Золото для Агаты

— Это красная кайма губ, девочки ее еще краской красят. Что не знаете какой? Помада называется!

Он потрясающе рассказывал, все четко, точно, без воды, но с забавными шуточками. Заметив рисунки на руках Семы, он и это не смог оставить без внимания:

— Блатной что ли?

Сема с улыбкой пожал плечами.

— Любите, когда на вас рисуют? — Он заглянул в журнал и, к моему удивлению, правильно назвал имя, — Семен Сергеевич. Что ж, тогда готовьте свою переднюю стенку живота, будем рисовать пищеварительную систему. Масляные краски взять? Нет, они вонять будут… ладно, фломастеры возьмем!

Он продолжил объяснять, чуть улыбаясь. Я уже открыла рот в немом восторге, улыбаясь всей измученной душой. Он обожал после пары емких анатомических фраз произносить «Ясно?» или «Понятно?». Получив наши кивки, продолжал дальше.

Я просидела до перерыва с глупой улыбочкой. Когда Золотухин покинул комнату и скрылся в своем кабинете, мы с девчонками вышли в коридор. Первой нарушила тишину я, выдав слово, почему-то первое пришедшее мне на ум еще на паре:

— Очаровашка!

— Точно! — Очередная порция глупых улыбочек.

Понравился он, похоже, не только нам, половина группы с блестящими от восторга глазами говорили «Лапочка», «Пуся» и тому подобные милые пустячки. Белле все равно больше нравился биохимик. По крайней мере, шутки Золотухина были добрыми и необидными.

— Он еще нас не спрашивал.

— Переживем. — Уверенно сказала я. — Есть смысл учить.

Вторая половина пары прошла ничуть не хуже. Он что-то говорил о кружке по препарированию. Мол, кто заинтересуется, пусть подойдет. В принципе, возможность резать меня привлекала. Я впервые выходила из корпуса с улыбкой на все лицо. Меня даже противная история четвертой парой не пугала.

Очередная поездка в жестяной банке, полной кильки. Около часа мы сидели в фойе главного корпуса. Я даже затрудняюсь сказать, на каком оно этаже. Получается, вход расположен в низине, а холл чуть выше, выходя окнами на маленькую березовую рощу. Я порой с какой-то неопределенной тоской смотрю туда, замечая людей, таких разных и, порой пустых.

Наш староста решил развлечь группу. Он докапывался до девочки, недавно подкрасившейся в рыжий, и на деревенский манер называл ее «огневолосой». Мы хохотали, скатываясь со стульев и держась за животы. Завтра не встану со смеха! Давненько жизнь не давала мне возможности улыбнуться.

Зачетная неделя обернулась настоящим адом, особенно постарался папочка. Вместо поддержки я получила вечные моральные удары по своему безделью. Он даже сказал, что купит мне все заказанное, если я сдам сессию. Теперь я обладатель новенькой зеркальной камеры. С моим папой можно договориться. Я делаю то, что хочет он, а взамен получаю брюлики, технику и прочую ерунду. Чаще прошу книги. Они не предают, не обижают, не доводят…

Нас пугали сменой преподавателя. Его действительно сменили. Я чуть не рыкнула от возмущения. Мы первая группа! Над нами нельзя так издеваться! Это была девушка лет двадцати пяти-двадцати семи. С черными волосами с острым каре, как у Полины, длинным лицом и большими глазами. С несколько подростковой манерой говорить. Меня немного это раздражало. Мы в компании сами общались на слэнге, но семейный отпечаток остался. Отец учил меня говорить красиво и четко, выпуская ненужные междометия и слова-паразиты. Порой, они проскакивали, как у всех. Однако я старалась. Я благодарна отцу за такое воспитание, хотя свободы можно было бы давать и побольше. Девушка оказалась на редкость приставучей. Вникала во все до деталей, которых мы в принципе не могли знать. Нельзя же погружаться в такие дебри, не вылезешь потом! История для врача вообще сомнительный предмет, даже если она изучает развитие медицины. Я потихоньку позевывала. Меня не очень волновали пещерные люди, умевшие вытаскивать стрелы из ран и изгонять демонов. В общем, мне не понравилось. Хоть я и получила пять.

Когда мы вышли из кабинета по прошествии пары, Белла повисла на доске для объявлений:

— Мы на свободе!

— Своеобразная пытка. — Полина на ходу красила губы. — Очень жестоко.

— Экономика была хуже! — Меня передергивало от одной мысли об экономике. Каждый семинар одни и те же слова и никакого смысла. — Папа хотел, чтобы я учила ее углубленно.

— Гуманитарии! — Полинка закручивала флакончик с блеском. — Нам их не понять.

— Это им нас не понять! Они в терминологии запутаются! — Белла уже распрямилась и теперь наглаживала свой черный комбинезон от воображаемых складок.

Мы засмеялись и, обнявшись, пошли вниз к гардеробу. Если бы увидели нас в первый раз, наверняка приняли бы за студенток-глупышек, занимающих места на престижном факультете. На самом деле, обе при желании хорошо соображали и могли выдавать потрясающие вещи. Поля уже точно собиралась идти на нейрохирурга и с ума сходила от черепа, нервов и мозга. Когда мы проходили практику в неврологии, она чуть ли не пищала от удовольствия. С Беллой было сложнее, она думала, но на терапевта определенно бы не пошла. Она любила интересную и разнообразную работу. Такую как в реанимации, травме или экстренной хирургии. Я тоже подумывала о неврологии. Практика неплохо повлияла на это желание: менингиты, энцефалиты, так интересно и трудно! Еще мне нравится пульмонология. Пневмонии и бронхиты.

— Агат… — Белла смотрела на меня с улыбкой кота из Шрека. Если бы от меня зависел ее зачет, я бы еще поняла…

— Чего тебе, опухоль моей совести?

— Расскажи сказку!

«Сказками» Белла называла накатывающее на меня эротическое вдохновение. Я могла увидеть симпатичного дяденьку и накатать неприличную историю на тему «если бы мы…». Белла обожала их слушать или читать. Она закрывала глаза и с блаженным видом представляла услышанное. А порой и идейки подкидывала. В такие моменты я осознавала, что ее фантазия куда богаче моей. Что ж, мне есть чему учиться.

— Только не здесь!

— В нете скинь! — Канючила Беллка.

— Не хочу. — Поморщилась я. — О ком писать-то?

— О биохимике напиши!

— Фу! — Девочки захохотали, поймав на себе любопытные взгляды одногруппников.

— Он подходит к тебе и приглашает сдать лабу…

— Замолчи! — Я закрыла уши руками и на каблуках рванула через коридор.

Девчонки не страдали приступами доброты и любили издеваться надо мной, даже больше, чем клубы и шоппинг.

Домой я вернулась только около пяти. Итого, около десяти часов вне дома. Я сбросила тяжелую сумку с плеч и собиралась слить на кого-нибудь в доме все накопившиеся за день впечатления. Дома определенно кто-то был. Я уже собиралась крикнуть и набрала в грудь побольше воздуха…

— Прекрати ее терроризировать! Она еще подросток, естественно, ей наплевать на учебу!

— Именно это меня и беспокоит! Я не против гулянок, но ведь она предпочитает эти сельские кабачки!

— Ты не исправим!

— Жаклин, — отец иногда называл маму на французский манер, как и она его. Странные привычки не менее странных людей, — она уже имеет статус…

— А ты маразм! — Не выдержала мама и вышла в коридор. — Агата, ты уже вернулась? Кушать хочешь?

— Не буду вам мешать. — Спокойно ответила я, забирая свой чемодан и поднимаясь себе в комнату.

