Помоги проекту - поделись книгой:
Ну, вот и все. Ставки сделаны, ставок больше нет. Или мы поимеем их — или они поимеют нас…
Было жарко. Жилет седьмого уровня защиты (держит СВД в упор, проверено) с напылением из какого-то там то ли нитрида бора то ли карбида бора — был хоть и легким, но под ним все белье — хоть выжимай. Мокрая ткань натирала кожу, и я проклял ту минуту, когда не послушал совета более опытного бойца и не надел… подгузник. Самый настоящий взрослый подгузник. Вам смешно — но это потому что вы там. А я здесь, на дороге, ведущей из Баакубы в Багдад и температура — сорок шесть в тени, хотя стрелка часов еще не добралась до одиннадцати. Жидкая тень эстакады, по которой мы спрятались — не дает ни грамма прохлады, но хотя бы спасает от прямых лучей солнца. Иначе — мы все давно сварились бы, нахрен…
Я сейчас не похож сам на себя — и вряд ли даже Амани меня сейчас узнает. Вы — тем более не узнаете. На мне черный (на жаре это полное безумие) штурмовой огнеупорный комбинезон, шлем, маска, пулестойкие очки, рация с антенной, примерно по силуэту плеча — и работает и не мешается. Высокие ботинки, с броневставкой в подошве, масло бензо и огнестойкие. В руках — автомат АК-12 с барабанным магазином на сто патронов и белорусским комбинированным двухканальным прицелом — однократный коллиматор и четырехкратная оптика в одном корпусе. Этой штукой — можно разобрать машину по кусочкам… но надеюсь, этого делать не придется.
Остальные — одеты так же. И так же страдают от жары, что вызывает во мне понятное чувство злорадства — не одному мне по улицам по самой жаре мотаться. Привыкли к кондиционированному то помещению…
От жары мы спасаемся по-бедуински — каждые пять минут по рукам идет очередной термос с чаем. Чай с солью и бараньим жиром, очень горячий — типично бедуинский, заваренный по всем правилам настоящим бедуином, сыном и внуком бедуина. Он же — сказал нам напоследок типичное бедуинское напутствие, принятое в его роду: возвращайтесь с честью или не возвращайтесь вовсе. Надеюсь, мы все же вернемся…
Очень надеюсь…
На эстакаде — растяжка с портретом Саддама Хусейна, на дороге в Бааакубу ей самое место. За ней прячется снайпер.
У нас тут — есть собственный транспорт два Хаммера. Старой модели, еще на низкое подвеске, кустарно доработанные. Это — еще старые подарки американцев. Наклонная крышка багажника снята, вместо нее установлено два кресла и тут же — две пулеметные турели для защиты машины с хвоста. По бокам машины — установлены длинные скамьи с ремнями, на четыре человека каждая. Получается что-то вроде вертолета AH-6, только наземный — там тоже бойцы на скамьях по бортам сидят. Если не понимаете, о чем речь — посмотрите фильм «Падение Черного ястреба», там все увидите. Отличный фильм, кстати, его Саддам своим генералам перед вторым вторжением крутил. Но мешки долларов из багажников пикапов без номеров — оказались для многих убедительнее…
Надеюсь, что сегодня мы поимеем американцев не хуже, чем те отморозки на улицах Могадишо.
Эти машины принадлежат антитеррористическому полку особого назначения в Аль-Азизии. И снаряжение все — тоже. И оружие. Я все это взял взаймы. Скажете, это невозможно? Ошибаетесь — здесь все возможно. Недавно начальника полиции в одном из районов разоблачили: он использовал задержанных экстремистов для вымогательства денег с торговцев. Утром он их выпускал — а вечером они возвращались обратно в камеру. Здесь все возможно, не переживайте…
Ну, или почти все.
Я посмотрел на часы. Похрустывая камешками прошел к Хаммеру, достал очередную флягу, открыл. Отпил. Противно. Но привычно. Если вы говорите, что это противно — вы никогда не пили рыбьего жира, которым советских детей поили. Не пытки ради а токмо пользы для…
— Ну и видок у тебя, друг. На. Пей.
Американец совсем скис. Смотрелся он почти комично — он среднего роста, в то время как в Аль-Азизию отбирают здоровяков, многие по нашим меркам культуристы настоящие, здесь качаться любят. Мы выбрали самый маленький размер — но и он на нем висел как на вешалке. Автомат на груди, лицо серое…
— Пошел нахрен… — сказал он
— Кока-колы, извини нет — сказал я и прикрикнул — пей, а то сдохнешь!
Американец принял кружку, зажмурился, отпил. Судорожным глотательным движением протолкнул жирный чай в глотку, скривился…
— Пей все. Тебе надо компенсировать потери жидкости в организме. А то свалишься. Пей!
Американец — героически допил все.
— Когда?
— Не знаю.
Я отобрал у него кружку.
— Сядь у машины. Попробуй расслабиться. Тогда не так сильно будешь потеть…
Остальные — грудились у обочины. Движение на трассе шло судорожными толчками, полиция проверяла документы, то и дело останавливая машины для досмотра. С водителей траков брали деньги — внаглую. Иракцы — испуганно косились на черные костюмы бойцов антитеррористического полка у обочины.
— Думаю, немного еще…
Тот, кто забрал у меня флягу — глотнул из горлышка, передал дальше.
— Спекся… — кивнул он на Хаммер — союзничек?
— Ботало захлопни… — дружески посоветовал я. И пошел обратно, туда где стоял. Почему то, стоя под эстакадой я нервничаю.
Словно отвечая на мой немой призыв… не знаю, к кому, кто там есть — зазвонил телефон. Я нажал на «зеленую трубку».
— Я… — коротко ответил я
— Гости приехали. Десять минут…
— Понял…
— Три машины. Цель посередине.
Пока все в норме.
— Принял…
— Удачи.
Невидимый собеседник отключился. Я побежал к Хаммерам, размахивая руками.
— Пошли!
Спецназовцы — побросав чинарики, бежали к машине.
Я — втиснулся на оставленное мне второе сидение справа — я буду во второй волне, прикрывать штурмовиков. Проверил — ремень, автомат. Выставил руку вперед — большой палец. Готов.
Пулеметчик — занял позицию за пулеметом. Иранцы немного переоборудовали Хаммер — вместо обычной открытой американской башни сейчас наша, усовершенствованная. С КПВТ. Дувал лупит — только так.
— Первый пошел! — это уже в рацию.
Тяговитый американский движок — легко двигает машину с места, мы взлетаем на насыпь. Мчимся мимо длинного ряда машин, задержанных в результате проверки.
Три Субурбана. Три белых Субурбана, на головном — значок с американским флажком. Если кто-то думает, что это от чего то сейчас защищает — он дурак.
Если не хуже…
Вот они!
Ничего не подозревают. Наверное, насторожились — но не более того.
— Пять секунд!
Ничего, щас вам обломаем вечеринку…
— … Одна! Пошли!
Наша, головная машина стремительно проносится мимо всех трех машин и тормозит, пулеметчик — разворачивает башню и бабахает в воздух. Тот, кто не слышал, как работает КПВТ вблизи — много потерял. Прямо под ложечкой екает.
Трое — бросаются к третьей машине, еще трое — ко второй. Двое — в том числе и я — остаемся на месте. Немилосердно глушим в воздух длинными очередями — прием подсмотрен у нашего ОМОН он так же глушит при штурмах, подавляя волю обороняющихся. А против нас — не новички играют, американцы. Их никак, ни при каких раскладах слабаками не назовешь…
— Давай!
Негромкий хлопок, крики, автоматные очереди.
— Лег! Лег!
— Стреляю!
— Holy shit!!!
Американцы — ошеломленные внезапным нападением со стороны сотрудников правопорядка ничего не успевают предпринять. Уважение к полицейским — любым полицейским — у них в крови. А нам много времени не надо — пока чухнут, мы все сделаем. На это и расчет — может, даже без крови обойдемся.
Накаркал! С третьей машины — толкнув дверь, выпадает парень в форме ВВС, с короткоствольным Кольт-Коммандо. Моя и еще чья-то очередь перекрещиваются на нем — и он падает прямо под ноги еще одного американца, которого тащат за шкирку из второй машины. Он в шоке и не сопротивляется — ему же лучше.
— Мешок!
На него накидывают мешок и бросают в машину. Начинают глушить пулеметы, установленные на пять и на семь. Не миниганы — но тоже впечатляет. Даже если не в цель — а над головой…
— Ушли! Ушли!
Я едва успеваю упасть на сидение — как Хаммер рвет с места. Автомат болтается, кто-то держит меня, пока я застегиваю ремень! Ушли!
Ушли, твою мать…
Где-то в Ираке
Точное место неизвестно…
13 июля 2019 года
Это был кошмар. Хотелось проснуться — и никогда больше не закрывать глаза, чтобы снова не оказаться в это мире, где нет ничего кроме оглушительно звенящей черноты. Но увы — это было жутковатой реальностью…
Его похитили боевики. Каждый, кто работал в ЦРУ знал, что случается с теми, кто работал на американцев и попал к ним в руки. В отличие от армии США — в ЦРУ не ведется учет потерь. Да, в старом здании ЦРУ есть стена, где каждый потерянный агент — отмечается звездочкой, имена многих из них не раскрываются в черной книге, которая лежит рядом. Но после 9/11 — на стену помещают только тех, информацию о гибели которых невозможно сдержать. Так было, например, с оперативником, голову которого подбросили в мешке к консульству США в Пешаваре. Остальные уходили безвестными, родственникам ничего не сообщали — да и не было у многих родственников. Порой — на ящики ЦРУ приходили жутковатые видео, их смотрели в КТЦ, чтобы помнить и знать, за что они борются и против чего. Много ли их было? Достаточно. После 9/11 — они открыли для себя жутковатый, доселе неизвестный мир — целый континент, где не пели Биттлс, и не было фестиваля в Вудстоке — а была лишь вековая история горя, страданий и передаваемой из поколения в поколение, заботливо копящейся ненависти. В этом мире не было детей — дети здесь на вопрос, кем ты хочешь стать, когда вырастешь, отвечали — шахидом и уже с десяти — одиннадцати лет участвовали в нападениях. Стариков здесь было немного — просто не доживали. С людьми здесь — невозможно было просто поговорить, они говорили на языках, про которые в США и представления не имели. Например, язык нахин — язык пакистанских гастарбайтеров, сильно искаженный урду с большой примесью арабских слов — только в две тысячи девятом удалось составить некое подобие словаря… а ведь это был язык Аль-Каиды, один из основных языков. Или язык Мехри, язык горцев Омана и Йемена — словаря по нему не существует до сих пор! Эти люди не брали ипотеку, не работали на заводе, не имели в собственности земли — не имели ничего, что связывает из с этим миром. Они просто ненавидели и убивали. Ненавидели и убивали. Ненавидели и убивали…
Последнее видео, которое они смотрели — видео, где была показан расправа с пареньком из Южного Вазиристана, который учился в университете и которого просто попросили кое-что заснять на местности. Талибы нашли у него камеру и четвертовали его, отпилив ножовкой сначала ноги, потом руки, потом голову. И все это — послали почтой в посольство США вместе с камерой…
Его куда-то везли, потом тащили, потом — снова везли. Он угадывал по звукам, когда он находится в машине, а когда — в помещении — но больше ничего понять не мог. Его не били — но это, наверное, пока. Скоро начнут…
Потом — его усадили на какой-то стул, и начали прилаживать кандалы — сначала на руки, а потом — на ноги. Он догадался, что это — это же стандартный стол для допросов! Тот, который применяют они! Одна скоба вмурована в пол, другая — прикреплена к столу. Через них — пропускаются цепи с наручниками и таким образом — допрашиваемый фиксируется. Видимо, джихадисты переняли и это — а может быть, где-то достали это оборудование… например, в бывшем полицейском участке. Ублюдки конченные
И еще — ему показалось, что рядом есть кто-то еще.
— Здесь кто-то есть? — спросил он по-английски
Никто не ответил. Но никто и не ударил его. Кем бы ни были похитители, они вели себя точь-в-точь согласно секретной инструкции по interrogations — дознаниям. Самое страшное — неизвестность. Потому и колпак на голове. Он помнил страницы секретного доклада, составленного рабочей группой, под руководством профессора, доктора медицины Кэтрин Керн. Она исследовала типичные страхи у различных наций — и отметила, что страх неизвестности и беспомощности сильнее всего развит у американцев. Американцы — деятельные люди. Они всегда привыкли «сами себя делать». Сам факт того, что не они сами — а кто-то держит их судьбу в руках — представляет для них тяжелейший стресс. Но одно дело — знать, другое — чувствовать.
— Кто здесь?! — заорал Обан — я гражданин США! Вы об этом пожалеете, мать вашу! Ваши трупы — покажут по СиЭнЭн!
Ответа не было. Но ему казалось, что кто-то сидит рядом.
— Кто здесь? — нормальным голосом спросил он — вы понимаете по-английски? Вы можете сказать, кто вы?
Ответа нет. Но ему вдруг показалось, что они — стоят вокруг него. Безмолвный легион, медленно сжимающий кольцо.
— Идите вы в ж…!
Ответа нет…
Он попытался отстукивать ритм ботинком, чтобы ее сойти с ума. Потом — прекратил стучать, ему показалось, что справа — кто-то скребется.
Мышь?
— Кто здесь?
Ответа нет.
— Кто здесь?!!!
Ответа нет. Только тонкий, скребущий звук…
— Я гражданин США. Если вы поможете мне, вам выплатят вознаграждение и дадут американское гражданство. Вы сможете перевезти в штаты всю свою семью и жить там в безопасности. ВЫ понимаете, это?
Мышь скреблась, но уже слева. Мыши было все равно.
— Пошла ты!
Он топнул ногой. Мышь не прекращала.
— Да пошла ты!
Он начал колотить по столу, что есть силы и топать ногой. Но мышь — так и не прекращала, она, очевидно, привыкла к самым разным обитателям этого узилища и сейчас вышла познакомиться. И ей было плевать на американское гражданство. Она с радостью сменяла бы его на кусочек чего-нибудь вкусного.
И так — он провел шайтан знает сколько времени, пока не услышал шаги по коридлору. Потом — лязг тяжелой двери, засовов. Шли несколько человек. Он воспринял это даже с радостью. Одиночество в черном колпаке — было невыносимым. В отличие от джихадистов в Гуантанамо он сломался почти сразу — на этой пытке, чем сложнее устроена психика человека. тем быстрее он ломается…
— Сюда…
— Кто вы? — крикнул Обан — выпустите меня! Я американский гражданин!
— Заткнись!
Кто-то ударил его по затылку открытой ладонью — боль была неожиданной и хлесткой как вспышка. Странно — но она привела его в чувство и помогла мобилизоваться…
Колпак сдернули. В глаза — ударил ослепительно яркий свет…
Поделиться книгой: