Ржавый меч царя Гороха

«Не сразу, не всё, не всегда, но в целом прогресс есть – теперь без милиции в Лукошкине ничего не решается. Ни суда, ни делопроизводства, ни казней! Это, несомненно, плюс», – думал я, пока Митя на руках нёс копну сена с моей светлостью в государевы апартаменты. Яга торопливо семенила следом.

Царские стрельцы демонстративно закатывали глаза. Хоть мы с ними никак не пересекаемся (куда уж нам, простой милиции, до их благородий?!), но в целом парни относились ко мне вполне лояльно. Сколько себя помню, ни разу не было случая, чтоб наши стрельцы с царскими схлестнулись, тьфу-тьфу, не сглазить. Вроде как два разных ведомства, но от служебных недоразумений удерживаемся покуда…

– Жив? – Горох пропустил нашу троицу в свои покои и самолично выкопал меня из сена. – Жив, хороняка! Ох и напугал ты меня, Никита Иванович… Ещё раз попробуешь так помереть, я ж за тобой следом от сердечного приступа в ящик сыграю!

Государь от всей души обнял меня, троекратно, по-русски, расцеловав в обе щеки, и осторожно усадил на лавку.

– Может, попотчевать чем? Пряники есть, тульские медовые печатные, хошь рыбкой, а хошь котиком! Наливка малиновая, полезная, а ежели нервы винтом, так и на боярышнике пара стопочек сыщется…

– Мне пряник! – первым поднял руку доверчивый Митяй и в ту же минуту был безапелляционно выдворен за дверь. Бдить на всякий случай! Но, разумеется, с пряником! Царь у нас умный, знает, как любое наказание превратить в поощрение…

– Ты уж не серчай, Никита Иванович, а только разговор у нас серьёзный будет. Не для твоего балабола ушей.

– Может, и мне выйтить? – скромненько потупила очи Баба-яга.

– Да как же мы без вас-то, бабушка?! – в непритворном ужасе всплеснул руками Горох. – Тут ить дело тонкое, семейное, души нежной девичьей касаемое. Без вашего женского пригляду в такой ситуации никак нельзя!

– Давайте уж по существу, гражданин царь, – тихо, но твёрдо потребовал я. – В чём, собственно, суть вопроса?

– Рассказываю как на духу, – честно перекрестился Горох. – Сестра у меня есть двоюродная, до зрелых лет в нарофоминском монастыре проживавшая, а ныне…

Далее пущу дело по короткому милицейскому протоколу, потому что если всё воспроизводить дословно, прямым текстом, как нам царь-батюшка рассказывал, то никакой бумаги не хватит. Короче, перехожу к сжатой и выверенной информации.

Дочь двоюродной сестры мамы нашего Гороха (то есть ему-то она уже троюродная сестра получается), милейшая девица Марьянка, после смерти родителей до осознания себя в совершеннолетнем возрасте воспитывалась в монастыре. Попала туда ещё совсем крохой, лет пяти, и по причине большущих глаз и длиннющих ресниц сразу угодила под личную опеку матери настоятельницы. А та хоть и держала весь монастырь в ежовых рукавицах за… эти самые (тьфу, о чём это я?!), в общем, сама матушка молодость провела бурную и в келье сохранила немало французских романов. Да-да, тех самых, о любви, естественно! Всякие там, знаете ли, рыцари короля Артура, Лоэнгрины, Роланды с разбитыми рогами… или одним рогом?

Ну, суть не в этом, а в том, что малолетняя мартышка царской крови уже к девяти годам свободно говорила, читала и писала на трёх европейских языках! Соответственно, когда государю пришло письмишко, что девушка созрела, то он, не задумываясь, вызвал её в столицу, изображая доброго старшего брата. Причём, зная нашего Гороха, я охотно поверю, что он был искренен и от всей души желал дальней сестрице счастья в личной жизни. Просто бедняга никак не ожидал, что взгляды на это «счастье» у них настолько разные. Ну приблизительно как Сочи и Нижневартовск, как-то так…

Мадемуазель Марьяна (именно мадемуазель, ибо образ традиционно русской девицы для неё уже не прокатывал) честно обозначила все свои взгляды на грядущее замужество в первый же день приезда. И мать моя юриспруденция, если они не были запредельно нереальными…

– Требует с каждого знания шести иностранных языков! – явно нервничая, загибал пальцы царь. – Обширное королевство с работящим и любящим народом, выходом к морю, золотой горой, серебряной или медной. Никаких родственников, но благородное, желательно волшебное, происхождение! Да и чтоб белый конь был, а сам рыцарь – золотоволос, учтив, начитан и чтоб своего же коня одной рукой поднимал! Не, ну она просто издевается, да?!

– Угу, – не сговариваясь, поддакнули мы с Ягой, поскольку именно так оно и было.

– А я ить, честно говоря, думал тебя, Никита Иванович, до неё пристроить. Был бы ты государев зять, ни одна дума боярская на тебя б хвост пушить не посмела. Да вдруг ты отравился не вовремя…

– По-моему, так очень даже вовремя, – пробормотал я, стуча себя кулаком в грудь.

Перспектива иметь рядом столь начитанную и, главное, требовательную супругу венценосных кровей не прельщала ни на миллиметр. Ну его, институт брака, к лешему, мне пока и так не очень хорошо, мутит, как котёнка. Куда уж и дальше ещё самому себе жизнь портить…

– Э-э, прошу прощения, ваше величество, но тогда мне неясно, зачем мы вам тут вообще понадобились? Милиция насильно никого замуж не выдаёт и психологической консультацией по матримониальным вопросам не занимается. Это ж не уголовщина какая-нибудь…

– Да тут, понимаешь, с какого боку посмотреть, – вновь грустно вздохнул царь. – Тут, вишь, у нас ещё и женишки вдруг объявились.

– Ну так и слава богу! Выдавайте девицу.

– Так-то оно так, я не против, да ведь за ней полцарства отпиливать придётся, а энто уже серьёзная геополитика.

Я хотел было хихикнуть, но, подумав, захлопнул рот. О таком перспективном развитии событий меня почему-то не предупреждали. Хотя по идее почти во всех сказках в приданое царевне отдаётся полцарства, но я, честно говоря, почему-то думал, что это чисто литературное выражение. Однако вот она, прямо тут, патовая ситуация, потому что из-за брачных женских капризов резать целую страну по живому никак нельзя! Но надо…

– Хорошо, давайте по порядку. Кто у нас женихи?

Оказалось, что претендентов на данный момент всего трое. Классика, конечно, лично я почему-то думал, что их будет куда больше. Ну там хотя бы штук десять – пятнадцать. Оказалось всё и проще, и сложнее: перед тем как просить руки царевны, требуется предоставить ряд определённых документов и соблюсти кучу обязательных условий.

Во-первых, титул претендента никак не ниже чем принц, царевич, королевич. Во-вторых, возраст не моложе шести и не старше восьмидесяти. Люфт приличный, однако тут же вклинивалось обязательное требование по знанию русского языка. Не экзамен по правописанию, но всё-таки на бытовом разговорном уровне знать должен. Да, плюс ещё серьёзные требования религиозного характера. Жениху было бы желательно иметь православную веру либо католическую, в самом крайнем случае мусульманское вероисповедание, но уж никак не индуизм, буддизм или, ещё того хлеще, иудаизм! Ну и ещё желательно, чтобы свадьба была не односторонним актом передачи юной девы из одного государства в другое, а ещё и неким политическим актом, с далеко идущими добрососедскими отношениями, совместными военными действиями и серьёзными льготами в торговле…

– Первый претендент с Таллинауса, младший сынок ихнего королька Клауса. В рифму сказал, да? Фон Паулюсус вроде. Весь из себя европейский рыцарь в дедовских латах. Второй только-только с гор спустился, грузинский царевич Сосо Павлиношвили, с кинжалом до колен. А третий – средний сын Бухатур-хана из Крымских степей, молодой Бельдым-бек, – торопливо пояснял Горох. – Их всех на постоялом дворе поселили, чтоб у терема царского лишнее время не тёрлись. Ну и с моих гневливых глаз, от греха подалее…

– Понял. – Я быстренько сделал очередную пометку в блокнот. – И всё равно получается, что вопрос выдачи замуж вашей милой сестры относится скорее к ведомству боярской думы, но уж никак не к милиции. Состава преступления нет.

– Щас будет! – Горячий Горох резво вскочил со скамьи и бросился к дверям. – Марьянку сюда! Сей же час поставить предо мной сестру мою двоюродно любимую!

Я поднял на него недоумевающий взгляд. Бабка тоже мало что поняла…

– Вот щас она при вас про свои пожелания к женитьбе петь начнёт, а я её прибью, ибо нервы не железные, и вот те на состав преступления!

Мы с Ягой попробовали было протестовать, но государь, как говорится, уже закусил удила и пёр на танки грудью в рваной тельняшке и с нездоровым блеском в глазах. Вот благодаря такой породе русских людей мы и победили Гитлера…

– По рюмочке наливки не желаете ли, покуда ждём?

– Мы на работе.

– А ежели сам царь угощает? – привычно выгнул бровь соболиную Горох, но на нас оно давно не действовало. Да и ждать, честно говоря, пришлось недолго.

С чего-то жутко вежливый Митя, предварительно постучав, распахнул дверь, впустив в горницу рыжеволосую копию классической Настеньки из «Морозко». Царевна Марьяна, чинно шурша подолами, поклонилась сначала царю, потом Бабе-яге, потом мне, а моего младшего сотрудника опять вытолкали за дверь. Пряник со стола он успел цапнуть сам и без спросу. Мы же лицом к лицу встали с новой проблемой нашего государя…

– Здравствуйте. Садитесь. Представьтесь, пожалуйста, – буднично попросил я.

Царевна даже не повернула в мою сторону чуть вздёрнутый носик, полностью игнорируя вопрос. И почему мне кажется, что всё это уже где-то было…

– Отвечать, когда тебя сам участковый спрашивает! – рявкнул Горох, хлопая по столу ладонью.

От неожиданности подпрыгнули все, даже стрельцы за дверями. Но не царевна!

– И как же мне представиться? – холодно уточнила она. – Нешто я уже преступница какая или грех за мной смертный, что меня без суда да следствия в Сибирь на каторгу шлют?!

– Марьянка, не начинай…

– Нешто я не царского роду, что простой холоп в погонах, без чину, без звания, без роду-племени, мне допрос чинит? И ладно б ещё был красавец писаный, что ты мне на его счёт намёки всякие делал. Кому угодно готов сестрицу с рук сбыть…

– Марьянка, уймись, богом прошу… – скрипнув зубом, во второй раз попытался влезть Горох, но я остановил его.

Знаете, таких экзальтированных девиц мне в Москве столько насмотреться пришлось, что уже ничем не удивишь. Будут орать, ныть, оскорблять, цепляться к мелочам, требовать семейного адвоката, грозить звонками папе, рвать на себе колготки, пытаться курить в отделении, материться, плакать, угрожать, но на самом деле – пшик… Пустышка беспомощная и закомплексованная.

– Гражданка Марьяна…

– Рюриковна, – подсказал царь.

– Рюриковна, – с нажимом записал я. – Пожалуйста, сядьте. Никто ни в чём вас не обвиняет. Ни на какую каторгу вы не пойдёте, не надо портить людям законный отдых в Сибири. Мы просто хотели поговорить о вашем предстоящем замужестве. И поскольку…

– А-а-а-а-а-а!!! – Без малейшего предупреждения и хоть какой-нибудь логики царевна запрокинула голову в кокошнике и ударилась в неконтролируемый слезоразлив.

– Начинаются дни золотые-е… – дружно вздохнули мы.

Царь ещё раз молча подмигнул в сторону заветного шкафчика, я подумал и согласился. Моя домохозяйка отрицательно покачала головой, честно терпела минут пять, а потом встала и закатила девице такую оплеуху, что та едва удержалась на ногах! Каких усилий стоило нам с царём не зааплодировать, кто бы знал…

– У? – спросила девица Марьяна, мгновенно прекращая рёв.

– Угу, – дополнила бабка. – Ты чего орёшь-то как оглашенная?

– Замуж хочу.

– Дура, – чётко определила Яга. – Ты на меня глянь, я по жизни стольким мужикам головы крутила, что со счёту сбилась. Но замуж свободу свою девичью никогда не продавала. Так что давай, девка, не мути, говори правду! А не то…

– Заарестуете, что ли? – недоверчиво шмыгнула носом царевна.

– Факт, и к гадалке не ходи!

Марьянка исподлобья глянула на нас с царём, подумала и со вздохом перешла к конструктивному диалогу. Детально пересказывать всё, о чём они там с Бабой-ягой болтали, у меня ни сил, ни терпения не хватит. А вы сами пробовали хоть когда-нибудь законспектировать разговор вашей тёщи из деревни с курящей девушкой из соседнего подъезда? Это ж одних выяснений отношений на полтора часа, если без драки. Вот и мы с государем не вмешивались…

В общем, вкратце выходило, что девица замуж пойти очень даже не против, но категорически отказывается быть разменной монетой в политических играх венценосного братца.

– Хочу сама себе суженого выбирать! А чего?! Вон в их цивилизованной Европе эпохи Возрождения все так делают! Чем я хуже ихней Гвиневры, или Брунгильды, или королевны Либуше с Джульеттой да Дездемоной?

Я бы, конечно, сказал чем, но сдержался ради Гороха. Он-то мужик правильный, чего ему за девичьи бредни лишний раз извиняться. Раз милашке уже восемнадцать стукнуло, значит, девица вполне дееспособна и может по полной отвечать за свои поступки. Тем более что и в рекламируемой ею Европе со свободой женщин тоже всё было далеко не так гладко, но сама суть претензий вскрылась в следующем…

– Почему у них рыцарский турнир в честь Прекрасной Дамы, а у нас шиш с маслом и полцарства в придачу?! А может, я с той половиной сбегу от жениха постылого? Может, я ему стекла толчёного в варенье подсыплю? Может, после брачной ночи напою да подушкой придуш… Ой, чегой-то я сразу все тайны выбалтываю?

– Продолжайте, продолжайте, мне очень интересно, – попросил я, делая очередные пометки в блокноте, но Марьяна опять ушла в глухую отказку.

– Да я ж уже все её претензии глупые наизусть знаю! Хошь, по памяти повторю?! – вскочил было покрасневший Горох, но я, похлопав царя по плечу, вежливо попросил удержаться от скоропалительных выводов и всё же выслушать оппонентку. Хотя нам с Ягой общий диагноз был совершенно ясен – романтикус передоз, причём в критической форме.

Царевна открыла было ротик, но…

– Пусти, ирод милицейский! Мне, может, к царю шибко надобно! – раздался за дверями визгливый голос дьяка Филимона. – Да, вот представь ты, блин, по делу! А по какому, тебе не скажу! Пусти, барбос блохастый, ить тебе же хуже будет…

Судя по шуму борьбы, деятельного дьяка удерживал не только наш Митька, но и четверо стрельцов царской охраны. Тем не менее он всё равно умудрился втиснуться меж дверью и косяком, на уровне метра от пола, осклабившись в счастливой улыбке:

– А-а… слово и дело государево-о!

– Молви, – тревожно приподнялся Горох.

– Так это… я чего… царь-батюшка, может, тебе водички, а?

Надо было видеть выражение лица надежи-государя. У него и так нервы ни к чёрту, и прежде чем я успел хоть словом вмешаться, он прыгнул вперёд и просто вышиб заботливого дьяка коленом в лоб!

– Уф… Даже полегчало как-то. Но ежели до вечера душой не отмякну, на кол посажу добродея в скуфейке! Так что там у тебя, сестрица, продолжай…

Марьяна сначала округлила, потом скромненько потупила очи, видимо, царский гнев произвёл своё впечатление, и тихонько попросила:

– Турнир бы…

– Ага, они там поубивают друг дружку, а на меня за это дело их отцы войной пойдут?! И не мечтай!

– Ну так и бескровный сообразить можно, – из чисто женской солидарности заступилась бабка. – Пущай содеют чего героическое в борьбе за сердце нашей красавицы…

– В мешках наперегонки попрыгают?

– А меча в камне у вас в Лукошкине нет? – игнорируя наш мужланский сарказм, вздохнула царевна, и на её ресницах вновь задрожали крупные слёзы.

– Ладно, ладно, не реви. – Горох встал и обнял сестру. – В камне мы мечей не держим, но если подумать, в подвалах навродь есть один меч. Подходящий…

Царевна недоверчиво всхлипнула, а меня ещё раз отпотчевали долгоиграющей сказкой про Змея Горыныча и меч-кладенец. Короче, всё по сюжету, практически всё одно и то же, но во втором чтении главный упор делался на преемственность поколений. Вроде как прапра… и прадедушка нашего Гороха получил этот меч из рук самого Бовы-королевича и уже по традиции передавал своим детям как надёжный знак незыблемости царской власти, ну и всё такое квасное и патриотичное…

– Вот ежели, к примеру, мы твоим женихам такой турнир устроим: кто в одной руке дольше всех меч-кладенец удержит, тот и победил?

– Ну-у, так мы узнаем только самого сильного, – надула губки Марьяна. – А ежели он дурак? Ежели обхождения европейского не знает? Ежели в литературе классической не подкован? Ежели…

– Дак нешто он тебе жеребец какой, чтоб подкованным быть? – решительно вмешалась Яга, потому что спор грозил затянуться до вечера, с перерывом на ночь и плавным переходом в утро. – Ты уж, красавица, сама реши, мужа себе ищешь али иллюстрацию книжную? Живой человек завсегда свои недостатки имеет. Ну так и что ж? На то ты и умница-разумница, чтоб из любого чурбана принца сказочного сделать!

Глазки царевны восторженно загорелись педагогическим азартом. Если б я в тот момент хоть близко представлял, какие страшные всходы даст бабкина идея…

– Ну вот и ладушки, – решил за всех Горох. – Хватаем меч и всех взашей, на турнир!

Я кивнул. Безопасность претендентов мы обеспечим, площадку стрельцы организуют, можно под это дело даже скоморохов каких-нибудь пригласить. Ну там музыку организовать, сбитень горячий, песни хоровые. Вроде всё нормально. Один вопрос…

– Вот только не могу понять, если ваш Бова-королевич был великаном, который со Змеем Горынычем один на один дрался, а вы потом этим же кладенцом ещё в детстве лопухи рубили, то при предположительных габаритах богатыря у него не меч был, а перочинный ножик…

– Не любо, не слушай, а врать не… – сорвался было на меня царь. – Вот скучный ты человек, Никита Иванович, всегда умеешь добрым людям всю сказку испортить. Да я тебе его покажу!

– А кстати, очень интересно, – охотно привстал я, но едва не упал обратно на лавку, ноги были ещё слабые.

Горох сочувственно похлопал меня по плечу, вышел на минуточку – дать указания по поводу срочного объявления грядущего «турниру» и, вернувшись, собственноручно накинул мне на плечи свой парчовый кафтан, нахлобучив на голову стрелецкую шапку.

– И это, лицо как-нибудь вниз опусти. Не дай бог, кто прознает, что ты живой, ить весь праздник боярской думе на корню испортишь. Пущай уж нынче выпьют «за упокой», а завтра огорчатся на похмельную голову.

Я был слишком слаб, чтобы всерьёз ко всему этому относиться. Если, по его мнению, так будет милосерднее, ради бога, кушайте на здоровье, не обляпайтесь. Раз уж я не помер, то в какой именно момент воскреснуть, возможно, и не так важно. Воскресну завтра, пусть не говорят потом, что милиция к боярам относится без сочувствия.

Под плотным конвоем царских стрельцов разнаряженного меня, весёленького Гороха, прихрамывающую бабку и подпрыгивающую, как воробышек, царевну торжественно сопроводили вниз, в подземелья. Бывать нам тут уже приходилось, но не на экскурсии, а по делу.

Мы прошли мимо охраняемой казны, потом другим коридором миновали камеры для заключённых и уже оттуда, ещё через две железные двери, вошли под крохотную арку с тяжёлым воздухом и запахом затхлости.

– Вы что же, антикварный предмет в таких жутких условиях храните?

– Не боись, мы тот предмет маслом мажем. – Государь щёлкнул ключом в замке и, распахнув скрипящую дверку, жестом пригласил нас внутрь.

– Чего мажете-то? – первой спросила бабка.