Что за привычка спорить по поводу и без?! Они даже банальную тему типа цвета занавесок не могут пройти спокойно, вечно скандалят, а потом удивляются, в кого я такая! Наверное, в соседа! Его не видно и не слышно. Я с силой ударила кулаком по кровати. Надеюсь, моя собственная судьба будет тихой гаванью. Я усмехнулась этой мысли. Отец говорил, что мужчины будут вешаться от моего характера. Они сбегали, было дело. Но ведь у меня получалось понравиться. Я умею быть обаятельной, если хочу. Еще один плюс отцовского воспитания.

Чтобы отвлечься от трений этой странной парочки — всегда считала брак дурным: скользкий политик и честный следователь — включила комп и стала листать анатомический атлас. Зашла в группу академии, когда сосочки языка стали мелькать перед глазами, как снежинки зимой. Вот о Наумыче: «Зачетный дед, пришел на экзамен по гисте и приседал на уши преподу, пока мы списывали!». Ну, над этим грех не посмеяться! Я стала листать дальше и наткнулась на фотографию молодого Золотухина. А очки все те же… хотя, по-моему, сейчас он посолиднее выглядит. Открыла комментарии, было их много. Хм, да здесь хвалебный роман можно писать! Студенты на него молиться готовы! Я усмехнулась, не удивительно. Спрашивает строго, заставляет без перчаток ковыряться в препаратах, однако компенсирует все непревзойденным педагогическим талантом и шикарным чувством юмора. Поразили фразы типа «Мои руки еще помнят тепло холодных трупов» — студентка. И сам Иваныч: «Суй палец в ушко! Суй, говорю!». Далее шла очередная порция благодарностей и прозвище — Золото.

«За глаза называли ЗОЛОТОЙ, и это не только из-за фамилии».

Во мне вдруг зашевелилось странное желание. Если раньше я гнала его прочь, то теперь оно стало нестерпимым. Я не могу больше держаться! Я выключила комп и уселась на диван с учебником по анатомии. Заглянувший в комнату папа (он периодически нарушал целостность моего личного пространства и вламывался ко мне, хорошо, с моментами не угадывал) так и остался стоять на пороге.

— Тебя что завалили? С чего такое рвение, я тебя месяца три с книжкой не видел?

— Есть преподы-зануды, а есть — коварные искусители.

— Да? Надо бы ему от администрации премию выписать. Он заставил мою дочь учиться!

Так как ругаться в этот раз было не о чем, папа покинул мою комнату достаточно быстро. Убедившись, что он ушел, я показала двери неприличный жест. Сразу понятно, насколько у нас нежные и доверительные отношения. Впрочем, это ничуть не отвлекло меня от изучения слюнных желез. Может, я даже экзамен сдам на пять! Раскатала губу, лежит она теперь там, и топчутся по ней студенты-медики.

Воображение пустилось в пляс. Вот она я с мехами по гисте и бэхе, сдаю анатомию, и моя стипендия мгновенно увеличивается, а как подлетает авторитет, и все это я сделала сама, без папы. Энергия сама стала усиленно пробираться в мозг, рождая желание трудиться. Я сверну горы в таком настроении и пару шей, если они попадутся мне на пути и не захотят убежать с криками «не давите нас!». В общем, не хочу лениться, хочу учиться!

Глава 4. Академские будни

Желание учиться как-то само собой перетекло во вполне позитивный настрой, и я занялась поисками подарка отцу на день защитника отечества. Не знаю, что уж он там защищает, разве свои интересы от избирателей. Именно так, я не оговорилась! Не люблю политику, не понимаю ее. Когда в первом семестре историю России читал у нас Лопатин, отец с удовольствием посещал его лекции. Может, хотел ознакомиться с теорией террора поглубже, а может, пытался понять, как его получше скрыть. Не знаю, я старалась не замечать его.

Поиски продвигались тяжело. В итоге я решила купить ему новый кожаный бумажник. Будет складывать в него редкую наличность. В основном, состояние он хранил в банках. У меня для расчетов была его карта, я могла пользоваться ей в любом случае, что я, собственно говоря, и не делала. Только подарки ему с нее покупала. И клянчила деньги у мамы, когда становилось совсем невмоготу.

Я уже третий час бродила по торговому центру, мозг плавился, я купила себе шоколадку и жадно восстанавливала утерянные нейромедиаторы. Телефон зазвонил где-то на дне сумки, я с трудом извлекла его оттуда. Звонила моя школьная подруга — Алла. Я не всегда понимала ее логику, честно сказать, я даже не всегда видела в ее поступках логику. Но она всегда была готова мне посочувствовать и параллельно посмеяться над моими проблемами. Алла просила встретиться. Через полчаса она уже обнимала меня с дикой радостью ребенка, которому мама купила мороженое. Последний закидон Аллочки заставил меня хохотать до сведения диафрагмы. Она неделю убила на соблазнение своего однокурсника, а когда тот понял, чего от него хотят, Алла обиделась. На мое предположение, что если бы он не захотел играть по ее правилам, она бы все равно обиделась, Алла горячо заверила, что так бы оно и было. И где здесь может быть логика?!

Передо мной стояла высокая девушка со светлыми волосами и щечками, блестящими губами и светящимися серо-синими глазами. Она была одета в черную куртку и белую шапку с пампушкой. На мне была похожая только серо-розовая. Алла мгновенно потрепала меня за помпон. И так каждый раз!

Мы вышли на улицу, собирая на мех пуховиков снежинки, и пошли по проспекту. Алла рассказывала, какой вредный у нее кавалер.

— Это который из? — Уточнила я.

— Это Владимир. — Вполне серьезно ответила она, я не смогла не улыбнуться.

— А Леопольда или Иннокентия нет?

— Нет! — Я получила оплеуху и прыснула. — В общем, я пригласила его к себе, там сюси-муси, все понятно, предков нет! А знаешь, что он сказал?

— Что он сейчас придет и ты обиделась?

— Что он устал!

Алла детально стала расписывать свои эмоции и гнев на некого Владимира. Я ее кавалеров не считала.

— А у тебя как на личном фронте?

— Ты прекрасно знаешь: я свободна.

— Давай завалимся в клуб, найдем тебе какого-нибудь дяденьку! На мальчика ведь ты не согласишься!

Алла говорила о дяденьке, потому что объекты моих симпатий и воздыханий были не младше двадцати пяти-тридцати лет. И мне вполне удавалось играть взрослую интеллигентную дамочку, скажем, врача-интерна. Знания позволяли. Как они реагировали, узнавая, сколько мне на самом деле лет! Особенно эффектно это было в шестнадцать. Мало кто из них знает, что уголовная ответственная предусмотрена только за связь с лицом до шестнадцати лет.

Был роман с одноклассником, скучнейшим типом. Он думал об игрушках и попойках. Я зевала и делала вид, что я восторге от его рассказов.

— Нет уж, избавь меня от этого!

— Я тебе кого-нибудь найду!

— У тебя склад что ли? Пришла, ага, вот этот для меня, этот для Агаты, этот пусть еще полежит…

— Круто! Прикинь, склад парней!

— Началось! — Алла принялась теоретизировать.

В целом прогулка вышла довольно веселой. Завтра уже в академию. Как это ужасно! Я словно совсем не отдыхала. Первый семестр прошел под девизом: два выходных леч факу! В субботу я делала химию, а воскресенье гуляла. Сейчас же свободного времени уменьшилось, а занятий только увеличилось! Как-то неравноценно…

* * *

Я дала себе честное слово Соколовой ни на что не злиться. Но поскольку мой папа политик, можно легко предположить, насколько мое обещание можно соотнести с реальностью. Папаша умчался в администрацию, кинув меня на произвол общественного транспорта. Маршрутка опоздала на семь минут, что привело меня в напряженное состояние. Я спокойна…

— Ты чего такая помятая? — Белла встретила меня в холле. Она была в дорогом черном платье с золотистым ремнем на талии.

— На маршрутке ехала. — Проворчала я.

— Бедняжка! А я подумала, что хочу не день рождения мотоцикл. Буду на нем ездить!

— Ага, в минус сорок в тесном платье. Ты по лестнице в нем с трудом поднимаешься!

— И что? Переоденусь в джинсы! — Белла надулась.

Я сначала хотела извиниться, а потом плюнула. Зачем? Я доставала тетрадку для лекции и искала ручку, когда услышала резкий свистящий выдох. Это Белла согнулась в полумесяц. В глазах ее постепенно появлялись слезы.

— Белл, Белл, прости! Я не хотела! — Ненавижу извиняться, у меня с этим всегда проблемы были. Как и с коммуникациями вообще.

Я попыталась как-то приобнять подругу.

— Меня Антон бросил! — Сквозь слезы прошептала она и закрыла лицо руками.

Тут уж я вовсе растерялась. Чем я помогу ее проблеме? Не могу же я поймать Антона и силой приволочь его к Беллке на поклон…

— Не реви! Сейчас придет физичка и прицепится с расспросами, будешь тогда всему потоку рассказывать!

— К черту поток! — Ревела подруга. Она успела сбросить со стола тетрадь, которая, разлетевшись на основную часть и вложенные шпаргалки, плавно спикировала на пол.

Я пыталась сообразить что-нибудь адекватное. Мозг метался. Я видела, как оборачиваются люди. Надо действовать. Я не придумала ничего лучше. Подняв Беллу лицом к себе, я с силой ударила ее по скуле ладонью. В ушах зазвенело, рука горела. Подруга мгновенно замерла. Она больше не ревела, слезы мгновенно высохли в зеленоватых глазах. Она сглотнула, таращась на меня так, словно впервые видела.

— Соколова… — губы с трудом ее слушались и слипались от блеска. — Я тебя сейчас на препараты разберу и Золотухину для опытов сдам!

Она поднялась на ноги. Дело — труба. Хорошо, что я сижу ближе к выходу. Недолго думая, я рванула к выходу из лекционной. За спиной застучали каблуки. Девушки, носите узкие платья! Бегать в них, конечно, неудобно, зато ваш враг получает приличную фору. Я обернулась, подруга снимала с ноги шпильку. Сейчас я стану пособием по судебной медицине: перелом височной кости ударом в висок острым предметом, конкретнее — каблуком женской туфельки. Я во что-то врезалась.

— Ничего себе пельмень! Что за побег? Соколова!

— Из…извините!

Передо мной стояла удивленная, а впрочем, тут по-другому и не скажешь, офигевшая Валентина Ивановна — преподаватель физики, доцент и по совместительству куратор первой группы леч фака. Я отошла внутрь и только тогда заметила, как ухохатываются верхние ряды. Некоторые колотили кулаками по столам от смеха. Белла уже успела полностью разуться и, демонстративно виляя бедрами, вернулась на свое место. Я с осторожностью пробралась на свое и села. Кажется, пронесло. Тут что-то со звоном коснулось моего затылка. Я чуть не уткнулась носом в тетрадь. Белла с улыбкой развела руками:

— Это мед, детка!

Она явно пришла в себя, думаю, мой удар вернул ее в адекватную реальность. Правда, Белла наотрез отказалась рассказывать о произошедшем после лекции. Сказала, что хочет провести спокойный день без упоминаний об Антоне. Хозяин — барин. Я не лезла. Решила спросить на следующий день. Она должна была еще больше остыть и успокоиться.

Мой прогноз не оправдался. Перед лекцией по гистологии Белла вновь устроила шоу. Правда, в этот раз она не ревела, а злилась. Начнем сначала: подруга влетела в аудиторию и с громким шлепком уронила сумку около меня, заставив подскочить. Я повторяла анатомию. Не хотелось опозориться в глазах анатома на первом же опросе. Она прошипела что-то невнятное и начинала топтать каблуками пол. Я отложила атлас — тяжеленую книгу с множеством картинок и развернулась боком к причине хаоса. Еще немного и пол обвалится, мы все свалимся в анатомичку и навечно останемся здесь в заспиртованном состоянии.

— Что на этот раз?