Слияние с тьмой

— Мы?

— Вернемся к вам. — Идеальный, словно высеченный резцом талантливого скульптора, подбородок указал на меня. — В сущности, вы мертвы. Ваша семья, друзья и коллеги думают, что вы скончались.

— Даже если не видели моего тела?

— Все признаки указывали на похищение и убийство. С вполне логичным последующим выводом.

— Все признаки! Подстроенные улики. Кто на вас работает? Как долго я здесь нахожусь? Где мы, в конце концов?

Я встала и подошла к занавескам за моей спиной, раздвинула их и выглянула в окно. И ахнула от изумления. Оказалось, сейчас вовсе не ночь, как я почему-то решила, а день. Моим глазам предстала дивная линия берега, на которую набегали волны кристально-прозрачной голубой воды.

— Пальмы! Боже мой, куда вы меня привезли?

— Остров. Он наш. Вы находитесь здесь всего два дня.

— Наш? — Прошли два дня моей жизни. И сколько осталось — вечность?

— Нашего общества — Общества по борьбе с развитым гипертеломерным круорзитизом.

— Это то, что у меня? Полное название? Развитой гипертело-трам-пам-пам кру-что-то там такое?

— Гипертеломерный круорзитиз. Да.

— И вы хотите меня вылечить? Для этого мы здесь изолированы от мира? На острове?

— Здесь в нашем распоряжении экспериментальная клиника с новейшим оборудованием. При ней — комфортабельные жилые помещения, пляж только для своих…

Желая его прервать, я сделала нетерпеливый жест рукой:

— Непременно возьму рекламный буклет на обратном пути.

— Вы можете уйти. Пожалуйста, не бойтесь. Все мы находимся здесь по доброй воле. Вам не нужно возвращаться домой, но если таково ваше желание — что поделаешь.

Возвращаться мне не хотелось. Вероятно, он не хуже меня знал, что мне незачем туда рваться. Поэтому я сказала:

— Я всегда мечтала о путешествиях.

— Можно устроить. Я прошу побыть здесь лишь некоторое время. Нам бы хотелось всесторонне обследовать всех зараженных, чтобы знать, нет ли мутации или еще чего-нибудь, что мы могли упустить.

— Что-то такое, что может послужить созданию лекарства?

— Именно так.

На мгновение я задумалась и сказала:

— А если кто-то отказывается лечиться?

— Исцелиться хотят все. — Он смотрел на меня скептически, широко открытыми глазами. — Пусть не сразу, но все к этому приходят. В конце концов.

— В конце концов, — эхом повторила я.

Я понятия не имела, как воспринимать то, кто я теперь, в кого превратилась. Как я могла понять, что хочу исцелиться, пока не осознала, что значит желание?

— Так вы останетесь? На месяц или два?

Мне все равно было некуда идти: ни работы, ни денег, ни удостоверения личности.

— Я останусь. До тех пор, пока не разузнаю о предлагаемых вакансиях и работодателях.

Он взял мою руку, его глаза светились нежностью и теплом.

— Мне очень жаль, Миранда. Теперь вы не сможете преподавать. У вас больше нет документов.

От ужаса у меня даже легкие сжались — перевести дух невозможно.

— А как же все годы в университете?

— Ушли безвозвратно. — Его губы плотно сжались. — Придется забыть прошлое и все начать заново. С чистого листа. Скоро вы узнаете о себе такое, о чем раньше и не помышляли.

Словно желая показать, как это здорово, губы Люка изогнулись в улыбке, которая не затронула глаз. Но меня это заставило усомниться в радужности происходящего…

Я посмотрела в окно, на песок, океан и бесконечную линию горизонта. И подумала о маме, на носу которой красуются старомодные очки; представила себе, как она обращается к отчиму со словами: «Я всегда ей говорила, что это до добра не доведет». Подумала о сестрах, которым, может, станет горько, что я ушла первой, оставив им разборки с матерью. Подумала о своих студентах, смакующих громкий скандал и личность Коннора Блэка, который напал на их неказистую староватую профессоршу, вместо того чтобы выбрать жертву среди них, юных и соблазнительных. Поставят ли им всем автоматом пятерки по ее предмету? Или декан факультета Бет Хинкл примет на себя обязанности и все вернется в привычную колею?

От всех этих мыслей у меня голова пошла кругом. И даже почудилось, что нервы, напряженные до предела, стали издавать похожий на гудение звук. Или мне все показалось — от голода?

Я повернулась к Люку со словами:

— А чем тут у вас кормят? Есть хочется.

За обедом, состоявшим из куска мяса (недожаренного) и картошки (приправленной чесноком), который Люк сам принес в мою комнату, я узнала много нового о нас, вампирах. Что чеснок вполне можно употреблять — это доказывало вкуснейшее блюдо из картофеля. Что солнечный свет не сжигает нас дотла. Что у нас нет иммунитета к смерти и что мы все-таки уязвимы. Мы не стареем, и наши клетки обладают удивительной жизнестойкостью, но мы можем истечь кровью и умереть от повреждений. А что касается душ, кто знает? Кто может сказать, что случается с человеческой душой? В этом плане у вампиров и людей много общего.

— Справедливо. — Я вытерла рот, доев последний кусочек мяса, и откинулась на спинку стула. — Значит, мы совсем как обычные люди, только…

— Не стареем. И нам позарез нужна кровь. — Кусочком хлеба Люк собрал остатки мясного сока, отправил его в рот и улыбнулся, смакуя еду, словно подтверждая свои слова. — Эту тягу мы контролируем с помощью специальной диеты.

— Недожаренное мясо? — Я подняла бровь.

Он покачал головой:

— На завтрак у нас овсянка. С кровью.

— Фу! — с омерзением поежилась я.

— Привыкнете, уж поверьте. — Когда он улыбался, в уголках его глаз собирались морщинки. Намек на возраст?

— Верю. Так скажите мне… — Я подалась вперед, устроив подбородок на руке, внезапно заинтересовавшись всем, что касается Люка. Утолив голод, мне захотелось чего-то еще. — Сколько вам лет, доктор Джеймсон?

— Достаточно для того, чтобы распознавать сигналы.

— Сигналы? Какие сигналы?

— Тело подает сигналы. Несмотря на прогресс, мы столь примитивны под кожей.

Я ничего не имела против того, чтобы пообщаться с Люком на первобытном уровне. И отметила:

— Ага, вот! У вас глаза загорелись. Значит, даже вы подвержены примитивным сигналам.

Он встал и подошел к журнальному столику, взял открытую бутылку вина и наполнил сначала мой бокал, потом свой.

— Вы слишком молоды, чтобы себя контролировать. Но скоро это чувство овладеет вами.

— Едва ли. — Говоря это, я почувствовала, как мои губы сами собой сложились в коварную и притворно-наивную улыбку. — Просто я пытаюсь узнать вас получше, Люк.

— Вижу. — Его взгляд проследовал за рукой, которой я теребила вырез свитера. — Уверен, мы могли бы узнать друг друга весьма неплохо к тому времени, как сядет солнце.

Засунув руки в карманы брюк цвета хаки, он самоуверенно стоял передо мной, выпрямившись во весь рост, позволяя мне оценить его поджарую, мускулистую фигуру. Белый халат он снял перед обедом. Светлые кудри касались воротничка голубой рубашки-оксфорд, под которой скрывались широкие плечи. Мощная грудь сужалась в тонкую талию, пресс наверняка кубиками, а то, как на нем сидели штаны, не оставляло сомнений в том, что бедра у него были мускулистые. А что между всем этим? С бокалом в одной руке я встала и подошла к нему, чтобы указательным пальцем свободной руки прикоснуться к коже между воротничком и линией волос. Его пульс выстукивал неистовую барабанную дробь. Люк отпрянул.

— Вот почему мы изолируем новичков. — Он обошел вокруг меня и взял свой бокал, одним махом выпил половину и снова поставил на стол. — Вам так хочется испробовать свое мастерство.

— Мастерство? Так, значит, я наделена сверхъестественными возможностями?

Он расхохотался низким роскошным смехом, эхом пронесшимся по моим жилам:

— Сверхъестественным напором — это уж точно.

— И нам отказывают в удовольствии развлекаться? — Я надула губы, как непослушный ребенок.

Он посмотрел на меня:

— Пока что да. — Его слова указывали на временный запрет обретения желаемого, но шарящий по мне взгляд из-под тяжелых век говорил о чем угодно, только не об отказе. — До тех пор, пока вы не узнаете себя немного лучше.

Я рискнула пойти на контакт, приблизившись к нему вплотную — так, что сосками коснулась его груди, и заглянула в притягательную глубину янтарных глаз:

— Быть может, я смогу найти себя благодаря тому, что сперва узнаю получше тебя?

— Хочешь узнать меня? — (Я чувствовала его дыхание.) — Я был еще подростком, когда он меня обратил.

— Он? — Наши взгляды встретились. — Тебя обратил мужчина?

— Угу, — кивнул он. И его руки скользнули вверх по моим рукам. — Это случилось при дворе «короля-солнца».

— Людовика Четырнадцатого? — На мгновение я отвлеклась, когда меня обдало жаром от его прикосновения, и я задалась вопросом: правильно ли я поняла?

— Мой отец, англичанин, придворный при Карле Втором, умер за шесть месяцев до помолвки Генриетты, сестры Чарльза, с братом короля Филиппом, герцогом Орлеанским. В окружении Генриетты было мало опытных женщин, поэтому к ней попала моя мать, к тому времени ставшая вдовой. Я был единственным сыном, и она взяла меня с собой.

— Ко двору Луи Четырнадцатого? — Мое сердце бешено стучало. Обалдеть! Мне всегда нравилось находить достойные первоисточники, и вот теперь один из них стоял прямо передо мной! — Значит, ты оказался в Париже?

Он отстранился и взъерошил волосы на затылке:

— Мама погрязла в интригах и любовных связях, совсем забыв, что привезла меня с собой, по крайней мере, создавалось такое впечатление. Она подыскала мне должность ливрейного лакея в свите Филиппа. Вскоре я сделался любимой игрушкой принца.

— Ох, Люк! — Как я ему сострадала! Маленький мальчик, брошенный в лапы искушенных придворных!

— Сперва ко мне был добр фаворит Филиппа, шевалье де Лоррен. Он усиленно потчевал меня вином, нашептывал, что больно не будет, зато я стану сильнее. А стать сильнее мне очень хотелось: чтобы отбиваться от нахальных приближенных Филиппа. В конце концов Филипп присоединился к нам, но он, возможно, даже не знал.

— Что шевалье был…

— Да, вампиром. Или что именно он меня обратил. Филипп сильно пил. Лоррен убедил герцога, что я мертв и что принц сам случайно меня убил, и уговорил отпустить его с останками, пока не разразился скандал.

— Но ведь тогда ты был мальчиком, — сказала я.

Теперь передо мной был мужчина. Я была в замешательстве. Как ему удалось повзрослеть?

— Именно так. Они объявили, что я упал с лестницы, и сказали моей матери, что я мертв. Мне шевалье де Лоррен тоже сказал, что я мертв и являюсь всего-навсего призраком. Поэтому теперь мне придется самому искать себе место под солнцем.

— Он выставил тебя за дверь ни с чем?

— С несколькими безделушками. Я мог их продать на улице, что и сделал. Я выручил достаточно денег, чтобы заплатить за проезд обратно в Англию, и вернулся в отцовское поместье. Слуги, до которых дошла весть о моей кончине, были уверены, что я — призрак. До сих пор ходят слухи, что я являюсь в тех местах. — Люк рассмеялся, и его настроение улучшилось. — Я взял из дома кое-что, чтобы выжить, и исчез. Что делать, я не знал. Затем попал на торговое судно, которое отправлялось в Берберию, и вскоре оказался в руках работорговцев.

— Работорговцев?! — ахнула я.

— Белокурые волосы и светлая кожа делали меня завидной добычей для частной коллекции любого шейха. К счастью, меня спас персидский доктор и взял жить в свою семью.

— Удивительно!

— К счастью. Кое-что относительно моего состояния ему было известно. — Люк замолчал, глядя в окно на темнеющее небо над бегущими волнами.

Он стоял ко мне спиной, и я рискнула вновь к нему приблизиться. На сей раз не для того, чтобы соблазнить, а чтобы утешить. Я прижалась к его спине, легонько обняв за плечи.

Он развернулся и встал ко мне лицом:

— Он лечил меня. Тот перс. Делал микстуры и давал мне выпить. Я все еще не знаю составов всех снадобий, но кое-какие попытался сделать сам. — Пальцы Люка переплелись с моими. — Я рос. Взрослел. Лечился. А потом…

— Потом?

— Перс умер и унес с собой свои тайны. Я понимал, что без его лекарств симптомы возвратятся, и решил уйти из его семьи.

— Куда? Обратно в Англию?

— Я стал пиратом и много лет бороздил воды у побережья Берберии.

— Пиратом? Из числа тех, что носят на глазу черную повязку, ходят на деревянной ноге и от одного вида которых дрожь по телу? — Я скрестила на груди руки и представила Люка, одетого в рыжевато-коричневые кожаные бриджи и пышную рубашку, расстегнутую до пупа. Ну, может, не так сильно.

— Да, пиратом, жаждущим крови и сокровищ. — Он кивнул, подтверждая свои слова. — Отменным пиратом, смею заверить. Меня прозвали Золотая Борода. Я нагнал страху на весь мир. Ну ладно, по крайней мере на то побережье. Я нападал на все французские суда, которые попадались мне на пути. За мою голову была назначена большая награда. В конце концов мне наскучил пиратский образ жизни, и я решил испробовать свои силы в роли первооткрывателя.

— Само собой. И что же ты исследовал? Руины цивилизации майя? Или обнаружил источник молодости?

Он пожал плечами: