штуки», «Хеншели», а также зенитчики VIII авиакорпуса отразили плохо организованную контратаку советского III танкового корпуса в 70 километрах к западу от Воронежа. В степи танки Т-34 и Т-60 стали легкой добычей для новых штурмовиков Hs-129. Заходя с тыла, они без труда расстреливали их из пушек, целясь в моторные отсеки, которые почти не имели бронирования.

Ну a 1-я эскадрилья KG27 начала охоту за советскими поездами вокруг Воронежа. Об одной из таких атак на перегоне Кшень – Воронеж рассказывал лейтенант Айхнер, для которого служба в люфтваффе началась как раз с операции «Блау»: «На высоте 200 м Не-111 летит вдоль Восточного фронта, который проходит в непосредственной близости от железнодорожной линии. Там мы начали нашу атаку. Мы рыщем вдоль железной дороги из Кшеня в Воронеж, это важный транспортный узел, потому что здесь проходит один из последних маршрутов русских из Москвы на Кавказ. На маршруте было достаточно работы. Станции были забиты грузовыми вагонами, часть которых была выгружена или, наоборот, загружена, часть стояла в ожидании паровозов, масса целей для бомб Не-111».

Углубившись в тыл противника, «1G+LH» развернулся и пошел над ней с востока на запад. При этом буквально из каждой деревни раздавались выстрелы зениток и пулеметные очереди, повсюду имелась сильная противовоздушная оборона. «Мы пошли к следующей станции , – продолжал свой рассказ Айхлер. – Но там было пусто! Где поезда? Которые мы до этого видели в избытке. Между тем раздается очередной выстрел и около нас появляется облако взрыва. На фюзеляже и хвосте появились несколько отверстий, которые были безвредны. Мы гонимся за поездом впереди. Мы обрадовались, когда снова поймали «парня». Унтер-офицер Вайс лежал на прицеле, сказал, что все готово для бомбардировки ».

Вскоре бомбы со свистом устремились вниз, и вокруг эшелона прогремела серия взрывов. Однако почти сразу летчики почувствовали удар, после чего левый двигатель начал резко вибрировать. Его пришлось остановить. Осмотр показал, что в фюзеляже множество пробоин. По всей вероятности, бомбы попали в вагоны с боеприпасами, вследствие чего ударная волна и осколки накрыли и сам «Хейнкель». Айхлеру удалось некоторое время тянуть в сторону линии фронта, а затем совершить вынужденную посадку на брюхо на кукурузное поле.

«Прочь из машины! Это была единственная мысль после посадки на живот!  – вспоминал летчик. – Два человека остались с раненым бортстрелком вблизи машины». Пилот и штурман Йозеф Вайс, взяв пистолет и пулемет, отправились исследовать окрестности. Летчики очень боялись оказаться на советской территории, ибо все были наслышаны об убийствах пленных, а также тяжелых условиях жизни в плену. И это после первых же боевых вылетов! Поле было огромным, дорог не было, а в нескольких километрах к западу виднелось несколько домов. Через некоторое время Айхлер и Вайс услышали шум двигателей. Соблюдая осторожность, они медленно пошли навстречу, оглядываясь по сторонам. Какова же была радость летчиков, когда вскоре они увидели серые силуэты танков с белыми крестами. Это были передовые части 24-й танковой дивизии.

20-летнему Айхлеру и его экипажу очень повезло. Ведь еще в первый день операции во время налета на Кочетковку пропал без вести Не-111 «1G+HN» из 5-й эскадрильи, а 29 июня, когда он разгуливал по кукурузному полю, в районе Кшень – Касторное погиб весь экипаж «1G+HH» лейтенанта Дитриха Фухрманна из той же 1-й эскадрильи.

А следующий день также стал тяжелым для этого подразделения. Во время налета на район Озерки советские истребители (по утверждению немцев, «Спитфайры») сбили Не-111Н-6 «1G+GH» унтер-офицера Йозефа Геберла, и весь его экипаж погиб. А во время налета на Волово так же якобы «Спитфайрами» был подбит «1G+BH» гауптмана Вильгельма Берлина. При этом на самолете был убит штурман, а радист и бортстрелок получили ранения. Однако опытному Берлину удалось вернуться обратно в Курск. В том же районе, но уже час спустя истребителями был поврежден и Не-111 «1G+DN» оберлейтенанта Херцога. Последнему пришлось совершить вынужденную посадку на брюхо в расположении своих войск. При этом были ранены бортмеханик и бортстрелок [77] .

Тем временем 30 июня южнее перешла в наступление и 6-я армия генерал-оберста Паулюса. Прорвав оборону на 35-километровой ширине, уже к вечеру следующего дня ее части захватили плацдармы на восточном берегу реки Оскол. IV авиакорпус Пфлюгбейля также оказывал войскам сильную поддержку. На линии обороны советских войск обрушились сотни тонн осколочных, фугасных бомб и тысячи «дьявольских яиц» SD2. Ударами штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков были разрушены штабы, системы связи и пути снабжения. Кроме того, бомбардировщики произвели налеты на железнодорожные узлы в Воронеже, Мичуринске и Валуйках.

В полдень 1 июля 4-я танковая армия отправила 16-ю моторизованную пехотную дивизию на юго-восток к Старому Осколу, в то время как 100-я легкая пехотная дивизия 6-й армии повернула на север вдоль реки Оскол. По замыслу фон Бока они должны были окружить основные силы советской 40-й армии.

Однако замысел на сей раз удался лишь частично. 16-я дивизия вскоре наткнулась на советские танковые части и запросила помощи с воздуха. Однако Рихтхофен обвинил мотопехоту в трусости: мол, испугалась «сильного врага», который «просто выехал навстречу на трех грузовиках!». Когда же штурмовики и бомбардировщики все-таки появились в районе Старого Оскола, большей части 40-й армии уже удалось отойти. В результате котел, к разочарованию фон Бока, оказался почти пустым.

Советское командование все-таки сделало вывод из катастроф в Керчи и под Харьковом. При малейшей угрозе охвата и окружения войска сразу получали добро на отход.

Так или иначе, утром 4 июля 24-я танковая дивизия захватила мост через Дон и создала плацдарм на восточном берегу. В тот же день свой плацдарм захватила и дивизия «Гроссдойчланд». Впереди находился Воронеж. Согласно первоначальному плану, немецкие войска не должны были ввязываться в бои за город, а сразу поворачивали на юг. Однако, доверившись оптимистическим докладам военных, Гитлер в итоге принял компромиссное решение, а именно все танковые дивизии отправить вдоль Дона, а пехоте продолжать наступление на Воронеж.

5 июля люфтваффе совершили первый массированный налет на город, на следующий день «Штуки» разбомбили мосты через Дон. 8 июля авиация наносила удары по советским танкам, складам боеприпасов и аэродромам к северу и северо-востоку от Воронежа.

Зенитные подразделения люфтваффе также действовали успешно. К примеру, 10-я зенитная дивизия с 28 июня и 6 июля помимо 30 сбитых самолетов записала на свой счет 50 танков, а также многочисленные артиллерийские батареи и разрушенные полевые укрепления [78] .

После захвата большей части Воронежа Главное командование вермахта расформировало группу армий «Юг», заменив ее двумя отдельными группами армий «А» и «Б». Последнюю, вопреки первоначальным планам, возглавил фельдмаршал фон Вайхс. Фон Боку же неожиданно пришла телеграмма от фюрера со словами: «Поздравляю вас с выходом на пенсию».

Ростовский поворот

9 июля начался второй этап наступления. Советские войска продолжали отступать, и командование вермахта, несмотря на небольшое количество пленных, испытывало оптимизм. «Мы готовы нанести сокрушительное поражение врагу здесь, в большой излучине Дона. Большой успех четко виден », – писал в дневнике командир 9-й зенитной дивизии Пиккерт. Потери самолетов и летчиков в этот период быстро пополнялись, так что боевая мощь авиационных подразделений не уменьшалась. Так, I. и III./KG27 помимо 5 машин, потерянных в первые дни операции, к 10 июля лишились еще 4 машин, кроме того, два «Хейнкеля» вернулись с повреждениями 70–80 процентов. Однако число боеготовых машин к этому времени было даже больше, чем месяц назад: 21 исправный бомбардировщик в первой группе и 20 – в третьей.

В начале июля самолеты VIII авиакорпуса нанесли серию ударов по тыловым городам и железнодорожным станциям. Так, 8 и 9 июля бомбардировке дважды подвергся важный железнодорожный узел Ртищево, расположенный на железной дороге Тамбов – Саратов. А в ночь на 10 июля «Хейнкели» из I./KG27 совершили повторный налет на станцию Поворино. В результате там возник огромный пожар. «Мы видели огонь на расстоянии 100 км , – писал лейтенант Хорст Айхлер. – Прибыв в район цели, мы увидели большие склады во дворе станции, объятые ярким палящим пламенем. В небо на высоту 4000 м поднимался черный, как смоль, гриб. Мы облетели его на высоте около 3200 м и были просто потрясены результатами нашей работы» [79] .

8 июля на аэродром Кутейниково, в 50 километрах юго-восточнее Донецка, перебазировалась I./KG55 «Грайф», и уже на следующую ночь ее «Хейнкели» совершили налет на Сталинград, сбросив фугасные бомбы на промышленные объекты Кировского района города и железнодорожную станцию Бекетовка.

К этому моменту город на Волге, на который было нацелено острие германского наступления, являлся одним из важнейших промышленных центров Советского Союза, уступая по своему значению разве что Горькому. Достаточно сказать, что тракторный завод им. Дзержинского производил половину всех средних танков Т-34, а металлургический завод «Красный Октябрь» был основным производителем высококачественных сталей для танковой, авиационной и подшипниковой промышленности. Поэтому противовоздушная и сухопутная оборона Сталинграда имели огромное значение для поддержания боеспособности Красной армии.

Незадолго до налета, 4 июля, городской комитет обороны принял постановление «О мерах усиления противопожарной обороны г. Сталинграда», в котором, в частности, говорилось: